Тритоны

               

               
   Ольга Андреевна открыла глаза. И сразу вспомнила, где она –  у бывшей гимназической подруги Даши Левицкой в имении ее мужа.  Лежит на мягкой до неудобства кровати, в маленькой, залитой солнцем комнатке на втором этаже окнами в сад. Старинный, с потрескавшимся лаком, гардероб, скамеечка возле кровати, столик. На столике зеркало, бросающее на потолок мутное прямоугольное пятно.  Окошко приоткрыто, но кружевная кисея не пропускает стоячий воздух, и от этого в помещении душно. Но духота приятная – в углу под иконкой повешены сухие букетики душистых трав, названия которых Ольга Андреевна не знает.
От солнца оклеенная светлыми обоями горница, кажется белой, как больничная палата.
«Так и есть, - улыбнулась Ольга Андреевна, прислушиваясь, - я больна, если считать влюбленность болезнью»
Неделю назад она проделала долгий путь из Москвы в Курск, а оттуда местным смешным паровозиком до станции с птичьим названием «Щеглы». Там ее встречали. Лиза и Владимир Сергеевич. Владимир Сергеевич, Володя, как попросил к себе обращаться, приходился кому-то дальним родственником, окончил естественный факультет университета и жил в имении с целью написать статью о размножении тритонов. Об этом Ольге Сергеевне сообщила Лиза, как только они уселись в коляску. 
- Тритоны? – улыбнулась Ольга Андреевна. - Это такие ящерицы?
- Не совсем, Ольга Андреевна. Дело в том, что…
-  Володя! Вы в своем репертуаре! – перебила его Лиза. – Отложим ученые разговоры на потом. Трогайте! Оленьке прежде всего необходимо позавтракать.
Лизин муж насмешливо называл Володю «Базаровым». Ольге Андреевне это прозвище не нравилось. Потому, что Володя, как ей казалось, совершенно на Базарова не походил. Тургеневский Базаров казался ей грубым, неопрятным, небрежным и заносчивым. Все отрицающий циник, лишенный поэтических чувств и музыкального слуха. Внешне он мог быть высоким, худым, длинноволосым. Волосы прямые, требующие мытья с мылом. И ногти у Базарова, скорее всего, грязные.
Владимир Сергеевич был небольшого роста, черноволос, коротко стрижен и носил бородку, придающую ему некую утонченность и благородство.  А голубые глаза, кажущиеся за счет густых темных бровей почти прозрачными, добавляли что-то детское и наивное. Одевался он если не щегольски, то изящно – никаких базаровских халатов, разношенных сапог, грязных шейных платков и прочего. Вечером, когда в гостиной собирались за чаем, Ольга Андреевна иногда улавливала исходящий от Володи тонкий аромат духов. Сладковатый запах этот нисколько не смущал, скорее он дополнял вечерний облик Володи – темный костюм, сиреневый галстук, лаковые туфли. И удивительно аккуратные, ухоженные руки.
Когда Володя выходил в парк (а выходил он каждый день ровно в полдень, обязательно один, со своим блокнотом), на нем был светлый парусиновый пиджак, широкие брюки и соломенная шляпа с пестрой косынкой на тулье. Поля шляпы закрывали половину лица, и от этого Володя становился похожим на испанца.
Еще Володя умел играть на рояле. Сказать, что «прекрасно» нельзя, но достаточно ровно и технично. И значительно лучше самой Ольги Андреевны, бравшей когда-то уроки.
И не только хорошо играл. Он умел танцевать! Именно, танцевать. Удивительно чутко чувствуя мелодию и партнера; превращая движения под музыку в некий бессловесный диалог или беседу, смысл которых один – как хорошо сейчас!
«Ничего удивительного, что я в него влюбилась», - призналась себе Ольга Андреевна через три дня по приезде.
Ничего удивительного в этом не было. Там, в Москве, Ольга Андреевна жила одна, снимая небольшую квартиру и занимаясь частными уроками французского языка. В марте ей исполнилось двадцать четыре года. Возраст «страшный», еще немного, и шанс выйти замуж исчезнет. Выйти замуж не так, как Лиза, получившая кроме мужа-акционера имение в Курской губернии; или как Сумарокова, обольстившая настоящего дипломата.  Нет. Просто стать «женой», замужней женщиной… женщиной.  А богатым будет муж или не богатым – совершенно неважно.
Как же так получилось, что она становится старой девой?! А когда-то от студентов и разных восторженных кадетиков отбоя не было. А теперь мужчины, с которыми она общается - хозяева семейств, отцы или давно потерявшие свежесть господа, решившие заниматься французским. Они смотрят с явным интересом, иногда завуалированно намекают на иные отношения, делают двусмысленные комплименты, но она знает, что кроме этого… за этим ничего последовать не может.
- Сколько ему лет? – спросила Ольга Андреевна Лизу, когда они сидели на террасе и провожали взглядом соломенную шляпу Володи, удаляющегося в парк.
- Кому? – улыбнулась Лиза.
- Вашему Базарову, - как можно ироничней сказала Ольга Андреевна и покраснела.
