Повезло

Повезло
(история, рассказанная одной далекой страной)
Мне в жизни повезло больше других. Я каждый день благодарю Бога за это. Я плохо, если честно, знаю Бога. Но Он, похоже, хорошо знает меня.
Мои родители умерли совсем недавно, успев дать мне хорошее образование и порадоваться первой заработной плате. У вас о таком не говорят «повезло»? А мои школьные приятели, родственники и соседи считают иначе. Родственники говорят, что отец и мать прожили достойную жизнь и воспитали достойного сына. Я, действительно, не спился, не попробовал страшного зелья в шприце, не заболел ни одной из страшных болезней, от которых человек превращается в свою тень. Я не просто умею читать и писать, а окончил школу и небывалую в моем районе роскошь – колледж. Чтобы там учиться, работал и я на любой грязной работе, которую предлагали, и мои дорогие мать с отцом, и бездетные брат отца с женой. Вот сколько людей делали всё, чтобы моя жизнь сложилась! Друзья по школе…им повезло меньше. Тех, кто не скатился на скользкую дорожку и не попал в тюрьму, не проводит время за телевизором, ругаясь на вечно голодную и уставшую от труда жену, осталось только двое, но и они как-то отдалились от меня, ты, мол, теперь ученый, имеешь чистую работу и ходишь в чистой рубашке. Зарабатываю на рубашки и стираю их, между прочим, я сам, так что винить меня в этом нет смысла. Но эти трое  работают и умеют написать свое имя. Возможно, будь они единственными детьми в своих семьях – имели бы другое будущее. Я не буду называть их имена, — вдруг ты их где-то встретишь?
А еще мне повезло с женой. Но – обо всем по порядку.
В один прекрасный день мы с моей избранницей решили пожениться. Познакомились на работе, — где мне еще знакомиться? Я купил всё, что нужно для свадьбы, включая свадебное одеяние невесты (у нас так положено), взял небольшой отпуск, оповестил друзей, кое-кого из оставшихся дальних родственников, а также, конечно, дядю с тетей. Дядя и тетя, не стесняясь, плакали в телефонную трубку от счастья. Дальние родственники немедленно, не считаясь с датой бракосочетания, прислали своего сына, приходившегося мне кузеном какой-то степени; похоже, они были рады какое-то время не видеть его, а он – их. Вскоре он  признался мне, что совершенно не горит желанием сказать речь на моей свадьбе: у него у самого в соседнем городе есть какой-то, как он это назвал, интерес, а без предлога бы он не смог покинуть дом, — и я, если честно, совершенно не захотел ничего уточнять.
«Интерес» ждал его именно в тот день, на который была назначена моя свадьба, поэтому что-то вроде мальчишника мы с друзьями устроили за несколько дней до торжества. Нет, никаких безобразий, представляющихся людям при слове «мальчишник», мы устраивать не стали (кузену это, кстати, не понравилось): просто пошли показать гостю город, а к вечеру собрались в очень скромный ресторан. Друзья были согласны и на уличное кафе, одно из тех, куда пытаются заманить туристов, а они ловко уворачиваются, хорошо понимая, что им подадут кофе с мухами в немытом стакане за заоблачную цену. Своим, конечно, заоблачных цен никто бы заламывать не стал, хозяину одного из кафе мы еще мальчишками мыли полы в его заведении – вот только, кажется, после нас уже никто их не мыл, и как бы надо мной ни смеялись друзья, от кофе с мухами я успел отвыкнуть за годы.
Мы бродили по городу и шутили, когда вдруг оказалось, что кузену было велено сделать фотографии жениха и невесты и без них, что называется, не возвращаться. Моя невеста уехала до свадьбы из города, и исполнить настоятельную просьбу дальних родственников не представлялось возможным. Гость ныл, товарищи мои злились, я не знал, что делать. Самым правильным было бы отправить его восвояси или предложить остаться, как все приличные люди, на мою свадьбу. Но – честно признаюсь – я боялся очередными излишне правильными словами вызвать у друзей раздражение.
 — Я придумал, — хлопнул себя по лбу один из друзей. – Ведь свадебная одежда невесты у тебя, а покрывало закрывает лицо! Твоим шестиюродным тетям не всё ли равно, что там за физиономия под покрывалом? Давайте найдем какую-нибудь девчонку и упросим ее примерить наряд, встанем рядом – и фото готово!
Я сопротивлялся, но слабо. Хотя внутри всё кипело: я вовсе не хотел напяливать свадебную одежду моей будущей жены на кого попало. Но, во-первых, как я уже сказал, очень боялся в очередной раз показаться слишком правильным, а во-вторых – парни уговаривали меня, что мальчишник без единой проказы как бы вовсе и не мальчишник.
