Мой друг Борис

     В августе 1980 года я был переведён по службе из Иркутска в Пермское ВАТУ и с сентября приступил к работе на новом месте. Параллельно с чтением лекций и нарядами офицеры с сентября должны были выходить на плац и проводить тренировки к прохождению торжественным маршем 7 ноября по Октябрьской площади г. Перми. Тренировки были длинными, по 2 с лишним часа, и не пользовались ничьей любовью.
   
    Но вот наступил праздник. С утра офицеры и курсанты в парадной форме построились и пошли в центр города. Идти было более трёх километров. Настроение у меня было непраздничным: переехал я в Пермь один: жена погибла весной 1978 года, дети со мной не поехали, решили пока остаться в Иркутске. Поселили меня в офицерское общежитие, в большую комнату на 6 человек, (правда, заселена она была не полностью, нас было в ней только четверо). Я не успел в Перми ни с кем нормально познакомиться, и что делать, куда деть своё свободное праздничное время, толком не знал.
   
    Да ещё при построении на училищном плацу перед выходом на парад начальник политотдела полковник Лукьянов «поздравил меня с праздником» - сделал замечание по поводу ослабленного ремня на шинели (я по росту стоял в первой шеренге). Но почему он заметил только меня? Все, кто занимался строевой подготовкой, знают, что тугой ремень при прохождении торжественным маршем сбивает дыхание (поэтому и падают в строю молодые солдаты-новобранцы). Ремни были ослаблены у всех. Но настроение Лукьянов испортил мне ещё больше. Я задумался и об этом. Одной из мыслей была: "Может, он захотел показать новичку «кто в доме хозяин»?"
    
     С таким настроением я прошёл в строю до Центрального рынка. Затем по улице Революции мы вышли к Комсомольскому проспекту, и уже по проспекту подошли к Октябрьской площади. Постояли, выдерживая время до начала парада, немного отдохнули. Вскоре раздались команды к прохождению торжественным маршем. Прошли мы вполне прилично. На улице Ленина (это в 200 метрах от Октябрьской площади) парадный строй офицеров распустили. С этого момента я стал свободным в выборе дальнейшего времяпровождения. Решил дойти пешком до рынка, оттуда можно было уже уехать автобусом до училища. Что буду делать в общежитии, ещё не придумал.
    
     По улице Попова я поднялся в горку к рынку. Уже пересекал рыночную площадь, когда кто-то сзади ударил меня по плечу. Я быстро развернулся, готовясь к кулачному столкновению. И тут увидел гражданского мужика среднего роста и средней упитанности, в рыжей бороде и с широкой улыбкой на лице. Он задал вопрос: "Шурик, ты меня узнаёшь?" Поразило, что назвал меня детским именем. Но кто он — я не мог понять. Спросил, откуда он меня знает. Мужик начал вспоминать Тайшет и железнодорожную школу. Тут я наугад спросил: "Ты, что ли, Веселухин?" Я учился в восьмом классе с таким мальчишкой - Борисом Веселухиным, но в последующие годы учёбы его в нашей школе уже не было. Мужик засмеялся и ответил утвердительно. Меня это ещё больше удивило: ведь прошло 27 лет, мы оба пережили множество всяких событий, но его память сохранила тот единственный год нашей совместной учёбы. Я бы при встрече точно не узнал и не подошёл.
    
      Борис обрадовался, что я узнал его, и предложил пройти к нему домой (сказал, что это совсем близко) и там поговорить. Мне в этот момент было нужно какое-то человеческое общение, человеческое участие, поэтому я, не раздумывая, согласился. Жил Борис, как оказалось, здесь же на рынке в одном из деревянных двухэтажных домов, рядом с автовокзалом. Квартира его была на втором этаже. В квартире оказалась вся его семья: жена Зоя Николаевна, дочь Наталья и сын Денис. Я поздоровался с ними, поздравил с праздником. Борис уже сам объяснил, что я - его школьный товарищ.
    
      Семья Бориса мне понравилась. Жена была приятной внешности со стройной фигурой, приветлива и деловита. Дочь 12-13 лет походила лицом и фигурой на мать, но была угловатой и стеснительной. Сын лет 9 стремился казаться взрослым и серьёзным, как все мальчишки в эти годы, лицом походил на отца. Борис по отчеству был Александрович, я это знал ещё со школы, а фамилия была вообще «уральской», казалась очень красивой и нравилась мне особо — Веселухин. Она ещё в Тайшете напоминала мне об Урале, П.П. Бажове и его книге «Малахитовая шкатулка». Эта книга с детства была одной из моих любимых. Алексей Петрович Ивановский, наш директор Бирюсинской школы, дал мне в 1951 году почитать, а потом через несколько лет подарил красиво оформленную книгу П.П. Бажова, изданную в 1950 году ЛенГИЗом, там есть сказ «Веселухин ложок».
    
