Друзья

      Николай Тимофеевич Жарков, отработав положенный срок службы в правоохранительных органах, вышел на пенсию. Отдохнув без работы с месяц, устроился, как и многие его бывшие коллеги, в охранное предприятие. Поработав более года в охранном предприятии, Жарков стал задумываться над своей деятельностью, над смыслом жизни, который после выхода на пенсию Николая Тимофеевича терялся, как ручей в суходоле.  В конце концов, Николай Тимофеевич понял, что работа в охране - это не его стихия.  Жалко стало Жаркову  транжирить за мизерную зарплату охранника, попросту говоря - сторожа, драгоценные минуты своей единственной жизни, тратить бесценное время  на то, чтобы сидеть и протирать штаны в домике сторожа или прохаживаться по закрытой территории, где не  с кем поговорить. Решил  пенсионер уехать из города в село, чтобы заняться сельским хозяйством.  Деревенскую жизнь он знал не понаслышке,  и  его родное село, малая родина, находилось в десяти километрах от черты города.   
      Посещая свою малую родину, Николай Тимофеевич частенько заезжал к своему другу детства Николаю Ивановичу Берёзкину, с которым они были знакомы с детского сада.
       Николай Иванович отработав всю свою трудовую жизнь лесником в местном лесничестве,  был уважаемым в селе человеком.  От нечего делать, по выработанной годами привычке, Берёзкин всё своё свободное время проводил на заднем крыльце, с которого можно было смотреть в сторону реликтового ленточного бора, тянувшегося с северо-востока на юго-запад высокой тёмно-зелёной стеной. В этом бору прошла вся его трудовая жизнь. Это в какой-то степени заслуга и его, Берёзкина, что стоит до сих пор этот красавец бор, являясь источником кислорода, местом обитания алтайской флоры и фауны.
      Бор издалека кажется страшноватым и сумрачным, но когда вы входите в него, вас встречают весёлым щебетом его обитатели, птички, обступают бесконечным хороводом, дурманя запахом смолы,  красавицы-сосны. Перед вами расстилаются разноцветными коврами мхи, земляничные и брусничные полянки, вам кланяются своими белыми цветками ландыши. Это всё так удивляет и нежно трогает душу, что из души невольно исторгаются слова: «Какая красота!»
       Николай Иванович  периодически курил одну сигарету за другой, доставая  их из жёлтой пачки  с названием «Оптима». Другие, более цивильные  сигареты, курить   не позволяла ему его скромная пенсия.
      Иногда Николай Иванович брал с перил свой старый бинокль и смотрел в сторону бора: не курится  ли над бором дымок пожара или костра? Получается так, что наблюдает Николай Иванович не только за бором, но и за жизнью  людей, которые, наверное, как и он, не могут  и дня прожить, чтобы не полюбоваться красотой этого земного чудо-бора, не воспользоваться его дарами.  Ревностно следил и следит Николай Иванович за теми, кто входит и выходит из бора;  кто въезжает в  него и  на чём:  на лошади – верхом или на пурте, на грузовике или на легковушке с прицепом;  кто выезжает из него и с какой добычей, что везёт: грибы или ягоду, сучья или хворост, вершинки или  деловой лес, сухарки или зелёнку, чернозём, дёрн или золотистый боровой песок? Много чего можно добыть в лесу! Бывало, кто приедет к Берёзкину в гости или по делу, а он и спрашивает посетителя: «А что ты вчера или тогда-то делал в бору?». Гость опешит: «А ты откуда знаешь, что я был в бору?».
«А я всё знаю!» - отвечает Николай Иванович. Вот за это его в селе и побаивались, и уважали.
   Но, правда, в основном старики, кто с ним был хорошо знаком. Молодёжи, ей всё пофигу! Молодёжь – она, какой  была всегда, такой и осталась, или самоуверенная, или слишком ленивая. 

Среди молодых людей мало Николаю Ивановичу встречалось деловых и самостоятельных. В основном, молодёжь пользуется возможностями своих родителей. Что родители могут себе позволить, то и их дети.
 Многим односельчанам Николай  Иванович помогал в жизни, и попёнку выписывал на строительство домов, столбики на заборы, жерди на стропила. А сколько дров! Про дрова уже и разговора нет. Если кто попросит привезти, то он вам и привёзет сам лично на своём тракторе -  МТЗушке с  куном, в прицепной тележке. МТЗ-82 – самый надёжный транспорт в лесу. Хоть откуда выедет, из любых солонцов и ям.
