Будни окраины

                Виктор Ружин
               
                повесть               
      Проснувшись утром, Илюшка вышел из комнаты в коридор. Двухэтажный коммунальный дом просыпался разговорами, кашлем и грохотом утвари. Проходя мимо общей кладовой, парнишка услышал возню. Заглянув в кладовую, он от испуга оторопел. Там находилось взлохмаченное чудище с мешковатой большой сумкой, расположившись среди пыльного разного хлама. Непрошеный странник тоже смотрел на Илюшку. Но он смотрел мимо мальчишки, парнишка интереса для него не представлял. В этот момент его интересовала только сумка. Он что-то доставал из неё, отправляя в широко открытый рот, и с наслаждением съедал, прищурив глаза от удовольствия. Пришелиц был облачен в грязные лохмотья, на ногах рваные калоши на босую ногу. Это существо с копной взъерошенных волос наводило на мальчишку ужас, и он от страха выбежал на улицу.               
     Вскоре об этом ненормальном госте узнали женщины дома. Они, собравшись в кучу, приблизились к кладовой, чтобы разобраться с презренным пришельцем. Широко раскрыв дверь кладовой, женщины насторожённо стали рассматривать   привидение. А чудаковатый странник, бросая взор то на женщин, то на свою сумку и, смущённо улыбаясь, увлечённо с наслаждением шумно причмокивая, жевал. Разглядев убогого, они стали его вызволять из дома на белый свет. Сердитый субъект сопротивлялся, не давая желанию тёток осуществиться. Он угрожающе издавал грозное рычание, на злобно смотрящую на него обрушившуюся толпу. Но  женщины упорно осуществляли желание выселить непрошеного вурдалака и стали хватать его за рваную одежду и вытягивать наружу. Вскоре им это удалось, и приблудный скиталец оказался на улице.               
    Обескураженный безумец стоял и смотрел на свирепых людей обозлёно и мычал как бы говоря: «Чево вы ко мне привязались? Чево я вам сделал? Я рождённый землёй и родственники вы мне все люди».                Но собравшиеся тётки при всём его старании не хотят его понимать и не хотят знать. Их так просто не провести. Их жизненный опыт им говорит, что этот пришелец не от Мира сего.               
    От обиды блаженный сел на землю и стал царапать её руками. Царапать, чтобы разделить с ней свою боль, нанесённую людьми и этой жизнью. Он скоблил землю   до крови на пальцах.                Тут молча, подошёл старик Кирилыч к страдальцу и протянул ему кусочек хлеба.                Тот быстро взяв хлеб и, заулыбавшись, моментально съел. Старик, повернувшись к женщинам, стал их стыдить.               
    – Вы негодные люди. Как вы не понимаете. Он же малое дитё и в жизни этой невинный, хоть и неприглядный, но чистый душой. Дайте ему  пощады! Эх вы! Бог-то вас за это зрения лишит и без разума пустит в судьбе  своей плутать. И вы за это будете умирать, корчась в муках. Вас порок всех  повяжет суровой карой и скрутит вашу жизнь в наказанье. Вы бестолковые  курицы. Напали на безвинного и клюёте его.
    – Ну, ты, ёкарный бабая, брось нас здесь срамить. Мы тебе чё девки позорные и должны всякую хмурь услаждать. Ишь, какой добрячок выискался срамоту захорашивать. Тут и без тебя тошно. Ты, старый хрыч, прихомил себе право всех обсуживать, а наяву твой прок только смердеть. Ты скудоумие-то не ввинчивай в жизню. Мы этого-то шатуна не клюём. Мы понимаем, что он не уркоган, но в нём много пыли и грязи, он, видать, незаконный и нечисто  рожденный. И пускай с этим мраком жизнь расправляется. А мы норовим чистоту дома блюсти. Да и чтобы всякие шарлатаны здесь не ошивались, а своё место в миру знали. Он своим приблудием нас вшой наградит. Мы  хотим, чтобы не нищета властвовала да всякая нечисть по жизни шастала, а был порядок и лад. А то от этого страшилища можно в страхе и зачахнуть. – Выступила  громкоголосая Маруся.               
     – О, ты смотри-ка! Какая зубоскалистая выискалась! Ты больно-то девка не шали, а то не до хорошего договоришься. Иш, разгалделися, учить меня ещё тут будете.       Я-то считай, свой век отжил. И мой процесс по жизни, не то чтобы доживать, а во многом узревать негодное. А, тебе ещё жить да жить надо. Да и жить не презренно к миру, а с приветствием. Ты, баба, вон шумная какая! Шустрячка ты всё же, да и не мыло, сколько тебя не три – ты не измылишься. – Гудел дед.                Израсходовавшись словами, старик заключил. «Что ему не изменить эту жизнь, но хоть выдавить словом из себя эту муку. Эх, лихоманка её побери, скурвилась эта жизня, скурвилась напрочь»!               
     Незаметно толпа стала редеть и юродивый, поднявшись, стал удаляться. После этого незадачливого бродягу видели и в соседних посёлках. Там он своей необычностью одних людей изумлял, других ужасом взъерошивал, тревожа человеческое сознание.               
    А Кирилыч продолжал думать. «Если раньше отец создавал семью, за неё держался, и её берёг то сейчас гоняются за ветром. Много пустословия, да бестолкового шараханья. Человек не знает, куда себя приложить и все между собой чужие. Мир вне устойчивости и не знает что ему надо. Как отыскать объединяющую силу, чтобы  не быть друг другу врагами. Люди должны брать пример с природы, она матушка, всегда полна содержанием, а не заносится гордыней самолюбия. Жизнь штука не простая. Для глупого она закрытая, для умного открытая. Умному миг даёт опыт от дурака миг улетает. Да, мир жесток, не прощает человеческим слабостям».               