      Квартира Веселухиных была маленькой, двухкомнатной, выглядела тесной и не совсем ухоженной. Зоя Николаевна сразу пригласила нас на кухню завтракать. Не обошлось и без выпивки по поводу праздника. Борис сразу поразил меня отношением к нашей встрече. Он начал горячо говорить о Тайшете, о школе, о том, как он обрадовался, увидев и узнав меня даже через столько прошедших лет, но сначала обратил внимание на военную форму. Выглядел я в ней неплохо, но сильно уныло, он воспринял это с участием, поэтому и пригласил к себе в гости.
      
       В застолье Зоя Николаевна после нескольких рюмок захотела показать свои таланты, но Борис её остановил, попросил перенести «на потом», при этом назвав её «крепостной актрисой». Он тут же пояснил, что жена проявляет свои артистические способности только в узком кругу в своей квартире и только в подвыпившем состоянии. Её способности я оценил несколько позже: она неплохо танцевала.
    
       За столом я спросил, как получилось, что Борис оказался в Перми, и кем он сейчас работает. Всё оказалось просто: отец Бориса был военным специалистом-оружейником, его в 1953 году перевели по службе в Пермь на Мотовилихинский завод. Здесь Борис поступил в техникум, по окончании работал на заводе вместе с отцом, но потом поменял профессию и сейчас работает ювелиром-художником на Пермском сувенирно-гранильном заводе, расположенном там же, в Мотовилихе, в пригороде «Садовом». Меня сразу заинтриговала его работа, и я принялся расспрашивать.
   
        После завтрака Борис пригласил меня в гостиную и начал рассказывать о своей работе более подробно, показывать свои изделия и фотографии. Я от всего этого стал вообще без ума: столько нового и интересного увидел и услышал. Сразу хочу оговориться: в ювелирном деле я не специалист, даже с помощью Бориса я в этом мало что понимал и понимаю. Пишу, пусть и по-дилетантски, о том, что и как я увидел, как понял, что из этого извлёк. Специалисты в моём повествовании могут найти много ошибок, неточностей и неправильностей, но прошу не судить строго, я в этом деле, конечно же, никакой не эксперт.
    
      Ко времени нашего повторного знакомства у Бориса уже было несколько заметных работ и некоторая известность. Готовых изделий дома почти не было. В основном, он показал мне пробные заготовки, но снимков, сделанных на заводе фотографом-профессионалом с авторских изделий, было много. Запомнились запонки. Их Борис сделал по заказу Союза композиторов СССР к 60-летию знаменитого композитора Соловьёва-Седого. Были снимки в разных ракурсах двух подарков Л.И. Брежневу на дни рождения в 1978 и в 1979 годах. Эти подарки заказывал на заводе Пермский обком КПСС. Были фото и других заказных и творческих работ Бориса. Я, сколько смог, все посмотрел.
   
       Кроме того, у Бориса была небольшая коллекция старинных серебряных монет и медалей. Он мне их тоже частично показал. Я тогда впервые увидел медаль «Лучшему городскому дворнику», маленькую и невзрачную. Сильнее запомнилась медаль «Хозяину лучшей усадьбы», большая и тяжёлая. Относились эти медали, кажется, к 19-му веку, или к началу 20-го. Как они оказались у Бориса, я не спрашивал.
   
       Борис восторженно рассказывал о своей специальности. Оказалось, что на их заводе несколько цехов: эмальный, сканный, заготовительный, гранильный, сборочный и ещё какие-то. В них работают ювелиры и другие специалисты на массовом изготовлении продукции. Но есть группа специалистов с более высокой квалификацией. Они занимаются разработкой моделей, которые после утверждения художественным советом завода запускаются в массовое производство. В этой группе, в основном, два вида специалистов: ювелиры-художники и художники-рисовальщики. Все они подчиняются Главному художнику завода, получают установленную зарплату, но, если утверждаются их модели, то за это они получают ещё отдельную премию. Борис был именно таким специалистом.
      
       Ушёл я от Веселухиных уже в четвёртом-пятом часу, переполненный новыми знаниями и впечатлениями. Потом весь вечер, пока не уснул, обдумывал и приходил в себя от увиденного и услышанного. Понял, что судьба сделала мне подарок, сблизила с хорошим, творческим, одарённым человеком. Решил, что постараюсь чаще с ним встречаться. Меня как магнитом потянуло к Борису. Через небольшое время я созвонился с ним и напросился в гости. Он назначил время, я пришёл точно к назначенному часу. И снова мы весь вечер проговорили, снова я узнал много нового. Борис был интересным рассказчиком.
      