      Никто в селе без дров не оставался, когда Николай Иванович был лесником, всех желающих иметь на зиму дрова Берёзкин приглашал в лес на очистку делян. Люди, как мураши, копошились – трудились, очищая лес, ненужные ветки,  собирая и складывая в кучи, чтобы зимой, когда выпадет снег, в пожаробезопасный период, можно было сжечь.  Только лодыри в селе могли зимой остаться без дров. Так бывало и в бор-то зайдёшь, а в бору порядок!  Никаких завалов. Сосняк стоит прямой, земля мхом зелёным, как ковром покрыта, брусника краснеет или земляника или костяника.  Кому сейчас скажи – не поверят. За это всё Николай Тимофеевич уважал своего земляка, старался поддерживать с ним связь, дружеские отношения.
      Жили тогда, можно сказать, при коммунизме! – думал  Николай Тимофеевич, - а сейчас отдали лес в частные руки, в лес не зайди, палка валяется - гниёт на земле, не возьми! Как дальше жить? Вот устроили демократы лучшую жизнь! Сами богатеют, а крестьянину жить не дают.
   Приехал Николай Тимофеевич к Николаю Ивановичу солнечным днём. Солнышко светит жизнеутверждающе.
- Здорово! Дорогой ты мой, Николай Иванович! Как поживаешь?  - увидев старого друга живым и невредимым, искренне обрадовался Николай Тимофеевич.
 В ответ на слова Николая Тимофеевича Николай Иванович расцвёл в улыбке беззубым ртом. Карие глаза золотистыми искрами засияли. Во рту, как всегда, дымится сигарета. Пожали друзья друг другу руки.
- Да ничего! Жив пока, - шепелявя беззубым ртом, отвечал Николай Иванович своему гостю.
- Зубы-то ещё не вставил? – спросил Николай Тимофеевич, зная о том, что Николаю Ивановичу, когда он пилил сосну, за год, перед тем как ему выйти на пенсию, упал сосновый сук на голову  сверху, откуда-то с вершинки, обломился или висел там обломанный.  Не досмотрел Николай Иванович, хоть и опытный был работник леса.  Как в народе говорится: «И на старуху бывает проруха». Хорошо, что в каске был. Только зубы верхние  и вылетели, а так бы черепок раскроило сучком напополам.
-  Да нет, не вставил. Всё времени не хватает. Это ж надо в город ехать! А ты как, Тимофеич?
- Да вот на пенсии, в охране работаю. Хочу в деревню перебраться - хозяйством заниматься.
Там, в городе, соседи все крутые! Поросёнка не держи. Во-ня-ет! – протянул Николай Тимофеевич. Хряка подкастрировать, некого позвать. Все интеллигенты. Да и коров негде пасти,  и пастухов нет. Телёнка некуда вывести. Всю местность замусорили. Пакеты, бутылки пластиковые, памперсы какие-то напридумывали, крылышки, презервативы. Всю природу захламили…  Это чёрт знает что творится на земле! Ступнуть некуда, иголки валяются со шприцами. Как люди будут дальше жить - наши дети, внуки, правнуки?
- А у нас хорошо! Лес рядом. Лужайки, поля. Телят есть куда вывести, привязать. Приезжай! Будем жить рядышком.
- Вот я и думаю, что надо перебираться в деревню. Дураки мы! Дедов дом продали, можно сказать, за так, за бесплатно.  А теперь вышел на пенсию, в деревню надо переезжать. Что там, в городе делать? А некуда! Дома-то нет! Заново строить?
- Приезжай, поможем с лесом.
- Связи-то ещё остались?
- Я, думаю, что решим. Только приезжай. – Успокоил Николая Тимофеевича Берёзкин.- Кофе будешь? Николай Иванович прошёл с крыльца на кухню, долил из ковша, стоящий на столе электрический чайник, водой, нажал на кнопку, чайник включился–на ручке загорелся сигнальный огонёк.
        Николай Иванович достал из шкафа чистый бокал, поставил его на стол. Насыпал чайной ложечкой из банки с иностранной надписью «NESKVIK» растворимого кофе.
- Тебе сколько сыпать? Ложечку? Две?
