Коллекция Брэйдинга-4. Патрисия Вентворт

Патриция Вентворт

                КОЛЛЕКЦИЯ БРЭЙДИНГА 
                (Мисс Мод Сильвер – 18)

ГЛАВА 17

Мисс Сильвер обычно вскрывала полученные письма до того, как приступала к чтению утренних газет. Во время войны ей случалось отступать от традиции, но, за исключением обстоятельств, связанных с чрезвычайным положением в стране, она предпочитала разобраться со своей корреспонденцией, а уж потом просматривать заголовки. В это субботнее утро в Лондоне было даже жарче, чем в Ледстоу. Термометр в спальне уже зарегистрировал 75°, и к полудню наверняка пройдёт отметку 80°. (57).
Она принялась сортировать письма: одно – от племянницы Этель Буркетт; одно – от Глэдис, сестры Этель, эгоистичной молодой особы, к которой мисс Сильвер не испытывала особой привязанности. Почерк на третьем мисс Сильвер уже видела раньше, но не сразу узнала. Почтовый штемпель Ледстоу. Её брови слегка нахмурились. Автором письма был мистер Льюис Брэйдинг. Он назначил встречу и нанёс ей визит около двух недель назад, и она не испытала приятного удивления – о, совсем нет. Она отложила его послание в сторону и распечатала письмо Этель Буркетт.
«Дорогая тётя Мод,
Шарфик – просто прелесть...»
Глаза мисс Сильвер с нежностью смотрели на страницу. Милая Этель – всегда такая ласковая, такая благодарная. И шарф на самом деле вообще ничего не стоил – его связали из шерсти, оставшейся после двух джемперов Этель и пары платьев для маленькой Джозефины. Такая милая, здоровая маленькая девочка, и такая хорошая, несмотря на то, что у неё есть три брата, которые могли бы её испортить.
Вернувшись к письму, она с беспокойством прочитала, что Джозефина простудилась – «так мучительно при нынешней погоде» – и с облегчением узнала, что «сейчас, к счастью, она полностью выздоровела, и на щёчки снова вернулся румянец». Мальчики наслаждались каникулами – муж Этель управлял банком в провинциальном городке Мидлендса, но «в сентябре мы надеемся две недели отдохнуть на море. Мэри Лофтус предложила обменяться домами. Ей приходится заниматься этим утомительным мебельным предприятием её дяди Джеймса. И, дорогая тётя, вы должны выкроить время и приехать к нам на 2-17 сентября. С любовью от всех нас, Этель».
Мисс Сильвер удовлетворённо кашлянув. Две недели у моря с дорогой Этель и детьми – поистине восхитительно. Она сделает всё возможное, чтобы выкроить время.
К письму Глэдис мисс Сильвер приступила с гораздо меньшей теплотой. Глэдис никогда не писала, если не хотела что-то заполучить, и никогда не думала ни о ком, кроме себя. И это продолжалось на протяжении всей войны. Она вышла замуж за состоятельного мужчину среднего возраста, потому что ей не нравилось собственноручно зарабатывать на жизнь. Сначала преимущества перевешивали недостатки. Теперь, когда подоходный налог стал таким большим, стоимость жизни – так высока, а помощь по дому – почти недоступна, Глэдис снова пришлось работать: готовить, убирать, чистить. Преимущества исчезли, а недостатки остались. Пожилой муж состарился ещё на десять лет, и Глэдис чувствовала, что оказалась в крайне невыгодном положении. «Не то, чтобы я не могла получить работу, причём хорошую. Уверена, что деньги, которые получают некоторые из этих девушек, открыли бы вам глаза. Не за готовку, уборку и тому подобное. По сути дела, я всего лишь бесплатная служанка...»
Мисс Сильвер прочитала до конца с глубоким неодобрением. Такое письмо недостойно настоящей дамы. А постскриптум! Взгромоздив Оссу на Пелион (58), Глэдис написала: «В следующий раз, когда соберётесь уезжать, позвоните мне. Я могла бы приехать и присмотреть за квартирой, а заодно посетить театры. Эндрю трудно уговорить, чтобы получить разрешение отлучиться вечером».
Мисс Сильвер положила письмо на стол, поджав губы.
И затем вскрыла конверт Льюиса Брэйдинга с чувством отвращения. Он ей не нравился – о, абсолютно. «Личная выгода – нет более сильного мотива»; просто шокирующее утверждение! А его обращение с этим несчастным секретарём! Очень опасно и действительно граничит с шантажом. Она развернула письмо и прочитала:
«Уважаемая госпожа,
Я пишу, чтобы попросить вас пересмотреть своё решение. События развиваются. Дело конфиденциально, и я не хочу идти в полицию – в настоящее время. Уорн-Хаус – неплохой загородный клуб. Я забронировал для вас комнату и обращаюсь к вам с просьбой о незамедлительном приезде. Сумму вознаграждения назовите сами. Если вы мне позвоните и сообщите, на каком поезде прибудете, я встречу вас в Ледстоу.
С уважением,
Льюис Брэйдинг».
Мисс Сильвер откинулась на спинку стула и посмотрела на страницу. Любопытное послание – формальное и точное. Но строчки отклонялись вверх, а подпись смазалась. Письмо явно было написано на скорую руку и в результате какого-то сильного побуждения. «Сумму вознаграждения назовите сами…» То ли что-то случилось, то ли он боялся, что что-то должно произойти. Мисс Сильвер прикинула в уме различные варианты. Да, это могло бы оказаться интересным. Но ей не нравился мистер Брэйдинг.
Она отложила письмо и открыла утреннюю газету. Имя, вертевшееся у неё в голове, выделялось жирным заголовком на первой же странице:
КОЛЛЕКЦИЯ БРЭЙДИНГА
МИСТЕР ЛЬЮИС БРЭЙДИНГ НАЙДЕН УБИТЫМ
– Боже мой! – проронила мисс Сильвер и принялась за чтение. Написано было много, но фактов в статье содержалось мало. Всё уместилось в две колонки, причём о Коллекции Брэйдинга говорилось гораздо больше, чем о внезапной смерти самого мистера Брэйдинга. Его двоюродный брат майор Форрест, пришедший к хозяину на заранее обговорённую встречу, нашёл его застреленным в собственной лаборатории. Брэйдинг упал на стол, за которым сидел. Револьвер лежал рядом с ним на полу. Майор Форрест сразу же позвонил в полицейский участок Ледстоу и послал за доктором, констатировавшим смерть. Прочая масса слов – и об этом, и о Коллекции – интереса не представляла.
После недолгих размышлений мисс Сильвер сняла трубу и назвала телефонистке личный номер главного констебля Ледшира. Она надеялась, что в такой ранний час их соединят без промедления. И действительно, почти не пришлось ждать, пока знакомый голос произнесёт:
– Привет!
– Это мисс Сильвер, Рэндал.
На другом конце линии Рэндал Марч беззвучно присвистнул. После чего продолжил:
– Я слушаю. Чем могу помочь?
– У вас всё хорошо? У Реты? У малыша?
– Цветут как розы. Итак?
– Дело Брэйдинга.
– И как вы в это впутались?
Мисс Сильвер никогда бы не допустила подобного выражения на занятиях. Она кашлянула с оттенком осуждения.
– Мой дорогой Рэндал!
– Ну ладно, ладно, так в чём причина?
– Две недели назад меня навестил…
– Кто?
– Мистер Брэйдинг.
– Почему?
– У него возникли затруднения. Он хотел, чтобы я приехала в Уорн. Я отказалась.
– Снова спрашиваю: почему?
На этот раз кашель носил осуждающий характер.
– Дело не привлекло меня. 
– И?
– Это ещё не всё, Рэндал.
Он коротко рассмеялся.
– Я и не думал, что этим закончится.
– Нет. Сегодня утром я получила от него письмо.
– Вот как!
– Почтовый штемпель – Ледстоу, два тридцать, так что сам понимаешь…
– Что в нём говорится?
– Что произошли некие события. Что он снял мне комнату в Уорн-Хаусе. Что любой поезд, на котором я могу приехать сегодня, будет встречен. И чтобы я сама назвала сумму вознаграждения.
На этот раз Марч просвистел вслух.
– И что вы решили?
Она задумчиво ответила:
– Я ещё не приняла решение. Очевидно, майор Форрест является душеприказчиком своего двоюродного брата.
– Это сказал вам сам Брэйдинг?
– Да, Рэндал.
– Во время визита? Когда вы ответили отказом?
– Да.
– Вам не приходило в голову, что он предвидел… как бы это сказать… только что случившееся?
Она кашлянула.
– Я бы не стала выражаться так резко. Он предпринял определённые меры.
Повисло молчание. Рэндал Марч нахмурился и произнёс:
– Я бы хотел увидеться с вами.
Слабое покашливание.
– Я подумала, что мне следует позвонить майору Форресту. Если он пожелает, я могла бы приехать в Уорн-Хаус на выходные. Без его одобрения просьба мистера Брэйдинга невыполнима – у меня нет статуса.
– Я понял, – согласился Марч. – Дайте мне знать, если приедете. Я должен встретиться с вами.
Звонок мисс Сильвер застал Чарльза Форреста в кабинете двоюродного брата в Уорн-Хаусе. Она решила, что с большей вероятностью найдёт его там, нежели по его собственному адресу, который, кроме того, придётся выяснять, а номер мистера Брэйдинга был напечатан на бумаге для заметок.
Когда она добралась до коммутатора, голос сообщил:
– Это номер мистера Брейдинга. Мы переведём звонок на клуб.
Мисс Сильвер поблагодарила и стала ждать.
Следующей собеседницей оказалась Эдна Снагге.
– Майор Форрест? Да, он здесь. Соединяю.
В кабинете Чарльз Форрест поднял трубку. Чрезвычайно приятный голос повторил его имя в вопросительной манере. Он ответил:
– Я слушаю.
Лёгкое покашливание.
– Меня зовут мисс Мод Сильвер. Я не знаю, говорит ли вам это о чём-нибудь.
Усталое безразличие на лице Чарльза сменилось напряжённым вниманием. Он сказал:
– Да.
– Могу ли я спросить, в связи с чем?
– Мой двоюродный брат оставил письмо – я полагаю, вы слышали?
– Я читала утренние газеты.
– Он хотел, чтобы вас вызвали… если что-нибудь случится. Он навещал вас две недели назад?
– Да.
– Он хотел, чтобы вы приехали ещё тогда. Вы отказались. Его это впечатлило. По его словам, вы предупредили его, что он встал на опасный путь.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Боюсь, что он проигнорировал моё предупреждение.
– Он пришёл домой и написал мне письмо, которое только что нашли. Он предупредил, что в случае выхода событий из-под его контроля хотел бы, чтобы вас вызвали на консультацию.
– Боже мой! – проронила мисс Сильвер и продолжила: – Я получила письмо от мистера Брэйдинга сегодня утром. Он настаивал на приезде в Уорн. Он сообщил, что забронировал для меня комнату и встретит любой поезд, который я сочту удобным.
– Сегодня?
– Да, майор Форрест.
Чарльз нахмурился ещё сильнее. Что, чёрт возьми, задумал Льюис, и откуда он выкопал частного детектива с речью старомодной гувернантки? Конечно, ему придётся встретиться с ней, и, раз уж Льюис забронировал ей комнату, она с таким же успехом может приехать сюда. Творится такая неразбериха, что одна пожилая женщина вряд ли её усилит. А может, и отвлечёт на себя кого-нибудь. Во всяком случае, хуже уже не будет. Придя к этому выводу, он ответил:
– Я буду очень рад, если вы приедете на выходные, мисс Сильвер. Какой поезд вас устроит?

