7. 8 The Adventure of the Lion Tolstoy, Холмс, Ват

Теперь, когда добрая миссис Ватсон глядя с небес знает все лихие проделки моей супружеской жизни, не вижу необходимости скрывать и от читателей, что иногда и мне, как всякому добропорядочному человеку, свойственно проявлять легкие штрихи безответственности и случайные пренебрежения общественной нравственностью. Особо следует отметить тот, самый по себе чудесный факт, что маленькие гномики, подглядывающие за мной в усадьбе, больше меня не тревожили. По возвращении в пропахшую уютом и табаком квартиру на Бейкер-стрит я несколько раз внезапно оборачивался, отдергивал шторы и даже долго смотрел в одну точку. Но ни разу не заметил соглядатаев. Скоро я прекратил эти опыты, приписав выздоровление благодатным лондонским туманам и ярким миазмам канализации – двум несомненным достижениям нашей высокотехнологичной европейской цивилизации.

На следующее утро я потратил часы ровного солнечного освещения для изучения под микроскопом бделлоидных коловраток (Rotifera Bdelloidea). Меня крайне волновал спросонья вопрос: «В чем заключается идея «Bdello», что и послужила коловраткам для самоидентификации?» Рациональную страсть и привычку к совершению бессмысленных занятий, насильно приучил меня мой друг, занятый, в то же самое время, химическими опытами на кухне. Маразм познавательной деятельности, не ограниченной разумными пределами, давал удивительные результаты. Бедная миссис Хадсон лишь вздрагивала всем натренированным организмом от ужасных дребезжаний и баховских контрапунктов, разносившихся время от времени с регулярностью часового механизма до самых отдаленных уголков сада. Если и наступало мгновение тишины, то паузу заполняла несусветная вонь. Вся эта звуковая канонада напоминала мне загадку систолического и диастолического давления, открытого недавно, в 1876 г., Этьеном-Жюлем Марэ. В России я ознакомился с усовершенствованной в 1905 г. Коротковым и Яновским мето;дой его фиксации. Природа открытых русскими учеными шумов кровотока все еще скрывалась от глаз исследователей, и я наивно рассчитывал, применив метод Холмса, приоткрыть завесу тайны над этой проблемой современной кардиологии.
Увлеченный изучением бделлоидных коловраток, я думал. В меня приходили мысли: «Почему женщины не отвечают взаимностью Шерлоку?» Его холодные манеры и высокопарный профиль при сравнении с его братом – Майкрософтом, выглядели теплее и не так демонстративно отталкивающе. Ангел рациональности, привыкший к насильственным рассуждениям и дедуктивной вивисекции, казалось, должен привлекать особ противоположного пола, как медовый пряник, нечаянно увиденный мною в Туле. Напустив суггестивного тумана и погрузившись в мистические эксперименты с любителями партеногенеза, я перестал следить за временем.
Очередные взрывы или крики пирохимического торжества, издаваемые попеременно моим другом, неизменно сопровождались, с замедлением в пару секунд нежными трепыханиями миссис Хадсон, заметно располневшей за время нашего отсутствия. У меня зачесалась извилина мозга. Успокоив ее, я решил, что наша хозяйка предавалась, в свободное от наведения порядка время, регулярно любовной химии высоких энергий. Спустя минуту незначительной дедукции мне удалось предположить, что ее покой разрушил какой-нибудь кавалер и, теперь, она, повышенным аппетитом к высококалорийным продуктам, сублимирует депрессию в малоподвижную форму жизни.