- Сыпь ложечку и ещё пол ложечки!
Когда чайник закипел, Николай Иванович налил в свой бокал и бокал Николая Тимофеевича кипятку.
 – Если хочешь,  сыпь сухих сливок. Вот банка стоит.  - Николай Иванович указал на баночку с сухими сливками, - вот сахар, сыпь!
 - Ну, вы тут и живёте! В деревне и химией пользуетесь, мы в городе  - коров держим, свиней, чтобы на столе свои продукты были, натуральные!
- У  Маши руки болят, коров доить,  возраст уже не тот. – Стал оправдываться Николай Иванович, ссылаясь на здоровье жены.
- Если я сюда перееду, займусь свиньями. Возле тебя рядышком можно построиться, там за огородами,  где озерко, на бережку. Можно и гусей развести и уток. Раньше-то сколько было на озере уток, гусей! – Вспомнил Николай Тимофеевич.
-  Сейчас нет. Запретили в связи с птичьим гриппом. – Объяснил Берёзкин.
- Ты-то не против будешь, если я свиньями тут займусь? А то тоже скажешь – «воняет!», как наши -городские.
- Приезжай да стройся. Кто тебе чего скажет!
- Ну, в общем, договорились, - потягивая, маленькими глотками пил кофе Николай Тимофеевич. - А дома здесь продаются? Мне хоть какую-нибудь избушку приобрести, чтоб ветер не дул, да дождь на голову не лился.
- Продают люди, только за сколько, по какой цене, даже приблизительно – я не знаю. Это надо узнавать в сельсовете. Они там всё знают. К ним люди, не переставая, ходят, кто продаёт, кто покупает. Все там интересуются. Так что, ты зайди в сельсовет, - посоветовал Николай Иванович гостю.
- Обязательно зайду. – Допивая кофе, проговорил Николай Тимофеевич,  -  мне ещё надо кое-куда заехать.
- Может ещё кофе?
- Нет! Нет! Спасибо, Николай Иванович! – Произнёс Николай Тимофеевич и поставил свой бокал на середину стола и,  по привычке, прикрыл ладонью, давая знать хозяину, что напился и больше не надо наливать.
 Распрощавшись, Николай Тимофеевич сел в «Жигули» и поехал к своей бывшей соседке Анне Ивановне  Гореловой, которая после смерти мужа, проживала одна.
- Здравствуйте, тёть Ань!  - подъехав к воротам и увидев во дворе свою бывшую соседку, поздоровался  Николай Тимофеевич.
- Ой! Коленька приехал! - Как своему родному сыночку обрадовалась Анна Ивановна.  – Живём, мучаемся.
- Что так? – спросил Николай Тимофеевич.
- Картопочку  вот надо копать,  - показывая на огород рукой,  пожаловалась Анна Ивановна, - а я одна!  Не знаю - внуки приедут или нет. А может сын – Сашка приедет, а может, дочь с зятем придут.
- Выкопается картошка. Было бы что копать. – Успокоил Анну Ивановну Николай Тимофеевич, - сколько у вас соток под картошкой?
- Двадцать соток!
- О го-го!  Куда ж вам столько?  – Удивился Николай Тимофеевич. – И это вы всё одна обрабатываете, такое поле?!
- А куда ж деваться?  А вы там как, в городе? – обратилась к Николаю Тимофеевичу Анна Ивановна, взяв своими сильными руками за локоть, прислонив голову к его плечу.- Как там Валюшка? Жёнушка твоя.
- Да ничего Валюшка. Живём! Вот хочу перебраться снова в деревню, надоел мне этот город!
 - А чёйт – то так?
- Хочу хозяйство держать. А в городе пасти коров негде. Свиней держать нельзя, соседи возмущаются, что от них много мух разводится, да и запах идёт из сарая, от навоза. Видите ли – им воняет! А когда едят – не воняет! Вот такие дела.
- Так! Так! Николай Тимофеевич, правильно говоришь. – Поддержала Анна Ивановна.
 - А,  у вас здесь никто домик не продаёт? – Полюбопытствовал Николай Тимофеевич.
- Кому надо? Тебе? А? – заглядывая в глаза Николая Тимофеевича, спросила Анна Ивановна. Ты поди ,как скоморох крутисься?
- Мне! Мне! Кручусь, кручусь! Жить-то как-то надо! – ответил Жарков.
