Часть2. Глава 30. Красная ртуть

Вдруг все услышали, как кто-то горько заплакал. Все разом повернули головы и увидели, что плачет ****ов. На вопрос, что случилось, ****ов кивнул головой на экран телевизора. Там престарелый ведущий требовал от трех древних звезд эстрады, цеплявшихся мертвой хваткой за стол, угадать мелодию. Вытерев слезы и всхлипывая, ****ов сказал:

  - Когда мой дед принес в дом первый советский телевизор с лупой, наполненной водой, и включил его, эти трое, ****ь, уже  пели там на “Огоньке”. Когда мой отец получил от профкома цветной “Рубин” за 25-летнее вождение ассенизаторской машины без единой аварии, и включил его дома, они, *****, как-будто никуда и не уходили.

 -Я изменю этот мир! Я клянусь, я, ****ь, переверну его с ног на голову, но этого больше не будет!- кричал ****ов в сторону океана, порвав на груди рубаху.

  -Не кипятись, брат! Есть дела и поважнее. Пойдем, посидим.

 Рядом с ****овом стоял Сидор Фомич.Отведя его на приличное расстояние, банкир тихо сказал:

 -Мне нужна Красная ртуть. Буханкин время от времени перевозит ее. Вот тебе навигатор, надо слетать как можно быстрее и привезти ее сюда. Наступает развязка, а мне боязно. Да я вижу, что и все слегка на измене. А так быть не должно. Только глоток красной ртути вернет каждого в состояние полной решимости. Тогда, и только тогда, мы точно провернем все задуманное.
 
 Сидор Фомич еще что-то сказал шепотом ****ову, после чего тот вытер слезы рваным рукавом, молча кивнул и решительно пошел за крыльями.

 Буханкин вышел из спортивного зала, что находился в подвале его особняка. По плечам и по спине стекали  тонкие струйки крови и падали на мраморный пол.

 На лице застыло вдохновение. Гогол был глубоко верующим человеком - в спортивном зале он не занимался спортом, а сек себя железным прутом, а в иные дни- палкой с гвоздями.

Еще будучи в утробе матери, он на пьянке стрельцов, где принималось решение об опричнине, и где его мать подавала закуски, он трижды  прокричал о грядущей перестройке и Антихристе с пятном на лбу.

 А будучи грудным, отказывался сосать материнскую грудь по средам и пятницам.

 В пост он ел такую дрянь, что даже описывать страшно, считая, что истинный верующий не может метаться по кулинарным книгам, дабы приготовить что-то повкусней из постных продуктов, а по окончании  поста принимался  люто преследовать верующих, считая отступниками.

 Вскоре у священников вошло в привычку запирать церкви после поста на пару недель, ибо ряды прихожан редели, и попы ждали, пока этот вепрь веры не успокоится .

Генерал прошел в ванную- она была невероятно аскетична, в углу стояло протертое до черноты  корыто, из ржавого крана текла грязная вода, в углу вместо унитаза стояло мятое ведро, а рядом  эмалированный таз, в котором он отмачивал свои кровавые плети и палицу с гвоздями.

 Буханкин открыл кран, тем же ведром наполнил корыто водой, быстро вымылся, вытерся половой тряпкой, подхватил палицы с плетьми и вернулся в спортзал.

 Он был последователем секты Правокатов(Православно-католический атеизм), которую сам  выдумал, сам отстроил и сам финансировал. Никого в нее не принимал, считая, что если в вере больше одного человека, то возможны неправильные толкования, раскол и появление нового Иуды.

 В огромном зале, вместо спортивного  инвентаря, справа стояли раки с католическими мощами, слева с православными, а посередине огромный ларец с четвертым, настоящим, черепом Ленина.

 В середине зала располагались ряды роскошных кресел, украденные еще в 90-е  из дворца Советов при ремонте. В углу стоял орган с трубами, тянущимися к небесам, на котором играл какой-то прелат, прикованный к стене цепью.

 Прекрасная и мрачная музыка вызывала желание исповедаться, отчего Буханкин надел католический балахон и шапочку, зашел в кабину для исповеди, открыл окошко и спросил, есть ли ему в чем исповедаться.

После вышел, все снял и в спортивном костюме преклонил колена с другой стороны окошка. Долго что-то шептал,  плакал и обещал.

Еще раз поднялся, переоделся в православную рясу, залез в кабину и долго и сурово выспрашивал самого себя. Потом выскочил наружу, снова в спортивном костюме рухнул у оконца, долго рыдал и в чем-то клялся.

 Затем оделся в костюм комиссара и с револьвером в руке требовал от всего отречься и, отрекшись, в костюме сталевара, славил Партию и ее Мессию - Ильича.