;

ГЛАВА 18

Мисс Сильвер прибыла тем же поездом, который доставил Стейси в Ледстоу три дня назад. Чарльз Форрест, стоявший на перроне, недоверчиво воззрился на неё. Из вагона не вышло ни одной женщины, сколько-нибудь похожей на ту, кого он ожидал, но, глядя на мисс Сильвер, Чарльз не мог поверить, что перед его глазами на платформе Ледстоу возникло подобное явление, чтобы расследовать смерть Льюиса Брэйдинга – явление, которое практически немыслимо представить в наши благословенные дни. Во времена детства Чарльзу слишком часто внушался моральный принцип: «Всему есть своё место, и всё хорошо на своём месте». Место мисс Сильвер находилось в фотоальбоме сорокалетней давности. Плоская шляпа, выглядевшая изрядно помятой, была точным отображением той, которую одела мать Льюиса на чью-то свадьбу: сплетённая из чёрной соломы с несколькими бантами сзади и букетиком перевитых кружевом анютиных глазок с левой стороны. Передняя вставка в виде костяной сетки относилась к тому же периоду, но платье из серого искусственного шелка с размытым лилово-чёрным узором отошло от образца, так как имело гораздо более удобную линию талии и не доходило до земли как минимум на шесть дюймов (59). Поэтому на свет являлись чёрные фильдекосовые чулки и зашнурованные туфли того же цвета, такие же старомодные. Ожерелье из морёного дуба дважды обвивало её шею. Очки прикреплялись к левой стороне платья золотой брошью-заколкой с жемчугом. И ещё одна брошь из морёного дуба в форме розы с ирландской жемчужиной в центре.
Все эти детали предстали перед Чарльзом как часть невероятного целого. Он и помыслить не мог, что такое способно существовать за пределами семейного альбома, но мисс Сильвер вышла из поезда с маленьким потёртым чемоданом в одной руке и с саквояжем и цветастой сумкой для вязания – в другой.
Было ещё жарче, чем вчера. С облегчением они покинули улицы и выехали на просёлочную дорогу. Только тогда мисс Сильвер предупредительно кашлянула и спросила:
– Что вы можете рассказать мне о смерти мистера Брэйдинга?
Чарльз проехал около ста ярдов, свернул в переулок, проходивший внутри деревни, и остановился под большим тенистым дубом. Затем ответил:
– Если мы собираемся говорить, лучше это делать в прохладе. Вы хотите знать о смерти Льюиса? Он позвонил вчера примерно в половине двенадцатого и попросил меня прийти и встретиться с ним – только это и ничего более. Он предложил встретиться в половине третьего. Но я появился гораздо раньше. Девушка в бюро сказала, что он один, поэтому я прошёл… – Он замолчал, оглянулся на мисс Сильвер и продолжил: – Я не знаю, что вам известно о планировке.
– Мистер Брэйдинг объяснил её и, по-моему, довольно чётко.
– Тогда вы понимаете, что все, кто шёл в пристройку или выходил из неё, проходили через зал клуба и мимо бюро – если не пользовались окном в бильярдной или в кабинете (60).
– Это возможно?
– Полагаю, да. Ну вот, девушка в бюро сказала, что он один, и я прошёл. К пристройке ведёт застеклённый проход с очень прочной стальной дверью в конце, которая всегда заперта. Я так понимаю, вы знаете о Коллекции.
– О да.
– Так вот, первое, что меня поразило – стальная дверь не была закрыта; она осталась приоткрытой. Вы входите, и перед вами открывается маленький вестибюль и ещё одна мощно укреплённая дверь. Которая была широко открыта. Я вошёл в большую комнату, где он демонстрирует свою Коллекцию, и позвал Льюиса. Никто не ответил. Напротив входа есть дверь, которая ведёт в проход. Там три комнаты – спальня Льюиса, ванная и лаборатория. Я снова окликнул его. Дверь лаборатории была открыта.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Приоткрыта – или широко открыта?
– Стояла под прямым углом к косяку. Я прошёл через неё и увидел Льюиса. Там есть столик, на котором он делает записи  о своих опытах – старый стол с передними панелями и  ящиками по бокам. Он находится справа от двери, если стоять лицом к ней. Как только я вошёл, сразу увидел Льюиса. Он упал лицом на стол, сидя за ним. Я подошёл к нему и увидел на голове рану немного позади правого виска. Его правая рука свисала. Под ней лежал револьвер, будто выпавший из этой руки. Второй ящик справа был открыт. Я знал, что он держал там револьвер. Я решил, что он покончил с собой, и подумал, что он послал за мной и оставил двери открытыми, потому что хотел, чтобы я его нашёл. Одна из наименее приятных обязанностей душеприказчика!
В этот момент он встретился со взглядом, в котором явно читались исключительно напряжённые размышления. Мисс Сильвер кашлянула.
– Вы сказали, что решили, будто мистер Брэйдинг совершил самоубийство.
– Полиция так не считает, – ответил Чарльз Форрест.
– Не могли бы вы объяснить мне, почему?
Они продолжали смотреть друг на друга. Чарльз, нахмурившись, недружелюбно буркнул:
– Мог бы. Но не объясните ли причину, по которой я должен?
Мисс Сильвер поняла: и хмурый взгляд, и недружелюбный голос означают сосредоточенность, а не обиду. Иначе она вряд ли ответила бы именно так:
– Вы не знаете меня.
– Верно.
– Поэтому у вас нет причин доверять мне.
Он помолчал.
– Мой двоюродный брат, очевидно, поступил иначе. Он не очень-то доверял людям. Но в своём письме он цитирует Рэндала Марча, который говорит, что вам можно верить.
Мисс Сильвер склонила голову.
– Я должна предупредить вас, майор Форрест, что две недели назад отказалась от этого дела, потому что не могла одобрить линию поведения мистера Брэйдинга. Мне казалось, что она опасна из-за возможных результатов и неоправданна с моральной точки зрения.
Чарльз приподнял тёмную бровь:
– Бедный старый Джеймс?
– Он передал мне некоторые сведения о своём секретаре, мистере Джеймсе Моберли.
Чарльз быстро отреагировал:
– Джеймс и мухе не причинил бы вреда – что верно, то верно. Он попал в сомнительную компанию ещё мальчишкой – ему заморочили голову, и Льюис держал его на крючке в течение многих лет. Он работал, как негр, и не мог назвать своей даже собственную душу. Он не способен постоять за себя – наверно, именно поэтому и впутался в неприятности – и определённо не способен на насилие.
Улыбка на мгновение коснулась губ мисс Сильвер. Затем лицо снова стало серьёзным.
– Мистер Брэйдинг сказал, что располагает о мистере Моберли сведениями, которые попадут в ваши руки в такой непредвиденной ситуации, как эта. Из того, что вы сообщили, я понимаю, что эти сведения дошли до вас.