- Найду! Найду я тебе дом.
- Только у меня денег мало – давая понять Анне Ивановне, что домик нужен подешевле, проговорил Николай Тимофеевич.
- Найду! Почти за бесплатно. У меня вот по соседству домишка-то пустует. Жили алкаши, пили да дрались. Он её забил до смерти, его посадили, её похоронили. Они и в браке-то не зарегистрированные были. Жили да пили, да дрались! Ничего им не надо было.  И дом не оформляли.
- А как они жили?
- Так и жили! За свет не платили, электрики приехали да и отрезали за неуплату! Давеча приезжала сестра убитой, просила, чтобы я нашла покупателей  на дом по самой маленькой цене. Боится, чтобы никто не залез, да не поджёг дом. Просила присмотреть! Так разве ж за всем углядишь, усмотришь? Кому надо, те залезут да и сделают своё дело, кому что надо. Разве ж за ними усмотришь? Ты здесь постой, я щас ключ возьму, пойдём, сходим – поглядишь домишко-то. Надо? – заглядывая в глаза гостю, спросила Анна Ивановна.
- Давайте, давайте! Надо, надо!  Посмотрим!  – Согласился на предложение Николай Тимофеевич.
Анна Ивановна ушла в дом, через минуту возвратилась с ключом в руке.
Анна Ивановна почти вприпрыжку, наклонившись вперёд головой и энергично работая локтями, зашагала в сторону соседского дома, Николай Тимофеевич следовал за ней. Анна Ивановна подошла к соседской калитке, просунула руку в небольшое отверстие в воротах, выпиленное вроде окошечка, отодвинула засов. Калитка отворилась.
- Айда, проходи, гляди,  что здесь творится! Уже полгода никто не живёт, с самой весны всё заросло травой. – Приглашала Николая Тимофеевича Анна Ивановна, войдя в калитку. От самой калитки в полтора метра высотой рос бурьян: полынь, конопля, лопух, ниже к земле – пырей, пижма, подорожник, спорыш. Только узкая тропинка среди бурьяна была протоптана к дому.
- Вот я и боюсь, чтобы никто этот бурьян не поджёг. Наркоманы – то шастают, коноплю шелушат, курят! Страсть божия! Если этот бурьян зажгут, и моему дому несдобровать.   Сколь здесь, в округе нашей, домов сгорело, страсть!  Сколько людей-то в огне погибло! Это ужас! Анна Ивановна открыла ключом  старинный навесной замок, толкнула двери вовнутрь. Из дома повеяло холодком, плесенью, затхлым  табачным дымом.
- Какой здесь неприятный запах! – Поморщился Николай Тимофеевич, разглядывая древние косяки, рубленные ещё топором.
- Тимофеич! Так алкаши же здесь жили, и она курила, и он. Всё прокурено! Что ты хошь? Сестра, которая приезжала, сказала: «Этот дом мне не нужен, кто захочет здесь жить, заселяй! Я здесь даже и одной минуты не могу  в нём находиться».
- Да! Да! Да! – произнёс Николай Тимофеевич,  - сколько же лет этому дому?
- Говорят - в Гражданскую ещё здесь чей-то штаб был, толи белых, толи красных.
- Матки-то потолочные ещё по старинке сделаны. А нижние венцы стен до окон сгнили. Всё надо менять.
- Этот дом несколько раз возгорался!
- Дымоход- то рядом с перегородкой… С деревянной! Вплотную! – Николай Тимофеевич разглядывал потрескавшуюся печь с чугунной плитой,  которая была деформированной и расколотой до середины от  воздействия больших  температур.  Рядом с печным дымоходом зияли почерневшие, обугленные  когда-то огнём бревна и потолочные плахи, с которых от времени обвалилась глиняная штукатурка, выставив напоказ следы давнишнего  возгорания. – Да, дымоход надо будет  ремонтировать. В крышу надо будет слазить, посмотреть  в каком состоянии труба, а то, может быть, лопнула или развалилась. 
- Алкашам им ничего не надо было. Лишь бы день прожить. Нахрюкаются и спят! Так вот и жили. Пока не поубивали друг друга.
 - Если здесь жить, то надо сначала санобработку произвести:  побелку, мойку, покраску, – размышлял вслух Николай Тимофеевич.
- У меня и номер телефона есть этой сестры, которая приезжала, я тебе его дам, ты ей позвонишь, поговоришь. Она мне оставила свой телефон.
