Распятие

«Здравствуй, дорогая, в этот вечер я каюсь страстнее и отверженнее, чем когда-либо до этого. Боюсь, что это в последний раз, боюсь мне необходимо потерять тебя еще раз.».

Уже давно немолодой генерал в отставке встал из-за своего письменного стола и мрачно удивился тому, как звучало его первое послание сроком давности в год: «Прости, что разнес твою тупую голову саперной лопатой». Он, хоть и находясь в полном одиночестве, поморщился с такой силой, которой только мог.

Сейчас бы он точно не натворил этих ужасов, но накинувшийся посттравматический синдром парировал выпады здравого рассудка. Да, он защищал свой дом на войне (то есть мог избежать болезни), но увидев целый океан уже небьющихся сердец на его границах, не смог сдержать истерических слез, как оказалось, неприемлемых для сослуживцев.

Да, простить измену в таком состоянии он не смог. В суде этот факт приняли во внимание и сочли за серьезный аргумент в пользу обвиняемого. И все же заточения в своей, стягиваемой медными прутьями нервной системе, избежать не вышло.

Бесконечные работы с бесплатным психотерапевтом, для которого он был лишь единицей из плеяды таких же калек, не приносили никаких плодов. Разве что практика с письмами давно ушедшей супруге хоть как-то реабилитировала сознание бывшего солдата. Но может ли сознание одолеть эти невыносимые внутренние страдания и пожирающее чувство вины? Отрезвлял только один ответ: не может помочь ничего.

Последняя надежда заключалась лишь в дорогом лекарстве, в очередь на которое, военный встал еще пять лет назад. Заветная капсула в этот вечер была уже у него на столе.

Положив ее на язык и вобрав в себя несколько глотков воды, жаждущий излечения пациент распространил таблетку себе по телу. Освобождение не заставило себя долго ждать.

Усмиривший, казалось бы, саму судьбу, ветеран спокойно сел за свой стол.
«Прости за избыточную навязчивость. Таблетка лишила меня чувств, но они, как теперь мне известно не являются самой страшной пыткой для человека. Я, хоть и не ощущал их боль, как порез от лезвия ножа, тем не менее чувствовал, что рана где-то в периметре корпуса. А вот нахлынувшая кавалькада страданий, что прислала по мою душу совесть, боюсь, выходов мне уже не оставляет. Это лекарство было платным прощением самого себя. Этого делать я не смел.».

В прошлом могучий легионер, не позволяя себе вставать из-за стола дважды, нажал на спусковой крючок своего наградного пистолета.