7. 1 The Adventure of the Lion Tolstoy, Холмс, Ват

Предисловие

Начиная публиковать новый "Опус философского юмора № 7"
о новых приключениях Шерлока Холмса и д-ра Ватсона сразу предупреждаю, что поведение Холмса вполне соответствует его внутренней сущности, с которой читатель, познакомится в конце сборника.

Начало, как это заведено не мной, начинается в Ясной Поляне, окончательно покинутой Львом Толстым.

Повесть: "The Adventure of the Lion Tolstoy, Шерлок Холмс и другие топологические проблемы"
открывает данный опус. Текст повести уже закончен и будет выложен на этой неделе.

Видосики, где я читаю эту повесть вслух, хорошо интонированным голосом см. на моем канале YouTube: avmmsu 

Посвящается музе 2018 г. Д. А. П.

К юбилею 131-летия годовщины доказательства законности
Броуновского движения в Англии

Обнаружив поутру отсутствие взбалмошного мужа, Софья Андреевна Толстая глубоко рухнула в подвернувшееся кресло. Ураган страшных и неудобоваримых мыслей, навеянных прошедшими в супружестве годами, нахлынул в ее сознание. «Скоро революция, а у меня и средств, на полное издание собраний работ Левушки, не хватит», – думала графиня, закостеневшим взглядом упершись в ближайшую стену. Иные перекрытия не выдержали бы такого напора, но обитые досками тесаные бревна, удержались.

На догон ушмыгнувшего старика, графиня направила все силы, но то ли они оказались подкуплены, то ли ленились от природы, а возможно всем давно надоел баломутный характер семейной жизни яснополянского порока, но никого поймать не удалось.

Пришлось отослать в Лондон телеграмму: «БЕЙКЕР-СТРИТ 221-БИС ЗПТ ГГ ХОЛМСУ И ВАТСОНУ ТЧК ПОМОГИТЕ СЫСКАТЬ МУЖА И ВЕРНУТЬ ПОЛНОТУ СЕМЕЙНОГО КОШМАРА ТЧК ГРАФИНЯ СОФЬЯ ТОЛСТАЯ ТИРЕ СУПРУГА ВЕЛИКОГО ПИСАТЕЛЯ ЗЕМЛИ РУССКОЙ ТЧК».

До получения внезапной телеграммы из России я разговаривал с моим другом Холмсом. Удачно расположившись, он мешал всем покидать комнату, оснащая дедуктивными размышлениями наш унылый выходной.

– Наверно вы заметили Ватсон, что я развил собственные способности до такой степени, что в совершенстве умею читать будущие мысли в голове собеседника…

– Не уже ли, Холмс, Вы хотите сказать…
– Да, Ватсон, мое подлинное имя «Джеймс, Найджел Уайт», а Майкрософт, мой сводный брат, потерянный в детстве в супермаркете, и найденный совершенно случайно, уже во взрослом образе. В душе он полный ребенок, но умело скрывает отсталое педомыслие  за маской рафинированного рассудка, в полном соответствии с моделью человека, предложенной Спинозой и Кантом.

– Удивительно, я даже не успел подумать…
– Еще успеете, Ватсон. Нам предстоит поездка в Россию, в ее самую дремучую часть именуемую «Yasnsya Polyana», – географическое заклинание Холмс произнес с неподражаемым русским акцентом и в комнате, перебивая аромат всяких дряней и миссис Хадсон, запахло на удивление свеже-мороженным пломбиром.

– Всегда предполагал, что самыми дикими местами являются Сибирия и Тартария, хотя, мой коллега, Марк Твен полагает, что именно там живут лучшие люди планеты, – сказанул я для острастки, и остальные знания по географической формы движения материи  мне оказались не нужны. Холмс, как учил меня Фрейд, повинуясь бессознательному импульсу внутренней энергии Гиббса , бросился на меня с кулаками и смутным пониманием того, что любая деятельность порождает хаос.  После ряда коротких, но точных ударов, я поставил разбуянившегося друга в подобающее место, рядом с точкой пересечения трех ортогональных свобод перемещения, говоря проще – в угол.

Его проделки и милые шалости всегда заставали врасплох преступный экскремент, но не вашего покорного слугу. Должен сказать и хочу это сделать прямо сейчас: «Мои читатели, заждались новых историй о Шерлоке Холмсе и живой псевдоним «Артур Конан Дойл», неоднократно жаловался на вынужденное бездействие».

И вот ради них, мы с Холмсом и отправились в Россию. Как дипломированному врачу мне сделали прививку от русскофобии, а Холмсу – от алкоголизма на полгода. Насколько мог, я предварительно уговаривал друга не торопиться и не совершать опасных и бесполезных медицинских манипуляций, но он, угрожая деформацией моего носа, легко убедил меня в обратном.

Утренний туман заволакивал единичное сознание легкой грустью, когда мы – два неразлучных друга – сыщик и доктор – садились в кэб на Чаринг-кросс роуд. Нас жаждала холодная Россия и горящая огромным желанием Софья Андреевна Толстая.

