7. 6 The Adventure of the Lion Tolstoy, Холмс, Ват

Не желая терять время даром, и вдохновленный к поискам французским писателем, я посетил мемориальные локации усадьбы. Попутно, осмотрел, как врач, Софью Андреевну и прописал ей сильное успокоительное, проверил расположение по сторонам света могилы литературного гения и убедился, что она загадочным образом повернулась по часовой стрелке на восемь целых и шесть десятых градуса от первоначального положения.

Удивленный совершенным открытием, я разговорился с Ферро-понтовым – учеником Толстого. Он и разъяснили эту, казавшуюся неразрешимой загадку пространственной дезориентации.
– Это мы лошадь к Льву Николаевичу подзахоронивали .
– Холстометра? – уточнил я, немного знакомый с творчеством великого писателя.
– Любимого мерина, последних лет, – потупившись сообщил он и добавил, сплюнув на землю. – Старинный языческий обычай – хоронить коня рядом с хозяином.

Завершив расследование в непосредственной области от могилы, я навестил «Любимую скамеечку». Вокруг нее скапливались экскурсанты, созерцая место писательской силы и от этого преисполнялись геотермальной активностью. Почва и верхние слои литосферы мелко дрожали. Испуганные туристы убежали посещать Дуб Анны и Вронского, Дерево бедных и Могилу Толстого, оставив меня в гордом одиночестве. Воспитанный в детстве чтением «Робинзона Крузо – моряка из Йорка» я ничего не боялся и свободно занялся профессиональным созерцанием вещественных доказательств.
Прогнившая и разломанная скамейка, возведенная на голой земле из березовых сучьев, почему-то любимая при жизни графом Толстым, находилась на том же самом месте, откуда открывался замечательный вид, хуже, чем в Эссексе, но лучше, чем в Суссексе. Глядя в беспросветную даль, на перелески, холмы и пажити, я впервые в жизни остался наедине со своею головой – воздушно и тепло сделалось в душе. Но дальнейший осмотр природной экзистенции меня вынудило прекратить не столько появление саблезубых зайцев, пристально и нагло рассматривавших меня из-за кустов и не испугавшихся брошенных в них желудей, шишек и палок, сколько различные любопытства к местной кулинарии.
Плотно наевшись «pampushek», тем самым успокоив и притупив внимание соглядатаев, я завалился на кровать, не снимая сапог. Былой страх баскервильского чудовища многие годы сводил меня из постели в туалет посредине самых холодных ночей. Только помощь моего австрийского друга – Зигмунда Фрейда, выгнавшего в подсознание негативные образы, обеспечила мне спокойный сон и легкие вскрикивания, совершенно не мешавшие спать Холмсу, но сведшие в могилу чувствительную и теплокровную миссис Ватсон. Я вспомнил о постигшем меня горе и трагически задумался. Передо мной распахнулась шопенгауэровская бездна, в мраке которой пылали слова: «Психоанализ – это тот же вуайеризм, увлеченно наблюдающий за играми Оно и Я, но только в границах бессознательных ассоциаций Сверх-Я». Зная от пророка Даниила перевод слов: «МЕНЕ, МЕНЕ, УПАРСИН», мне не составило большого труда решить данную проблему. Открывшаяся мне истина заставила волосы заторчать ортогонально сознанию, как у Эйнштейна – одного знакомого Холмсу физика.

Вернувшийся из Тулы Холмс, источал дурманящий разум запах местного одеколона «Шипр», приведший меня в замешательство относительно пределов всего сущего. Циркумпулярным движением разума я осознал, что дела скрипачей, инициированы, несомненно, Мориарти, имевшего самые широкие связи в высших кругах Лондонского истеблишмента. Завершив процесс ароматизации грохотом падающих с потолка мух, Шерлок засветился жизнерадостностью, ему не свойственной и стандартным набором целеустремленностей, делающих из нас – англичан самый прогрессивный народ в мире.

– Насколько Ваша врачебная помощь оказывает благотворное влияние на здоровье старой графини, настолько же мне требуется поехать в Москву или, по необходимости, в Санкт-Петербург, расположенный на дальней оконечности материка у самого холодного океана планеты, за полярным кругом, близко к Северному полюсу. Не скучайте, Ватсон, я обязательно привезу в подарок замечательную по вкусу шоколадку «Аленка» и пару филипповских пирожков с изюмом, правда не гарантирую их девичью свежесть, путь предстоит немыслимый.

После этого потянулись безнадежно долгие русские недели, в которые совершенно нечем было себя занять, разве только чтением беллетристики. Глядя на жизнь местных туземцев, я приобщался к бане, водке и чаю. Попутно храня верность меньше года назад скончавшейся супруге, я получил пару раз по морде от селянок и забросил безнадежное с точки зрения медицины занятие. Тем более, что мужики на приличном немецком языке межнационального общения в усадьбе, объяснили мне значение слова «das Driin» и как его ломают о спину. Эта дурацкая русская игра не вызвала во мне желания изучить на практике местные особенности травматологии и я практиковался в ветеринарии, тем более, что жители предпочитали обливаться холодной водой и умирать в полном согласии с учением графа Толстого о здоровом непротивлении и явном вреде от судов и медицины происходящем.

– Собирайтесь, Ватсон, – внезапно сообщил мне на ухо прибывший из путешествия Холмс. Он подкрался, как всегда, незаметно, переодетым в стиле русского мужика, и только голос, пропахший его любимым табаком, выдавал месторасположение сыщика. – Бросайте все! Вещи, кобылу, новорожденного жеребенка, таращиться на местных крестьянок. Извозчик ждет нас еще полчаса, за ближайшим косогором! Мы уезжаем внезапно и неожиданно, как это принято в среде коммивояжеров и детективов.

Привыкший беспрекословно выполнять командные просьбы друга, я прекратил свои занятия. А Холмс, чувствуя безнаказанность, несколько раз пнул в живот противную корову, чтобы она также упала в грязь деревенской жизни и не думала, что прогресс распространяется на все отсталые народы. В довершение всего, он прочел англиканскую нотацию о превосходстве общеевропейских ценностей и новых угрозах с востока. После чего мы незаметно проскочили дозоры и засады, обогнали неторопливо бредущую по дороге судьбы вдову графа. Холмс, будучи, хоть и переодетым в русского, но оставался джентльменом до костей мозга. Не опасаясь раскрыть инкогнито, он элегантно поднял на прощание меховую шапку и, когда графиня отвлеклась, то я прошмыгнул мимо нее с другой стороны незамечено. Пока все шло замечательно, в полном соответствии с планом. Шерлок не обманул меня, и местное подобие кэба располагалась на упомянутом месте, но вместо колес оно имело несуразные и мешающие движению доски. Запряженная в допотопную конструкцию лошадь, повлекла нас в сторону ближайшей железнодорожной станции. Я постарался использовать свободное время для посвящения Холмса в тайну различия величин сил трения скольжения и качения. Из моих расчетов получалось, что Россия отстала от Англии на много десятилетий и не использует прогрессивные колеса зимой, применение которых значительно повысит финансовую привлекательность гужевого транспорта. Шерлок курил трубку, и я справедливо опасался, что погоня, легко найдет нас по запаху его табака и клубам сизого дыма.