Счастье
-- С этой болезнью можно дожить и до ста лет.
-- Сколько я могу ещё ходить?
Он посмотрел прямо в глаза:
-- Заболевание редкое, этиология неизвестна, по патогенезу пациентов 10 -- 15 лет, может меньше.
За это время возможно появиться что-то новое. Наука не стоит на месте.
Впервые за четыре года общения он улыбнулся. Сквозь звёздность имени и статуса проступило обычное человеческое... мужское, обращённое к... ней?
-- Доктор Андерс, я сделаю, как вы мне скажете, я доверяю вам.
-- Что вы делаете сегодня вечером?
-- Простите?
-- Я освобожусь через четыре часа, вы свободны?
-- У меня лекция в лицее, к часам пяти я буду свободна.
Она всё ещё не могла поверить, четыре года не безделица, и никогда... а ведь он ей нравится, очень: но что не для неё, то не для неё, просто хороший врач, профи.
-- Я заеду за вами в 17:30, адрес у меня в истории болезни, пока.
-- Пока!
Она стояла у зеркала и разглядывала свои собственные пышные, каштановые, отливающие медью волосы; белую, не загарающую кожу; великолепный втянутый живот; нет! откуда тут складка, ещё несколько недель назад её не было. Или была? Она стареет? Мила знала, что больше 30 ей не дать, родительские гены, но для него.... Сколько 20 - летних уже "бьют" по мимическим морщинам лба, под глазами, по коленям... колени... Она привычно пожевала большую горсть смешанных орехов, четыре кураги, сделала несколько глотков натурального йогурта, кинула в рот две витаминки и запила стаканом столовой воды. Надо правильно есть, работать, иметь позитивное настроение, иначе и гены не помогут... Вчера она упала, споткнулась о ступеньку, выходя из ванной комнаты. Синяк... и... болит.
Она натянула джинсы, атласную майку, разлохматила волосы. Ему так нравится, она так хочет ему нравиться... 3 года вместе... это не безделица.
Они сегодня поужинают дома, Мила приготовила крабы с либлихом, сотворила огромную сырную плату, он любит игристое вино с ананасовым соком и тайскими пряностями... А она любит его, и ревнует ко всему и ко всем. Никогда не знала, что настолько ревнива, Майкл не должен это заметить, не должен!
Вечером в спальне, целуя её лодыжки, колени ...
-- Ты упала?
-- Ну да, торопилась из ванной... к тебе, -- засмеялась она. Он внимательно взглянул:
-- И всё?
-- Конечно, что ещё может быть, я исполняю всё предписания врачей. Всё отлично. А что ?
-- Ничего, иди ко мне...
Второй раз она упала, неловко подвернув ногу, даже не поняла, как это получилось, и только уже сидя на стуле... -- промелькнула мысль, лишь промелькнула ... Нет, рано, совсем рано... но когда повторилось -- несколько раз, она поняла: не случайно, нет. От этой мысли взмокла вся, мгновенно, в голову словно что-то ударило. Без паники, только без паники, паника -- самое страшное, это -- знала точно. Ничего не известно, может уже появилось нечто... Майкл же лучше всех знает, лучше всех -- это не безделица.
Он ничего пока не должен узнать, ничего!
-- Почему ты тогда позвал меня, четыре года, и вдруг...
-- Неделя, как ушла жена, мне было так...
-- А я оказалась в нужное время, самая молодая из твоих пациентов.
-- И самая красивая, -- он засмеялся и поцеловал её...
Правильно подобранная терапия давала устойчивую ремиссию, Милу знали всё специалисты по данному заболеванию, её показывали в Интернете людям, переставшим надеяться и верить медицине, а Майкл твердил:
-- Я ничего не могу понять, я не верю в чудеса и господа бога, но это фантастика, понимаешь любимая, это фантастика, -- несколько научных монографий он написал по её патогенезу.