     Как-то Илюшка уснул днём и видится ему сон, что вокруг него летают огромные шары. То подлетают к нему, то улетают, словно изучая и испытывая, что он за существо. И он проснулся. Проснулся с удивлёнными большими глазами, как будь-то, явился с другого мира. Он увидел за столом сидят гости, родственники. Сидят и доедают жареную картошку. Илюшке стало обидно, и он заплакал. «Почему его не разбудили, и что он с ними не посидел за столом и не поел жареную картошку». А когда стали провожать родственников, то Илюшка ухватился за дядьку Ивана чтобы уехать с ними в большой город. Там много интересного, а здесь всё наскучило. Но мать его не отпускала. Тогда Илюшка устроил такой рёв и истерику что родственники поспешили уехать. Илюшка за ними погнался, но мать его догнала и возвратила рвавшегося назад. Но Илюшка долго метался, заходясь рёвом, и бился в истерике.                Но всё проходит. Прошло и рвение у Илюшки и он, хмурый, уставший от плача, сник и сидел отрешённым застывшим в одиночестве, что брошенный.   
               
                *     *     *
      Соседка Зоя дружила, дружила с парнем, а потом они разругались и  парень запил, запил и умер. Схоронили его, а Зоя страдает, не может его забыть. Она зовёт, зовёт его к себе, а он не приходит. И как-то с подружками  пошла на кладбище, чтобы его помянуть. Поминали, поминали, и Зойка  так упилась, что ей стало несносно горячо. Пошли они и, чтобы  остыть, забрались полежать в болотце. Зоя лежит на спине в воде и говорит себе. «Уйду я, пожалуй, с этой чёртовой жизни. И наверняка там, на том свете я его милого - то и встречу». И она с головой ушла под воду, чтобы  утонуть. Но переполошившиеся подружки закричали и вытащили её из воды. Положили Зойку на живот, и давай,  давить по верхней части спины, чтоб  вода вышла. Откачали Зойку и, взяв под руки, уволокли домой. С тех пор  подружки с ней осторожничают, избегают быть с ней в компании. А Зойка теперь развлекается, посматривает на соседа Наума, чтобы  заглушить боль по умершему любимому. А Наум тоже страдающий придёт с работы и не знает чем заняться. Скучал, скучал и купил себе подержанный  мотоцикл, прозванный в народе «козелок». Проехал на нём всего только один  раз, и он сломался. Но зато у Наума теперь есть занятие, как придёт с работы, так сразу к мотоциклу. Садится около него полуголый до пояса раздетый и начинает в мотоцикле копаться. Пока он в нём гаички раскручивает, разбирает, собирает Зойка в это время на него издалека, поглядывает. Смотрит и видит, как подходит к нему со спины  жена и его обнимает. Наум соскакивает и на жену.               
      – Чё, тебе надо? Перебила всю работу. Как я теперь буду каку, куда  гайку закручивать!                Жена, отпрянув от Наума, обиженно уходит и растерянно шепчет. – Всё, я  сейчас буду в одиночестве, ему теперь не до меня. – Да, она сейчас полюбила   его, что он нашёл своё дело. А Наум ворчит. – Только своё дело нашёл, а она  тут как тут со своей любовью лезет, и от пота утираясь, грязными руками всё  лицо, и тело измазал. А Зойка сидит, посмеивается отошедшая от своей  назойливой печали. Она превращает свою жизнь, что сверло сверлит дерево в стружку.               
      Двухэтажный дом богат разными событиями. Как-то во второй половине дня соседи потеряли дочь. Ищут, ищут девочку и нигде не могут найти. Всё переискали все закоулки все углы прошли, а её нигде нет, как в воду канула. А тут старушка захотела растопить печь, стоявшую во дворе дома. Открыла дверцу печки, а там потерянная девочка разморёно, сладко спит. О, было радости и смеху от найденной потери. Все оживлённо говорили  и смотрели на пробуждённую заспанную пропажу. А та смущённая и непонимающая, по какому поводу шум и внимание к ней, стыдливо убежала в дом.               
       Печка для девочки это главный семейный объединитель, она  притягивает и щедро радует теплом. Девочка любит картофельные печёнки, её завораживает сооружённый очаг и влечёт к печке размориться её теплом, да и вдохнуть в себя запах калёного кирпича.
                *     *      *
       На глазах Илюшки на автобусной остановке пьяная женщина взломала замок двери киоска и забралась внутрь, чтобы  украсть деньги и попировать. Но денег там не оказалось. Её поймал милиционер и повёл в милицейский участок. Женщина шла, шатаясь, и кричала.               
       – Чё, ты меня ташишь! Я же ничего не украла. Ты бы лучше меня украл, я бы тебе стала благодарна на всю твою и мою жизнь. Не украденной мне ох как тяжко жить. Я прошу тебя. Укради меня товарищ милиционер, а. Ну, укради, а. Товарищ  начальник сделай доброе дело. Ну, укради меня, прошу тебя. Укради!               
       – Ты чё, девка! Думаш у меня жизнь в запас! Как бы ни так! Моя жизнь в  расходе и в залоге!               
       – Товарищ начальник!               
       – Я тебе не товарищ.               
       – А кто?               
       – Я тебе гражданин!               
       – Эх, гражданин! Эх, граждане вы граждане! Вы всё гражданствуете! Вы  же не живёте. И мы из-за вашего гражданства мыкаемся, и места у нас из-за  вас в этой жизни не находится. Всё утеряно, одна только толкотня, да и  приласкаться прислонится да пристать не куда. Человека не стало из-за  вашего гражданства. Днём с огнём его не сыскать. Вот и мучаемся мы из-за вас всех граждан. Я чё сказать тебе хочу. Я стала свою жизнь зельём заливать. А почему? А потому что мой муженёк звезданулся. Стал звёзды на небе считать. Считал, считал и досчитался до психушки. А я вот теперя в скуке пропадаю. И решила вот, чтоб не в скуке пропадать, а весёлостью до  потери сознания зайтись. В весёлости – то всё нипочём. И ежели умрёшь то и не больно и не тягостно и скоро отмучишься. Вот так она наша волочильная  жизня земная. На небеси-то хоть вольно летать будешь. А тут мы все приземлённые и все свёрнуты в одну скрутку. Да в скрутку тугую, в скрутку шальную. Да и шалим-то мы, на земле притворно называя это жизнью. А,  ведь я была обильна на сочную жизнь, но соки мои ушли в зажмуренную  безнадёгу. А когда я, очнувшись, хватилась то всё из меня, куда-то ушло всё куда-то делось. Общим иссохла я, превратившись, всухонькую лучинку и сухостой праздновать во мне стал и я сщас в тупике своего пребывания в миру. Вот она кара сухой доли, эта доля каждого караулит, каждого поджидает, каждого сторожит.          