Оказалось, что девушек, которые согласились бы на такое, никто из нас не знает. Мы приуныли.
Но тут из того самого кафе, о котором я уже рассказывал, выбежали двое подростков. Одного из них я хорошо знал, да и ты, конечно, уже знаешь. Проныра, врун и лодырь умудрялся держаться в услужении у хозяина только потому, что перекладывал свою работу то на других официантов и уборщиков – но за это ему от них доставалось, — то на брата, которого он с некоторых пор начал приводить с собой. Брата его все считали дурачком: он одевался так, как будто в наши жаркие широты пришла северная зима, заматывал голову тряпкой и почти всегда молчал. Однажды он сплел себе украшение из нитей, но Проныра отобрал его и хвастался этим.
Вот сейчас я их и увидел: Младшего Брата, который выбежал из дверей кафе, и Проныру, который гнался за ним и пытался достать его кулаком. Я поймал Проныру за шиворот:
 — Ты когда прекратишь обижать брата, бессовестный?
Проныра заскулил. Его брат стоял и смотрел на меня черными широко открытыми глазами с густыми ресницами, и в этих глазах вовсе не было ничего сумасшедшего. Я впервые разглядел его очень красивое лицо и пожалел, что никогда не буду художником.
 — А я кое-что придумал, — снова сказал мой друг, подбегая к нам и подзывая жестом остальных. – Парень, хочешь подзаработать?
Проныра опасливо оглянулся. Его брат давно убежал, рядом никого не было.
 — Да нет, ничего противозаконного, — сообщил мой друг, хотя я уверен, что Проныра давно уже освоил немало противозаконных деяний. — Надо просто надеть кое-какую одежду и сфотографироваться. Лицо у тебя будет закрыто, бояться не нужно.
Когда до Проныры дошло, что именно от него требуется, он поначалу наотрез отказался. Увидев деньги – предложил позвать младшего брата и переодеть в женское платье его. Тут уже запротестовал я: во-первых, я вообще решил, что головного убора и накидки будет достаточно, кто сказал, что на фотографии должно быть что-то, кроме лиц, а во-вторых — …да, я люблю раскладывать на во-первых и во-вторых, — очень занудно, да? Во-вторых, я и на Проныру не хотел бы надевать вещи своей невесты, не то что на его все-таки очень странного брата.
 — Если позовешь брата – хорошо, но тогда все деньги мы отдадим ему, — сказал кузен. Хищные глаза Проныры, привыкшего отбирать всё у брата, загорелись.
 — Мы накупим ему всякой еды и он ее съест при нас, а денег не получишь, — уточнил я.
Проныра вздохнул и кивнул.
Как я ездил за головным убором и возил остальных переодеваться, как мы искали места в городе, чтобы случайно не встретить знакомых (особенно моих сослуживцев), как фотографировались, плотно обступая Проныру-«невесту», я рассказывать не буду. Стыда натерпелись… Довольный кузен отбыл из города, как только заполучил вожделенные фото. Все-таки он свинья…простите.
Друзья порадовались, что хоть что-то необычное произошло на нашем мальчишнике, мы пообедали, и они тоже вскоре отправились по домам. И только в этот момент я обнаружил пропущенные звонки от моего будущего тестя. Перезвонил.
 — Не очень-то ты и интересуешься своей невестой, — недовольно сказал тот. Я рассыпался в извинениях.
 — Можешь больше не извиняться, — произнес отец моей невесты, и я замер, почувствовав  плохое. И не ошибся. Мне было сказано, что в эти дни – пока я «занимаюсь неизвестно чем» — к моей девушке посватался богатый парень из ее родного городка, дальний родственник, и она радостно приняла его предложение.
Я немедленно перезвонил своей невесте. Как изменился ее голос! «Ты всё знаешь? Вот и достаточно, — сказала она, как чужая. – Конечно, я приняла предложение добровольно. Кто же выберет бедность, когда есть богатство?»
Вот и всё. Я чувствовал виноватым только себя. В том числе и мистически: кто же надевает свадебный покров любимой женщины на уличных мальчишек?
Всю ночь я проплакал. Наступило утро, я вытер слезы и стал думать о приглашенных дяде и тете,  о коллегах, которые встретят меня поздравлениями, о начальнике, который на правах старшего перед самым отпуском даже сказал мне напутственное слово: у него самого была добрая толстая жена и куча детишек. Как я взгляну им в глаза?
Так прошел день. К вечеру я дошел до отчаяния. Знаете, что я решил сделать? Не поверите. Впервые в жизни я решил пойти куда-нибудь в трущобы и там напиться. Нет, меня не прельщало сидеть на маленькой кухне в обществе бутылки: я считал себя виноватым и хотел именно отправиться куда-то, куда я в здравом уме никогда бы ночью не пошел.