Будучи одиноким в России по вечерам, я знакомился с обширными литературами представленными в библиотеке графа Яснополянского. Когда на улице застывал в полете изящный плевок, а в комнате тепло от печки, я понял, что такие развлекательные писатели как Флобер, Золя, русский Достоевский иногда создают живые образы людей. Вопреки им, Лев Толстой засевает страницы вымышленными персонажами: Холстометр, Анна Каренина, Смерть Ивана Ильича, В чем моя Вера и другие. Они, напыжившись, произносят речи, за которыми шевелится борода яснополянского порока. Кукловод всегда стремительно вылезает на авансцену и прямо на виду зрителей начинает дергать за ниточки, доказывая банальные истины, как классический ханжа, не знающий устали и не признающий меры. Если бы Толстой руководствовался только чистым желанием написать роман, а не схему о происхождении семьи, а также вреде частной собственности… Но – увы, Фрейд мне доказал под гипнозом, что поезд в «Анне Карениной» – это Альтер-Эго Толстого, схоластически прямолинейное и неумолимое наказание исходящее от неутомимого и сурового Бога-Отца. Никакого благорастворения возду;хов и «Шанели №5» в его произведениях не происходит, и каждого человека Толстой делает несчастным по-своему.
Наконец, когда вечно стоящие часы, простреленные насквозь Холмсом, продолжили указывать на Бога, а время по Гринвичу совпало с этим расположением стрелок, взрывы внезапно прекратились. Миссис Хадсон, охая и почесываясь, направилась на кухню прибирать рассыпанные химикаты и сгребать разбитую посуду. Отвлекший внимание хозяйки от своей персоны учиненным беспорядком, Шерлок, радостный как свежеотчеканенный шиллинг, вошел ко мне в лабораторию.
– После занятий по извлечению химических экзистенцией все стало понятно, мой биологический друг…
– Так уж и все? Холмс! Вы даже знаете ответ на волнующий разумное человечество вопрос: «Зачем Джоан Роулинг написала книги о Гарри Поттере?»
– Это совершенно элементарно! Говорить не хочу… Лучше прослушайте мои результаты исследования фотоэффекта и поглощения света абсолютно черным телом.
– И все же? Я требую отреагировать на мое вопрошание!
– У Вас смышленое лицо, пятилетнего ребенка… Скажите, Ватсон, Вы – масон? – Насладившись достаточное время для получения удовольствия от моего недоумения, Холмс продолжил: – Исключительно для того, чтобы Вы не думали про меня плохо, – Смысл жизни госпожи Роулинг исчерпывается созданием предпосылки для написания интеллектуального романа Элиезером Юдковски: «Гарри Поттер и методы рационального мышления» . Поверьте мне, это оправдывает труд романистки и доселе бессмысленное существование женской литературы и суфражистского терроризма.
– Холмс, Вы грязный сексист и полноценный харасмент! Я не могу позволить Вам нарушать нормы политкорректности и сокращать до минимума число подписчиков на мой очередной шедевр о Ваших похождениях. Немедленно извинитесь! – возмутился я со всеми присущими прогрессивным силам негодованиями.
– Мужчины не умеют рожать детей, и женщины сами по себе – не размножаются. Вы, как доктор медицины, должны знать о различии полов. Впрочем, выбирайте сами, либо я сообщаю Вам и читателям об удивительном открытии Альберта Эйнштейна, еще не попавшем в телеканалы истории , либо Вы и Ваши любимые подписчики навсегда лишаетесь эксклюзивной информации, которая единственно оправдывает затраченные на покупку книг деньги! – Довольный своим ультиматумом Шерлок уселся напротив меня. Положив ногу на ногу, он качал носком ботинки.
– Ваше пристрастие к нездоровому образу жизни, Холмс, исповедание самых безнравственных и порочащих европейца взглядов, до хорошего конца не доведут. Мужчина, превратившийся в тень от долгой мороки с женщинами должен завершить свой путь трагически – я Вас утоплю в ванной, задушу шарфиком или отравлю специально новым ядом, придуманным Мориарти, как раз для этого случая!
– Поступайте, как Вам заблагорассудится, – гордо возразил Холмс, – Лично я спрыгну в Рейхенбахский водопад и точка! Ваши писательские угрозы бессильны против моего стиля борьбы джиу-джитсу.
Не имея привычки бросать слова на ветер, мой тренированный японцами друг, резким ударом сшиб пролетающую муху, одну из многих, размножившихся и поселившихся в квартире миссис Хадсон за время нашего путешествия в Россию.
