Эти редковстречающиеся красные гелевые

      То, что жизнь нехорошистов и неотличников не такая радужная, как у их товарищей, имевших счастье обходиться без этой приставки "не", я, конечно подозревал, но, что она расцвечена ТАКИМИ цветами - не подозревал вдвойне.
      Однажды, за праздничным столом, в связи со школьными успехами виновника торжества, вспомнился рассказ Михаила Зощенко о трёх дневниках: одном - забытом в парке, другом - зашвырнутом за шкаф в классе, и третьем - со склеенными страницами. Тут все взрослые единодушно согласились, что всё-таки у электронных дневников есть и свои положительные стороны, хотя бы потому, что с ними такие номера уже не пройдут.
      И тут нас потянуло на воспоминания о нашем дневниковом детстве, благо теперь эти истории можно было без опаски рассказывать при детях, так как воспользоваться полученными из этих историй знаниями деткам всё равно не придётся, а вот положительный урок из всего услышанного, по принципу "от противного" они, возможно, извлекут.
      Итак, начнём.(Не будем уточнять, кто и что говорил, просто слушайте...)

      Я, когда получал двойку, не беспокоился о том, что мне будет за это дома от родителей, в отличие от других учеников. Я шёл домой с просветленным сознанием относительно дальнейших моих действий с этой двойкой.
      Во-первых, в начале учебного года я запасался одним, или даже двумя лишними дневниками, и покупал из них только такие, листы которых соединялись на скрепочках, чтобы можно было разобрать, удалить ненужное и заменить из запасного комплекта, даже если отец заранее пронумеровывал все страницы дневника.
      Тоже самое происходило и с тетрадями, особенно было обидно, когда нехорошая отметка оказывалась где-нибудь в конце тетради, это не то, что в середине, когда вынул листик и заменил переписанным новым, тут уж приходилось переписывать заново столько, что теперь только диву даёшься, откуда столько усидчивости бралось, (и ведь никто не заставлял же это насильно переписывать).
      Да, может возникнуть вопрос, а где я проводил все эти мероприятия, ведь не дома же, где могли быть родители, работавшие по сменам. Я выбирал среди лестничных площадок самую непосещаемую (как выбирал? опытным путём), обычно это было между шестым и восьмым этажами, и раскладывался прямо на ступеньках, и принимался за свой кропотливый труд. Иногда приходила мысль, а не проще ли было честно показать эту злосчастную двойку, чем так мучиться. Но...
      Проще было, конечно как-то исправить отметку, но, как назло, наша классная, преподававшая математику, пользовалась какой-то особой красной гелевой ручкой, и сколько бы я не пытался купить стержень с таким же цветом, никак не получалось, это всё оказывался не тот её фирменный цвет.
      Да, и ещё, почему-то фантазии, или духу не хватало просто избавиться от удалённых листков. Их потом всё равно родители находили, где-нибудь за диваном или шкафом при генеральной уборке, но это же было уж потом, когда уже вступал в силу срок давности событий.
      Одна молодая особа пяти с половиной лет, послушав мой очень коротенький рассказ о значительно более безобидном случае, обронила совсем недетскую фразу:
- И как мне теперь это всё забыть?
- Что это - всё?
- Ну вот это, что ты мне рассказал.

      Устами младенца глаголет истина.