                *     *      *               
     Чтобы жизнь оживить на окраинах да разукрасить любовью по распоряжению Берии был прислан эшелон девушек с Краснодарского края и из других областей юга на Урал. Несколько вагонов женщин пришлось и на шахты. Поместили их в отведённом бараке. Так появилось в посёлке  женское общежитие, и девчата обогатили жизнь разнообразием.
                *      *      *               
 
     Машинистке Марии нравился электрослесарь Колька. И вот однажды они, ласкаясь, расположились на ленточном конвейере, занимаясь совокуплением. А кто – то включил конвейер. Колька успел соскочить, а Мария со спущенными штанами выпала в вагон с углём. Выпала под смех и хохот находящихся людей на откатке. Убитая смехом Мария больше в шахту работать не пошла. Из-за дурной славы ушла работать кондуктором на железную дорогу. Нашла себе отслужившего Армию паренька Аркашу и поженились. Муж устроился работать в шахте. У них появились дети дочь и сын. Мария жила с Аркашей, а любить не забывала Николая. Он всё время стоял в её глазах.               
     До мужа Аркадия донеслись слухи о любовных похождениях Марии на конвейере. Вся шахта смеялась над новоиспечённым мужем Марии. И у него от истошного громкого смеха кругом заходила голова. От боли и невыносимого шума, чтоб не скрутиться да с ума не сойти, Аркадий замолчал. Не стал ни с кем общаться, разговаривать, ушёл в себя. От Марии он отдалился и, не стерпев призрения сельчан и молчаливого одиночества, повесился.               
     Дети, оставшись без отца, замкнулись. Они всё понимали. Понимали, что нескладная жизнь идёт от матери. Дочь укором смотрела на мать и чем больше она подрастала, тем больше укоризна её душила. И не справившись с этой болью, она повесилась, уйдя из жизни вслед за отцом.                А Мария, скрученная несговорчивой судьбой, пришла к Богу. И чтобы выдернуть из себя пристрастие да залечить душу божественной верой, она покрестилась. Стала ходить в церковь, молиться, замаливая свои грехи.
                *       *        *               
      Однажды Зойка шла по улице, и вдруг из магазина выскочил незамысловатый  Матюша. Выскочив, он перед её ногами высыпал на асфальт сушки, которые нёс в свёрнутой фуфайке, что в мешке. Высыпанные сушки он стал рассовывать по карманам. Сушки, которые не вмещались в карманы, он тут же съедал. Матюша натура ни то чтобы сложная, но и не то чтобы простая. Он просто без натуры, безумец начисто ума лишённый ковырялся в своей судьбе, что бездомный пёс.  Его также вывалила Москва, как он вывалил на асфальт из фуфайки сушки.                В Москве Матюша работал в министерстве путей - сообщения. В непосильной  работе в столице головка у Матюши стала шалить и мысль на мысль заскакивать. Тогда столица скомандовала ему отставную, и он появился на окраине.                В окраине Матюшу поселили в ветхий барак. Но барак вскоре разломали, а Матюшину комнату оставили на попечение Богу, в которой даже мышам нечего делать. Мухи и те с голоду подохли.  И стоит теперь эта беспризорная комната торчащим больным одиноким зубом на земле в назидание беспощадному миру.         Почтенные люди называли Матюшу Матвеем Исаковичем и он добрел в улыбке и ходил с выпрямленной спиной. Матвей Исакович спал в корыте, которое было подвешено верёвками к потолку. Ох, а как он любил украшать себя часами.  По несколько часов он обряжал обе руки и по несколько часов у него красовались на ногах. От тоскливости Матюша завёл себе белого пуделя. Обвязал его красными бантами и обязательно водил за собой на поводке. Пёс от затей полоумного Матюши уставал и плёлся за ним понуро.                В неказистом крае Матюшу так занесло, что он стал ходить по улицам, помахивая тросточкой, демонстрируя показную важность, что он не лыком шитый, а из знатных людей и его так просто захолустной провинции не взять. «Этот  шут гороховый – проживалец должен ему завидовать, и учиться его манерам, да охаживать Матюшу почтением. Чтить его обязаны беспрекословно, так как он оттуда, сверху вышедший. И нечета тут вашему брату. Простолюдин должен стоять перед ним навытяжку и на цыпочках ходить и тихим голосом вежливо с ним изъясняться. А Матюша должен смотреть на всё строго и властно, чтоб вся эта темень своё место знала, и все лизоблюды шапку перед ним ломали».                Как-то Матюша решил сделать подарок своей судьбе, чтобы комната в сиротливости не пустовала. Он в приподнятом духе обрадовано привёл в свою комнату женщину в жёны. Та вначале от комнатного бардака опешила, но сплюнув, махнула на всё рукой и горько запила. В молчаливом помутнении её спившуюся, упекли в больницу, на время излечения, оградив от мира.               
     После неудачной женитьбы все женщины для Исаковича стали ненавистны.                В первое мая в праздничном настроении Матюша в людской толпе обматерил женщину презренно смотревшую на него. За эту бесцеремонную выходку муж  женщины побил Матюшу – химерника, чтоб не ёрничал. И Матюша с тех пор совсем утвердился в призрении к женщинам и даже стал держаться от них на безопасном расстоянии. Но себе под нос шёпотом всё ровно их ругал. Он стал упорно не уважать женщин за их противоположную к мужчине жизнь.                Окраина Матюшу не приняла. Он народу не по нраву пришёлся. Сердитостью отнеслись к нему. И Матюша ушёл в неизвестность, комнатушка зачахла, всё превратилось в пыль и бесследно кануло в лето. Он ушёл из жизни, а в памяти окраины всё же остался.