Чарльз воспользовался моментом:
– Я говорил вам, что он не слишком доверял людям. Бедный старый Джеймс... Я полагаю, на него собрано полное досье. Нет, до меня оно ещё не дошло. Думаю, оно у адвокатов. И если полиция узнает об этом, то бедняге вовек не отмыться.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Но вы знали…
– Льюис намёками рассказал мне чуть ли не половину, а Джеймс – всё остальное. Послушайте, я должен знать, как вы относитесь к полиции? Если они продолжат думать, что это не самоубийство, возникнет масса подозрений. Я хотел бы понять своё положение. Наша беседа конфиденциальна, или всё, что я говорю, будет кому-то передано? Я хочу расставить точки над «i».
Мисс Сильвер посмотрела на него.
– Я рада, что вы подняли этот вопрос. В деле об убийстве я не могу быть участником сокрытия каких-либо вещественных доказательств от полиции. Я не могу вмешаться в дело об убийстве, чтобы служить чьим-либо личным интересам. Я участвовала во многих подобных случаях и работала в полном согласии с полицией, но я не служу в полиции. В случае убийства, как и в любом другом, у меня может быть только одна цель: раскрытие истины. Бояться её должны только виновные; невинные защищены.
Снова характерное приподнимание брови. Чарльз усомнился:
– Вы считаете, это так просто?
– В принципе, да. Вполне очевиден тот факт, что многим людям есть, что скрывать, и расследование дела об убийстве сходно с Судным днём – раскрываются все тайны и намерения сердечные (61). Не каждый может отнестись к этому невозмутимо. Не только убийца отчаянно пытается скрыть свои мысли и действия. А теперь, майор Форрест, вы расскажете мне, почему полиция считает, что это может быть убийством?
Все ещё хмурясь, Чарльз кивнул:
– Да, я скажу вам.
Раньше он сидел, расслабившись и положив руку на руль. Теперь откинулся в угол между сиденьем водителя и дверью. И пытался связать мысли воедино. В противоположном углу сидела нелепо одетая гувернантка из семейного фотоальбома, очень аккуратно причёсанная, в измятой старомодной шляпе, руки в чёрных нитяных перчатках лежали на потёртой сумке с потускневшей застёжкой. Да, она сидела в машине и выглядела именно так. Однако Чарльз чувствовал влияние разума, вызывавшего уважение. Что само по себе уже было достаточно удивительным. Но этим дело не исчерпывалось. Он одновременно ощущал и честность, и прямоту, и доброту, и некий благожелательный авторитет. Он не мог облечь свои мысли в слова, но ощущения были абсолютно чёткими. Многие клиенты мисс Сильвер в прошлом обогатились подобным опытом. Чарльз, естественно, этого не знал. Да и не было необходимости. Он только осознал, что говорить, формулировать свои мысли, посмотреть на них с точки зрения собеседника станет облегчением.
Она ждала, затем одарила его ободряющей улыбкой.
– У Льюиса не было никаких причин для самоубийства, – наконец прервал молчание Чарльз. – Я говорю так, как это выглядит с точки зрения полиции. Он был очень богат, не болел и думал о женитьбе. Вы этого не знали?
– Нет.
– И, однако, две недели назад он решился. Вы бы и не подумали, что он способен потерять голову, но это доказывает, что никогда ни о чём нельзя судить с определённостью. Симпатичная рыжуха, лет двадцати пяти, с разводом в прошлом и квартирой в моём доме, Солтингсе. Я переоборудовал его и сдаю внаём – единственное, что можно сделать с большими домами в наше время. Её зовут Мэйда Робинсон. За день до смерти, то есть позавчера, Льюис попросил её выйти за него замуж.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Он сам сказал вам?
– Нет, это она. Он демонстрировал Коллекцию целому сборищу из клуба. Потом я проводил её домой, и она сообщила мне. А также о том, что он сделал завещание в её пользу.
– Боже мой! – проронила мисс Сильвер и спросила: – Его нашли?
– И да, и нет. Вчера он отправился в Ледлингтон и подписал завещание, как и рассказывала Мэйда. По её словам, на завещательном бланке. Оно было засвидетельствовано управляющим банком и клерком, и что-то говорилось об ожидании поздравлений в ближайшее время. Но никаких фактических утверждений о содержании завещания, которое так и не нашли, если только не считать сожжённую бумагу на пепельнице. Несгоревшим остался только один угол, но без единой буквы. Бумага соответствует бланкам для завещаний, которые продаются в канцелярских магазинах Ледлингтона. Мэйда купила там один – как говорит, для себя. Она стала советоваться с Льюисом, а кончилось тем, что он сам его использовал.
В голосе Чарльза звучала нарочитая уклончивость, но мисс Сильвер пришла к некоторым выводам. Он продолжил менее беззаботным тоном:
– Очевидно, у полиции есть теория, что уничтожение завещания может оказаться достаточно сильным мотивом для убийства.
Мисс Сильвер резко возразила:
– В равной степени можно утверждать, что мистер Брэйдинг сжёг завещание, а затем совершил самоубийство из-за некоего разочарования, связанного с его предполагаемым браком.
Чарльз ответил:
– Я не думаю, что полиция в это поверит. Честно говоря, я не верю, чтобы Льюис застрелился из-за женщины – и никто из знавших его не поверит в подобное. Он отнюдь не был таким сухарём, как выглядел. У него и раньше случались приключения. Я не утверждаю, что он не испытывал сильных чувств к Мэйде, но не могу представить, что из-за этого он застрелился. Я целиком доверяюсь вам, потому что, если это убийство, я чуть ли не на первом месте среди подозреваемых. Я нашёл тело, и у меня имеется лучший из всех возможных мотивов для уничтожения нового завещания, так как в соответствии со старым я – главный наследник. Полиции нравятся такие мотивы – красивые, ясные и громко заявляющие о себе. И полицейские вполне уверены, что это убийство – из-за отпечатков пальцев на револьвере. Которые принадлежат Льюису, но находятся не там, где следовало бы. Поэтому полиция считает, что эти отпечатки сделаны после смерти. Старая уловка – изобразить самоубийство, сжав руку мертвеца вокруг рукоятки револьвера, но для убийцы это весьма трудно. Если вы только что кого-то застрелили, ваша собственная рука, вероятно, не очень-то тверда, да к тому же вы торопитесь. – В голосе появился лёд. – Крайне трудно поставить отпечатки в нужных местах: пальцы соскальзывают, отпечатки смазываются. Полиция говорит, что выявленные отпечатки смазаны. Вот почему там уверены, что это убийство.

;

