В поиске Бога

Сочинение русского добровольца Александра Кравченко

Услышал беседу митрополита Тихона (Шевкунова),  в которой он рассуждал  о духовном содержании советских эстрадных песен. Привел он в пример песню из фильма «Иван Васильевич меняет профессию» - «Счастье вдруг..». По его словам в этой песни заложен глубокий смысл – что все, что происходит с человеком не напрасно и не случайно, так как это ведёт его в счастью  или к познанию смыслов. 
Услышав эти рассуждения я вспомнил как в детстве, а мне  тогда было примерно10-11 лет,  я воспринимал песню Аллы Пугачевой "Жизнь невозможно повернуть назад и время ни на миг не остановишь». Эта песня на меня, ребенка, производила огромное, глубокое впечатление.  Именно тогда я осознал конечность  моего личного бытия. То есть пришла ко мне память смертная. И  от этого осознания мне было до боли горько и грустно. Стало мне   тогда совершенно ясно, что рано или поздно я умру и умрут мои близкие и что будет невообразимая пустота. И именно эта песня Пугачёвой  усиливало чувство обречённости.
 Слушая владыку Тихона  я восстановил в памяти свои впечатления, и понял что это было возможно первое  духовное ощущения, которое я испытал в своей жизни.
Бабушка моя, баба Нюра, мать моей матери была женщиной очень верующей хотя и неграмотной, и я был свидетелем в детстве  как она на коленях молилась. В нашей семье говорили про неё, что она была святым человеком не только за её веру и церковность, но и за человеческие качества – скромность , кротость непритязательность. Она была одним из тех «белых платочков»  (русских церковных женщин) , которые по словам патриарха Алексия Первого спасли Русскую церковь в годы гонений.
Она приезжала к нам из своего посёлка Осакаровка в наш Мичуринский совхоз,  где жила наша семья, для того чтобы нянчиться с  младшей сестрой. Вероятно я был не очень послушным   ребёнком. Она  говорила что если я не буду доедать хлеб, то Бог  меня в огонь посадит.  В моём детском сознании слова «огонь» преломилась в «вагон», и я недоумевал почему это Бог меня в вагон посадит. Потом уже через много лет, в каком-то смысле проклиная свою жизнь из-за того что я постоянно куда-то двигался и меня не было непостоянного приюта ни место где бы я мог обрести покой, я вспомнил  слова своей бабушки. И вспоминая её предостережения сделал вывод, что  именно так Господь меня наказал , за грехи юности моей посадив меня пока не в  огонь вечный, а в железнодорожный вагон, в котором я бесконечно колесил из  города в город.
Стою сейчас в церкви слышу как  сын мой Стефан читает – «На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжуся вовек».
Вспоминая былое, на ум приходит  то что со мной происходило в пионерском лагере «Дружных». Он находился недалеко от реки Нура в Карагандинской области, туда от нашего совхоза нас, школьников, регулярно вывозили вовремя летних каникул. Лагерь этот был самым  обычным, таких в СССР были тысячи.
В этом лагере я  нашёл  уединённое место - за летним душем. Здесь проходила  граница лагеря со внешним миром. Граница эта обозначалось как водится забором, который был обсажен деревьями , возможно акациями или клёнами. Здесь было место с которого открывался вид на великую степь, она уходила в даль на восток к реке Нура, вдалеке виднелись сопки и очертания  Горы, которую наши пионер-вожатые называли  Тамара.
Здесь было тенисто, прохладно и приятно. Вот в этом месте я проводил некоторое время, свободное от пионерских дел. Проводил время в полном одиночестве,  просто  созерцая степные дали. Возможно слушал как стрекочут и жужжат насекомые или поют птицы.
 Наверное это не совсем нормальное поведение для мальчика в 10 лет и тем не менее я это делал постоянно из года в год. Из года в год просто сидел и смотрел  в степную даль. Возможно в душе была тоска, память смертная не давала ей покоя. Но в тоже время это место влекло, оно было каким-то   утешительным  для  моей детской души. Мне кажется, что в том месте и  в то время в душе моей пробуждались духовные чувства и  подобное созерцание природы заменяла молитву, храм,  истинное знание о Боге.