                *      *       *
       На центральной улице городка возле магазина сидел сапожник Аполон. Он подбивал подмётки и смазывал гуталином прохожим обувь. Аполон хрипением утверждал, что, мол, туфли заблестели. Задумчивый он молчанием отчитывает свои годы. При виде женщин Аполон улыбался, бросал им комплименты и отправлял воздушные поцелуи. Бани он не знал. Задубелое его серое лицо  расписано глубокими морщинами. Хулиганистые мальчуганы дразнили его, и он становился сердитым и гнал негодников от себя, обрушиваясь на них бранно. У Аполона на всякий случай была припасена вица, для шалунов, чтобы отхлестать да проучить проказников. Пускай знают эти озорные баловни, как вести себя со старшими.      
                *     *      *
       Во дворе двухэтажного дома под огромными тополями стоял большой шахматный стол. Возле шахматного стола всегда толпились мужики. Одни играли в шахматы другие, глазея, болели. Гришка любитель шахмат приходил во двор пьяненьким. Он азартно уходил в игру. Когда его противник думал над ходом, Гришка доставал из кармана бутылку водки несколько глотков отопьёт и тут же закусывал тополиными листьями, живал их причмокивая.
                *     *     *
       Николай Ненашев после окончания работы пошёл на железнодорожную станцию, чтобы уехать домой. Стал переходить железнодорожный путь и увидел разрезанного паровозом на две части человека. Жалко стало Николаю погибшего человека. «Что же его заставило лечь под колёса паровоза», думал он. И тут к нему подошёл мужчина, работавший на железной дороге, и заговорил.                – Этот зарезанный долго ходил по рельсам. То идёт в одну сторону, то в другую сторону и всё ходит и ходит. Потом встанет и что-то думает. Потом опять начнёт ходить. Видать мучительно прощался с жизнью. Какой-то он растревоженный  весь был. И всё-таки собравшись с духом, он лёг под колёса идущего поезда. Вотана как оборачивается жизнь человека.                И пока Николай Ненашев ехал до дому он всё думал о зарезанном паровозом человеке.
                *      *      *               
        Таракановы жили на небольшой железнодорожной станции. Жили не задумываясь. Веселились водкой да воровством. От навязчивой воровской мании оправиться, не могли. Убеждали себя, что воруют все от министра до бродяги. Воровали искусно. Промышляли воровством в пассажирском поезде. Сын Тараканов Волька с дружком с Балагановым Данькой воровали чемоданы у пассажиров. Внедрялись в плацкартном вагоне в весёлую компанию играть в карты. Волька играл в карты, отвлекая бдительность игроков азартом, а Данька в это время крал чемодан и удалялся в соседний вагон. На полустанке они спрыгивали с поезда и прятались с чемоданом в зарослях. Потом содержимое чемодана продавали на барахолке и весело кутили до последней копейки. Очнувшись от чумной попойки, сотоварищи вновь пускались в воровской промысел. Но однажды воришкам не повезло. Их уличили в воровстве чемодана, и они спасались бегством. Чтобы не быть пойманным Волька на ходу стал спрыгивать с поезда. Но прыгнул не удачно, и ему отрезало поездом ногу. После этого Волька присмирел, погрузившись в скучную тихую грусть. Стал жить с матерью на скромную инвалидскую пенсию. Теперь живут без затеянных подвигов, но пить не прекращали. Жили, проклиная всё и жизнь и Мир, но водку не проклинали, любили. И в этой любви ползали, задыхаясь в пьянстве. Очнувшись от пьянства, вновь пускались в пьяную веселуху. И так шло их время в беспамятном в беспроглядном  пьяном угаре. В угаре они гасли в светлом дне, катились в ночь беспробудную. Проснувшись, они наскоро, что нибудь пожуют и опять уходят в пьяную спячку. Такая тёмная бесконечная жизнь стала поедать их волю и ясность. Им стало за счастье – умереть. Не умытые они гасли в грязи и в обездвиженности. Пришёл неотступный конец их жизни. Сын уже шевелиться и говорить не мог, он только говорил глазами, что хочет есть. Мать тогда ему затолкала в рот варёное яйцо, которое он проглотить не смог и, задохнувшись, он умер.                Вскоре поглощаемая грязью и пылью умерла и мать. Смерть стала для сына и матери спасением от ужасной их жизни.
                *     *       *      
       В тёплый солнечный день ребятня, в которой был и Илюшка, собралась у небольшого водоёма. Стали барахтаться и купаться в воде. Как вдруг в воде образовалась воронка, и вода врощаясь, стала уходить под землю. Увидев, что что-то неладное мальчишки закричали, и стал выбегать из воды. А воронка всё сильней пенилась и угрожающи, бурлила, проникая в землю. Мальчуганы завораживающе  смотрели на происшедшее  как на чудо. И вскоре это чудное явление прекратилось, воды не стало. Ребятня в недоумении смотрели друг на друга, не понимая, что произошло. И вдруг они увидели бегущих к ним шахтёров. Подбежав к месту происшествия, они стали расспрашивать  ребятишек.               
       – Ребята, никто не попал в эту водянную дыру?               
       – Н-е-е-е-т-т. – На распев тянули они.                Между собой горняки переговаривались. – Ну, ладно! Главное проходчики успели убежать от воды!                Так купальный сезон скрылся проглоченный шахтой. И кончилось мальчишеское весёлое купание рядышком с домами.
                *     *     *               
        На краю посёлка на полянке кучились мужики. Одна кучка играла в карты, в очко, другая кучка в лото. Обе кучки играли на деньги. Мимо этих кучек проходил Илюшка и нашёл обронённую кем-то монетку. Он спрятал её в карман и побежал на базар. Ему захотелось купить на эту монетку матери подарок. Илюшка любил мать и жалел её. Он видел, что мать часто теряет приколки. На базаре Илюшка достал из кармана  монетку и протянул её торговцу.                – Дайте мне приколку.                Торговец рассмеялся. – По твоим деньгам у меня нет товару. Иди, иди отсюда. Гуляй подальше, пацан. Лазят тут, да снуют всякие.