- Мальчишка. Всего лишь двадцать шесть, почти наш ровесник. Полностью поглощен своими лягушками и водорослями. Женщины для него существуют лишь в качестве своячениц, горничных и соседок, приезжающих скоротать время пением романсов, вальсами и игрой в фанты.  Его галантность – чистая дипломатия, внутри он ледяной. При любой жаре. Но хорош! А как улыбается! Эх, не была бы я замужем…
«А я не замужем…» - грустно подумала Ольга Андреевна.
В бывшей оранжерее была сделана «лаборатория». В выложенном каменными плитами зале со стеклянным потолком стояли длинные стеллажи, на которых располагались банки, аквариумы   и сосуды. В них жили выловленные Володей обитатели паркового пруда и деревенской речушки.  В мутной воде, среди водорослей и ряски копошились мальки, жуки-плавунцы, страшные стрекозиные личинки, лягушачья икра и тритоны.
- Вот видите, Ольга Андреевна? – Володя осторожно коснулся карандашом стекла. – На первый взгляд…
Ольга Андреевна не слушала. Она наслаждалось. Тем, что нашла способ оставаться с Володей наедине, всего лишь спросив:
- А вы не могли бы показать мне свою лабораторию?
И вот теперь она   стоит рядом с ним, его чуть ли не касаясь, любуется его испанским лицом с наивными детскими глазами, вдыхает его тонкий парфюмерный запах.  Не вызывая при этом ни малейшего подозрения. 
- … самый красивый из них мраморный, - Володя улыбнулся, блеснув прекрасными зубами.
Затем вынул блокнот и что-то в него быстро записал. Ольга Андреевна заметила почерк – мелкий, но чрезвычайно четкий. Спрятав блокнот в кармане, Володя продолжил:
- Но обитают эти красавцы не у нас. Их родина Португалия, Северная Испания. Также имеются популяции и во Франции. Только представьте: черное блестящее тело, на котором ядовито-яркий зеленый узор, довольно сложный, но симметричный. На белом брюшке черные пятнышки-крапинки. У самочек, вдоль хребта от головы до кончика хвоста проходит оранжевая полоса. Мраморные тритоны по сравнению с этими (он кивнул на банку) настоящие великаны. Длинною почти с ладонь. Альфред Брем по этому поводу говорил…
Ольга Андреевна опять перестала слушать. Внимание ее привлекло отражение в высоком стекле, ставшим от наружной тени подобным зеркалу: изящный Володя и она в светлом, зауженном на талии платье и шляпке, отделанной маленькими шелковыми розочками. Прекрасная бы получилась пара.  Прекрасная. А время идет… День за днем.
- А вы не могли бы покатать меня на лодке? – перебила вдруг она.
- На лодке?
- Да. Если вас не затруднит. И вы мне покажете всех этих жучков, рачков и паучков в их естественной среде. Это так интересно.
- Прекрасная мысль! Как это я не догадался, – Володины глаза засияли, - но должен заметить, Ольга Андреевна, что для наблюдения лучшее время рассвет. Вы согласны завтра встать, положим… в пять утра? 
- Bien s;r! Это так романтично, никогда в такую рань не вставала.
- Превосходно.
Вечером приехали гости. Володя играл Чайковского, танцевал, шутил. Во время полонеза он прошептал, едва не касаясь губами уха:
- Стало быть, завтра, Ольга Андреевна?
- Да… - выдохнула она.
- В пять утра я буду ждать вас на причале. Оденьтесь теплее, утром весьма прохладно, тем более, на воде. 
Когда расходились, к Ольге Андреевне подошла Лиза:
- Завтра у тебя свидание?
- Мне Володя захотел показать обитателей пруда.
- Знаю, Оленька. Так же, как и то, что это прекрасная возможность. Я бы очень хотела, чтобы у вас… ты понимаешь. Помоги тебе Бог! Потом расскажешь.
Лежа у себя, Ольга Андреевна представляла себе «завтра». Даже не пытаясь заснуть. Ей грезился туман, непроницаемо окутавший усадьбу; старый парк, в котором что-то шуршит и капает, подчеркивая тишину; хрустящий гравий дорожек, седые от влаги скамьи, позеленевшая от времени ваза фонтана, точащая вялую струю. В доме все еще спят, значит времени достаточно. Для всего: катания на лодке, прогулке по аллеям, разговору, который она постарается направить в нужную сторону. Противоположную тритонам, жукам-плавунцам и прочей гадости. «Нужная сторона» - ее чувства к нему. Сильные до безрассудства, разбудившие чувственность, которую она не будет скрывать, но напротив, подчеркнет.  И если он захочет… Если он захочет, то завтрашнее туманное утро может стать утром любви. Физической, страстной. Если он захочет.
Они сидят на берегу. Солнце уже показалось, поднявшись над розовым утром, уже греет. Блестит роса, качается хрустальная паутинка. В парке ожили птицы. Иногда набегает ветерок, он несет из сада запах сирени.
- Я озябла, - говорит Ольга Андреевна, хотя ей совершенно не холодно.
