Почтальоны. Часть 7
- О, рассольник! Мой любимый, мам, налей, пожалуйста!
Сашка, громко распевая что-то про рыцарей, побежал мыть руки.
- В школу? Меня? - переспросил Алексей сначала жену, а потом и сына.
- Собрание? Деньги надо сдать?
- Не, - промычал Сашка и хотел было что-то сказать с набитым ртом, но вспомнил, как за это его постоянно ругала мама и продолжил торопливо есть.
- Сашка, не томи! Что случилось?
- Я подвався, - пробурчал Сашка, не успев прожевать кусок мяса.
- Что?
- Говорят, я подрался, - повторил мальчик.
- Что это значит? Подрался или нет?
- Это как посмотреть, - пожал плечами Сашка и попросил добавки. Он ел вкусный суп, раздражающе стуча ложкой о тарелку и старался не смеяться, вспоминая эту самую "драку." Родители так и не смогли добиться от него внятного ответа. Выходило что-то вроде некоего несчастного случая, при котором Сашка вроде бы и присутствовал, но ничего не делал. Плохого не делал, но обвиняют почему-то именно его.
- Ладно, разберемся, - сказал Алексей и спросил, с кем же там по версии директора подрался Сашка.
- Да есть у нас известная троица, - ответил сын, - от них уже вся школа плачет.
- Твои одноклассники? - удивился Алексей.
- Что ты, папа, им уже по пятнадцать.
- Погоди, тебя обвиняют в драке с этими ребятами? - Алексей внимательно посмотрел на сына, стараясь понять, в чем же смысл его розыгрыша. Сашка не был дохляком, но и затевать драку с тремя старшими? Чушь полная!
- Вот и я говорил, что этого не может быть, - Сашка почему-то весело рассмеялся, - но тебя все равно вызывают в школу.
- Схожу, раз так, - задумчиво сказал Алексей и спросил, что у них на второе и куда они пойдут гулять в это прекрасный субботний день.
А в понедельник состоялся тот самый суд над Сашкой после которого в этой обыкновенной с виду школе произошли некоторые перемены.
- Что вы мне тут заливаете? - кричала мать Потоцкого - с виду тихая и незаметная женщина, но это до тех пор, пока дело не касалось ее маленького Костика. Маленький пятнадцатилетний Костик стоял тут же, угрюмо посматривая на присутствующих, светя большим синим глазом, вернее фингалом, - что вы мне тут предъявляете этого глиста?
Глист, то есть Сашка, стоял перед директорским столом и старательно изображал святую невинность так, как его учила Аделаида Сергеевна, а именно хлопал глазами, обиженно надувал щеки, а потом и вовсе потупился, чтобы не рассмеяться, а не от крайней степени смущения, как подумали присутствующие: троица перспективных гопников, мамы Потоцкого и Камнева, папа Глебова, Сашкин отец, директор школы Юрий Георгиевич и, почему-то, школьный сторож, тот самый Тимофей Христофорович. Мать Потоцкого - разъяренная маленькая женщина (таких обычно сравнивают с гневной квочкой, защищающей своих цыплят) кричала, стоя перед директорским столом, тыкала острым пальцем, то в фингал сына, он охал, она тут же тоже охала, заливалась гневными слезами и тыкала уже Сашку.
- И вот этот дрищ наставил фингал Костеньке, а Павлику чуть нос не сломал? - нехорошо тихо и спокойно спросил директора отец Глебова.
Юрий Георгиевич развел руками.
- Так говорят ваши дети, они пришли жаловаться на Александра. Давайте попробуем разобраться, тем более, у нас есть свидетель, - директор кивнул довольному Тимофею Христофоровичу, - прошу вас.
- Дело так было. Эти трое просто стояли во дворе. Этот вышел. Подошел к ним. А потом, раз этого по ноге, тот за ногу схватился, этот его раз ногой по носу, а эти за него вступились, кинулись, а он их раз, рюкзаком, одного по морде, второго по башке, - сторож, довольно улыбаясь, ждал обвинительного приговора Сашке. По его мнению, он все объяснил предельно ясно. Сашка старался не смеяться и думал о прекрасном, о той самой драке.
- Если твой противник хочет стукнуться о стену, предоставь ему такую возможность, просто уйди с его дороги, - учил Сашку Алексей Алексеевич. Он вообще оказался мирным дедом. Сашка думал, он его сразу начнет учить, как сломать противнику руку или ногу, чтобы так красиво получилось, как в кино. На самом же деле, все было прозаично, но от этого не становилось менее интересно.
- А если их двое, так лучше, чтобы они лбами сами столкнулись, уйди с линии атаки, - продолжал Алексей Алексеевич и показывал Сашке, как это надо делать, - а если противников много, чувствуешь, не справляешься, просто постарайся убежать.
- Это я могу, - отвечал Сашка и старался изо всех сил.
Странные то были уроки. Вроде бы сон, но по утрам у мальчика болело тело и он чувствовал, как что-то в нем меняется, сила появляется, уверенность.
- Тебе сейчас надо выучить несколько сценариев, как они могут на тебя напасть? По одному, все вместе, к стенке прижать...
- Обычно Глебов первый начинает, а эти двое смотрят, а потом..., - вздрагивал Сашка, вспоминая обидчиков.