- Какой сестры?
 - Ну, сестры-наследницы…
- Хорошо, хорошо!  Я позвоню этой женщине, - Николай Тимофеевич приоткрыл дверь  в другую комнату, заглянул  в неё. – И узнаю, есть ли какие-нибудь документы на этот дом, переговорю со знакомыми юристами – имеет ли смысл его приобретать?
        Через неделю Николай Тимофеевич, позвонив по телефону претендующей на наследство деревенского домика, который показала ему Анна Ивановна, и, договорившись с ней, что этот домик он купит, предварительно оформив на неё наследство, взяв с собой супругу, сыновей, Николай Тимофеевич приехал в деревню.
- Здравствуйте, Анна Ивановна! – увидев Горелову, поздоровался Жарков, - всё! Я договорился с  Галиной Фёдоровной, наследницей домика, который мы с вами смотрели. Она сказала, чтобы вы отдали мне ключ от него, и я занялся в нем ремонтом. До холодов нам надо будет вселиться. Галина Фёдоровна привезёт мне  доверенность на оформление этого дома.
- Да! Я тоже с ней созванивалась. Она тоже самое и мне сказала. Щас  я ключик вынесу. – Анна Ивановна поспешила в дом, выйдя на крыльцо, спросила. -  Когда перебираться будетя?
- Сейчас хотим  траву повырывать, порядок хоть какой-нибудь во дворе навести.
- Я тоже пойду. Помогу.
- Пойдёмте! Травы много, на всех хватит.- Засмеялся Николай Тимофеевич.
 Когда вошли во двор  Николай Тимофеевич, подошёл к входной двери:
- Открыть надо всё настежь: двери, окна да проветрить в комнатах.
- Правильно!
- Ставни, окна пооткрывать.
- А света - то нет в комнатах?
- Света у них давно нет, электрики отрезали за долги.
- Там, на электросчётчик, наверное, намотало уйму киловатт, поэтому и отрезали.
- Запишу показания счётчика, схожу на почту – заплачу.
- Ещё, поди, за подключение надо будет заплатить?
- Позвоню в энергосбыт – узнаю.
- Позвони – позвони!

        К зиме Николай Тимофеевич со своей семьёй сделал в доме небольшой косметический ремонт: побелил потолки, поменял обои, покрасил рамы, косяки, отремонтировал печь, навёл, как говорится, порядок, оплатил имевшийся долг по электричеству, за подключение. Во дворе сколотил новый сарай из горбыля, перевёз свиней и стал с младшим сынишкой жить и вести хозяйство.
Кое - как перезимовав, когда наступила весна,  Николай Тимофеевич стал выходить на улицу - осматривать домишко, расковыривать, раздалбливать бетон фундамента, чтобы узнать - сколько брёвен сгнило, сколько и какого размера нужно раздобыть кругляка?
    Когда всё было подсчитано, Николай Тимофеевич завёл свою старенькую «Жигули» и  поехал к другу Николаю Ивановичу Берёзкину.
- Здорово! Николай Иванович! – входя в дом, увидев хозяина, поздоровался Жарков.
- Здорово! – Ответил Николай Иванович.
- Ну что? Николай Иванович, наш договор насчёт леса остаётся в силе? – спросил Жарков, я всё просчитал, что бы отремонтировать мой дом, нужно лесу… - Николай Тимофеевич задумался,-  кубов, ну хотя бы… десять.
- Давай сейчас по чашке кофе выпьем и поедем в лесничество. - Предложил Березкин.
- А где твоя вторая половина?
- Мария ?
- Ну да!
- Да она ушла мать свою проведать.
- Понятно! - Заключил Николай Тимофеевич.- Потом, приедем из лесничества, заедем ко мне домой. Давно мы с тобой не сидели за бутылочкой. Я уже всё приготовил. Бутылочку «Соколовской», в холодильнике стоит.
Выпив по чашечке кофе, друзья сели в «Жигули», поехали в лесничество. Получилось, как  нельзя лучше. Лесничий был у себя в кабинете. На слова Берёзкина, что нужно выписать лес для ремонта дома Николаю Тимофеевичу он согласился и попросил приехать через неделю.