 Закончив, генерал бережно затушил все свечи, вытер пыль с органа и кресел, сунул органисту Биг Мак с колой и закрыл зал на ключ.

Вскоре он уже в форме генерала КГБ подъезжал к Кремлю, а рядом с ним на заднем сидении сидела кукла Суок и смотрела на генерала с такой искренней страстью, что Буханкин боялся не сдержаться.

 Но он взял себя в руки, приказал остановить у мавзолея и покинул авто. Заходить к авгуру и давать тому щелбаны не было времени, тем более, что руки были заняты двумя канистрами и огромным мешком.

Он быстро вошел в мавзолей, спустился к Ильичу и нажал кнопку. Как всегда прозрачная крышка откинулась и оттуда вылез испуганный Ленин, а следом прошмыгнула старая уборщица Аделаида.

-Шалишь, Володя!- заржал Буханкин. -Смотри, залетит, а потом Малахов тебе все хлебало палками с ватой истыкает, будет наследников искать. Пожалей страну, ****ь, такая передача годы длиться будет!  Ты мне лучше скажи, нужны ли стране реформы, а?

Ильич быстро оправился от смущения, засунул большие пальцы рук за лацканы пиджака и закартавил:

-Гогол Степанович, несомненно! Ни одна страна еще не обходилась без реформ.
 -Ладно, потом поговорим, сейчас мне некогда.

 Генерал скинул канистры и мешок внутрь, залез в гробницу сам, потом повернулся к Ильичу, подмигнул  и бросил ему в руки пачку “Сеалекса", а потом исчез внутри катафалка. Как только  генерал исчез, Ленин стал потирать руки с бешеной скоростью и причитать:

 - Слава Богу, додумался до реформ. Ни для одного правителя это добром еще не кончалось. Может так от этой сволочи избавимся.

 Потом, вспомнив, помчался за уборщицей в подсобку.

  Буханкин  нажал сразу нулевой этаж, забежать к Гитлеру не было времени.

 Лифт довольно долго спускался вниз, затем двери открылись и генерал оказался в темном и мрачном помещении. Он включил свет, бросил на пол мешок и поставил канистры на пол.

 Это был круглый зал, на стенах висели портреты всех вождей революций, начиная от протопопа Аввакума до Чавеса, красные флаги гордо, хотя и несколько сиротливо, висели на стенах, а пол был выложен мозаикой в виде  огромной картины охоты Ленина на зайцев.

 Под потолком была прикреплена железная труба, на которой висели все значимые деятели русской революции вниз головами. Они были прикованы цепями к этой трубе, а в шеи у них были вставлены пластиковые трубки, которые шли в большой жбан, стоящий на полу под ними.

-Привет, болезные!- прокричал весело генерал.

-Так где же деньги партии?

-А вы опять все просрали?- дерзко ответил человек, похожий на Щорса.

-Конечно просрали, а ты как думал? Нам бы деньги партии не помешали , поправили бы хозяйство. Законов такой важной науки, как экономика, еще никто не отменял!-ответил генерал, в окошко жбана рассматривая, сколько там жидкости.

-Да нет,****ь, такой науки, как экономика! Это  лженаука!-прокричал человек, похожий на сталинского министра финансов Зверева.

-Нет такой науки. А есть только армия и флот! Вот вам, мудаки, краткий экскурс:

  в 1923 году, когда страна была слаба и обескровлена,  а ВВП находился в жопе, за один доллар США давали 2,3 миллиона рублей.

 В 1935  Сталин сделал хитрый ход-стал осуществлять международные расчеты во франках и доллар стал стоить 5 рублей.

В 1961, когда армия была уже на высоте, с ее самолетами, ракетами и ядерными бомбами, ваш вонючий доллар был равен 90 копеек, а в 1974, когда ВВП был на пике, то 75 копеек.
А вам бы только сопли жевать, да кисляк мандячить.

-Какие сопли, какой кисляк?-заорал Буханкин, не понимая последний выпад.

-Да эти ваши устрицы да вина французские! Ничего слаще этих соплей в жизни не видали. Убогие, все продали за сопли!

-И ты, ****ь, слушай и не выебывайся, когда тебе дело говорят!-крикнул человек с усами, похожий на Буденого. Но вдруг смягчившись, произнес вполне доброжелательно:

 -Чем сейчас занимаешься, Гогол?

 -Бизнесом, чем же еще.

 Тут дед  как с цепи сорвался:

 -С****несом? С****енесмены ебучие! Только и хватает мозгов, чтобы ****ить! Чтоб вы все там передохли!

 -Ладно, понял, не орите. Щас доить вас буду.- с деланной покорностью произнес Буханкин, вынимая из мешка круги черного хлеба.