- Значит, сделаешь так. Смотри!
В исполнении Алексея Алексеевича все казалось так просто, так легко, да и сам он - низкий, какой-то уютный и мирный не казался опасным и Сашке порой казалось, это все игра. Казалось до тех пор, пока его обидчики не подстерегли его на выходе из школы.
- Ну, что, гробовщик! Сегодня какие игрушечки спер? - заржал Глебов и предсказуемо схватил Сашку за рюкзак.
Мальчик глубоко вздохнул и, как его и учили, изо всех сил стукнул Глебова по голени.
- Ах ты сволочь! - взвыл не ожидавший нападения обидчик, наклонился и схватился за ногу. Сашка, не раздумывая стукнул его ногой по физиономии. Глебов упал, не столько от боли или страха, как от неожиданности.
Камнев и Потоцкий тупо смотрели на все это представление. Сашка раньше не верил, когда ему говорили, что время может вести себя по-разному: может течь рекой, может бежать ручьем, а может и почти остановиться, стать тягучим, как кисель. И правильно Сашка этому не верил, потому что для себя он тогда открыл еще одно состояние времени, состояние боя, когда, с одной стороны, время становится даже не киселем, а почти застывшим холодцом и кажется, что ты даже и не дышишь и как в кино все застывает в воздухе: снег и дождь (если они как раз были в это время) и падающий лист и собака в полете, подпрыгнувшая за мячиком и люди, все. Но с другой, все происходит мгновенно и ты даже не понимаешь, почему твой противник сидит на земле с разбитым носом.
Камнев и Потоцкий взревели и бросились на Сашку, наконец поняв связь между окровавленной физиономией главаря и Сашкой. Мальчик плавно отошел в сторону, также вроде бы неторопливо снял рюкзак и стукнул сначала одного, потом другого. Костик и Генчик на своей шкуре почувствовали, как нагружают детей, сколько им учебников приходится таскать каждый день, Сашкин рюкзак был очень увесистым и пока они приходили в себя, Сашка, подпрыгивая от кипящего восторга и адреналина шустрым зайцем вылетел из школьного двора.
Получается, Тимофей Христофорович описал все абсолютно верно, все так и было, вот только кто такому поверит?
- Постой, голуба, то есть ты просто стоял и смотрел, как эта сопля бьет пацанов, так? - отец Глебова внимательно посмотрел на сторожа.
- Так я ничего не успел, он, этот стервец малолетний, так все быстро, раз, раз и эти уже все, - "понятно" объяснил сторож.
- А что вы вообще там делали? - неожиданно спросил сторожа директор. Его учительское чутье подсказывало ему, что именно эта неоднозначная ситуация поможет ему избавиться от слишком уж ушлого и скользкого Тимофея Христофоровича, о котором ходили очень неприятные слухи и если вдруг они окажутся правдой и если вдруг слава о нем пойдет в народ, а потом и к начальству, то отмываться придется всем. Юрий Георгиевич почувствовал, что этот конфликт надо вывернуть для себя и школы самым лучшим образом.
- Так, это, собачку пришел покормить, щенки ж у нее, молочка там, хлебушка, - умильно ответил сторож.
- Да врет он! - прорвало Глебова. Такого унижения он не испытывал никогда и наивно полагал, оно будет самым большим за всю его жизнь. Сначала ему накостыляла какая-то малявка, против которой они трое, в принципе, не имели ничего против, но когда можно позабавиться, да за это еще и почти платят, почему бы не размяться? Потом отец долго выяснял, откуда разбитый нос и с кем надо "разобраться". Павел с дуру рассказал ему почти всю правду и его отец, который и созвал все это судилище, ожидал увидеть борзого, огромного одиннадцатилетку - мутанта, можно сказать, бройлера, не по годам развитого, который внезапно побил их детей. Вид хрупкого Сашки, его папаши - хлюпика, плюнь переломится, навела Глебова старшего на мысль, что сопляка просто подставили, глупо и наивно, а главного обидчика даже искать не надо.
- Врет он! - повторил Павел, - он нам бутылку портвейна подогнал, чтобы мы этого мелкого отмутузили слегка. Ой, - до него с некоторым опоздание дошло, что он сболтнул лишнее.
- Чтоооо? - заорали родители.
- Тааак, - обрадовался директор.
- Брешут! - закричал Тимофей Христофорович.
- А не ты ли, голуба и побил детишек? - спросил сторожа Глебов старший и демонстративно сжал кулаки.
- Вот, кто детей спаивает, сволочь, милицию, немедленно, заявление напишем, - заголосили мамаши, директор попытался их перекричать, Глебов старший о чем-то спрашивал сына, крепко держа его за ухо, Тимофей Христофорович трясся и думал, как ему вывернуться из этой ситуации, а Сашкин папа взял сына за руку и, ни к кому не обращаясь, громко сказал:
- По-моему, нам тут нечего делать.
Их никто не услышал и никто не обратил внимание на то, что они вышли из кабинета.
- Сашка, так что же там на самом деле произошло? - спросил Алексей, когда они возвращались домой, - кто говорил правду?
- Пап, правда у всех разная, - почему-то печально и совсем по-взрослому ответил Сашка.
Продолжение следует
Свидетельство о публикации №221011801747