                *      *      *
       К одинокой соседке по дому Елизавете Булдаковой приехал на велосипеде в гости мужик Трансбоев. И пока он у неё гостил, Илюшка катался на его велосипеде. Велосипед был новенький, ухоженный с фонарём на руле и с динамкой на колесе. Пока мужик гостил у соседки, мальчуган, вдоволь накатавшись, возвратил велосипед на место. Мужик, насладившись Елизаветиной встречей, садился на свой велосипед и счастливый гостеприимством уезжал, не подозревая, что его велосипед был использован тоже в наслаждение. И так все были довольны и женщина, к которой приехал велосипедист, и велосипедист, нагостившись, и Илюшка, накатавшись на чужом велосипеде. И жизнь тоже была довольна тем, что её подопечные наслаждены. Здесь пирует союз природы и человека. В маленьком празднике все угощены, довольна и жизнь, довольны и люди. В этом пребывании они все сиюминутно счастливы, счастливы подарком бытия, и что могут любить обычное и заурядное. Здесь точится их острая прозорливость и задорная удаль.               
                *      *      *
         За измену Иван Кобзев сильно побил жену.               
        – Ах, ты шлюха, сучка продажная! – Хрипел он и в ярости, всаживая кулаки и пиная ногами женщину.                Избив её до полусмерти, он ушёл из дома. Иван шёл, сам не зная куда, просто шёл на край света.                «Как эта негодница могла сотворить такое со мной, я ж её любил». Стонала его душа.               
        Он долго плутал, и занесло его в соседний посёлок. Идя возле огородов, он встретил племянника Илюшку. И вдруг ему мальчишка стал  такой родной, что Кобзеву подумалось, «этот человечек, никогда не предаст. Это же чистейшее создание самое светлое на свете». И он подошёл к Илюшке обнял его. Достал из рюкзака хлеб и, отломив краюху, дал мальчишке. Илюшка жадно ел запашистый хлебец. Ел и смотрел добрыми глазами на дядьку Ивана в благодарность за хлеб.            Второй раз Иван Кобзев женился уже не по любви, а по расчёту. Женился на простой деревенской  женщине, и жил спокойно и уверенно.   
                *      *       *
        Федюшины настаивали  бражёнку на табаке для крепости, чтобы человек,   выпивший, эту борматуху надолго отлетал от несговорчивой жизни забывчивостью. И горемычного хватившиго этого могуче - крепостного зелья не только всё нутро выворачивало, но и опрокидывала замертво на землю. И тут как-то запорхнул к ним в гости мотыльком знакомый Андрей Рябчиков и, наклюкавшись этого снадобья, несколько дней маячил разбитым дураком. А Федюшиным хоть бы что. Они привычные к этому предприятию только по бычьему мычат, да не ходят, а ползают. И многие их знакомые, отпив этой веселухи, не только уничтожают своё сокровенное сознание, но и теряют здоровье, рано уходя в небытиё. Ну и что? За то такой крепостью все поджилки протрясёт и почистит! Оно, табак-то хорошо ковыряет внутренность, да и не даёт застаиваться в скуке. Ведь заскорузлая скука парализует жителя окраины немтырём статься. А им ох как не нужна, эта коварная каверзна.   
                *      *      *
      Однажды к Илюшке прибилась безпризорная собачка. И они привязались друг к другу. Илюшка стал звать собачку Жучкой. После занятий в школе он бежит, торопится, чтобы увидеть Жучку. А та встречает Илюшку, выскочив из под крыльца, прыгая на него, визжит от восторга, облизывая его лицо. Жучка жила под высоким крыльцом дома. Мать не разрешала Илюшке, чтобы он впускал собаку в дом. А, когда мать была на работе, она работала сутками, Илюшка спал с Жучкой в месте на своей кровати. Уходя в школу, Илюшка оставлял еду для Жучки под крыльцом.  Но вот жучка пропала, так как еда под крыльцом не была тронута.           Весной, когда сошёл снег, Илюшка за огородами обнаружил труп Жучки.                Как выяснилось потом, это соседи убили Жучку. Убили, чтобы она по ночам не скулила под крыльцом.               
        Илюшка сильно переживал и скучал по Жучке. И вскоре он завёл себе щенка. Но зная, что мать не пустит щенка в дом, Илюшка принёс щенка к родственникам. Но зять не принял щенка.               
     – Не надо нам тут всякую псину. Забери его.                Илюшка побрёл обратно домой. По пути он набрёл на заброшенный колодец и от обиды в запальчивости бросил в колодец щенка. Барахтаясь в воде, щенок жалобно скулил. Глядя на беспомощность бедного щенка, у Илюшки замерло сердце. «Что он наделал». Кричало у него всё в нутрии. И он хотел уже прыгнуть и достать щенка, но щенок скрылся под водой. Убитый, в не себе он побрёл домой. Несколько дней Илюшка ни с кем не мог говорить. А однажды ему приснился сон, что он со щенком в этом колодце тонет. А сверху глядят на него злые соседи и зять, глядят и смеются.
                *     *      *
         Сашке Домину захотелось повидать друга, и он пошёл к нему. Зайдя в дом, он его не застал друг уехал. Сашка почувствовал себя одиноким. Он вдруг ощутил тягостную пустоту. Домину стало страшно, что он один и не защищён и беспомощен в этом чуждом в безжалостном мире. Тогда он заглянул в летнюю кухню. В кухне Сашка увидел флягу, стоявшую у печи. Он открыл флягу и в него, пахнуло брагой. Зачерпнув брагу ковшом Домин, не спеша опорожнил его и вытерев рукой рот пошёл со двора на улицу. Ему захотелось выговориться, и, идя по улице, Сашка стал доказывать встречным.               
     – Что вы люди, а живёте скотами! Не так нужно жить!               
     – А как? – Его спрашивали. А Домин только пожимал плечами и мотал головой бормоча. – Не знаю!               
     – Не знаешь? А что тогда бренчишь как надо жить!               