Вся дорога прошла в бесконечном споре о загадочной русской душе. Принятые у нас в Англии нормы патологий на территории Российской Империи не действовали. По всем понятиям прогрессивного человечества и гуманитарной психиатрии Раскольников был сумасшедшим, но в России таких большинство и тамошние эскулапы уверено считают их полноценными людьми, а здоровых, наоборот, заточают в местные бедламы для издевательств и последующих биологических опытов. Холмс, в свою очередь, отказывался признавать мотивы его преступления и квалифицировал двойное убийство, как грабеж со взломом, совершенное общественно полезным способом. Пересекая Ла-Манш, он изменил свой взгляд и начал аргументировать версию «неосторожного обращения с металлическими предметами, повлекшее, случайную смерть не более двух лиц». Я обратил его внимание на беременность Анны. Шерлок согласился в дальновидности прецедентного права, хотя уговорить судью признать нерожденного ребенка, как потерпевшее физическое лицо – неимоверно трудно. Уже в Антверпене мы пришли к выводу, что все идет по плану и проспали до самых наружных окраин Ясной Поляны.

Когда присланная за нами «proliotka», доставила нас в родовое поместье, то все следы были затоптаны окончательно и даже Льва Толстого похоронили в уютной могилке на краю мистического оврага, где водилась неуловимая проф. Кохом Зеленая Палочка. Туда зайцы, когда попадали, то никогда не возвращались. Мухи же если пролетали вдоль границы разумного, то молчали об увиденном, и только плотоядно натирали в самодовольных предвкушениях передние ручки.
Заботами милой вдовы – Софьи Андреевны Толстой, погруженной в страдание от утери любимого мужа, нас разместили для проживания в гостевом флигеле. На момент приезда мы оказались единственными посетителями, и мрачный старый дом внушал опасение плотным множеством обитавших там приведений, не включенных в толстовские романы персонажей. Тоскливыми ночами, Дом выразительно скрипел под тяжестью прожитых лет. Заснуть в шуме и стохастических вибрациях не под силу даже хладнокровным английским джентльменам, каковыми мы без сомнения являлись. Благодаря этому обстоятельству места, застать нас врасплох было совершенно невозможно, и мы наслаждались если не отдыхом, то полной безопасностью и контролем над окружающим пространством. Устав ворочаться на пуховой перине, Шерлок решился пройтись по ночной усадьбе и разведать неизведанное. Я же предпочел обойти хозяйский дом со всех сторон и побеседовать с туземцами, наслаждаясь одновременно свежим воздухом и предрассветной тишиной в ожидании первых лучей восходящего солнца. Договорившись встретиться к раннему завтраку и честно поделится добытой информацией, мы обнялись на прощанье по-русски три раза и поклялись в вечной дружбе и доброй памяти на тот случай, если больше не придется свидеться.

Пробираясь через буераки я осознал, что никогда не встречал, столь многообещающих потемок, как в России. Перманентно думая, а этой привычке меня научил Холмс, я вспомнил, как уверенно полагал – перевернутый микроскоп – становится телескопом, а лимоны – это не созревшие апельсины. Длительный опыт жизни и общение с братьями Холмс, заставили меня ко всему относиться скептически и понимать только, и исключительно то, что возможно понять Остальное следует оставить без рассмотрения. Вопреки обоснованным надеждам, пара найденных горничных даже не вскрикнули и не потеряли сознание от встречи со мною. Хотя, стараясь выскакивать неожиданно, я выбирал наиболее страшные места господского дома и произрастающих вблизи кустов. Должен признать, что выдержка молодых девушек, воспитанных в посредственной близости от педагогики Толстого, вызывает у меня неподдельное восхищение. Сделав необходимые выводы, я продолжил исследовательскую деятельность. Конечно рассчитывать на то, что мне удастся поразить воображение Холмса обнаружением тела если не самого Льва Николаевича, то спрятанного или затаившегося в шкафу антропоморфного скелета, не стоило. Еще в первые годы дружбы, я усвоил для себя ряд правил: не перебегать дорогу на несоответствующий сигнал светофора; писать слово «философ» начиная и заканчивая на «ф», и не пытаться обгонять Холмса в расследованиях. Тем не менее, кое-что ускользнувшее от постороннего взгляда мне удалось разузнать. Так в подвальном помещении, где пахло приведениями и сыростью, за дверью раздавался чудовищный храп и сопутствующий ему посвист. Аналогично дышат болота и даже собака Баскервилей вздрагивает ночью от их утробных звуков. В лесу, крестьяне жгли очередного пойманного оборотня или вурдалака (я стеснялся подойти, с целью лучшего рассмотрения и наслаждался приятным запахом).
 
С возбужденным зрелищем аппетитом и ядерным холодом мне удалось добрести в кабак, что у подножия Косой Горы, где страдальцам круглосуточно продавали «vodka», из бутылок украшенных портретом Льва Толстого. Приобщившись к источнику русского конвенционализма, я взбодрился и проспал спокойно там весь остаток ночи и только утром на извозчике вернулся в гостеприимную «usad’bu». Изучение дальнейшего процесса фетишизации графа Толстого в России, требовалось обсудить с Холмсом и мне пришлось затратить немало сил и бесценного времени на его поиски.