     На радостях Николай Тимофеевич привёз Николая Ивановича к себе домой. Жена Николая Тимофеевичастояла возле газплиты, жарила пирожки с ливером. На столе в чашке парили румяные пирожки, источая по комнате вкусный аромат. Николай Тимофеевич, поставил на стол стопочки, из холодильника поллитру запотевшей «Соколовской».
- Давненько мы с тобой, Николай Иванович, не садились за одним столом, – наполняя стопки прозрачной тягучей жидкостью,-  говорил Николай Тимофеевич, - как говорится: «За успех нашего безнадёжного дела!» - А ты  будешь? – Спросил Николай Тимофеевич у жены.
- Нет! Я не буду! Пейте, пейте! Кушайте, Кушайте! – отказалась Валентина, - мне ещё надо пирожки дожарить.
- Ну! Будем, Николай Иванович!- предложил Жарков выпить.
Они выпили по первой стопке.
- Хорошо пошла! - Николай Тимофеевич, вновь наполнил стопки,- этот завод Соколовский ещё Платонов построил в 19 веке.
- Пирожки с ливером хорошие, вкуснятина! - Заговорил Николай Иванович – Спасибо хозяйке!
- Вы вот из банки достали бы солёных огурчиков!- Предложила хозяйка.
- О-о! Огурчики с помидорчиками - хорошие вещи!- Согласился Николай Тимофеевич.
Валентина стала из трёхлитровой банки доставать огурчики с томатами и выкладывать их на тарелку, стоящую посреди стола.
- Ну, давай, Николай Иванович! А то утром я плохо позавтракал, кушать хочется. – Николай Тимофеевич поднял стопку с водкой и отправил её в свой рот.
Николай Иванович, только успел выпить свою стопку и поставить на стол, у него в кармане зазвонил сотовый телефон.
- Это, наверное, моя… меня потеряла, - проговорил Николай Иванович, с трудом вынимая сотовый телефон из грудного кармана рубашки.
- Да! Мы у Тимофеича сидим, -  проговорил Берёзкин и стал снова опускать телефон в карман рубашки, - сейчас она сюда придёт, -  сообщил находившимся в комнате Николай Иванович.
- Ну, придёт, пускай приходит, мы и ей нальём, мы и её угостим, - проговорил хозяин дома, - что нам нечем угостить?
   Не успели Николай Иванович с Николаем Тимофеевичем выпить ещё по стопке водки, как дверь отворилась. В комнату вошла Мария Ивановна, жена Николая Ивановича. В руках у неё был прутик. Николай Тимофеевич встал из-за стола:
- Присаживайтесь, Мария Ивановна, за наш стол!
Но Мария Ивановна, будто не слыша приглашение Николая Тимофеевича, похлопывая Николая Ивановича прутиком, по спине, по заднице, приговаривала:
- Пошли домой! Пошли домой! Давай побыстрее… домой!
Не успел Николай Тимофеевич и глазом моргнуть, как Николай Иванович с Марией Ивановной выпорхнули из дома, прошли мимо окна к калитке. Николай Тимофеевич выскочил за ними, чтобы возвратить их в дом, за стол. Но когда он вышел за калитку, то увидел, что Николай Иванович молча идёт домой за ним с прутиком в руках по пятам следует Мария Ивановна.
Николай Тимофеевич возвратился в комнату, где его супруга Валентина дожаривала последние пирожки на шкворчащей сковороде.
- Ничего не могу понять! Как так можно пренебречь всеми находящимися в доме?!  А он, как телёнок, беспрекословно подчинился и ушёл с ней. Для меня это не понятно! – возмущался Николай Тимофеевич.- Мы что же разве не люди? Были бы мы какие-то алкаши или ханыги, а то же нормальные люди, тем более, что у нас был повод угостить человека. Такого я никогда не ожидал от Марии Ивановны!
     Через несколько дней  Николай Тимофеевич встретил на улице Марию Ивановну и спросил:
- Мария Ивановна! Почему  вы сделали такое неуважение к Николаю Ивановичу и к нам? Вы его гнали домой прутиком, как какого-то щенка. За что?
- Чтобы не пил где попало.- Ответила Мария Ивановна.
- Разве ж я - кто попало?
- Да! У него таких как ты, не пересчитаешь!
- Ну, извините! Не знал – обиженно произнёс Николай Тимофеевич и пошёл своей дорогой.

Сухарка – это сухое без хвои, ещё стоящее дерево.