ГЛАВА 19

Высказав всё, что хотел – во всяком случае, в данный момент – Чарльз Форрест отвернулся, завёл машину и выехал из переулка. Дорогой он молчал, как и мисс Сильвер. Теперь и у неё появилось много пищи для размышлений.
Они пересекали зал Уорн-Хауса, а Стейси как раз спускалась по лестнице. Чарльз приблизился, когда она уже шагнула на последнюю ступеньку. Вполне естественно, что он остановился и заговорил – любой случайный знакомый поступил бы точно так же. Но мисс Сильвер сразу же почувствовала изменения в атмосфере. Прозвучавшие слова были немногочисленны и просты. Помрачневший взгляд Чарльза Форреста на мгновение остановился на девушке в белом – бледной, державшей зелёный зонтик от солнца, который, как знал Чарльз, принадлежал Майре Констэнтайн.
– Уходишь? – спросил Чарльз.
– Да, – ответила Стейси. И добавила: – Лилиэс пригласила меня выпить чаю. Она хочет, чтобы я её навестила.
В словах не было ничего, но голос и интонация дополняли невысказанное. Вся встреча была настолько короткой, что практически не задержала их. Стейси всё время ходила туда-сюда, волоча зелёный зонт за собой по крыльцу.
Мисс Сильвер направилась к комнате, которую Льюис Брэйдинг заказал для неё.
Когда через десять минут она спустилась, Чарльз ждал внизу. Он отвёл мисс Сильвер по коридору в кабинет и угостил чаем. Между первой и второй чашками она спросила его о Стейси:
– Очаровательная девушка, очень изящная. Она здесь живёт?
Чарльз задавался вопросом, почему чайники кипятятся так долго, а чай остывает так медленно. Он услышал этот вопрос, глотая напиток, и ощутил, что горло обожгло гораздо сильнее, чем показалось вначале. Ладно, если Стейси – самое страшное, о чём ему нужно рассказать… Чарльз ответил вдумчиво и сдержанно:
– Это Стейси Мэйнуоринг, миниатюристка. Она рисует нашу местную знаменитость, широко известную Майру Констэнтайн. Когда-то мы были женаты, но сейчас в разводе – не более чем из-за дезертирства – однако остались хорошими друзьями. Знаете, Майру стоит рисовать. Она станет жемчужиной в короне Стейси.
Он рассказывал истории о Майре и давал забавные характеристики другим обитателям клуба, пока чаепитие не закончилось. Затем Чарльз отвёл мисс Сильвер в пристройку и показал ей место преступления:
– Полиция закончила свою работу. Вы можете пойти куда угодно, дотронуться до чего угодно и задать столько вопросов, сколько захотите.
Вопросы посыпались градом: как он вошёл, где стоял, что видел…
Чарльз прошёл через все, как и множество раз до этого. Казалось, он уже выучил ответы наизусть. И с каждым повторением случившееся становилось менее и менее реальным.
Когда он закончил, мисс Сильвер поинтересовалась:
– Вы приехали незадолго до половины четвёртого?
– Примерно в двадцать минут.
– И сразу отправились в пристройку? 
– Сразу.
– И он был мёртв, когда вы его нашли. Как давно он был мёртв?
– Я не доктор.
– Вы воевали. Как давно он был мёртв?
– Я не знаю.
– Но можете рискнуть и высказать предположение.
Он покачал головой.
– Я не настолько глуп, чтобы делать опрометчивые выводы.
Мисс Сильвер стояла рядом со столом, за которым умер Льюис Брэйдинг, положив на него руку, и не отрывала взгляда от Чарльза. Яркий верхний свет падал на лабораторию и её оборудование, отбрасывая искры от стекла и металла, выделяя каждую деталь чуть ли не чётче, чем свет дневной. Она слегка кашлянула и продолжила:
– Когда прибыла полиция? 
– Кажется, без четверти четыре. Но, видите ли, они не эксперты. Доктора, которому я позвонил, не было, а полицейский хирург появился не раньше четырёх. И он не смог с точностью до получаса определить время смерти Льюиса. Был очень жаркий день.
– Естественно.
Мисс Сильвер обошла стол и встала перед ним. Стул Льюиса Брэйдинга был отодвинут назад. На столе царил порядок: стопка промокательной бумаги, лоток для ручек, пачка бумаги для заметок, стойка для писчей бумаги и конвертов, большая плоская металлическая пепельница, сильно выцветшая, а также коробка спичек. Место для ног с обеих сторон ограждалось ящиками. На темно-зелёной коже столешницы виднелось тёмное пятно. Мисс Сильвер произнесла:
– Вы не покажете мне, в каком положении его нашли?
«Жутковато», – промелькнула мысль в голове Чарльза. Мисс Сильвер заметила, что его тёмная кожа несколько изменила цвет. Не говоря ни слова, он сделал, как она просила – сел на стул, наклонившись вперёд, чтобы голова опустилась на это зловещее пятно, и позволил своей правой руке свисать, пока она не оказалась всего в нескольких дюймах от пола. Когда всё закончилось, мисс Сильвер нарушила тишину, в которой происходило это гнетущее представление:
– Где было оружие?
– Прямо под тем местом, где свисала его рука. Как будто бы он уронил его, – отрезал Чарльз.
– Это был его собственный револьвер?
– Ну… да…
Колебание прозвучало достаточно явственно, чтобы заставить мисс Сильвер уточнить:
– Это звучит неоднозначно, майор Форрест. 
Он поднял руку и позволил ей снова упасть.
– Вы ничего не упустите. Что ж, верно. У меня было два – пара. Я позволил Льюису взять один из них.
– Как давно?
– Ещё в прошлом году. У него была какая-то устаревшая модель. Однажды я это увидел, когда он открыл ящик, и сказал ему, что стоит обзавестись чем-то более свежим. Вот как это случилось.
– И в каком ящике он держал его?
– Второй справа, – ответил Чарльз. Затем, когда мисс Сильвер вытащила его: – Ящик пуст. Револьвер в полиции.
Она кашлянула.
– Сколько человек знали, что мистер Брэйдинг хранит револьвер в этом ящике?
Он коротко рассмеялся.
– Я, Джеймс – да любой мог бы узнать. Знаете, он очень гордился, буквально цвёл от радости, что вооружён. Эдакий музейный экспонат в собственной спальне.
Мисс Сильвер задвинула ящик, ещё раз взглянула на стол и спросила:
– Эта металлическая пепельница – в ней лежал сгоревший бланк завещания?
Чарльз утвердительно кивнул.
– Где она стояла, когда вы нашли мистера Брэйдинга?
Он двинулся вперёд и указал на дальнюю сторону стола.
– Здесь, на краю, в нескольких дюймах от этого угла.
– Вне досягаемости мистера Брэйдинга?
– Когда он сидел за столом, да. Наверно, он смог бы дотянуться до неё, если бы наклонился вперёд. Но он бы не стал жечь бумагу таким образом.
– А спички – где они были?
– Неподалёку от пепельницы.
– Слева или справа?
Теперь он смотрел на неё через стол.
– Слева от вас. Справа от меня.
Мисс Сильвер рассудительно пояснила:
– Вам ведь не нужно подробно растолковывать? Тот, кто сжёг этот бланк, стоял позади стола, как вы стоите сейчас. У мистера Брэйдинга, естественно, не имелось причин поступать именно так. Совершенно очевидно, что он сидел за столом в своём обычном положении, а бланк сжёг кто-то другой.
– Да, – сказал Чарльз.
Последовала небольшая пауза. Затем мисс Сильвер уселась, удобно расположившись в кресле, взяла блокнот для заметок, выбрала карандаш. После чего бросила отчётливый вопросительный взгляд на Чарльза и очень сдержанно промолвила:
– Не присядете ли, майор Форрест? Я хотела бы сделать несколько заметок. Вы говорите, что мистер Брэйдинг появился за ланчем, а затем вернулся в пристройку. Кто-нибудь видел его живым после этого?
Чарльз шагнул к высокой деревянной табуретке. Он скорее опёрся на неё, чем сел; длинные ноги вытянулись вперёд, его поведение было таким же непринуждённым, как и осанка.
– О, многие. По словам Эдны Снагге – это девушка в бюро – у Льюиса была целая толпа посетителей. Всем им пришлось пройти через зал, как я вам и говорил.
– Можете ли вы назвать этих людей и уточнить, в какое время они пришли?
Чарльз порылся в кармане.