      Так не сразу, но довольно быстро, я стал постоянным гостем у Веселухиных. Позже я понял, что и он ко мне потянулся, я ему тоже для чего-то был нужен. В общем, месяца через два мы уже не могли подолгу обходиться друг без друга, встречались один-два раза в неделю, иногда чаще. Обычно это проходило в воскресенье: в будни я был занят на службе. Даже в субботу в училище в то время преподаватели читали лекции, но иногда вечерами я всё же выбирал время, чтобы недолго побыть у Веселухиных. Я ведь мог распоряжаться своим свободным временем, как хотел. Тогда же я решил как-нибудь попросить Бориса, чтобы он по возможности устроил мне экскурсию на свой завод. Очень мне хотелось всё увидеть своими глазами, в реальности.
   
      У Бориса была в то время особенность: он в любой момент мог всё бросить, уйти в меленькую комнату и заняться там творчеством. В скором времени он и меня заразил этим, я тоже начал придумывать и рисовать различные поделки. Сначала это были виньетки из букв, «буквицы» по ювелирному. Потом я начал придумывать брошки и серьги. Борис меня «критиковал», но не очень. Конечным результатом такой моей деятельности стали бусы из слоновой кости со знаками Зодиака. (У меня ещё с Житомира сохранился биллиардный шар из слоновой кости, подаренный маркёром из Дома офицеров — лётчиком, Героем Советского Союза с ампутированной до колена левой ногой). Ещё были брошь-солнце из мельхиора со вставками из янтаря и сканная «морда» льва. На большее меня не хватило. Да и эти поделки все остались недоделанными: ведь я не стремился стать ювелиром. Однако стал покупать книги о камнях, особенно знаменитых, по ювелирному делу и ювелирной технике. Вскоре таких книг у меня оказалось больше десятка.
    
       Борис работал в технике скани. Скань — это изделия из проволоки или полосок металла, изящно изогнутых и спаянных особым припоем. Для меня скань походила на кружево из металла. Применяется скань как самостоятельное изделие или как отделка вокруг различных вставок из камня, эмали, рисунка и т. п. У Бориса на заводе делали сканью броши, серьги, перстни, подстаканники, рукоятки к столовым приборам. У них также применялись вставки из эмали и поделочного камня.
      
       Камни завод получал от какой-то организации, которая промышляла на Тимане — районе Уральских гор на Крайнем Севере. Поставлялся в основном агат (полосчатый и медовый), много было яшмы, но обычной поделочной. Пейзажной яшмы было совсем мало, и она была на особом счету. Камни из пейзажной яшмы меня сильно впечатляли. В них можно было увидеть и сад, и аллеи, и отдельные деревья, и многое другое. Бывал в заводе и малахит, но тоже в небольших количествах. Тиманский малахит особенный: рисунок в нём - яркий, с чистыми белыми линиями, очень выразительный и запоминающийся. Борис говорил, что малахит таким и должен быть. Были ещё родонит - розовый камень с чёрными включениями, и змеевик - неяркий зелёный камень, большим спросом не пользующийся. Изредка поступали партии прозрачных камней: горный хрусталь, различные хризолиты, аметист, изумруд (я видел необработанный изумруд только два раза). Распоряжалось ими руководство завода.
   
       Позже, в 1981-м, я познакомился с Метелёвым Сергеем Сергеевичем — Главным художником завода. Это был довольно молодой (лет 35-ти) худощавый и очень энергичный человек. Метелёв был поклонником скани, но развивал и рисование на эмали. На заводе в его непосредственном подчинении находилось человек пять художников-ювелиров и примерно столько же художников по эмали. Из первой группы, кроме Бориса, я познакомился ещё с одним ювелиром-художником. Он был уже пожилым, старше всех, и отличался большим мастерством и безапелляционностью суждений, особенно касающихся работы. Из художников-рисовальщиков я познакомился с двумя. Анна Павлова была молодой (лет 25-ти), немного полноватой и очень аккуратной. Ещё она постоянно старалась быть незаметной. Дмитрий (уже не помню его фамилии) был совсем мальчишка (лет около 17-ти), очень подвижный, несмотря на небольшой горб на спине, резкий в суждениях и в спорах. И Аня, и Дима были большими талантами и рисовали изумительно, но рисунки Анны нравились мне больше.
   
      Когда я в первый раз пришёл с экскурсией в завод, Аня предложила мне нарисовать что-нибудь на двух небольших, диаметром около сантиметра, выпуклых дисках, покрытых белой эмалью. Краски стояли рядом, кисточка была самой обыкновенной. Я, недолго думая, написал две буквы А и Г, но «в горячке» второй раз кисть макнул в другую краску (они по цвету были почти похожи). Анна здесь же поместила кружочки на стальной лист и поставила в муфельную печь. Через 15 минут вынула лист, остудила и вручила нам с Борисом два эмалевых, подписанных мной, диска. Но оказалось, что одна буква после прокаливания стала совсем другого цвета из-за использования другой краски. Борис через неделю сделал и подарил мне запонки из них, но они сразу куда-то исчезли (при моей жизни в общежитии это было немудрено).
   