Володя снимает пиджак, накидывает ей на плечи, задерживая на них свои чуткие музыкальные пальцы. Пальцы горячи, слегка дрожат. Она прижимается к нему и кладет голову на плечо. Он…
Ольга Андреевна начинает учащенно дышать. Даже сейчас, представляя, что может быть всего через несколько часов.
- Какая вы! – воскликнул Володя, увидев Ольгу Андреевну.
Он был в накидке поверх своей холщовой пары, брюки которой заправлены в сапоги.  Ольга Андреевна оделась далеко не так практично – глубоко декольтированное платье и шаль, совершенно не согревающая озябшие плечи. Волосы она заплела в косу, перевязав их коричневой лентой, как делала когда-то, учась в гимназии.
- Какая вы сегодня! – восхищенно воскликнул Володя.
- Какая?
- Совсем молодая! Как девочка, простите.
- Я и чувствую себя сейчас, как девочка.
Ольга Андреевна слукавила. Сейчас она чувствовала себя собирающей грибы Варенькой из романа «Анна Каренина». Она – Варенька, Володя – Сергей Иванович Кознышев. Только бы их «грибы» не закончились, как у Толстого.
Володя прыгнул в лодку, ловко вставил уключины и подал Ольге Андреевне руку. Ладонь его была теплой и немного влажной:
- Осторожно, Оленька. Вы позволите называть вас сегодня Оленькой?
Сердце Ольги Андреевны учащенно забилось:
- Позволю. И не только сегодня.
- Благодарю.
Какое-то время они просто катались. Медленно, словно во сне. Разрезая носом тяжелую, словно дымящуюся воду. Греб Володя очень осторожно, говорить старался тихо:
- Первое правило – быть предельно деликатным, не забывая, что ты здесь гость, а не хозяин.  Никого не пугать, ничему не вредить. Вы даже не представляете, Оленька, что сейчас творится под нами. Я как-то попытался определить количество водных растений и сбился. Вот что это?
- Ряска.
- Замечательно. Но какая? В этом пруду четыре вида ряски: малая, двусемянная, равноденственная и даже горбатая! Это удивительно. Сейчас я вам покажу кувшинку «четырехгранную», которая отличается от обыкновенной…
Володя принялся рассказывать про кувшинки, но Ольга Андреевна его не слушала, все больше и больше чувствуя себя Варенькой. После кувшинок они подплыли к старым ивам, опустившим свои тяжелые, похожие на слоновьи хоботы ветви глубоко в воду. Когда занялся рассвет, и вода вдруг стала прозрачной и светлой, они встали у самого берега и, рискуя опрокинуться, склонились, рассматривая илистое дно.
- Вот это, - Володя показывал пальцем, -  ползет…
А Ольга Андреевна скучала, забыв о том, что скука ее может отразиться на лице.
- Что с вами, Оленька?
- А что со мной?
- У вас такой вид, будто вам скучно. Или что-то болит. Вам скучно?
- Признаться, я замерзла.
- Господи, конечно! Предлагаю выбраться на берег.
На берегу, когда они сели на скамью, Володя тотчас накинул на Ольгу Андреевну куртку:
- Простите меня, эгоиста. Мне даже в голову не пришло, что вы можете замерзнуть, простите. Если вы позволите, я продолжу. Заинтересовав самку, он выбрасывает сперматофор, который она подхватывает клоакой. Оплодотворение происходит внутри тела самки. Спустя несколько дней самки начинают самостоятельно откладывать икру, в день около 10 икринок, всего за период размножения…
«Предлог был неудачным, и утро не располагает к нежностям, - горько подумала Ольга Андреевна. – Попробую по-другому»
- Володя, - перебила его Ольга Андреевна. - А в парке водятся светлячки?
- Кто?
- Светлячки.
- Ах, светляки! Не замечал, но думаю, что должны.
- Может быть мы с вами их как-нибудь поищем?
- Интересная идея. Замечу, что с вами, Оленька, очень приятно общаться.  Обязательно поищем. И Лизу с собой возьмем. Миша вряд ли согласится, а Лизу мы уговорим. Только настоятельно прошу одеться теплее.
                ***
Через три дня Ольга Андреевна уехала. Светлячков они так и не нашли, потому что не искали. До станции с птичьим названием «Щеглы» ехали также: Лиза, Ольга Андреева и Володя вместо кучера.  Ольге Андреевне хотелось плакать. Непонятно отчего, но хотелось. И она заплакала, когда, прощаясь и Ольгу Андреевну чмокая, Лиза прошептала:
- Очень жаль… 
В Курске она благополучно пересела на московский скорый, попав в купе, где кроме усатого, плотного господина никого больше не было. Через полчаса они познакомились. В Орле вместе пообедали в ресторане, в Туле поужинали. С шампанским и мороженным.
А ночью…
Прошел год. Ольга Андреевна по-прежнему не замужем. И все еще преподает французский. С той лишь разницей, что благосклонно принимает соответствующие намеки и определенные предложения. Терять нечего. Как, собственно, и искать. Ибо, все мужики – тритоны. Но жизнь, черт возьми, продолжается!