     – Ну, вы же всё равно не живёте! Вы же свет жизни портите! Он же свет всех нас освечивает! И нам нужно в свете быть сияющими, чтоб мухи слепли.                Но на него только махали рукой и напутствовали.               
     – Иди, иди, учи мух, да блох просвещай!                Свашка пошёл сел на поляне на краю огородов и так задумался, так ему стало обидно. «Что он хочет только хорошее, но его не хотят слушать, а только надсмехаются. Ну, где мы так дойдём до хорошей жизни». И пустился он в отчаянность и удручение. «Что жизня – судьбище всё не так с нами людьми  штуку жизнь ведёт. Играет с нами стерва не в ту игру, в какую надо нам. А играет как ей надо. Крутит нас волчком вокруг себя. Ох, жиманка – выкрутяха!               
                *      *      *
       Фелька гонял по улице посёлка на инвалидной мотоциклетке, доставшись ему от отца инвалида войны. В бестолковой гонке на инвалидке ломал её. Потом ремонтировал. Потом опять ломал в езде, опять ремонтировал. И так до бесконечности. Ломал – ремонтировал, ремонтировал – ломал. Гонял Фелька дабы задрать спящее население оживлением. Чтобы этот народец, задрав глаза, ахнул от лихачества наездника. Задор в лихой езде его вдохновлял на выдающегося человека. Человека необычного, человека смелого и незаурядного. Ему всегда хотелось поражать окружающих своей проворностью. Где бы его смекалка щекотала бы зеваку, тараща глаза на его деловитую занятость. Фелька всегда презирал человека, который не в состоянии создавать из нечего что-то. И это что-то его поглощает полностью. Он всегда весь уходит в ни во что. И он этим горд и держится независимо ото всех. Так как он считает, что это ему единственному на свете данный дар от Бога.                Жена Фельки Марина горячее любила его. И от горячей любви у них родился единственный сын. Этот сынок в прозорливость не лез, рос блудливым. Подросший он был только способен девчужек за подолы дёргать. На другое умом не удался. Это было его единственное природное награждение. Марина рано умерла. Повидемому судьба распорядилась за неё заботой. Лучше Марина ты отдохни на «том свете» чем мучится бестолковостью в пустой возне на «этом свете». А твой муженёк пускай истощает себя в нелепой бездарности теша себя пустой вознёй, которую держит за нужную деловитость. Нелепый угар пленит его в дурной затее, где он обманывается ложной занятостью. А вмиру таких Фелек ох как много. Так пускай тешет себя пустой всячиной, чем реальным злом. Он копается – копошится, копошится – копается, хороня себя в ничтожности. Это его мир. Мир незадачливости, мир пребывания вне осознанности, мир слепоты, мир глухоты. Мир вымирания, где бред пустозвонства возводится в норму жизни.    
                *     *      *
      Человек в зимнюю стужу выйдет на улицу скажет слово и оно, мёрзлым сгустком кувыркаясь, летит в снежной белизне. В вечернюю пору, подростки выбегали из домов на улицу играть в прятки. С ними в игру ввязывался играть участковый милиционер Сенькин. В суетливой толкотне они, прятались в сугробах сараях пристройках и в разных закоулках. Было весело, с азартом, в приподнятом духе раскрасневшаяся братва так увлекалась, что не замечали время.                Дети играют во взрослую жизнь. Подражают их страданиям. Изображают измученную  жизнь, и от такой игры сами становятся взрослее. Детство это репетиция для взрослой жизни, как отыграешь, так и жить будешь.               
       – Мальчишки, вы торопитесь встать взрослыми. От этой скорости, вы быстро износитесь и не развернёте свой талант. А не реализованный талант это драма. Драма, разъедающая душу, которую поглотит пустота. – Напутствовал мальчишек милиционер Сенькин.
                *     *      *
       Илюшке нравилось слоняться по больничному двору, особенно возле кухни там вкусно пахнет и любил он слушать, как между собой разговаривали вышедшие из палат больницы на улицу мужики.               
      – Человечество обязательно нужно держать в кулаке, иначе оно разбредётся и исчезнет. Вот КПСС в кулаке его держало.               
      – Держать-то держало, а что делать не знало. Вот, человечество кулак-то разгрызло и разбрелось.               
      – Им нужны школы, чтобы не доучивать, больницы, чтобы не долечивать – тогда они всегда в спросе будут.               
      – Сидят в тюрьме петух и колорадский жук. Жук спрашивает петуха.               
      – Ты за что сидишь?               
      – За то, что клюнул в задницу парторга, за то, что громче меня кукарекал про коммунизм.               
      - А, ты жук за что сидишь?               
      – А, за то, что всю Россию раком поставил.               
      – Жизнь, сейчас съединоросят.               
      – Ты у себя свою жизнь слямзил!               
      – Время отшлифовывает мысли.               
      – Скоро революция будет!               
      – А, не, не будет революции.               
      – А ты откуда знаешь, что не будет её. Не будет этой революции?               
      – Знаю, так как вожаков-то нету.               
      – А, куда он подевались?               
      – А, вывелись, их, что клопов поморили. Измором извели. Советы-то они в этом деле руку крепко набили.               
      – Пришёл мужик в больницу к врачу по фамилии Нога. Врач спрашивает его.               
      – Как фамилие?               
      – Нога. – Отвечает.                Врач сердито, вновь спрашивает.               
      – Я ещё раз спрашиваю как фамилие?               
      – Нога.                Врач, ошалело округлив глаза, кричит на пациента.               
      – Фа-ми-ли-е!               
      – Н-о-г-а! – Тоже кричит больной.                Накричавшись, они пошли на перерыв по разные стороны пообедать, чтоб набраться сил на новый крик, крик – не слыша друг друга.               