– Вот, пожалуйста, прямо из первых уст – Эдна очень методична. Льюис приехал после ланча в половине первого, за ним через несколько минут последовал Джеймс Моберли. Сам Джеймс говорит, что только принёс книгу и тут же вернулся в кабинет и остался там. Льюис дал ему выходной. Это, как я понимаю, не оспаривается – люди в столовой слышали, как Льюис сказал ему, что сегодня его услуги не потребуются. С Джеймсом всё. Затем в половине второго пришла Мэйда Робинсон, рыжеголовка Льюиса, вместе с парнем по имени Констебль. Он служил в десантных войсках вместе со мной, а на днях заявился сюда – как раз на долгий уикенд (62). Они с Мэйдой собирались поиграть в теннис, а затем искупаться. Конечно, Мэйда хотела увидеться с Льюисом и сказать ему, что она уехала с другим парнем, но, естественно, будет обедать с ним, и ему не стоит думать, что она когда-нибудь полюбит кого-то ещё. – Он мило улыбнулся. – Я просто пересказываю вам то, что Мэйда сообщила мне, сами понимаете. Не собираюсь ручаться за то, что говорит рыжуха, но её слова кажутся вполне вероятными. Теперь – внимание. Мэйда уходит, чтобы увидеться с Льюисом наедине, а Констебль разгуливает по залу. Минут через десять Мэйда возвращается. Заявляет, что забыла свою сумку, и посылает Констебля за ней. Как только он исчезает, она заходит в офис и дико раздражает Эдну, сообщая Льюису по внутреннему телефону, что Джек Констебль уже в пути. Эдна слышит, как они разговаривают, но не слышит, что именно отвечает Льюис – только его голос. Но, похоже, он разозлился, потому что Мэйда не закрыла стальную дверь, когда вышла, и Джек Констебль спокойно прошёл к Льюису. И это важно, потому что таким образом мог проскользнуть и кто-то другой – например, из бильярдной. Это не очень вероятно, но возможно.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Вы говорите – из бильярдной? Не из кабинета?
Чарльз твёрдо встретил её взгляд.
– Джеймс Моберли был в кабинете, и ему не требовалось проскальзывать таким образом: у него свой ключ. 
Она наклонила голову.
– Прошу вас, продолжайте.
– Констебля не было минут пять. Он вернулся с сумкой, и они с Мэйдой ушли. Они не играли в теннис, потому что решили, что слишком жарко, и отправились купаться. Итак, наступает без четверти три. Незадолго до трёх часов Лилиэс Грей приехала повидаться с Льюисом. Она – моя приёмная сестра. Мои родители удочерили её, когда ей было четыре года, потому что у них не было детей. А потом появился я – так сказать, совсем не ко времени. Она не замужем, у неё квартира в Солтингсе. Она говорит, что хотела проконсультироваться с Льюисом по деловым вопросам. Теперь посмотрите, как её рассказ ставит случившееся в определённые рамки. Она говорит, что пошла в пристройку, и, как и Джек Констебль, обнаружила, что стальная дверь открыта. А Джек клянётся, что закрыл её – скорее всего, после того, как Льюис отчитал  Мэйду, не закрывшую дверь за собой. Но через десять минут Лилиэс видит, что дверь снова открыта. По её словам, она думала, что Льюис оставил дверь приоткрытой для неё, и это вполне вероятно, потому что он ничего не сказал о дверях, когда встретился с Лилиэс. Она говорит, что они около десяти минут беседовали о делах. Некоторые акции, которые оставила моя мама, падали, и она хотела знать, что Льюис думает о повторном инвестировании. Он посоветовал ей придерживаться государственных ценных бумаг, а она сказала, что подумает об этом, и ушла. Лилиэс довольно рассеянна, так что не может вспомнить, закрыла ли она дверь или нет. В десять минут четвёртого она вышла из клуба, и в тот самый момент Хестер Констэнтайн спустилась по лестнице и пошла по коридору к пристройке. Она – незамужняя дочь Майры, неуклюжая женщина далеко за тридцать, и никому не приходит в голову, почему ей вдруг могло бы взбрести в голову убить Льюиса. Она говорит, что зашла в кабинет и поболтала с Джеймсом. Минут через десять я появился на сцене и обнаружил, что Льюис мёртв.
Мисс Сильвер посмотрела вниз на блокнот со своими аккуратными записями.
– Майор Констебль – ваш друг?
Чарльз кивнул.
– Они с миссис Робинсон покинули клуб без четверти три. А в двадцать минут четвёртого вы нашли мистера Брэйдинга мёртвым. Вы не говорите о давности наступления смерти, хотя я думаю, что у вас имеется определённое мнение. Мисс Грей заявляет, что он был жив, когда она оставила его. Если это так, он не мог к тому моменту, когда вы его нашли, быть мёртвым более нескольких минут. Убийца, естественно, позволил бы мисс Грей уйти, прежде чем рискнуть применить огнестрельное оружие. Кто-нибудь слышал выстрел?
Чарльз покачал головой.
– Никто и не мог. Полная звукоизоляция, особенно в этой комнате, которая встроена в холм.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Тогда, майор Форрест, существуют следующие варианты. Если все говорят правду, мистера Брэйдинга застрелили между уходом мисс Грей и вашим появлением – примерно десятиминутный промежуток. За это время никто не проходил через зал, кроме мисс Констэнтайн. Она бы успела дойти до комнаты, застрелить мистера Брэйдинга и вернуться в кабинет. Что сообщает мистер Моберли по этому вопросу?
– Он говорит, что она пришла в кабинет в десять минут четвёртого и оставалась там, пока я не подал сигнал тревоги.
Мисс Сильвер пристально посмотрела на него.
– А она?
– О, она говорит, что они вместе находились в кабинете. Свидетельства одинаковы.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Они друзья?
Он заколебался.
– У Хестер и друзей-то не отыщешь. Майра держит свою семью в ежовых рукавицах.
– Умная, блестящая мать – и угнетённая дочь. Заурядная ситуация с опасными возможностями. –
Чарльз коротко рассмеялся.
– Ну, я не могу придумать причину, почему Хестер решила прикончить Льюиса, да и никто другой не сможет.
Мисс Сильвер бросила мимолётный взгляд на блокнот.
– – Даже оставив в покое мисс Констэнтайн, и всё ещё предполагая, что все сказали правду – что весьма необычно в деле об убийстве – самым ярким свидетельством является то, что касается двери в пристройке. Я полагаю, что мистер Брэйдинг не имел привычки оставлять её открытой.
– Внутренняя дверь могла быть открыта, если он находился у себя. Внешняя дверь –  никогда.
– Я так и поняла, когда он рассказывал мне две недели назад.
Чарльз кивнул.
– Существовало только два ключа. Один – у него, другой – у Джеймса. Если бы с Льюисом что-нибудь случилось, Джеймс попал бы в переплёт, поэтому Джеймсу доверили ключ. И никому другому. По моему мнению, Льюис ни за что не оставил бы эту дверь нараспашку.
– Однако она осталась открыта.
– Мэйдой, которая спешила искупаться.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Открытая дверь – первое свидетельство, но не последнее. После того, как миссис Робинсон вышла, майор Констебль вернулся за её сумкой. Он говорит, что закрыл стальную дверь без четверти три, но мисс Грей через десять минут вновь обнаружила, что она открыта. Вы говорите, что нельзя полностью верить словам мисс Грей, утверждающей, что она закрыла её, уходя в десять минут четвёртого, а сами вы обнаружили дверь открытой в двадцать минут четвёртого. Поэтому известно, что дверь осталась открытой в течение пары минут – между уходом миссис Робинсон, покидающей пристройку, и появлением майора Констебля, который отправился за сумкой. В этот промежуток никто не проходил через зал, кроме самого майора Констебля, но кто-нибудь мог бы просто добраться до пристройки из бильярдной и спрятаться там – в комнате мистера Моберли, в ванной или в любой другой комнате. Гораздо более подходящим случаем для того, чтобы скрыться в помещении, стал бы один из более поздних периодов, когда мы знаем, что дверь была открыта. Мисс Грей обнаружила это незадолго до трёх, а вы – в три двадцать. Мы не знаем, кто её открыл, и поэтому не знаем, как долго она оставалась открытой. Майор Констебль может ошибаться, думая, что захлопнул дверь. Замок на защёлке, а он спешил. Возможно, дверь оставалась открытой целых десять минут до прихода мисс Грей, а затем ещё десять минут между её уходом и вашим собственным появлением. Нам это неизвестно. Всё, что мы знаем – за это время никто не проходил через зал, кроме мисс Констэнтайн.
Чарльз нахмурился.
– Возможно, кто-то был в бильярдной…
– Разве, майор Форрест? Когда мы только что прошли через дверь, я проверила, и комната была заперта. 
Чарльз умолк. Его лицо ожесточилось. Веки опустились, пока почти не закрыли глаза. Внезапно он встал, сунул руки в карманы и отрезал:
– Что расставляет всё по своим местам.
Мисс Сильвер посмотрела на него, слегка склонив голову, и стала похожа на неприметную, но умную птицу, которая только что увидела червя.
– Вчера дверь была заперта?
Он ответил, не глядя на неё:
– В комнате идёт ремонт. Заминка с некоторыми материалами – зависание на выходных. Рабочие оставили там свои вещи.
– Тогда вчера там были закрыты и окна, и двери?
– Возможно.
– Этот факт тоже следует проверить.
Мисс Сильвер оторвала лист, на котором делала заметки, положила карандаш обратно в поднос, поправила блокнот и встала:
– Спасибо, майор Форрест.