Любопытство
По прошествии нескольких лет, то есть уже в юности, у меня появилась любопытство к религии.  От части это было связано с моим увлечением истории, а  от части с тем, что религия была запретным плодом в СССР.
 Первое мое знакомство со Святым Писанием состоялась, как и, наверное, у многих советских людей с книги кощунственной и богохульный «Забавное Евангелие» французского автора XIX века Лео Таксиля.,
 Эта книга давала возможность многим людям в СССР познакомиться с отдельными отрывками из  Святого Писания.  В  книге помимо откровенного кощунства  были выдержки из Евангелия, даваемые без искажений, их я внимательно  читал  и даже пытался выписывать. Занятия эти побуждали  меня   к дальнейшим поискам.
Затем  была книга Булгакова  «Мастер и Маргарита», в ней можно было подчеркнуть  некоторые  сведения о Христе. Теперь же конечно я категорически не советую читать эту книгу, как впрочем и все другие книги Булгакова.
 Одним словом у меня  молодого человека, несмотря на сумбурность юной жизни была ярко выраженное стремление  к духовной  пищи.
 Летом 1989 года я занимался подготовкой учредительного собрания общества «Мемориал» в городе Караганде. У нас , в Казахстане, это общество получило название «Адилет», что  по-арабски значит справедливость. Было это всё под контролем  Обкома коммунистической партии, но тем не менее, возможность  к свободному творчеству  имела место быть. 
Мне пришла в голову мысль, что неплохо бы пригласить на это собрание представителей религиозных  общин. Я знал  только  одно такое сообщество. Проезжая с района города Юго-Восток в район старого Аэропорта, где жила моя семья, я каждый раз видел большой частный дом с надписью «Дом молитвы». В нем располагалась, как потом я понял   протестантская община, не знаю какого толка. Я к ним отправился, чтобы пригласить их на наше учредительное собрание. Особого интереса у протестантов  общественные дела не вызывали,  но ко мне они отнеслись доброжелательно. Молодой человек немногим старше 20 лет, с открытой улыбкой дал мне при расставании небольшую брошюрку с  выдержками из Святого Писания, которую я в последствии регулярно читал и даже сохранил её  до сего дня.
Вспоминая эту книжицу от протестантов, я с ней вместе  с друзьями  лазил по крышам  там у нас была,  как сегодня молодежь говорит тусовка. Вот на этой тусовке мы  пытались читать  эту брошюру с  выдержками из Святого Писания. Это был чистый «выпендреж», потребность молодого человека, то есть меня выделиться из своей молодёжной колхозной среды. С нами в этих не очень хороших занятиях  был Паша Короленко,  он был  из очень религиозной семьи – пятидесятников. Сам же он к вере своих родителей был равнодушен и даже отличался хулиганистыми наклонностями, в последствии он попал в тюрьму. Но  когда я начинал читать, свесив ноги с крыши нашего техникума, он изменился в лице и как будто бы в нём  не мой вопрос зачем я это делаю, зачем я здесь на этих молодежных тусовках читаю   это. Видно он понимал, что это делать здесь неправильно, неуместно,  это очень серьезные вещи и к ним надо относиться серьезно, или как бы я сейчас сказал благоговейно.
Несмотря на моё любопытство к религии и некое подобие поисков,  это особенно  не влияло на меня в  нравственном отношении. Жил я тогда без особых ориентиров как и большинство молодых людей в то время. Единственное, что я твердо знал - за все,  чтобы я не делал плохого или безнравственного, за всё будет рано или поздно воздаяния. Это пришло ко мне из моего небольшого жизненного опыта. Особенно осознание этого духовного закона  укрепилась во мне во время службы Советской армии, где поступки те или иные относительно быстро имели свои последствия.
Близкие мне взрослые не могли серьёзно повлиять на меня, ибо и они тоже в момент разрушения советского общество стали утрачивать нравственные ориентиры.
Трагедия русского народа конца XX века заключается в том, что он не смог заместить в себе пропадающее коммунистическое мировоззрение  на своё, родное православное.
Стремление к  духовности продолжала быть, но оно было очень нестабильно и  неустойчиво. Так, когда меня брали в армию, и я  на вопрос анкеты о религиозной принадлежности  написал, что я православный. Но на настойчивые вопросы офицера, я сразу же сказал, что я пошутил. 