      – Механик Шелухов всё вербовал меня вступить в партию КПСС. – Рассказывал один из мужиков. –  И мы договорились с ним, что я приду в райком партии. В назначенный день я прибыл туда. Постучал в дверь. Захожу в приёмную. Молодая девушка вежливо меня приглашает. – Заходите, заходите. Я зашёл, смотрю в просторный кабинет, дверь открыта, и там много народа. Я увидел среди них Шелухова. Он громко рассказывал анекдот, и все ржали. Постоял я, постоял и думаю. «Дак, что эта за партия такая. Вместо того  чтобы думать как жизнь улучшать они веселятся в пошлости, ржут как лошади. Нет, думаю я, не туда попал. Туда мне не надо. Повернулся и ушёл. И, что интересно, ни кто даже после этого не спросил меня. Приходил я или нет? Ни Шелухов, ни кто. Вот такая партия. Я-то думал, что они там все святые, ведь партия заменила собой Бога. А они оказывается все там трепачи с пошленькой душонкой.               
      Однажды Илюшка оказался у помещения называемым моргом. Дверь была открыта. Услышав стук, он заглянул и увидел лежащую на топчане голую мёртвую женщину. Там были люди в белых халатах. Врач – анатом молотком и стамеской рубил голову умершей, чтобы вскрыть череп. Илюшка насмотревшись на это, стал ночами плохо спать. И как-то он спал один, мать его, была на работе, и ему приснился сон, где врач анатом бегает за ним с молотком и стамеской, чтобы  вскрыть ему череп. Илюшка стал кричать в испуге и, соскочив с кровати, выскочил на улицу. Соседи его поймали и трясущегося в страхе привели в больницу. В больнице Илюшку успокаивали и, держа его руки, поставили укол. Из больницы его привили домой, и уложили в кровать. После укола Илюшка крепко уснул. Но с тех пор Илюшка стал бояться мертвецов. Он боялся спать ночью один в комнате. Ему было страшно замкнутое пространство комнаты, и он либо кого нибудь звал спать в компании с ним. А если не удавалось, то выходил в коридор стелил на пол фуфайку, другой фуфайкой укрывался. И забывался, до оживления дневной жизни. Для него было мучительной пыткой надвигающаяся ночь.
                *     *      *               
   Прасковья не умела читать, не знала буквы. А когда её дочь окончила институт и стала работать учителем в школе, то Прасковья загордилась.                Однажды дочь, приехав к родителям, и объявила. «Что она выходит замуж». От этой новости Прасковья взволновалась. «Ох, как же ей будет стыдно перед зятем за неумение читать. И она, не мешкая, обратилась к молодой соседке немедленно научить её читать.                Муж Прасковьи – старый хрыч смеётся.               
        – Ты что старая совсем рехнулась, не того, стала, спятила, себе и мне мозги вынесешь. Разве можно эту учёность нам в такие лета брать. Она нам не к чему. Это тебе не на лавочке сидеть, да с бабами лясы точить, да хвастать у кого сковородка чище. Букву брать, надо ясну голову держать, а не мусор в ней копить.                Прасковья не соглашалась.               
        – Ты не рычи рухлядь дремучая. Как бы ни так. Мы ишачили и не то брали. Возьму и это.                Свои в семьдесят лет Прасковья ходила целыми днями и упорно твердила буквы и на распев мычала слоги. Вскоре у неё стали составляться слова. А ночью Прасковья во сне кричала.               
        – Рама мыла маму. Каша ела Машу.                И, через полгода занятий Прасковья стала читать по слогам.                Старик её замолчал, и украдкой наблюдал за серьёзным увлечением Прасковьи. А когда Прасковья, прочитав книгу «УГРЮМ РЕКА», упорно одолев её за год,                старик её Егорыч сник и вскоре умер.               
                *       *        *
      Лесогоны спускавшие лес по шурфу в шахту заодно и спустили козу, которая лазая возле шурфа им мешала. Идущая в шахте по уклону газомерщица увидев козу, приняла её за чёрта с рогами с горящими глазами. Испугавшись, она развернулась и побежала от страха в обратную сторону. Встретив мужиков, она закричала, чёрт, чёрт показывая рукой, откуда бежала.
                *       *        *
      Петькой Иголкиным овладела романтика и он, подвыпив, стал шляться по улице и громко петь. Мелодия растревожила его душу, и Петька шёл и ревел.  Взволнованный пением он оказался на шахте. Зимняя ночь пробрала его холодом до косточек. И чтобы не замёрзнуть Петька забрёл в комбинат шахты в надежде отогреться да оживиться теплом. Но его уборщицы из комбината выгнали, и он стал трезветь, превратившись в ледышку. В поиске, где согреться, Иголкин метался в темноте по шахтному двору. Попав в помещение главного ствола, он открыл первую попавшую ему дверь. Эта дверь оказалась дверью ствола. Открытая дверь пахнула на Петра тёплым паром, и он с радостью шагнул в темноту. Шагнул в свою смерть. Родственники потеряли, Иголкина не могут его найти.               
      После этого случая люк бункера внизу главного ствола стал плохо срабатывать. Оператор, управляющий бункером, сообщил о неисправности диспетчеру шахты. Послали работника – специалиста проверить бункер. Спустившись в шахту, он подошёл к бункеру ствола и увидел ужасную картину. Окровавленные фрагменты человеческого тела. Испугавшись, работник сообщил начальникам. Те вызвали милицию.               
       На протяжении ста двадцати метровой глубины, разорванные человеческие органы весели на металлических конструкциях ствола. Несколько дней проводилось следствие, но никаких документов и сведений не было найдено. После исследования произошедшего, разорванные куски тела собрали в мешок. А по клочкам разорванной одежды, весящей, на металлических креплениях, определили, что это одежда пропавшего Петра Иголкина.                Так Иголкин оставил свои кровяные медки, которыми пометил угольную шахту, оказавшись на его романтическом пути. 
                *       *        *
      Баптистка Лена Сухарёва всё приставала к подросшему Илюшке вступить в их секту. Илюшка уважительно молчал, но душа его негодовала, была против сектантов. Так как за свою не большую жизнь он много повидал и просто так его не взять. Чтобы заковать свою душу убожеством и стать  рабом сектантских убеждений, таких вожжеланий он не хочет. Зачем ему быть заключённым этой организацией, где властвует тёмная сила. Таких убеждений и такого пленения ему не надо где белый свет для него исчезнет. А сейчас ему даже непогодица нестрашна. В дождливую погоду Илюшка теперь облачается в сапоги, склеенные из автомобильной  резиновой камеры, и лужи преодолевает уверенно. Он в этих сапогах чувствует себя не зависимым от погоды. И он уверен, что человек есть повелитель своих решений. И новясчевые пленения ему не нужны. Илюшке приглядней жизнеспособный путь.