      На заводе я побывал потом ещё несколько раз. И всегда меня поражал труд всех работников, даже в заготовительном цехе, где, казалось бы, происходит первичная обработка камней, и большинство работ проходит в масле. А первый мой поход в заготовительный цех вообще очень изумил. Я думал, что распилить камень — это медленная и трудоёмкая работа. Оказалось, не совсем так. При мне кусок яшмы больше мужского кулака был распилен за 2-3 минуты, хотя твёрдость яшмы лишь немного меньше алмаза. (По шкале твёрдости алмаз имеет наивысшую твёрдость 10 единиц, а  у  яшмы - 9). Распиливают камни на вертикальном стальном диске толщиной около одного-двух миллиметров, который не очень быстро вращается в масляной ванне, где во взвешенном состоянии находится абразивный материал (для яшмы это алмазная пыль, для более мягких камней применяется другой абразив). Масло при этом не летит брызгами, а спокойно стекает обратно в ванну. Кусок камня подводится к кромке диска и начинается распиловка. Шлифовка, огранка и полировка камней проходит на таких же дисках в масле, но вращающихся горизонтально, причём, эти операции происходят тоже довольно быстро.
   
       Задача первичной обработки камня, как я понял, заключается в том, чтобы при минимальных отходах сделать по возможности большую отполированную поверхность. Потом его начинают крутить и смотреть со всех сторон опытные камнерезы, чтобы определить, что из этого камня получится и как его надо распиливать в дальнейшем, чтобы получить максимальную красоту от рисунка в камне. Всё это было очень интересно, хотя я, например, из их разговоров ничего не понимал. Однако так происходит начальная разметка камня. Потом он снова поступает на распиловочные и обделочные станки, где превращается в задуманное изделие.
Ещё в свой первый выход на завод я побывал в их небольшом музее. Там были собраны лучшие заводские ювелирные изделия. У меня «глаза разбежались» от увиденного: столько красивого в одном месте! Не каждому удается посмотреть! Уходил я с завода «до макушки» переполненный впечатлениями. И главное: я теперь точно узнал, как работают с уральскими поделочными камнями. Отныне сказы в «Малахитовой шкатулке» П.П. Бажова стали звучать для меня по-новому.
   
      Борис в это время работал, как мне казалось, наиболее вдохновенно и хорошо. У него многое получалось в высшей степени красиво и выразительно. Из его новых поделок был очень хорош сканный комплект (серьги и перстень) из полосчатого агата. В производство его почему-то не взяли. Борис подарил его через год на день рождения моей супруге. Комплект был красив. Мы с женой в 1988 году ездили на лечение и отдых в Кисловодск. Там один мужчина, большой любитель ювелирных изделий, несколько раз подходил с просьбой продать ему этот комплект. Пришлось доходчиво объяснить, что это авторский подарок, и, конечно же, не будет продан никогда и не при каких обстоятельствах.
    
      Ещё Борис сделал очень нарядное колье с набором камней, тоже из полосчатого агата. Его впоследствии приняли в массовое производство, в моей памяти оно не сохранилось. К тому же времени относятся и несколько изобретений и новшеств, которые Борис стал применять в своей практике. Например, он изобрёл новую швензу, совершенно непохожую на другие. (Швенза — устройство для закрепления серьги на ухе).Ещё он преобразовал припой для пайки скани. Дело в том, что для всех белых металлов, какие, в основном, имитируют серебро: мельхиор, нейзильбер и другие сплавы) применялся один вид припоя, который называют «серебряным». Но перечисленные материалы имеют разные оттенки. Мельхиор, например, отливает синим, а нейзильбер даёт желтоватый тон, и один и тот же припой на разных изделиях заметен. Борис различными добавками добивался полного слияния припоя по цвету с используемым материалом.
      
     Большое и полезное, на мой взгляд, его изобретение - создание объёмных сканных изделий особым способом. Раньше делали объёмные вещи, например, подстаканники, на плоскости, а потом сворачивали в цилиндр. Недостаток — видимый сварной шов, который при этом неизбежен. Борис предложил делать болванку из смеси асбеста и извести и на этой болванке клеить, а затем паять, подстаканник-цилиндр и сразу соединять с основанием, а затем уже из готового подстаканника в воде вымывать болванку. Шва при этом никакого и быть не могло. Таким же образом можно было делать конические, пирамидальные, шаровидные и вообще любые объёмные и даже сложно-объёмные поверхности из скани. На заводе таким способом стали изготавливать, кроме подстаканников, сканные обкладки на рюмки, фужеры, флаконы под духи. На все придуманные новшества Борис имел авторские свидетельства. Я их видел и сделал вывод, что Борис был ещё и очень думающим, творчески изобретательным специалистом, рационализирующим своё ремесло.
    