;

ГЛАВА 20

Стейси села на автобус до угла Солтингса. От остановки до особняка было рукой подать, но солнце жгло дорогу, не оставляя ни единого пятнышка тени, и она радовалась зонтику, который ей всучила Майра Констэнтайн – большому, старомодному, серовато-коричневому, с яркой зелёной подкладкой.
Появились деревья, растущие близ Солтингса. Она подошла к воротам. Нечто вроде возвращения призрака. Истории о привидениях всегда излагались с неправильной точки зрения. Люди при виде призраков впадали в ужас – тело содрогалось, волосы вставали дыбом, сердце уходило в пятки. Но как насчёт бедных, блуждающих, бестелесных существ, возвращавшихся туда, где они любили и были любимыми, и встречавших ныне лишь страх и изумление? Стейси чувствовала себя привидением, подходя к большому дому и поднимаясь по лестнице.
Широко распахнутая входная дверь. Оголившийся, изменённый холл. Исчезли коврики с пола, коллекция оружия со стены у дымохода. По колодцу, образованному винтовой лестницей, поднимался лифт, установленный весьма разумно. Несколько старых портретов придавали обстановке дополнительную мрачность.
Стейси осмотрелась вокруг. Чарльз жил в одной из квартир на первом этаже. Она нашла его имя и торопливо вернулась, чтобы подняться по лестнице. Лифт был автоматическим, а Стейси не особо нравились автоматические лифты. Кроме того, она не спешила. В её распоряжении имелось три года, чтобы вернуться сюда. И сам дом должен был принадлежать ей – нет, Стейси Форрест. Но она больше не была Стейси Форрест. Она снова была Стейси Мэйнуоринг. И в результате испытывала нечто вроде головокружения: как будто время сжалось, и она находится в двух местах одновременно, а сегодняшний день – что-то странное, протекающее вне времени.
Стейси поднялась по лестнице и подошла к двери с именем Лилиэс Грей. Не успела она прикоснуться к звонку, как дверь открылась, и Лилиэс выпалила:
– А ты опоздала. Входи. Страшно жарко, да?
Стейси задавалась вопросом, что скажет она и что скажет Лилиэс, но всё шло довольно легко. Ей и не нужно было ничего говорить – если не считать нескольких вставленных слов, когда кто-то другой с трудом останавливается, чтобы перевести дух. Лилиэс хотела продемонстрировать квартиру, рассказать о ней, отметить, каким умным был Чарльз и каким умным оказался архитектор.
– Вот, посмотри, спальню моей матери разделили на спальню и гостиную. И достаточно большие. Меня не волнуют большие комнаты, а тебя? Раньше здесь была просто огромная комната, но, конечно, ты и сама помнишь. И из обоих этих окон открывается вид на море. А здесь гардеробную разделили на кухню и ванную комнату. Трудно узнать, так ведь?
Да, Стейси бы не узнала. В нынешней гостиной Лилиэс они с Чарльзом спали. А в разделённой гардеробной торчала кухонная раковина – там, где находился его стол. Именно там Стейси ночью увидела Чарльза с ожерельем Дамарис Форрест в руке. Она почувствовала невыносимое отвращение. Трагедия, в которую вмешивается кухонная раковина!
– Очень удобно, ведь правда? – спросила Лилиэс Грей.
Такого рода беседы продолжались всё время, пока Лилиэс готовила чай, предлагала сэндвичи с огурцом и изображала очаровательную хозяйку. Стейси могла сказать себе только одно: сама напросилась. Это была её собственная ошибка, ей совершенно не следовало приходить, но теперь, раз уж она оказалась здесь, у неё не оставалось другого выбора, кроме как стать увлечённой гостьей. Решив для себя этот вопрос, Стейси внезапно удивилась, почему Лилиэс пригласила её, и что скрывается за этим чуть ли не лихорадочным потоком болтовни. Слишком много нервной энергии. Явно излишней – точно так же, как излишнее усердие в косметике Лилиэс Грей. Синие глаза блестели, щёки рдели румянцем, губная помада подобрана исключительно удачно – но всего в избытке; и, несмотря на макияж, Лилиэс выглядела не моложе своего возраста.
Это было первым, что заставило Стейси задуматься. Вторым стало то, что спустя почти полчаса о Льюисе Брэйдинге так и не упомянули. В конце концов, когда она поставила чашку и быстро отозвалась: «Нет, спасибо» на быстрое: «Не хочешь ли ещё чаю?», то сама произнесла имя. Она не собиралась молча сидеть и позволить Лилиэс увильнуть, притворившись, что ничего не произошло. Она дождалась первой же паузы и сказала:
– Так ужасно то, что случилось с Льюисом.
Лилиэс смертельно побледнела. Румяна ярко выступили на внезапно побелевшей коже. Она выдавила с содроганием:
– Не будем говорить об этом. Ты не знаешь, каково это: беседовать с полицией и давать показания!
Вопреки фразе: «Не будем говорить об этом» вся эта нервная энергия перетекла в новый канал. Лилиэс обхватила руками колени. Её светлые волосы сияли, как нимб.
– Я всегда говорила, что случится что-то ужасное. Все эти украшения были слишком ценными.
– Разве что-то украли? – в голосе Стейси прозвучало удивление.
– О, не знаю. Полиция ничего не говорит. Они просто продолжают задавать свои глупые вопросы. И я вообще появилась там на две минуты. Я просто вошла – ты же помнишь, что дверь была открыта. Я собиралась спросить Льюиса об инвестировании тех небольших средств, которые мне оставила мама. Это была выкупленная закладная, и я подумала, что Льюис может дать хороший совет. Но всё, что он сказал – поместить деньги в государственные ценные бумаги. Вполне в его стиле. Проявил свой мерзкий характер во всей красе, так что я сто раз пожалела, что пришла, поэтому не задержалась ни на секунду. – Её кулаки сжались. – Только потому, что он мёртв, бессмысленно притворяться, что он был каким-то другим. Я ушла в полном расстройстве.
Стейси задавалась вопросом, с какой стати Лилиэс взбрело в голову посоветоваться с Льюисом Брэйдингом. Он был не из тех, кто приветствовал подобные вещи, особенно от приёмных родственников, которых совсем не жаловал. Она не стала выражать свои сомнения вслух, но подошла довольно близко к этому, спросив:
– Почему ты не посоветовалась с Чарльзом?
Лилиэс отрывисто мотнула головой и быстро пробормотала:
– О, я не могла – не о деньгах.
Стейси почувствовала, как кровь приливает к лицу. Как будто она сделала неосторожный шаг, и земля ушла из-под ног, и сквозь треснувшую поверхность пробивается запах гари. Ей бы… ей бы хотелось никогда касаться этой земли. Её лицо горело.
Лилиэс наклонилась вперёд и произнесла низким, испуганным голосом:
– Я так напугана…
Ногти Стейси впились в ладони.
– Почему?
Лилиэс задрожала.
– Почему? – повторила Стейси. Она выпила две чашки чая, но губы были сухими и запёкшимися.
Большие голубые глаза уставились на неё из-под тёмных ресниц. Лилиэс выдавила:
– Чарльз…
– Почему? – Казалось, Стейси не в силах избавиться от этого слова.
В голубых глазах плескался страх. Он наполнял их, переливался через край. Раздался шёпот:
– Если это он…
Что-то прямо внутри Стейси громко заявило: «Чепуха!» – очень утешительная реакция. Она попробовала сказать это вслух. Голос прозвучал твёрдо и сильно – именно так, как следовало:
– Чепуха!
Лилиэс вздрогнула. И продолжила тем же дурацким жутким шёпотом:
– О, Стейси, я так напугана. Вот почему мне нужно было встретиться с тобой – но когда ты пришла, мне показалось, что я не смогу об этом говорить. Но я должна поговорить с кем-то. Иначе сойду с ума.
Стейси по-прежнему удивляли собственные чувства, продолжавшие заявлять: «Чепуха!» Она посмотрела на Лилиэс и почувствовала себя намного старше и опытнее, чем Стейси трёхлетней давности. Она подумала, причём совершенно бесстрастно: одного старомодного кувшина для спальни, наполненного холодной водой, с избытком хватит для светлых волос, ресниц, макияжа и всего остального – и это замечательная идея. Которая, возможно, заставит Лилиэс пресмыкаться. И Лилиэс больше не удастся сотворить то же самое со Стейси. Три года назад – да, но не сегодня. Больше никогда. Она выпрямилась и процедила самым безучастным тоном из всех возможных:
– Ты несёшь абсолютную дичь, Лилиэс. Думаю, тебе лучше остановиться.
Лилиэс закрыла глаза. Длинные тёмные ресницы намокли. Она измученно выдавила:
– Всего лишь с тобой… я должна поговорить с кем-то… не имеет значения, если это всего лишь с тобой...
Бесполезно мечтать о том, чтобы облить её водой из кувшина, если под рукой ни одного кувшина. Пришлось обойтись только голосом:
– Что всё это значит? Если тебе есть что сказать, так иди и скажи!
Ресницы взлетели вверх.
– О, Стейси… я не думала…
– А стоило бы. Незачем такое говорить – и никому не следует.
– Да я бы и не стала ни с кем другим. Это просто... Чарльз. Понимаешь, он для меня – всё, и всегда был таким. Неважно, что он сделал; но он – это всё.
– Лилиэс…– попыталась прервать Стейси.
– Я должна поговорить с кем-то – так не лучше ли с тобой? Потому что даже сейчас – даже сейчас – ты не хотела бы причинить ему вред.
– Нет, я бы не хотела причинить ему вред, – сдержанно согласилась Стейси.
– Тогда позволь мне поговорить с тобой. Я не спала прошлой ночью. И могла думать только об одном. Предположим, это был Чарльз, или его подозревают…
– Почему?
И вновь нервная вспышка:
– Неужели не понимаешь – ты же не дурочка?! Я ушла в десять минут четвёртого, и Льюис был жив. Он сидел за своим столом и был жив. Чарльз появился только через десять минут, и говорит, что обнаружил его мёртвым. Если Льюис не убивал себя, кто его убил? Чарльз говорит, что полиция не верит в самоубийство. Не понимаю, по каким причинам, но они не верят в это. Тогда кто его убил? И зачем? Ничего не украдено, не предпринято ни единой попытки проникнуть в комнату-сейф – и потом, кому придёт в голову устроить подобное в разгаре дня, когда люди постоянно ходят туда-сюда? Я ушла в десять минут, Чарльз пришёл в двадцать минут – просто не оставалось времени. И если его убили не из-за этой мерзкой Коллекции, то почему?
Стейси подняла руку, с любопытством ощущая, насколько та холодна.
– Вот что, Лилиэс, хватит! Выбери уже что-нибудь одно. Ты начала с того, будто всегда думала, что случится что-то ужасное – из-за Коллекции. Затем заявляешь, что никто ничего не украл, и кражу не стали бы устраивать в середине дня. И заканчиваешь фразой: «Если его убили не из-за этой мерзкой Коллекции, то почему?» Ты подходишь к делу с двух сторон и получаешь лобовое столкновение в середине. Тебе лучше принять какое-то определённое решение и в дальнейшем твёрдо придерживаться его.
Лилиэс всплеснула руками.
– Это совсем не так! Конечно, мы должны говорить именно так – то есть упомянуть о Коллекции. Нам всем следует сказать об этом и стоять на том, что кто-то прятался и вошёл в пристройку, пока дверь была открыта. Мэйда и Джек Констебль, вероятно, оставили её открытой – так должно быть. И нам следует сказать, что вор вошёл и спрятался, застрелил Льюиса, а затем снова спрятался, когда появился Чарльз. –  Её глаза расширились и неподвижно уставились на Стейси. – О… ведь всё могло случиться именно так, правда ведь? Если мы будем стоять на своём…
– Тогда почему ты поступаешь иначе? Вначале – одно, затем ставишь всё с ног на голову и заявляешь, что никто не будет пытаться украсть Коллекцию в разгар дня. Почему ты это сказала?
Глаза Лилиэс наполнились слезами.
– Потому что это правда – и я только что говорила с тобой об этом. Мои первые слова – те, что мы должны сказать из-за Чарльза. Льюиса убили не из-за Коллекции.
– Ты знаешь, почему он был убит?
– Любой поймёт, если прекратит пустые размышления. Он собирался жениться на Мэйде. Он сделал завещание в её пользу – на одном из этих глупых бланков. Я видела его своими глазами, когда была там – он лежал на столе. Льюис увидел, что я смотрю на него, и проскрипел своим самым неприятным голосом: «Ты, кажется, заинтересовалась? Это моё новое завещание. Боюсь, Чарльзу оно не понравится».
– Он рассказал тебе, что собирается жениться на Мэйде, и что написано в завещании?
– Ну конечно – да ещё и с насмешкой! Вот почему я не осталась. Разве ты не видишь, что должно было случиться? Если он говорил с Чарльзом именно так – а он мог – и в ящике был револьвер…
– Ты знала, где он лежит?
– Все знали. Льюис хотел, чтобы все знали – и специально оставлял этот ящик открытым. Ну вот, теперь ты понимаешь? Чарльз увидел завещание и револьвер…
– Я думаю, что ты мелешь полную чушь, – отрезала Стейси.
На лице Лилиэс под искусственным румянцем ярко вспыхнул настоящий. Её глаза засверкали. Она выпалила высоким чистым голосом:
– Тогда кто сжёг завещание? Оно ни для кого не имело значения, кроме Чарльза. Зачем его сжигать кому-то другому?
– А оно было сожжено?
– Разумеется! Разве Чарльз не сообщил тебе об этом?
– Я его не видела. Он мне ничего не сказал.
– И не скажет – ни тебе, ни кому-либо другому. А вот полиция сказала мне. Завещание было сожжено дотла на металлическом подносе. Они хотели знать, видела ли я… горело ли оно, когда я была в кабинете. Этого не было – не было. Кто его сжёг?
– Я не знаю, – рассудительно ответила Стейси. – Но знаю, что ты говоришь глупости, и если ты беспокоишься о Чарльзе, то прекратишь болтать. Полагаю, ты не намерена наводить людей на определённые мысли?
Всё возбуждение, весь огонь тут же покинули Лилиэс. С мгновенным нервным содроганием она отвернулась, бросила руки на спинку стула и уронила на них голову. Плечи вздымались. Послышалось приглушённое сдавленное рыдание.
В тени перевалило за восемьдесят, но Стейси в жизни не ощущала такого холода. В том числе из-за страха. Она захлопнула перед ним дверь благословенным словом: «Чепуха!» Другая часть холода была вызвана гневом – холодный гнев более могущественен, чем горячий. А вернее – просто леденящее отвращение к этой истерике. Через секунду-другую она сказала:
– Ради Бога, возьми себя в руки! Ты просто обязана, если испытываешь настоящие чувства к Чарльзу.
Лилиэс продолжала рыдать, но нашла слова для ответа. Ничто в мире не помешало бы Лилиэс найти подходящие слова.
– Я бы сделала для Чарльза всё, что угодно – ты это знаешь. Я бы в жизни ему не повредила. Разве я не держала язык за зубами все эти годы? О, ты не знаешь, что мне пришлось вынести, иначе не была бы такой злюкой!
Эти страдания могли продолжаться вечно. Тема с вариациями – и вариации бесконечны. Когда у Стейси стало иссякать терпение, она отправилась в ванную и вернулась с сухим полотенцем и влажной салфеткой. Лилиэс пришлось сесть и нежно, нерешительно промокнуть глаза. Лицо пострадало не так уж сильно, и этого оказалось достаточно. Рыдания сменились прерывистым дыханием, а отрывистые слова – вздохом:
– О, мне так жаль, но ты же понимаешь? Я больше не могла вынести это в одиночестве, а ты в безопасности. О, мне нужно уйти и привести себя в порядок!
Стейси вынужденно приготовилась к долгому ожиданию. Фраза Лилиэс «Я сейчас же вернусь» отнюдь не означала «И не задержусь ни на одну лишнюю минуту».
Прошло достаточно много минут, прежде чем Лилиэс вернулась – немного бледная, немного грустная, но вполне контролирующая себя. И прошептала Стейси, что та ей очень помогла.
– Когда сидишь и постоянно думаешь об одном, всё кажется преувеличенным. Ты никому не расскажешь об этом… ты не скажешь Чарльзу?
– Я вряд ли увижусь с ним.
Лилиэс тихонько вздохнула.
– Но могла бы. Он часто ходит в клуб.
Холодный гнев в душе Стейси вновь рванулся в отгородившую его дверь.
– И я, разумеется, подойду к нему и скажу: «Лилиэс только что сообщила мне, что думает, будто ты застрелил Льюиса и сжёг его завещание!»
Голубые глаза наполнились слезами.
– О, Стейси!
Стейси отбросила гнев обратно и снова закрыла за ним дверь. Перед ней прошли все сцены, которые она могла выдержать. Оставалось только уйти. Она бросила:
– Извини, Лилиэс, но ты сама напросилась. Знаешь, это не я только что говорила все эти вещи. Прощай.

