Козак Зозуля. гл 2. мистика

… Степанке уже надоело смотрел в черный потолок. Поворочал мутными глазами, покосился набок. Под ним грубо сколоченный топчан, охапка свежего сена, старый тулуп. А сверху всего этого лежит он, безразличный ко всему и тихий. Привыкнув к полумраку понял, это землянка. Просторная, низкая, с двумя крохотными оконцами и похожим на прямоугольную нору выходом.

В помещении полумрак, прохладно, совсем как в больших погребах. Потолок из камышовыми вязкок, стены промазаны белой глиной. И все густо увешано сухими и свежими, остро пахнущими, низками разных трав.

Степанка устал, закрыл глаза. Он вспомнил это место и это жилище. Несколько лет назад они с матерью привозили сюда занедужевшего отца, к известной всему краю знахарке – бабке Явдошихе…

Отца знахарка выходить не смогла, но юный Степанка навсегда запомнил ее суровое лицо и тяжелый взгляд.

- Ты ли это, бабка Явдошиха? – слабым голосом произнес парень, глядя на темный силуэт женщины, стоявшей у печи, помешивавшей кипящее варево.

- Я, кто ж еще! - ответила не оборачиваясь к больному высокая, худая старуха, в темных, поношенных одеждах: - Кому тут еще быть? С добром – вы меня стороной обходите, ведьмою кличете! А как беда, помнить начинаете, именем величать…

- Зачем я у тебя? – спросил передохнувший Степанка, прислушиваясь к звуку своей речи и к самому себе, к глубине бесчувственного тела.

- Татары привезли! Сбросили с телеги словно пса битого! Бери, говорят, бабка, лечи, может выживет… Коней твоих, да тележку, оставили! Мырзак ихний говорит, это ему калым за невесту будет! - бабка сердито пожевала губами: - Еще велел сказать тебе: девку, говорит, обижать не будет! Силой, грит – не буду брать… Вот так, милок – женишок!

Степанка мучительно застонал, вспомнив произошедшую беду.

- Галя! Где она?

- Галя или не Галя, а только увезли они с собою девку зареванную… Наверное твоя! Твоя, твоя! – утвердительно закивала бабка длинным подбородком: - Сказывали, что это она умолила татар не бросать тебя в поле…

Степанка крепко сжал зубы, подавляя сильное желание закричать, взвыть дурным волчьим воем, от бессилия и тоски.

- Что со мной, бабуля? Скажи, не таись!

- Чего таиться! Николи я не лгала! Плохо с тобой, совсем плохо!

- Так сделай что-нибудь! Нельзя мне помирать! Мне… мне… надо… Галя! Галя! – заметался в беспамятстве Степанко.

- Тебе, милый, не о ней думать надо! – знахарка задумчиво смотрела на впадающего в бессознательность парня: - К другой встрече готовиться нужно…

Бабка Явдошиха тяжело вздохнула, подошла к огню, зачерпнула из котелка варево, и остудив его, влила несколько капель в иссушенные жаром губы Степанки. Парень глубоко вздохнул, раскрыл глаза.

- Не помочь мне тебе! Слишком страшная рана ! Огневица тебя охватила, пятый день как с ней лежишь! Кровь твоя уже гниет, зацветает...

- Спаси, спаси родимая! Не за себя молю!

Знахарка долго сидела молча, о чем – то думала, и наконец, решившись, заговорила.

- Есть кому помочь тебе! Да только велика плата у него за помощь!

- Все отдам, бабунюшка! Только помоги! – горячо шептал Степанко, с надеждою глядя в темное, покрытое глубокими морщинами лицо старухи.

- Ин, быть по сему! – после размышлений ответила ему знахарка: - Решать только придется тебе самому… Жди…

Очнулся Степанко от звука голосов. Говорили двое: бабка и незнакомый мужской голос, звучный и громкий.

- Так что, Явдошиха? – насмешливо спрашивал голос: - Опять ко мне привело тебя! Слабы твои силенки, противу моих то!

- Не то говоришь! – отвечала бабка: - Сам он за жизнь просит! Ему и решать! Его никому с добром да богом не излечить!

- Да –а! – протянул, несколько помолчав, мужчина: - Вижу! Стоит у него в головах знакомая моя! Ждет, и не понапрасну! Она свое дело знает! Видишь ли ты ее, колдунья?