      Но самое лучшее, самое прекрасное, что тогда создал Борис, это комплект «Весна». Набор из серёжек, колье, браслета и перстня, выполненный сканью со вставками из полосчатого агата. Для меня это было тогда первое изделие, от которого невозможно оторвать глаза. Комплект был исключительно хорош. Непонятным образом весть о нём дошла до самых больших высот. Приехал из Москвы какой-то церковный представитель, сумел уговорить всех, в том числе и автора, и увёз комплект за 10000 рублей (в то время «Волга» ГАЗ-24 стоила меньше) в музей в Загорск. К слову, приглашал и Бориса в Загорск на работу в какой-то церковной организации, но Борис отказался. Кроме денег, у Бориса остались от этого комплекта много фотографий. Очень жалею, что не попросил для себя хотя бы одну.
   
     После этих дел Борис решил освоить метод перегородчатой эмали. Эмаль, как я понял, это легкоплавкое разноцветное стекло. Выпускается в гранулах, но его можно было раскрошить более мелко, даже растолочь. Много усилий, времени и труда потратил Борис на освоение этого метода, даже принёс домой муфельную электропечь и часто работал дома по вечерам. Со временем стало получаться всё лучше и лучше, начало проявляться мастерство. Как явно успешный результат получился у него комплект «Арлекино»: колье и браслет. В нём использовались жёлтая, синяя, зелёная, голубая, белая эмали. Комплект вышел очень нарядным. А вскоре в Пермь на гастроли приехала А.Б. Пугачёва. Мы вчетвером (Веселухины и мы с женой) сходили на её концерт, и там Борис вручил Алле Борисовне свой комплект, а Зоя пригласила её в гости. От визита в гости Пугачёва сразу отказалась, заявив, что у неё очень плотный график гастролей, а насчёт украшения сказала, что в ближайший свой концерт она со сцены объявит о нём и пошлёт Борису привет. Но ни в ближайшее, ни в последующие её выступления ничего о Борисе от неё мы не услышали. И вообще я этот комплект на Алле Борисовне не увидел ни разу. Похоже, это украшение ей не подошло.
       
      У Бориса была ещё мечта делать в стиле перегородчатой эмали подарочные ордена или медали, в общем, какие-то особые знаки к знаменательным датам и юбилеям: семейным, личным или общественным. Показывал он мне такие разработки. Мы даже поспорили: я доказывал, что задуманные Борисом ордена должны быть очень небольшого размера, или, по крайней мере, исполняться в двух вариантах - большие и маленькие, приводил в пример французские государственные награды. Очень жалею,что его мечта не сбылась, осуществить её до конца он не смог.

      В минуты отдыха Борис любил философствовать: рассуждал о жизненных законах, об отношениях между людьми, о любви. Особой темой было искусство и отношения людей к искусству. От него я слышал неоднократно, что в художественном деле главное «суметь угадать». Я сам уже со временем домыслил, что это его метод проб и ошибок, что Борис многократными пробами достигает того, что хотел, т. е. достигает в итоге прекрасного. Мы с ним об этом много говорили. Я стал перекладывать этот принцип на другие виды искусства, на науку, на всю жизнь вообще и пришёл, в конце концов, к выводу, что мы все, весь мир без каких-либо исключений, живём методом проб и ошибок, несмотря на мощное развитие науки и техники. И так будет всегда, постоянно и вечно. Не знаю, насколько я прав, но это стало моим убеждением.
         
      Ещё Борис говорил, что любовь велика, многогранна и многолика, и проявляется во многих видах. Бывает любовь-страсть, которая перерастает в любовь-привязанность (может, в любовь-привычку), бывает любовь-уважение, любовь-дружба, любовь-ласка, любовь-долг. И всё это — Любовь. Мне эти его высказывания нравились и подвигали к размышлениям.
   
      Метелёв С.С. очень хотел, и не скрывал этого, чтобы Бориса Веселухина и Анну Павлову приняли в члены Союза художников РСФСР. Для этого он организовывал различные выставки, смотры, встречи, старался как можно больше и чаще показывать творчество Бориса и Анны художникам из Свердловского (потом Екатеринбургского) Правления Союза (именно они решали вопросы по приёму новых уральских членов в свой Союз). Однако успеха это не принесло, и никого из Перми они в то время не приняли. Очень, как мне кажется, они были принципиальными.
    