;

ГЛАВА 21

Стейси спустилась в холл. Что ж, встреча с Лилиэс осталась позади. То, что она пришла – целиком и полностью её собственная вина. Приходить сюда не следовало. Она позволила Солтингсу притянуть себя, как магнит, и вполне заслужила то, что получила. Теперь всё было кончено, и не нужно больше об этом думать. Но жуткий неразборчивый шёпот в голове не унимался: «Тебе придётся ещё не раз думать об этом…»
Стейси вышла на ступеньки и почувствовала солнце. Жара не унималась. Она постояла на мгновение, размышляя, стоит ли раскрывать зонтик Майры Констэнтайн. Ей не нравился яркий свет, но она по-прежнему ощущала внутренний холод. Пока она колебалась, у ворот свернула машина и встала между деревьями. Сердце Стейси подпрыгнуло. Чарльз был последним человеком на земле, которого она желала увидеть. Или же нет?
Прежде чем она смогла принять решение, он вышел из машины и взбежал вверх по лестнице. Никакой улыбки, никакого приветствия – только прикосновение к руке и быстрое:
– Я надеялся, что поймаю тебя.
– Я уже ухожу.
– Не уходишь. Я хочу с тобой поговорить. Пошли – ты не видела мою квартиру. У меня есть бильярдная, буфетный шкаф и несколько помещений, которые домашние агенты называют конторами – очень просторные. Адамс проделал отличную работу. Идём!
Ей снова пришлось пересечь зал. Чарльз открыл дверь, они вошли, и дверь закрылась за ними. У Стейси не оставалось времени оценить компетенцию мистера Адамса. Они миновали небольшой вестибюль, коридор, другую дверь и очутились в бильярдной с двумя окнами в сад. Только тогда Стейси удалось вымолвить слово:
– Мне действительно нужно вернуться.
– Нет, – отрезал Чарльз. Он подошёл к окну и выглянул наружу. Пока он стоял спиной к ней, Стейси осознавала события, чувства, эмоции. Её одолевало паническое желание убежать, но ни ноги, ни язык не могли совершить ни единого движения. И Стейси просто стояла.
Затем молчание прервалось. Чарльз обернулся и сказал:
– Неприятно. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это, но что было, то было.
Ноги и язык снова стали нормальными. К вящему облегчению Стейси. Она выдавила:
– Если я могу что-нибудь сделать…
Чарльз нахмурился. Не так, когда злился, а так, когда думал. Затем ответил:
– Ну, можешь. Видела женщину, которая вместе со мной пришла в клуб, когда ты как раз собралась уходить?
– Маленькая гувернантка?
– Да. Не смейся. Она – частный детектив. Садись, и я расскажу тебе. Льюис навестил её две недели назад.
Когда они сели рядышком на диван, Стейси внезапно осознала, что ноги её совершенно не держат. А в голове – полная пустота.
Она повторила: «Льюис…» – и умолкла.
Чарльз продолжал:
– Я знаю – это невероятно, да и она сама по себе невероятна. Но так случилось – и случилось именно с ней. Льюис встретился с ней, потому что ему было не по себе. Он хотел, чтобы она приехала. Он ей не понравился, и она отказалась. Тем утром она получила от него письмо, в котором говорилось, что события развиваются дальше, и повторялось приглашение. Она отложила письмо, взяла утреннюю газету и прочитала заголовки. Кроме того, я тоже получил письмо от Льюиса. Оно лежало в верхнем ящике его стола. В нём говорилось, что необходимо вызвать мисс Сильвер, если что-нибудь случится.
– Чарльз! 
Он кивнул.
– Ему было не по себе – какие-то предчувствия? Я не знаю, ты не знаешь, никто не знает. Он услышал о мисс Сильвер от Рэндала Марча, нашего главного констебля. Она была его гувернанткой.
– Она действительно похожа на гувернантку.
– Я знаю. Но она произвела впечатление на Льюиса. Она действительно производит впечатление – на любого. Мисс Сильвер показала мне его письмо; хочешь – верь, хочешь – нет, но она впечатлила Льюиса настолько сильно, что он предложил ей самой назвать свою плату. Представляешь?
Лицо Стейси выразило недоверие – Чарльз ожидал именно такую реакцию.
– Льюис так сказал?
– Слово в слово.
Тот факт, что Льюису Брэйдингу, как правило, даже в голову не приходило потратить хотя бы грош на какой-либо предмет, не связанный с Коллекцией, предстал перед ними во всей своей неоспоримости. В течение некоторого времени они обдумывали его. Наконец Чарльз нарушил молчание:
– Вот видишь! И в ней действительно есть нечто. Я угостил её чаем, отвёл в пристройку, и сам не заметил, как оказался готов есть из её рук. Послушай, к чему я веду. Я хочу, чтобы ты рассказала ей то же, что и мне – о том, что проснулась и что-то услышала ночью.
Стейси пришла в ужас:
– Чарльз, я не могу!
– Почему?
– Потому что это не может быть связано с тем, что Льюиса застрелили.
– Почему не может? Это именно то, что он сказал мисс Сильвер, когда беседовал с ней. Он сказал, что спал «слишком крепко» и проснулся с ощущением, что в пристройке кто-то есть; всё крайне смутно, но он решил, что его накачали снотворным. Всё совпадает.
Испуганное выражение на лице Стейси сменилось несчастным. Она возразила:
– Да, но… Чарльз, я думаю, что это совсем другое. Есть кое-что, что я не могу тебе сказать. Я не думаю, что это будет честно.
– Хорошо, дорогая, продолжай оставаться честной и не запятнавшей рук. Fais ce que dois, advienne que pourra (63) и так далее. Пусть преступление сойдёт убийце с рук, потому что ты не можешь повторить то, что считаешь недопустимым для чужих ушей! Будешь меня навещать в камере смертников? Или бывшие жёны не считаются родственницами? Нужно заранее выяснить.
– Перестань!
Чарльз поднял брови.
– Сам не хочу. Но так будет: просто ты упустила из виду тот факт, что я очевидный, первоклассный, в высшей степени подходящий подозреваемый, а вот полиция – ни на мгновение. Сейчас они на ранней стадии расследования, и пока довольно вежливы, но, безусловно, думают, что это сделал я. Так что, если ты что-нибудь знаешь и не хочешь меня оставить в дураках…
– Чарльз, – взволнованно прервала его Стейси.
Его тон изменился.
– Мисс Сильвер сказала нечто, весьма поразившее меня. Она заявила, будто большинству людей есть что скрывать. И когда дело дошло до убийства, не только убийца пытался скрыть истину. Сама видишь, как это всё усложняет. Если ты что-то знаешь… а мне не сказала…
– Тогда ничего не случилось. Послушай, я всё расскажу тебе, и ты сам увидишь, что происшедшее не имеет никакого отношения к тому, что Льюиса застрелили.
– Да, лучше расскажи мне.
Стейси выпрямилась на диване, положив руки на колени. Руки без колец. Она сняла своё обручальное кольцо. Взгляд Чарльза скользнул по голому безымянному пальцу. Стейси торопливо и приглушённо начала:
– Да, я расскажу. Но тут совсем другое дело. Это было после нашего разговора. Я снова услышала какой-то звук… я пробудилась от кошмара… кажется, меня разбудил именно этот звук. Я встала и посмотрела в окно. В стеклянном проходе внезапно зажёгся свет. Когда я проснулась, его не было, и вдруг, внезапно… Я думала, что кто-то… Чарльз, это звучит абсурдно, но оба раза я думала, что кто-то прошёл из пристройки в дом.
Он покачал головой.
– Свет можно включать и выключать только из пристройки.
– Я знаю. И не спорю об этом. Я только говорю тебе, о чём думала в то время, потому что именно эти мысли заставили меня выйти и взглянуть на лестницу.
– И?
– Я увидела Хестер Констэнтайн…
– Моя бедная малышка! Ты, должно быть, ещё не проснулась. Не удивительно, что ты назвала свой сон кошмаром!
– Чарльз, я серьёзно.
– Ты своими глазами видела, как Хестер Констэнтайн появилась из пристройки?
– Я не знаю, появились из пристройки она или Джеймс Моберли – они оба могли быть в кабинете. Должно быть, именно Джеймс включал и выключал свет – если только ты не считаешь, что это был Льюис.
– Honi soit qui mal y pense (64) – в голове не укладывается. Хестер Констэнтайн! Представить себе не могу!
– Значит, это был Джеймс Моберли. Она выглядела совсем непривычно, бедняжка – просто лучилась счастьем. Она закуталась в шаль Майры с яркой вышивкой. Она… Чарльз, невозможно ошибиться, когда кто-то так выглядит. Два жалких, бедных существа... Майра говорит, что Льюис всегда смешивал Джеймса с грязью, так что он не мог назвать собственностью даже свою душу. И умудрялась не замечать, что Хестер была такой же. Если они, цепляясь друг за друга, и пытались обрести немного счастья… – Она протянула к нему руки. – Чарльз, разве ты не понимаешь, как… как жестоко было бы выдать их полиции?
– Бедный старый Джеймс! – вздохнул Чарльз. – Мы не выдадим его полиции, если в этом не будет необходимости. Но думаю, что следует раскрыть карты. Здесь кроется нечто большее, чем тебе известно, и если Джеймс включал и выключал свет и позволял людям входить в пристройку ночью – не говоря уже о том, чтобы одурманить своего работодателя – я считаю, что ему придётся дать исчерпывающие объяснения, и он может начать с личной беседы с мисс Сильвер и со мной.
– Я чувствую себя ужасно, – прошептала Стейси.
Он взял её за руки, чуть подержал их и снова отпустил.
– Очаровательная женская сентиментальность, дорогая. Но я не готов к тому, что меня заберут, надев наручники, из-за того, что я слишком деликатен, чтобы задать Джеймсу несколько простых вопросов.
Рассудок Стейси на мгновение парализовало. Она заявила: «Чепуха!» Лилиэс, и ей захотелось снова повторить то же самое. Но в воздухе витало холодное дыхание страха. Стейси не знала, насколько Чарльз серьёзен, но если это так...
– На самом деле, – продолжил Чарльз, – я не хочу, чтобы меня арестовали за убийство, если этого можно избежать. – И, прежде чем Стейси успела вымолвить хоть слово: – Неприятно, не так ли? Как прошёл визит к Лилиэс?
– Хорошо.
Он рассмеялся.
– Всё настолько плохо? Бедняжка моя милая, да ты на себя не похожа.

ПРИМЕЧАНИЯ.
57. По Фаренгейту. Соответственно почти 24 и 27 градусов по Цельсию
58. В оригинале: «Оссу на древний Олимп взгромоздить, ...Пелион взбросить на Оссу».
Из поэмы «Одиссея» (песнь 11, ст. 105—120) легендарного поэта Древней Греции Гомера (IX в. до н.э.), где рассказывается о том, как внуки Посейдона (бога морской стихии) братья-титаны От и Эфиальт, взбунтовавшиеся против богов-небожителей, стали угрожать им взять приступом небо. Чтобы забраться туда, они были готовы поставить гору на гору — «Оссу на древний Олимп взгромоздить», а «Пелион взбросить на Оссу» (Олимп, Осса и Пелион — название горных вершин в Греции). Но Аполлон убил дерзких титанов, не позволив им, таким образом, осуществить задуманное. Иносказательно: тратить много усилий и энергии для реализации сложного, но малозначительного дела;  принимать отчаянные попытки выиграть безнадёжное дело, нагромождать одно на другое самые сложные доказательства – и всё же проиграть.
Чаще встречается в форме отрицания, например, «давайте не будем громоздить Оссу на Пелион, поступим проще, а именно...», то есть не стоит затевать долгое и малореальное дело, многоходовые комбинации, когда есть простое, доступное решение задачи.
59. По понятиям викторианской эпохи – исключительно неприлично. Верхней границей возможной демонстрации женской ноги тогда считалась щиколотка.
60. Судя по всему, речь идёт о так называемом «французском окне», по сути – стеклянной двери, доходящей до пола.
61. Отсылка к цитате из Библии: «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные». Послание к Евреям, 4:12.
62. Долгий уикенд – период, когда к традиционному уикенду (суббота и воскресенье) присоединяются дополнительные выходные дни (чаще всего пятница или понедельник) – как правило, в государственные праздники.
63. Fais ce que dois, advienne que pourra – делай, что должно, и будь, что будет (вариант – «и пусть случится то, чему суждено случиться»). (фр.).
64. Honi soit qui mal y pense – «пусть стыдится подумавший плохо об этом», девиз рыцарей английского ордена Подвязки (фр.)