- И без тебя вижу кто здесь...Не слепая.

- Ну, так – прогони ее, бабка Явдошиха! Ты ведь у нас особой веры! Многое знаешь! – снова рассмеялся незнакомый голос.

- Верую в Землю Матушку, да Жизнь всемогущую! – отозвалась старуха: - Да только всему живому свой предел имеется, и не все в моих руках! А то, чему людишки молятся, до того мне дела нет!

- И тут ты права, Явдошиха! У кого поп, у кого раввин, а у иного – ксендз, мыслями правят! - мужчина весело захохотал: - Господь одну веру человекам дал, что бы объединить их, да только и мой лукавый Хозяин не спит! Крепко поработал! Вишь, как хорошо намутил, по сторонам народы развел… Тыщи лет грызутся не зная за что, и конца и края этому раздору не видать! Всяк по своему доказывает, кто пуще Господа чтит да любит… Добре, ой добре, Хозяин мой назлодействовал!

- Ты дело говори! – сурово прервала его смех Явдошиха: - Раз пришел так делай что ни то! Или уходи!

- Ладно, бабуля! – примирительно проговорил голос: - Буди своего страдальца, говорить станем…

*******************

- Так что это за козак разлегся здесь на перине, словно важный пан? – услышал совсем пришедший в память Степанка.

Перед ним стоял высокий запорожец, с отвислыми, черными как смоль усами. На широких плечах нарядный кафтан венгерского покроя, с позументами и шелковыми кистями шнуров. Широчайшие шаровары малинового шелка едва не закрывали остро загнутые вверх носки сапог зеленого сафьяна. За парчовым поясом засунут пистоль, дивной узорчатой работы и немалой цены. Впрочем, и сабля его, свисавшая на серебряных цепкАх, дорогого стоила…

Казак усмехаясь разглаживал рукоятью нагайки усы, поглядывал пронзительным взором на лежавшего перед ним Степанку.

Парень только слабо шевельнул рукою. Силы покидали его.

-Эге, брат! Постой! Этак ты и помрешь, не поговоривши со мною! Сейчас я помогу тебе!

Казак положил свою руку на Степанкин лоб, и тот почувствовал, как живительная сила побежала по жилам его застывающего тела.

-Ты кто? – спросил казака приободрившийся парень.

- Я – козак Зозуля! Не слыхал про такого? – Степанка отрицательно покачал головой: - Так и не беда, раз не слышал! Теперь, как ты пожелаешь так и будет! А ам, глядишь, еще и погуляем с тобою, и не мало! … Эх и славно гульнем на воле козацкой! Только гостей твоих проводить надо! – запорожец кивком указал в сторону изголовья…

Парень перевел взор, стараясь разглядеть то о чем говорил казак, но как ни силился – ничего не увидел.

- Не видишь? А так?

Зозуля провел рукою над умирающим. Полутьма землянки рассеялась, и Степанко увидел две фигуры, больше схожие с тенями чем с живыми людьми. Одна из них, светлая - как ясный полдень, показывала собою девицу столь чудной красоты, что возрадовавшаяся Степанкина душа встрепенулась и потянулась к ней всем своим невесомым существом. Дева ласково и приветливо улыбалась в ответ засветившемуся в счастье парню.

Слезы радости полились из глаз Степанки, и никогда еще ему не было в жизни так легко и сладостно томительно!

Но это чувство сразу угасло, стоило только ему перевести взгляд на другую тень, стоявшую поодаль от Девы Ангела. Темная фигура, укутанная в широкие, также, темные одежды, напоминающие балахон бродяги монаха иезуита, скрывала под низко надвинутым капюшоном свое мрачное лицо. И только глаза горели холодными углями, ничего не согревая, едино - неся в себе замогильный холод и безмерную пропасть небытия.

- Вот они, гости твои! – Зозуля жестом указал на тени: - Встречай, кто тебе больше люб их них! Это, сама - Смертушка избавительница, а девица краса – видать, за тобою послана! Не успел ты, стало быть, нагрешить в своей жизни… Ты бы, бабка Явдошиха, вышла куда! Козаки меж собой говорить станут! - обратился казак к знахарке.

Оставшись наедине с собравшейся возле него компанией, Степанко снова закрыл глаза. Понимать что-то не было сил.