А она знала: разве зря мама отдала за неё свою жизнь, поставила на уши весь мир, в буквальном смысле слова подняла доченьку на ноги, а когда Мила вновь пошла в школу, и ей минуло 15 лет, решила: можно уходить. Никто кроме неё не знал, в каком состоянии было её сердце. Мама умерла на даче, в неполные пятьдесят, в безумную жару июля 1973 -го, "скорая" приехала слишком поздно. Через пять лет умер от второго инфаркта отец. Повзраслев, Мила часто думала: а вдруг эта цена её собственной жизни, её полноценной жизни, и непостижимой ремиссии. Мамочка моя! Папа!
Я обязана жить, ходить, и быть счастливой.
-- Я уезжаю ненадолго, приберите квартиру без меня, -- сказала Мила, н е д а в н о
нанятой домработнице. -- Если доктор Андерс позвонит, скажите ему, что к ужину обязательно вернусь.
-- Майкл, я должна тебе сказать: я беременна.
-- Ты ведь знаешь моё мнение, и знаешь какова причина подобного мнения.
-- Знаю, ты боишся за моё здоровье и здоровье ребёнка, но я могу родить, мне 39, а этиология заболевания плохо изучена, риск для ребёнка чуть больше, чем при здоровых родителях, -- она говорила жарко и торопливо, словно опасалась, что ей могут прервать.
-- Вот именно, мало изучена, и этот факт, ещё не повод, относиться к нему легковесно.
-- Я смотрела статистику: у многих родителей с моим заболеванием рождаются здоровые дети и внуки, это не безделица.
-- А иную статистику изучала наверно, это не безделица, -- вдруг передразнил её Майкл.
Она посмотрела на него, и он увидел на её лице упрямство и что-то такое, чего не замечал раньше: убеждённость в своём праве . У неё есть право, и у него тоже это своё право, есть.
-- Я знаю, о чём ты сейчас подумал, именно поэтому наш разговор необходим. Я не могу тебя заставить стать отцом, но неужели ты действительно не хочешь маленького, такого же умного и красивого, как ты, или ты не хочешь именно от меня...?
-- Я люблю тебя, в иной ситуации...
-- У нас нет иной ситуации, у меня нет другой ситуации, усыновить ребёнка мне не разрешат, Майкл, здесь сидит не только профессор медицины, но и муж -- мужчина; я всегда следовала твоим советам; я люблю тебя и доверяю тебе, но сейчас ты можешь поддержать меня. Мне нужен ты, и мне нужен наш ребёнок. Майкл!
-- Какой срок?
-- Ещё... не... поздно... но неужели ты... Майкл!
Она не плакала, не повышала голос, но такое выражение лица он видел только у пациентов, которым выносил... приговор.
Майкл встал, и молча вышел из спальни.
-- Майкл!
-- Линда, принесите мне пожалуйста некрепкий кофе, и свежий сок.
-- Мила, я слышала ваш разговор, извините: я... я хочу сказать: у меня внук; ему три года; он тяжело болен; это очень тяжко, у молодых здоровых родителей.
Но если вы решились, рожайте... Доктор Андерс порядочный человек, он...
-- Мы женаты семь лет; я не могу, не хочу пользоваться его порядочностью; я почти всегда была с ним согласна, а сейчас... он разлюбит меня, останется из жалости, а возможно возьмёт и уйдёт... ведь я нездорова... это не безделица.
-- Вас не должно это тревожить; никто не ведает своей судьбы... вы ничего не можете знать наверняка, сколько будете вместе, столько будете.
-- Линда, вызовите пожалуйста такси.
-- Я позвоню доктору Анд...
-- Сначало такси, сообщите акушерке, потом Майклу, кажется началось...
Линда смотрела вслед отъезжающей машине, её губы беззвучно шевелились: она молилась. Потом поправила воротничок на платье, и громко, словно её можно было услышать... сказала:
-- Счастья вам троим!
16.01.2021.
Свидетельство о публикации №221011600187