На войне
Потом я оказался на войне. Оказался там совершенно по своей собственной воле, Война  особенно обостряет духовные чувства, правда у человека неподготовленного они могут иметь гипертрофированное выражение.
 Предостаточно была в моей военной практике случаев, чтобы увидеть и подтвердить уже ранее у меня имевшая мысль причинно-следственной связи наших бед. Потому что как правило они  следуют за нами ведущих  бездуховной образ жизни.
На войне  память смертная меня  почти никогда не покидала. Я боялся смерти, ни ранении  ни увечий но именно смерти.
Первый мой бой, где я увидел погибших и раненых своих товарищей, где была и предательство, и героизм и самопожертвование. В этом бою Господь дал мне возможность  нравственного выбора между трусливым предательством, бесчестием и нравственным поступкам ради ближнего своего и выбор нравственный мог стоить мне жизни. И слава тебе Господи я сделал тогда правильный выбор. И выбор этот повлиял на всю мою дальнейшую жизнь.
В том же бою я и мои товарищи стали  свидетелями, какого-то удивительного, может быть и не чудесного, но всё же явление. Звон церковного колокола, где - то далеко внизу в Вышеградской долине оповестил нас о нашем спасении, то есть выходе из окружения и спасение жизни тяжело раненного Игоря, который был у нас на руках.
 Этот бой произвел на меня сильное впечатление. Я хотел даже покинуть войну, уехать оттуда.
 В те дни,  когда тоска  и стресс снимались  алкоголем, в присутствии священника я совершил на мой взгляд,  страшный поступок,  объявил  что   мы верим в языческого бога Перуна.
 Утром, когда я осознал весь ужас этого поступка утешиться я никак не мог, тогда я не знал ещё о Таинстве  покаяния и  подсказать мне никто не мог. Единственное что я мог сделать это ходить возле Вышеградской церкви и просить у Бога прощения.
 На войне есть предчувствие смерти, и своей и товарищей. Это людям военным, хорошо известно.  В этом есть некий фатализм, некая духовная предопределенность зависящая, в том числе от  наших поступков.
 Были в нашей добровольческой среде отдельные люди, которые знали в чем тут дело и могли подсказать. В жизни это очень важно, чтобы кто нибудь мог подсказать.
В стихотворении Анны Хaйль (творческий псевдоним Логиня) есть такие слова:
Грех сладок и прилипчив, словно мёд:
Запачкался – и в жизни не отмыться...
Дай Бог, чтоб оказался рядом тот,
Кто не позволит грешному свершиться.
Но таковых было мало. Имею ввиду людей верующих, православных. И не смотря на их малочисленность они на меня произвели огромное впечатление. Они не проповедовали, наверно это было бесполезно. Лишь иногда делали какие-то замечания по поводу нашего поведения, за это им большое спасибо.
 Они  не вызывали у нас раздражение и неприятие, так как были отличными войнами. К их образу кротости и смирения я неоднократно обращался в своих мыслях.
Последнее ранение было для меня совершенно неожиданным , странным и наверно совершенно закономерным. Оно стало очень тяжелым для моей психики, я оказался в полном уныние и в глубоком депрессивном состоянии. Жизни казалось бессмысленной и постылой, неудачи следовали одна за другой. Выхода  я никакого не видел. Целыми днями я лежал, накрывшись с головой, плохо общался, мало ел.
Мне на помощь пришли добрые сербские люди (лежал я тогда в сербском Белграде, в Военно-медицинской академии). Прежде всего, медицинские сестры, и особенно Ядранка, жена сербского офицера, мать троих детей. Её младший сын Филипп, в 16 лет поехал добровольцем в Сербское Сараево, а через год трагически погиб в Белграде. Эти люди явили по отношению ко мне искреннюю любовь, и это придало много сил для возвращение к жизни.
Спасительной для меня тогда стала молитва, обращение к Богу с просьбой о прощении.  Лежа на больничной койке в отделении физиотерапии я отворачивался к стене закрывал глаза и молился. Это была моя первая регулярная молитва, которую совершал как некое правило несколько раз в день. Помню, что я тогда полностью смирился со своею судьбой и  просто просил у Господа простить меня за всё и помиловать меня, то есть дать мне возможность по-другому устроить свою жизнь. Хорошо помню, что после этих молитв, открывая глаза мне казалось, что вокруг меня свет начинает светить по-другому, как бы преображаясь это было для меня очень удивительно. Совершенно ясно, что молитва для меня тогда была отрадой и утешением.