Хлеб был элитный, из кремлевских пекарен, старики не ели современный хлеб, они от него дристали. Когда они увидели буханки, по подземелью пронесся  уважительный шепот- ”Хлеб всему голова”, “ У кого хлебушко, у того счастье”,”Чужой хлеб всегда вкусен”, “Нам хлебушка подай, а разжуем мы и сами”.

 Генерал покидал каждому вверх по караваю и нажал кнопку на стене. Открылись потайные ворота, и появился Краснознаменный хор революционной песни и большой оркестр народной музыки.

 Настоящая Красная ртуть, как называли кровь героев-революционеров, появлялась только при хорошем хлебе и удалой песне.

 Оркестр приготовился, хор прокашлялся, и полилась дивная песня на музыку Джона Леннона  “Imagine».

 Слова, как и всегда, сочинил сам Гогол Степанович, причем его не беспокоило то, что содержание расходится с его внутренним миром. Ему главное было угодить старикам, чтобы получить Красную ртуть.

 Представь, что нет Святого Неба,
А сверху лишь простые небеса.
Не нужно нам ни зрелища, ни хлеба,
И похую нам стала колбаса.

Насрать на “ролекс”,”мерседес” и жвачку,
На яхты, гольф, да и “Шато Марго”,
Хотим мы броситься в безудержную качку
Кровавых волн, на сталинском “Арго”!.

Ты можешь мне сказать- Бля, ты мечтатель!,
Но нас уже довольно дохуя,
Переиздаст по новой “Капитал” издатель,
Не будем ждать советов либерального жулья!

Представь, ты снова учишься бесплатно,
Представь, что денег за леченье не берут,
Дешевое жилье, и платят адекватно.
Ты под защитой Родины, тебя не наебут!

Послышались такие мощные крики “Браво!”, “Любо!” и такие бурные аплодисменты, что Буханкину почудилось, что он выступает на сцене Большого театра, и это ему кричит сошедшая с ума клака.

Но тут кровь потекла по шлангам и генерал очнулся. Песня шла за песней, оркестр играл великолепно, висящие старики ели хлебушек, раскачивались в ритм, подпевали, а потом стали засыпать.

 Когда жбан был наполнен, а старики захрапели, генерал взмахнул рукой, и оркестр, и хор мгновенно застыли, а потом на цыпочках вышли из зала. Гогол наклонил жбан, перелил Красную ртуть в канистры и быстро пошел на выход.

 Он выехал  на черном "мерседесе" из Кремля, а через несколько минут, бросив "шестерку",  с канистрами и Суок под мышкой, шел по коридору магазина “Интим”. И тут он опять почувствовал на себе чей-то взгляд- на него смотрела еще одна кукла и, возможно, с еще большей любовью и тоской.

 -А чем я хуже этих пидорасов?- подумал Буханкин и решил, что появится на фестивале с двумя красавицами.

 Времени надувать не было, руки были заняты, поэтому он схватил куклу зубами за грудь и побежал к машине.
 Там он открыл у старенькой шестерки багажник, покидал туда канистры, запихнул дам на заднее сиденье и выехал на улицу. Вскоре он уже несся по Кутузовскому проспекту.

Любимая его песня” Кто скажет мне, чем я так дорог Ленинграду?” подняла настроение, а сидевшие сзади красавицы давали надежду на дивный вечер

 Вдруг машину что-то подхватило и подняло вверх, причем выше домов, раскачивая из стороны в сторону. Буханкин отстегнул ремень безопасности, смело распахнул водительскую дверь, посмотрел вниз, а потом вверх.

 ****ов, да да, тот самый ****ов, нес машину по воздуху, зажав ее в жутких и огромных лапах с когтями.

 Видя эту удивительную трансформацию, Буханкин не потерял концентрацию, а сразу посмотрел Лучу именно в штанину. Та развевалось на ветру, и генерал явственно увидел обычные седые яйца

.-Ну слава Богу, не Кащеевы - подумал Буханкин и приготовился дергать бечеву на собственном Кащеевом яйце, но ****ов уже понял следующий шаг генерала.

Поэтому он быстро сделал две бочки, а потом  мертвую петлю Нестерова, отчего Буханкин с двумя красавицами вывалились из машины. Гогол успел все-таки  дернуть за бечеву на яйце и плавно спланировал на Триумфальную арку.

  Две резиновые ****и огромными листьями упали у его сапог. Расставив широко ноги, прикрыв глаза тяжелой ладонью, генерал мрачно наблюдал, как

 его главный враг ****ов набрал высоту и с машиной в когтях исчез за горизонтом.
  -Дуэль, я требую дуэль !- проревел Буханкин, роняя на грудь слезы бессилия.