- Так говори теперь, чего ты хочешь? – обратился к нему Зозуля. Веселость сошла с казака, он стал спокоен и нетороплив.

- Галя моя…, – начал было Степанко, но Зозуля решительно перебил его.

- Знаю! Увезли ее татары! Только ты про свое дело говори! Мало времени у тебя! Вернуть ее, голубу свою желаешь? Мырзаку отомстить, за честь свою поруганную вступиться?

Степанко слабо кивнул в ответ.

-Так, так! Добре, настоящий козак! Да только не выходит, брат, подобное! Не вылечить тебя! Славно срубил тебя татарин! Лихой рубака! – одобрительно говорил Зозуля, восхищаясь силой и умением неведомого татарина: - Без малого надвое тебя распустил! Удивляться надо, как еще жив ты!

- Помоги! – прошептал Степанко: - Явдошиха говорит…

- Она тебе не в помощь! – снова прервал его Зозуля: - Только я, один на всем свете могу сделать то что просишь! Да знаешь ли ты цену моей услуги? Не каждый согласен был, когда слышал про то! Слушай…

Зозуля покрутил черный ус, внимательно глядел на Степанку.

- Добрые у тебя помыслы, только настоящий козак так мыслит! Только и цена у меня, брат, будет особая! Отдашь мне то, что от тебя и так уходит! – голос у Зозули посуровел, и он, глянув в непонимающие глаза Степанки, добавил: - Душу мне свою оставишь!

Степанко лежал, не в силах пошевелиться. Думал.

- Да что же это за доля христианская, такая страшная! За правое дело и такой неслыханно великой ценой платить! – с горечью произнес он.

Зозуля задумался, внимательно глядя на умирающего. Смотрел пристально и долго, и вдруг, звонко хлопнув в ладони, решительно произнес.

- А пусть по твоему будет! Справедливы твои желания и цена для них не малая! Дам я тебе то, чего никому прежде не сулил! – козак усмехнулся, многозначительно добавил: - Оставлю я за тобою три твоих желания! Исполнятся они как ты их захочешь! И я в том - порукою буду! Ну что, решайся!

- Быть тому! – после тяжких раздумий проговорил Степанка: - Видит Бог, не лгу! Не для себя прошу и жертвую!

- Вот и срядились! – весело сказал Зозуля, потирая ладони: - А сейчас – дохни мне в руку!

Он поднес к лицу Степанки свою ладонь. Парень глубоко вздохнул и выдохнул теплый воздух из груди своей на загорелую, мозолистую руку Зозули. Внутри у него произошло легкое движение, и, изумленный парень увидел, как на ладони козака появился маленький человечек, точное повторение самого Степана, только с белыми крылышками за спиной.

Крылышки маленького Степанки затрепетали, хотели понести своего крохотного хозяина к Светлой девице, которая призывно стронулась к нему. Но Зозуля властно глянул на Деву и крепко сжал свой кулак.

Сердце у большого Степанки охватили непереносная мука и боль, глядя на то как поникла Светлая тень Девы, и на то – как Зозуля, с мрачною ухмылкой торжества, засунул кулак к себе за пазуху, пряча в невидимый карман маленького человечка с крылышками.

***********

… Степанка уже спокойно глядел на происходящее. Он заметил как печально и с укоризною в ясном взоре глянула на него прекрасная Дева, начавшая от чего-то темнеть и таять. Также покойно наблюдал он и за тем, как обе тени удалились, исчезая в стенах Явдошихиной землянки. Ему стало все равно и равнодушно, и только тяжкая усталость начала смыкать его веки…

- Вот и все! – заговорил Зозуля: - Теперь спи! По утру поднимешься как новый! И еще! – казак отвязал от дорогого пояса тяжелый кОшель, в котором что-то звякнуло: - Это тебе! Не жалей! Погуляй, отдохни на славу! Да не забудь купить саблю добрую, да справу нужную, козацкую! Меня не ищи, сам найдусь! Прощай!

Зозуля повернулся к Степанке широкой спиной, и ушел, твердо ступая крепкими ногами по устланному сеном земляному полу.

- Прощай и ты, Явдошиха! – нагибаясь под низкой притолокой двери Зозуля весело подмигнул бабке знахарке: - Не забывай про меня!

Крепкий сон смежил Степанкины веки и он провалился в лишенную снов пустоту…