      В октябре 1982 года Борис начал работу по изготовлению подарка Л.И. Брежневу на день рождения. Идея была такая (возможно подсказанная в обкоме КПСС): книги Леонида Ильича, которые в то время неслыханно восхвалялись, художественно оформить и разместить так, чтобы они были всегда «на видном месте» и «под рукой». Было решено, что книги в миниформате издаёт Пермский Гознак, а дальше с ними продолжит работу Сувенирно-гранильный завод. Книги были богато иллюстрированы, отпечатаны тиражом 20 или 25 экземпляров и переплетены в красный сафьян. (Точную цифру тиража не помню, хотя книги эти держал в руках и смотрел — Борису выдали один комплект из четырёх книг для работы). Заводскими художниками-ювелирами было предложено: на очень нарядном малахитовом основании письменного прибора закрепить сканные легкосъёмные обоймы для всех четырёх книг, чтобы можно было взять любую книгу из металлической обкладки, (либо прямо в обкладке). Изготовить это должен был Борис своим бесшовным методом. Таким же способом предлагалось изготовить сканный стакан под карандаши и две обкладки для стеклянных чернильниц, тоже закреплённые на малахите. Всю скань сделать из серебра. (Кстати, похожий письменный прибор часто показывают по телевидению на рабочем столе В.В. Путина, только у него он весь из малахита). Борис горячо принялся за работу. Обкладки для книг получились очень красивыми. На лицевой стороне каждой обложки ещё был вставлен овальный рисунок на эмали. Рисовала Анна Павлова. Для книжки «Малая Земля» на эмали были изображены моряки, идущие в бой, для «Целины» - пахота, трактора и птицы в небе, остальные два рисунка уже забылись. В общем, подарок получался «на славу», жаль только, что не вручили: Л.И. Брежнев скончался 10 ноября 1982 года, а день рождения у него был, кажется, в декабре.   
      
       Так в работе, в наших встречах, во взаимных обменах мнениями, в успехах, радостях, переживаниях и огорчениях прошли более 10-ти, в общем-то, вполне нормальных лет. Всё складывалось неплохо и у Бориса, и у меня. Борис продолжал творить, коллекция его изделий увеличивалась, но оставались они у него только в виде фотографий, которых было не перечесть, изделия в физическом виде раскупались без задержек.

       Я в августе 1984 года женился, познакомил супругу с Веселухиными, мы стали дружить семьями. В июне 1985 года наша семья выменяла и отремонтировала хорошую трёхкомнатную квартиру. Часто стали встречаться у нас, в нашей квартире, реже у Веселухиных. Не забывали о театре, кино, ресторанах и других общественно-полезных мероприятиях. Борис оставался постоянно активным, «заряженным» на творчество, деятельным и вдохновенным. Зоя Веселухина устроилась на работу директором кинотеатра «Юность», их дочь Наталья после школы поступила в художественное училище, Денис продолжал учёбу в школе. Всё складывалось хорошо. Однако за Натальей очень упорно и навязчиво стал ухаживать её одноклассник по школе Вадик, разболтанный парень явно хулиганского типа, который не очень стремился к учёбе и знаниям, но любил верховодить теми, кто слабее его. В результате этих ухаживаний Наталья дала согласие, и они поженились, хотя, мне казалось, что этот брак совсем не хорош и будет непрочным. Против Вадика был и Борис. Зоя Николаевна, мне кажется, стала несколько «форсить». Видимо, некоторый избыток денег, какой появился как заработок Бориса, стал портить её. Для неё брак дочери непонятно почему стал желанным. Через год Наталья родила девочку, назвала Ариной.
    
      В феврале 1985 года я уволился из рядов Советской Армии по выслуге лет. Через год поступил работать в военную приёмку Пермского электротехнического завода, зарплата стала неплохим дополнением к пенсии. Наши встречи активно продолжились (у меня появилось больше свободного времени).

        С 1989-1990 годов началось расселение двухэтажных деревянных домов возле рынка. Зоя Николаевна (Веселухина) очень долго, но упорно и активно, добивалась хорошей замены своей двухкомнатной и достигла отменного результата: они получили две двухкомнатных квартиры улучшенной планировки в новом доме, расположенные друг над другом на 4-м и 5-м этажах. Дом был в пригороде «Садовый». Верхнюю квартиру заняла семья Натальи, в нижней стали жить старшие Веселухины с Денисом.
      
        В 1991 году Дениса призвали в ряды Советской Армии. Направили на три года служить матросом в Черноморский флот в Севастополь. Борис с Зоей ездили к нему на присягу.

         А огромная и великая наша страна вступила в тяжкую эпоху развала, в «знаменитые 90-е», в те годы, когда «все вдруг» полюбили деньги и ринулись отвоёвывать и отбирать их друг у друга законно, полузаконно и совсем незаконно. Вроде, касалось дело тех, кто эти деньги имел или сумел их как-то получить, но страдали все слои населения. Стали организовываться различные «фирмы» и «фирмочки», прочные, законные и не очень. Коснулось это и Бориса. Он захотел организовать кооператив «Новый Фаберже», чтобы работать, как он говорил, свободно и без влияния кого-либо со стороны. Я подозревал, что его кто-то подталкивает к этому. Были у меня неоднократные попытки остановить его, мотивируя, что ничего нового и никакого Фаберже у него не получится, а будет он с утра до вечера «гнать» ширпотреб, чтобы получить побольше прибыли. Ещё в мыслях у меня была жалость к нему: он и на заводе работал на износ, а здесь вообще угробит себя, но я это вслух не высказывал. А Зоя Николаевна понимала так, что кооператив обещает много денег, сколько труда — это вопрос другой. Ещё она увидела, что я активно отговариваю Бориса, почувствовала во мне угрозу своему благополучию и стала настраивать Бориса против меня, демонстрируя нашу с ней якобы любовную близость. Боря заревновал, разбираться не захотел, а сразу взял курс на охлаждение наших с ним отношений. Зоя Николаевна достигла желаемого довольно быстро.