После выписки из ВМА жизнь моя как-то стало налаживаться и мне казалось, что теперь скорбей больше не будет. Но к Богу я тогда не обратился и не стал на путь истинного покаяния и  воцерковления. Жизнь моя продолжилась в том самом русле, в котором она и была прежде, только - материальные трудности от меня отступили, так как я получил от  сербского государства очень хорошую пенсию. Вера в Бога была, но жизнь моя не менялась.
 Постепенно количество грехов увеличилась, и с ними увеличивались скорби. Всё дошло до того что мне и сама жизнь стала в тягость. Примерно в этот момент до меня дошло известие о смерти моего отца, который умер в одиночестве в далекой Караганде за 5000 км от меня, ему было  47 лет. Хотя мы не были особенно близки с отцом, но смерть  его поразила меня и я всё бросив, отправился к себе на родину. Я не мог быть на его погребении, но было неодолимое чувство, что надо побывать на могиле отца, поклонится его праху и тем самым выполнить свой сыновий долг.
Вернувшись из Казахстана, я решил твердо встать на путь покаяния и  церковной жизни. Правда, имел я об этом очень смутные представления. Хорошо помню это было время Великого поста, я старался поститься. Хотя тогда я не ходил на богослужение и не причащался. Но пост очень благотворно повлиял на меня.
 Жил я тогда  в замечательной русской деревне в доме у   мамы, недалеко от Петербурга. Был зимний вечер. Лежал я в уютной комнате, на постели в тёплом деревянном доме. И пришла мне  одна мысль в тот вечер, - вот я уже  3 года после ранения в голову  не прочитал, ни одного слова, но я ведь мог бы по слогам, по буквам прочитать целую книгу.
Посетившая мысль, меня  привела сразу же к действию. Я встал с постели, взял ту самую книжицу, которую мне дали протестанты в Караганде, и прочитал по слогам первую в ней строку -  «Вначале сотворил Бог небо и землю». И вот с этого вечера начинается моя православная жизнь, но правда еще не церковная.
Был у меня привезенный сербский молитвослов все молитвы в нем были на сербском языке, кроме одной- «Отче наш», она была на церковно славянском.  Это был мой первый молитвослов, по нему я начал молится и молитвы были на сербском языке.
В Сербской  Боснии, куда я вернулся в 1996  году, с целью учиться в университете, принял для себя решение ходить регулярно в церковь. Это я делал и по воскресным дням и  ежедневно  по дороге на учёбу и после неё. Заходя в храм утром по дороге в университет я попадал на утреннюю службу. В церкви как правило был только священник, девушка –певчая и я. Это было в городке Пале, храм там был посвящен Успению Пресвятой Богородицы.
Я мало что понимал в церковном богослужении и в духовной практики православия. Мало что понимая я упорно посещал церковь, считал что  раз я русский то  должен  ходить в храм.
Сначала конечно это было эпизодически, потом более постоянно. Первое время я приходил почти к самому концу службы, затем постепенно увеличивал своё пребывание в храме. Естественно в церковной службе я ничего не понимал.
 Помню первые свои восторги когда вдруг открывались передо мной отдельные фразы православного богослужения. Например «Достойно и праведно есть поклоняться Отцу и Сыну и Святому Духу.». Я ходил очарованный по городу и повторял эти слова про себя.
Через несколько лет такой духовной практики я решил для себя окончательно что должен возвращаться в Россию. Только на Родине, как я считал, смогу  реализоваться как православный христианин.
Перед возвращением в Россию со мной произошло важнейшее событие в моей жизни. Речь идет о посещении сербского монастыря Врачишница. За что я благодарен своим друзьям покойному Радмила Савич -Брацо и ныне здравствующему Милану Церовина. Эти замечательные люди отвезли меня в этот монастырь, который  произвел на меня глубокое впечатление. В этой женской обители шла настоящая духовная жизнь и благодать Божия осязаемым образом  присутствовала  здесь. После первого посещения Врачевшницы я сказал своим спутникам   что теперь я знаю что такое любовь Божья.