Солнце в этот день никак не садилось – именно так я чувствовал то, что для меня сбилось время. Я шел пешком все дальше и дальше, в приличной одежде, с собой у меня был кошелек… не знаю, что стало бы с дядей и тетей, если бы меня в тот день приметили грабители. Но мне всегда везло, Бог хранил меня и в этот раз. Никого опаснее чешущихся грязных псов, которым лень было подойти и обнюхать чужака, я не встретил. Вот уже я дошел до места, где даже лачуги нельзя назвать лачугами: так, фанерные стенки и неприкрепленная же фанера на крыше, которую сдует первым ветром. Какая-то полуодетая женщина тащила в одно из таких строений упирающегося голого ребенка, отросшие волосы его казались не черными, а рыжими от пыли. В других домах не было движения, зато отчетливо слышалось, что работает телевизор. Меня с детства пугали люди, у которых не было даже обеденного стола, зато был телевизор: сначала дело, потом безделье, так уж меня воспитали, и я благодарен за это, иначе бы сейчас сидел в одной из этих конурок.
Вдруг послышались знакомые крики. Я обернулся: мальчишка с воплем замахивался на девочку, которая уже сидела на земле и закрывалась от второго удара.
 — Проныра?
Это, действительно, был Проныра.
 — Я кому сказал: не сметь обижать…
И тут я замолчал.
Я узнал девочку. Ей было никак не меньше шестнадцати, но – видимо, от недоедания и тяжелой работы  — она казалась совсем крошкой. На шее у нее висело украшение, похожее на то, что отобрал на днях ее брат, волосы растрепались. А лицо… Я узнал это лицо. То самое, ради изображения которого на холсте стоит стать художником.
Проныра понял, что его секрет раскрыт.
 — А что – мне одному работать, что ли? – заныл он.
 — Веди меня к своей матери, — сказал я.
 — Не поведу! – заявил Проныра.
 — Не поведешь – всем расскажем, что ты фотографировался в женской одежде, — разозлился я.
Мать Проныры работала неподалеку. Она стирала белье, одна ее рука, бессильно скрюченная, поддерживала очередную вещь, а вторая как-то управлялась со стиркой. Я сказал ей слова, которые пришли мне в голову внезапно — но я о них никогда не пожалею.
Она бросила стирку, отправилась вместе со мной в лачугу – внутрь я не вошел – и через полчаса вышла с нужным мне документом. Следом за ней появилась ее дочь, в застиранной, но чистой юбке, старой футболке и рваной обуви. Все ее вещи уместились в один пластиковый пакет.
Я отдал женщине, как обещал, все деньги из своего кошелька, взял девочку за руку, и мы пошли. Я до сих пор не знал ее имени.
Я привел ее домой и сказал:
 — Помогай.
Она удивилась.
 — Сейчас мы переставим шкаф, и из одной комнаты получится две. В своей ты будешь жить. Застелем тебе кровать, я посплю на полу. Сыграем свадьбу – и ты пойдешь в школу. Потом посмотрим, к чему ты окажешься способной. Помогу тебе выучиться, а там, если захочешь – разведешься со мной.
Девочка послушно кивнула.
Свадьба прошла прекрасно, хотя мать девочки отказалась прийти, а братца я не пустил сам. В дальнейшем я уговаривал его пойти в школу, но он чурался неожиданным родством со мной, в школу, разумеется, не пошел, а после, говорят, сбежал в столицу, заявив напоследок, что там ему подадут милостыни больше, чем здесь он заработает тяжелым трудом (да, без сестры ему действительно пришлось трудиться, и Проныре это не понравилось). Дядя и тетя пришли в восторг от невесты и весь день обнимали ее, как малышку, друзья не подвели и ничего им не сказали.
Шли годы. Она жила со мной как сестра, которой мне в прежние годы жизни не хватало. Однажды, когда ее учеба уже подходила к концу, а я получил по службе очередное повышение (вместе с повышением заработной платы, что было очень уместно в связи с расходами на обучение), она взяла меня за руку и, смущаясь, призналась, что влюбилась в меня с первого взгляда, когда встретила на площади. И долго по-девичьи жалела тогда, что не может показаться мне в своем «настоящем» облике, а не в костюме глупенького брата Проныры.
Что сказать? Сейчас у меня есть моя дорогая жена, которая работает половину дня в очень хорошем месте, любимые дети, дочка хочет стать художницей. Свой маленький дом, думаю машину купить. Дядя с тетей переехали, чтоб жить по соседству, нашу историю мы им рассказали только на днях, посмеялись и поплакали все вместе. Что еще нужно? Я ж говорю: мне всегда везло. Я прохожу мимо статуи Бога за оградой церкви на углу улицы и всегда говорю Ему «спасибо». И детей научил делать так же. И думаю, что это правильно.