               
                *      *       *               
      Первый муж Моти Вурдалиной от неё убежал. Второй муж рано умер. Мотя в тревоге. Почему мужики не живучи? То бегают, то мрут как мухи! И она бьётся в этой трудности, не выходя из дома. От этой закавыки Мотя спасается водкой. Проживает она в двухэтажном доме на втором этаже. Выручают её выпивкой знакомые мальчишки. Вурдалина  спускает привязанное верёвкой ведро, в котором находятся деньги на бутылку водки. Пацаны, купив водки, сообщают ей криком. Мотя вновь спускает ведро и, услышав стук бутылки о ведро, она светящаяся счастьем поднимает ведро. Наполнившись зельём, она довольная корчит из себя величавую гордыню. И в этой трясине она, распластавшись, презренно посматривает на жизнь и белый свет.                – Женщина даёт жизнь, и женщина страдает от этой же жизни! – Шепчутся соседя глядя на Мотю.
                *       *       *
          Роман Николаевич врач с Ленинграда. Был на фронте, попал в плен. После немецкого плена попал СССР в лагерь заключённых. После освобождения из заключения поселился жить на Урале, в бараке прибившись к старушке рядом, где жил Илюшка. Илюшка его звал Ромиком. Ромик просил Илюшку купить в аптеке для него таблетки кодеина. Употребив таблетку, он оживал, становился разговорчив и много рассказывал Илюшке про войну. Как они, освободив от немцев деревню, и праздновали за накрытым столом. С деревенскими жителями, занимались  разговорами и одушевлялись душой. Сельчане радостно их встречали и угощали, всем что у них было. 
                *      *        *
      Знакомый Гришка всегда был голодный. Он приходил к Илюшке и выполнял за его домашнее задание. В тетради по русскому языку писал убористым почерком, заданные упражнения. За это Гришку кормили. Учительница видела этот подлог, но молчала. Только снизила оценку. А Илюшка и этим был доволен.                Гришка живёт со старшим братом в общежитии. Они высланные на Урал с Беларуссии для работы на угольных шахтах. 
                *      *        *
       В клубе, в маленькой комнатёнке ютился одинокий художник  –  самоучка Пашка Смурин. Он малевал афиши, писал плакаты. Втихую попивал водку, закусывая папиросным дымом заходясь приступом кашля. Молчун по природе Пашка старался на людей не смотреть. «Чё, на них глаза пялить, тревожиться, да себя дразнить, нету для него их, и всё». Всю свою жизнь он положил в гуашевую краску. Чтобы зря не тратиться в тихую без слов, без голоса кистью замазывал свою судьбу. Хладнокровием студил чувства, и жизнь в Смурине без пульса влачилась чахлой затворницей. Хотя душа его кричала. «Господин, дай мне свет, дай мне свет! Не туши меня дряхлой кистью. Нужно двигаться, а не валяться, нужно стремиться к свету, а не в безволии в затмении вянуть».               
      Жил Пашка с женщиной, но они «не жили, а тужили». То, живут, то, расходятся. Общим только себя грустью угнетали. И смирился он с мученической судьбой – шельмой, что жить ему в вечном несчастье и жизнь коротать в одиночестве замазывая дни красками. Это ремесло хоть какой-то надеждой оставляла ему возможность цепляться за считанное время. Время болтушку, где он бултыхается в трезвости и пьянстве.               
       Восход и закат дня для Смурина не существовал, он входил в свет не по воли, а тяжёлым открытием своих век. И это нежеланное открытие глаз Пашку всё больше убаюкивало. Убаюкивало не жить, а существовать. Он не осознавал, что в основном у него силы уходят не на жизнь, а на преодоление себя. За росписью афиш и плакатов во хмелю, он не видит себя и свою жизнь и не строит свою судьбу. Что судьба его без стремления, без смысла, без осознания укладывает его в пыль вечности. И время расправляется с ним казнью. Гаденькая жизнь высасывает из него силы. И Пашка смирившись, согласился с подсознанием. «Так лучше не сопротивляться, а быть без воли и без сознания уйти в небытиё».
               
                *       *        *
               
        Наскучило Илюшке быть на одном месте, и он решил побывать в соседнем городе. Ознакомиться  с новыми местами, побродить, посмотреть на незнакомых людей, узнать другую жизнь. И он утром пустился попутешествовать по большому соседнему городу. Слоняясь по улицам города, Илюшка заблудился. Ему сильно захотелось есть. Проходя мио церкви, он увидел на фундаменте металлической ограды свёрток. Он взял свёрток, а там булочки. Мальчишка съел булочки и это придало ему силы и веру в хорошее. Илюшке подумалось, что это Бог его спас. Значит, есть в жизни добро, которое вдохновляет жить с верою в правдивость, жить без злобы. Бог его видит и дарит счастье. Оберегает от невзгод и страданий. Ведёт Илюшку к благополучию, и быть стойким. «Не трепещи, а иди уверено и твёрдо! Ты защищён всевышнем и тебе сопутствует удача! В тебя вселён запас прочности! И ты сам в себе высечешь непоколебимую мудрость, и главенствовать в тебе будет мощный дух». Значит, кто-то же обо мне заботится! – Убеждал себя Илюшка. Когда Илюшка повзрослел он часто приходил в эту церковь. Приходил отдохнуть от жизни душой и набраться для себя внутренней крепости. Будучи уже семейным человеком Илья в эту церковь как-то привёл своих детей. У него их было четверо. Два сына и две дочери. Он привёл, чтобы они обогатились духовно и почерпнули жизненную стойкость. Поверили, что на свете есть прозорливые взгляды, взгляды широкого кругозорного прозрения. Чтобы дети не блудили в суете, а отыскивали свой смысл свою судьбу.