***
В 1995 году состоялась для меня очень важная встреча. За год до этого в Боснии погиб русский доброволец Роман Малышев, который перед тем как отправится на войну был послушникам Валаамского монастыря. У Романа было множество друзей среди православных людей и они пытались узнать о его боевом пути и его гибели.
 Это был июль месяц. В Москве я оказался по дороге в Сербию и жил какое-то время у своих друзей добровольцев на съемной квартире. В один из дней раздался звонок и женский голос представившейся Еленой попросил о встречи для того что бы выслушать историю Романа. Договорились встретиться у метро.
На встречу пришла молодая женщина необычного вида. Она была одета в длинную юбку, имела настоящую русскую косу, на лице не было никаких следов косметики. Всё это было так необычно на фоне  московских реалий, как будто женщина эта явилась из другого мира. И чувствовалась в её облики некая истинная красота русской женщины. Наверно тогда у меня возникла мысль, что вера православная преображает не только внутренний мир, но и внешний  облик человека.
Через несколько лет с Еленой мы встретились в Боснии, она приезжала на могилу Романа Малышева. Общение продолжилось и после. Через знакомую Елены Галину я получил десятка два аудио кассет с проповедями отца Димитрия Смирного. Сейчас, когда я пишу эти строки отец Дмитрий уже как несколько месяцев упокоился. После его упокоения я снова стал слушать его проповеди, этого я не делал с тех самых пор как вернулся из Сербии. И тогда и сейчас проповеди отца Димитрия имели сильное воздействия на меня, на становление меня как христианина.
Крещение
 На удивление хорошо помню своё крещение. Оно произошло летом в посёлке Осакаровке, в доме моей бабушки, бабы Нюры. Почему в доме? Вероятно от того что мать побоялась пойти в  церковь, ведь она была учителем. Такие были коммунистические времена.
 Ходить в церковь боялись, и поэтому пригласили священника на дом. Мне тогда было 7  или 6 лет. Время было летнее, жаркое. Крестили меня и мою сестру Наталью, которая была младше меня на 4 года.
Почему-то мне очень долгое время казалось, что крестила нас женщина, возможно священник в рясе произвел на меня, заплаканного такое впечатление. А может быть и Действительно это была женщина, что не за  не запрещается канонами церкви при особых обстоятельствах.
Уже в зрелом возрасте я попросил, чтобы меня по крестили снова чином «Аще не крещен», которой применяется, если есть сомнения. Это случилось в монастыре Савина в Черногории крестил меня игумен Юстин, вечная ему память.
 Вечером, после крещения в бабушкином доме, как водится было праздничное застолье. Не помню точно, но наверняка на столе было традиционное
Я стоял в проеме двери с расстегнутой рубашкой, чтобы все видели мой  крест. Мне почему-то казалось, что вот я с крестом похож на белого офицера или казака, как у их обычно показывали  в советских фильмах.
Похороны бабушки  Нюры
В храме Божьем  первый раз я оказался во время отпевания моей бабушки – бабы Нюры. Церковь  на меня  произвела светлое впечатление, особенно цвет неба  на росписи храма.
Это случилось летом 1982 года. Несмотря на совсем юный возраст, я всё   запомнил. Это было величественное неторопливое действия проводов человека в иной  мир, где важна была каждая деталь, каждое действие.
Бабушка, как и водилось у русского народа, заранее готовила своё погребения. Она собрала  деньги, и все те вещи, которые необходимы для русского  похоронного обряда. Всё делалось так как приписывал древний обычай, и никто из многочисленных родственников, воспитанных в советское время, не посмел нарушить его.
Было все величественно, как будто провожали  неграмотную крестьянку, а особу княжеского рода.
Таковы были от у век русские обычаях, всему придавалось огромное значение. Здесь всё удивительно, таинственно и возвышено все подчеркивает величие происходящего, нет торопливости и небрежения.
С болью в сердце смотрю на современные торопливые похороны, как будто человека стараются побыстрей спровадить, чтобы вернуться к своим повседневным делам.

январь 2021 года, Москва - Алушта


Рецензии