                *    *    *
   
       Уже с лейтенантских погон я стал понимать особое отношение в России к талантам и вообще к одарённым людям. У других национальностей талант почитается и награждается, награждается чаще материально и вполне прилично. Талант у русских — несчастье. Расплата за талантливо выполненную работу в России — бутылка водки. Это для работодателя легко и ненакладно. И если при Советской власти как-то такое положение осуждалось, иногда осмеивалось и частично сдерживалось, то в эпоху капитализма «с человеческим лицом» расцвело «махровым цветом». Причём, расплачивающийся и сам обязательно участвует в распитии, как бы причисляя себя и к выполненной работе, и к таланту. А у выполнившего работу, кроме утреннего похмелья, ничего не остаётся, даже моральной оценки его труда, не говоря уж о материальной. В жизни я встречался со многими талантливыми людьми, и почти во всех случаях эти одарённые люди заканчивали жизнь плохо: или алкоголиками, или зависимыми от алкоголя, часто преждевременно, в больничной койке с целым букетом болезней. Двое: Булахов Александр и Веселухин Борис были моими друзьями, и я видел, что они «хлебнули» этого в полной мере.
   
        Кооператив Борис всё же организовал. Взял в аренду полуподвальное помещение на Комсомольском проспекте (центральная улица Перми), составил, заверил и лицензировал необходимые документы и занялся заготовкой материалов и приспособлений для производства. В кооператив вступили шестеро пайщиков: четверо были уже пожилого возраста и явные рвачи. Мне казалось, что они просто решили «поиметь что-то для себя» от таланта Бориса, потому что только он и ещё один молодой парень думали о творчестве. Используя свои знакомства и связи, Борис закупил около 10 килограммов нейзильбера, заготовил (в основном из отходов) каменное сырьё. Эмалевые вставки решил закупать готовыми по мере необходимости. Но по своим задумкам решил рисовать сам или просить дочь. В документах кооператива было записано делить прибыль на 8 паёв: один пай на оплату аренды помещения, один пай председателю, оставшиеся шесть паёв для членов предприятия.
 
       «Новый Фаберже» заработал. Сначала всё шло хорошо: коллектив работал усидчиво, с душой и прибыльно, появились неплохие деньги. Но у «дружной четвёрки» пайщиков-горлохватов «заболело»: почему председатель получает два пая? Быстро собрали общее собрание и, не сильно думая о будущем, решили: Борис должен получать как все. Боря возмущался, но решению подчинился, и стал больше времени проводить за станком, заботами о кооперативе заниматься стал меньше. Я продолжал общаться с ним, но вне его дома: приходил в кооператив, помогал ему в работе, как и сколько мог. Моя неквалифицированная помощь сводилась, в основном, к заготовке проволоки впрок (прокатывал металл в валках), ещё полировал несложные готовые изделия, или отмывал их с мылом и щёткой в ванночках.

        Заготовленные сырьё и материалы заканчивались. «Четвёрка» стала предъявлять претензии председателю, однако Борис заявил, что пусть каждый приобретает материалы себе сам, исходя из своих замыслов, он уже давно делает так. Это было, наверное, справедливо, однако кооператив стал переживать не лучшие дни.
   
       Дома у Бориса тоже всё «сломалось». Денис вернулся со службы, поступил на работу, но стал тяготиться родительским надзором и решил принудить родителей к разделу квартиры и выделению ему отдельной жилплощади. Так и произошло. Веселухины-старшие разменяли свою отличную (я в ней бывал и знаю, о чем говорю) квартиру на две маленькие однокомнатные хрущевки на пятом этаже без лифта, да ещё и доплатили за такой размен. Денис стал жить самостоятельно, но к хорошему это не привело. Они с шурином Вадиком организовали охранное предприятие, которое, в основном, занималось «выбиванием» долгов, стали много пить, «гулять», проводить ночи не в своих квартирах. Денис вскоре «подсел» на наркотики и через года полтора-два умер от передозировки. Квартиру свою он почти сразу, как вселился, заложил в банке за ссуду, на эту ссуду и «гулял». Банк поспешил квартиру сразу продать.
   
