Рассадка

Мэри открыла глаза за три секунды до звонка будильника, обвела взглядом его черные цифры и стрелки,ползущие по белому овалу циферблата, и нажала на кнопку. Она встала, всунула ноги в пушистые черные тапочки, накинула белый халатик и проследовала на кухню.

Как только черный кофе был готов, Мэри налила его в белоснежную чашечку и поставила ее на черное блюдце. Отхлебнув самый вкусный первый глоток, Мэри встала, надела белую блузку, черную юбку и черные туфли. Подхватила белую сумочку и отправилась на работу.

Войдя в свой офис с белыми стенами, Мэри села за стол, открыла черный ноутбук и увидела на яркой белизне экрана сообщение от главного судьи округа, которое черными буковками засияло у нее перед глазами.

Мэри улыбнулась, обнажив белоснежные зубы. Ей сообщали, что пришло время для церемонии вручения гражданства. А это значило,что Мэри ждут приятные хлопоты.

Она открыла ящик черной тумбочки, выудила нужную папку, положила перед собой, раскрыла и уставилась на ее содержимое.

В белой папке лежала стопка фотографий претендентов, для которых и наступит торжественный день – день, когда они станут полноправными гражданами этой страны. А Мэри должна была рассадить их по местам в зале и выписать каждому номер.

Мэри распотрошила пачку фотографий по всей поверхности стола. Одного ее взгляда на эту пеструю палитру лиц было достаточно, чтобы понять, что белых как всегда не хватает. Такое положение дел вносило когнитивный диссонанс в мироощущение Мэри, но вера в свои силы никогда не покидала ее: так или иначе, все обязательно приходило к порядку.

Ну и что, что некоторых приходилось отправить обратно в папочку, до следующей церемонии. Подождут! Порядок и её эстетический закон были важнее, как считала Мэри. Поэтому, она сначала привела к цветовому балансу стопку фотографий, а потом начала аккуратно раздавать номера кресел каждому лицу.

Иногда Мэри зажмуривала глаза, и представляла себе зал, и то, как она красиво рассадила в нем людей, что если взглянешь со сцены, или с балкона, то и не придерешься.

Признаться, во всем департаменте никто и не подозревал о тайном принципе Мэри, по которому она рассаживает людей. Кого волнует? А Мэри ощущала себя дирижером спонтанного оркестра.

Это же она собирала “оркестр”, а потом тихонечко подглядывала с балкона, ну, как там они смотрятся в моем шахматном порядке? Черное, белое. Шах и мат?

Время, подумала Мэри. Пора спуститься в зал и полюбоваться на свою работу. Мэри заняла своё излюбленное место наверху, на балконе, откуда её несравненная шахматная рассадка для претендентов на гражданство просматривалась как нельзя лучше.

На сцену выпрыгнул маленький невзрачный филиппинец, и перед тем как начать подобострастно пялиться на судью он посмотрел в зал. Было видно, он искал своих родственников, которые пришли лицезреть вручение ему этой долгожданной карточки гражданина.

Нашёл своих филиппинец быстро, но почему-то продолжал шарить взглядом по всему залу. Выражение его лица вдруг начало мгновенно меняться: сначала это был взгляд недоумения, а затем и без того тёмное филиппинское личико стало наливаться краской праведного гнева.

Он немного повертел головой, глядя то на судью, то на публику. А потом вдруг схватил судью за грудки и на плохом английском стал вопить: ты что делаешь,паразит? Ты как людей сажаешь?

Судья вращал глазами и ловил ртом воздух. Он совершенно оторопел от такой наглости и совсем не понимал о чём речь.

"Беляя, красная, чоная, беляя" - быстро повторял филиппинец. "Как сидят, смотри?? А я здал год, стоб сюда прийти. Это патаму ста чоная без белая - никак??"

Охрана прибежала достаточно быстро, но филиппинец уже многое успел выразить, используя весь свой ломаный английский.

Судья скрылся за занавесью, но вскоре вновь появился, поправляя мантию.

Мэри вздохнула. В любой работе бывают издержки, подумала она.