– Зная Вас как истинного джентльмена и носителя неизгладимых британских, а, следовательно, и общеевропейских ценностей, патриота, выступающего против несправедливости, и гуманиста, решившего принести себя в жертву для спасения человечества от Мориарти, прошу Вас поведать истину, какой бы она ни оказалась загадочной и нелепой. – Мне даже показалось, что в душе Холмса закопошилось нечто, несомненно, живое и теплое.
– Любовь, Ватсон – вот единственный способ размножения белковых тел. А первая производительная сила всего человечества – есть мужчина и женщина.
Будучи в прошлой жизни влюбленным, я не мог полностью разделять мировоззрение Шерлока, но являя миру образ викторианского человека, исповедующего нормы традиционного британского воспитания, я все же не стал испускать сопли мертвого горя и тихо забился в угол.
Довольный своей фиктивной победой над моими чувствами, Холмс вольготно угнездился в обитом лиловым бархатом кресле. Старый друг не догадывался, что между болью души и больной совестью различия носят чисто медицинский характер. Поместив свои истонченные кисти рук на подлокотники, он погрузился в трагическое молчание Сфинкса. Дыхание возле его ног, то хриплое, то прерывистое напоминало урчание кота, растянувшегося после обеда на коленях хозяйки.
Я уже практически заснул, пытаясь интуитивно найти разгадку. Совершенно не считаясь с этим обстоятельством, и даже не принимая его во внимание, Холмс начал внезапно:
– Оглядев меня, взглядом, переисполненным относительности, Эйнштейн спросил: «Знаком ли я хоть в общих чертах с топологией Пуанкаре». Я ответил уверенным согласием, вопреки тому, что мое представление о пространстве рефлексивно, симметрично, транзитивно и анизотропно, а также изоморфно и эквивалентно самому себе. На основе этих, очевидных всякому умному человеку аксиом, я уверенно вывожу, что мое собственное мировоззрение, согласно декартовскому методу, не может ошибаться, и оно является объективно единственным истинным взглядом на происходящие события. В этом я неоднократно убеждался при столкновениях с Лестрейдом и другими лицами, придерживающимися частично или полностью ложных предпосылок. Поэтому следующая фраза Эйнштейна вызвала во мне неподдельное уважение сродни априорному сотрясению пространственно-временной формы сочувствования.
«Холмс», – сказал Эйнштейн проникновенным голосом, – «Теория большого взрыва, в совершенстве продуманная Георгием Гаммовым, допускает наличие сингулярной точки, в которой, из-за бесконечной величины температуры и давления, законы физики не действуют. Благодаря наличию выколотого на теле реальности отверстии, наша Вселенная или, проще говоря, Универсум, суть плоскость. Не смотря на то, что мы воспринимаем его как сферу, охватывающую все ночное небо, насколько видит человеческий глаз, вооруженный телескопом. Все это лишь иллюзия, подобная наблюдаемому движению Солнца по небосклону. А по теории Пуанкаре, такая объемная фигура тождественна плоскости, ибо самая малюсенькая дырочка позволяет натянуть любую сферу без разрывов и перегибов на стол. А шар об стол только раздавить можно. Шар – не сфера! Поэтому мир, как и предупреждал нас Кант, имеет ограничения по времени и пространству. Над нами рай, отделенный от нас «твердью небес», а под нами ад, заботливо распахивающий двери. Теперь я понимаю, что не зря вдохновлял Родена  при ваянии фигуры метафизического монстра дремлющего над воротами ада!»
– Обратите внимание, Ватсон, эта простая математическая мысль окажется сильнее не только философского отношения к тепловой смерти Вселенной, но и прочих размышлений о войне и мире, непротивлении злу насилием или вопроса о том, каковым образом телепортировался сингулярный Лев Толстой из усадьбы до своего телесного проявления на станции Астапово.

13 ноября – 2 декабря 2018 г.

После словия от автора

Вот такая пилотная история о докторе Ватсоне и его старом друге Шерлоке Холмсе избудоражила мое сознание и, особенно, бессознательное Супер-Я автора.

В меру сил? я озвучиваю эту историю оригинальным способом на канале YouTube: avmmsu