      Зоя с Борисом очень сложно и сильно всё переживали. Борис любил Дениса, да ещё кооперативные дела тревожили. Это его подкосило, и у него случился инсульт. Ещё, мне кажется, здесь была и его собственная вина. В период 90-х появилось много лекарей-шарлатанов типа Кашпировского, Чумака и т. п., только ещё хуже, но таких же жадных на деньги и таких же бесцеремонных. Борис из-за длительного постоянного сидения за работой начал испытывать ухудшение здоровья и «отдался» им. Эти «лекари» разными прижиганиями, иглоукалыванием, ещё какими-то процедурами подняли Борису тонус, не вникая в причины его болезни. Ему бы надо было сократить время работы за станком, а он после «лечения» поступил наоборот. Я хотел его как-то остановить, но не смог: Борис даже меня вовлекал лечиться к тем, у кого лечился сам, еле я от них отбился, а у Бориса получился такой вот нехороший результат. Но эти мои рассуждения уже «по хвостам». Как писал Шота Руставели: "Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны!" Может, я это всё напридумывал себе сам?

       Борис сумел неплохо восстановиться после болезни. Через 3-4 месяца почти ничего болезненного в нём уже не осталось. Из кооператива он ушёл (или его «попросили уйти»), и поступил снова работать на завод. Однако взяли его в сборочный цех закрепщиком. Эта работа предусматривала закрепление обработанных камней в готовых изделиях, и ещё соединение отдельных технологических частей и деталей в готовое изделие. Никакого творчества в такой работе, конечно же, не было. Борису от всего этого было нехорошо. Я это видел, но не знал, чем помочь. На заводе объяснили, что поступили так в интересах Бориса, чтобы не перевозбуждать его нервную систему. Может, это было правильно, но в жизни Бориса всё пошло только хуже.

         Зоя Николаевна с зимы 1991 года уже не работала, помогала дочери по уходу за маленькой Аришкой. У Натальи семейная жизнь длилась недолго, хотя после окончания Художественного училища она нашла себе хорошую работу: художник-оформитель в рекламном бюро большой торговой фирмы. Работала там творчески и вполне успешно, стала неплохо зарабатывать, на работе её ценили и уважали. (Я это знаю потому, что бывал несколько раз у неё на работе). Муж, видимо, был страшный ревнивец, и уже с 1993 года в семье начались ссоры и скандалы. Вадик свою жестокость на работе перенёс в семью, начал бить жену, а потом и дочь. Наталье приходилось спасаться с ребёнком бегством к родителям, там им было спокойнее. Но это было «до поры до времени». Вскоре Вадик стал врываться к тестю и тёще и устраивать скандалы и бесчинства у них. Борис очень болезненно переносил такие сцены. Аришке шёл пятый год, когда Наталья всё же подала на развод и провела размен квартиры. Чтобы как-то спастись от Вадика, она «законспирировалась»: никому не сообщала  своего адреса и своих телефонов (поэтому я и встречался с ней, как многие её знакомые, на её работе). Однако бывший муж продолжал преследования и избиения. Дело дошло до судебного разбирательства, Вадик получил тюремный срок условно и только тогда остановился.

       На Бориса всё это подействовало крайне плохо. У него случился второй инсульт, тяжелее первого. После лечения Борис вышел из больницы совсем «никакой». Было больно и печально смотреть, как не стало ещё одного большого Уральского Мастера.

        Мы с женой приезжали к Веселухиным уже редко. Как-то раз встретились у них с Наташей. Она приехала к родителям с Аришкой, красивой, непоседливой и разговорчивой девчушкой. Я увидел, что Борис очень привязан к внучке, и радовался, что у него остался этот светлый лучик в его жизни. Ещё думал о Наташе. Очень хотел, чтобы у такой красивой, умной, талантливой, творчески одарённой молодой женщины сложилась хорошая, благополучная, счастливая жизнь. Она этого заслуживала.
      
         Подробностей о дальнейшей судьбе Бориса я не знаю. Кто-то говорит, что он умер, кто-то — что жив. С 2010 года, набирая его телефонный номер, я стал попадать на незнакомых людей. О Веселухиных они ничего не знали. Тогда я съездил к ним домой. Выяснилось, что Веселухины свою квартиру продали. А весной 2014 года я случайно встретил в городе Дмитрия (художника с завода, я о нём упоминал). Дмитрий сообщил, что Зоя с Борисом переехали в Краснокамск (райцентр ниже по Каме), где у Зои Николаевны родственники. После переезда связь со мной никто восстановить не захотел. Борис после второго инсульта вообще с трудом меня вспоминал, и только когда я приезжал к ним, а Зое возобновлять со мной дружеские отношения не было нужды. Я пробовал искать Бориса в интернете, но ничего определенного не обнаружил.

                * * *
       Прошли годы. Я продолжаю вспоминать о Борисе Веселухине. Считаю, что заслуги его незаслуженно забыты. Он жил, создавал красоту, творил без всяких самоограничений и «оглядок», не берегся и не щадил себя. Создал много прекрасного и нового. Поэтому я посчитал, что мой долг написать о нём, написать ничего не выдумывая, не украшая и не скрывая. Просто оставить в памяти его дочери, его внучки, внуков (надеюсь, что они уже есть или в будущем будут) и правнуков воспоминание о большом и талантливом Художнике, Мастере-Ювелире.



          Октябрь-декабрь 2020 г.
             г. Пермь.