Опасные экспедиции Николая Зарудного в Персию

Друзья!

В Сети публикуется много исторических статей об отношениях России и Персии (нынешнего Ирана). В частности, о резне в русском посольстве в Тегеране 30 января (11 февраля) 1829 года — массовом убийстве сотрудников русского посольства и укрывшихся в нём армянских беженцев фанатиками. Среди погибших был и глава дипмиссии писатель Александр Грибоедов.
После заключения Туркманчайского мирного договора в апреле 1828 года Александр Грибоедов был назначен послом России в Персии. Осенью 1828 года посольство прибыло в Персию. Основной задачей Грибоедова было добиться от шаха выполнения статей мирного договора и, в частности, выплаты контрибуции по итогам русско-персидской войны. За поражение в войне была вынуждена расплачиваться вся страна, что значительно усилило недовольство в персидском обществе. 20 октября 1828 года Грибоедов писал министру иностранных дел Российской империи графу К. В. Нессельроде: "Аббас-Мирза велел расплавить в слитки превосходные золотые канделябры и разные вещи из гарема, одна работа которых стоит столько же, сколько самый металл».
Туркманчайский мирный договор, в одном из пунктов которого говрилось о свободном переселении армян в пределы России, дал шанс тысячам армянам воспользовались этой возможностью. Начиная с января 1829 года, в посольство стекалось большое количество армян, просивших Грибоедова о помощи с возвращением на родину, которая к тому времени стала частью Российской империи. Воспользоваться данной договором возможностью вернуться на родину пожелал евнух шахского гарема, главный казначей и хранитель драгоценных камней шаха, армянин мирза Якуб Маркарьян, который желал вернуться в Ереван. При известии о бегстве евнуха гневу шаха не было предела, ведь евнух мог рассказать о состоянии финансов Ирана и разгласить многие дворцовые тайны. Шах потребовал выдать беглеца, на что Грибоедов ответил отказом. После этого Якуба обвинили в том, что он обокрал казну шаха, и назначили за его голову награду. Напряженные отношения между шахом и Грибоедовым усугубились после того, как в русскую миссию пришли две армянки из гарема родственника шаха Аллахяр-хан Каджара. Укрытие Грибоедовым в русском посольстве столь значимых для шахского двора армян послужило причиной для возбуждения недовольства исламских фанатиков, которые начали антирусскую пропаганду на базарах и в мечетях.https://ru.wikipedia.org/wiki/
Видимо, последние не забыли  о недавней войне  русских против Персии!
...В 1796 году Россия организовала поход против персидской державы. Эта военная операция, надо сказать, одна из блестящих русских военных кампаний, является настоящим «белым пятном» для граждан России – в школьном курсе о ней даже не упоминают, да в программах вузов эта война, как и тема Кавказских войн России, освещена мало и не полно.
Войско возглавил Валериан Александрович Зубов (1771 — 1804) - брат фаворита Екатерины II. Полководцу было всего 24 года, он быстро возвысился благодаря протекции Н. И. Салтыкова, а затем своего старшего брата Платона Зубова. Около 1774 года Валериан был записан вахмистром в лейб-гвардии Конный полк. В 14 лет его произвели в корнеты. В 1789 году поручика лейб-гвардии Зубова направили в действующую армию под командованием Григория Потёмкина. Но повоевать поручику не удалось – князь практически сразу отправил его в Петербург с известием о взятии Бендер. В столице Зубов за «почётную весть» был обласкан – получил звание полковника, денежные награды, ценные подарки, стал флигель-адъютантом императрицы.
В 1790 году опять направлен на действительную службу и «придворному» полковнику, наконец, выпал шанс показать свою храбрость во время штурма Измаила. Он бился в первом ряду штурмовой колонны под командованием Кутузова. В этот день всё войско Суворова и части под командованием Михаила Илларионовича покрыли себя бессмертной славой. За отвагу Валериан был награждён орденским крестом св. Георгия 4-й степени, чином бригадира и полковника лейб-гвардии. В 1791 году ему был пожалован орден Александра Невского. Затем он участвовал в Польской кампании 1792 года и в 1793 году пожалован званием графа. В 1794 году участвует в усмирении Речи Посполитой, под начальством Суворова. Русский гений военного искусства отмечал энергичность, доблесть и бесстрашие Зубова, уже генерал-майора. Этот молодой генерал стал любимцем армии, его любили и офицеры, и солдаты.
Во время этой кампании он потерял ногу, её оторвало вражеским ядром. Зубов выжил, хоть и долго болел. Императрица осыпала его наградами – орден св. Георгия 3-й степени, орден св. Андрея Первозванного (высшая награда империи), 300 тыс. рублей для уплаты долгов, дворец, ещё 20 тыс. золотом и 13 тыс. ежегодная пенсия.
Зубов с радостью воспринял весть о назначении командующим армией, которую направляли в Персию. Этот поход давал ему возможность прославиться как самостоятельному полководцу на сложном и удалённом театре военных действий. Его произвели в генерал-аншефы, и генерал «золотая нога» (так его назовут на Кавказе и в Персии) составил список военачальников, которых хотел взять с собой - генерал Цицианов, Римский-Корсаков, Беннигсен, атаман Платов, граф Апраксин.
В конце марта 1796 года к крепости Моздок стали стягивать войска, предназначенные для Персидского похода. Отдельный 8 тыс. отряд под командованием командующего Кавказской линией генерала Гудовича готовился отправиться в Тифлис (Тбилиси). В начале апреля прибыл Зубов, он вместе с Гудовичем проработал маршрут экспедиции, меры по её снабжению. В этом плане Зубов проявил талант организатора и хорошего генштабиста. Было согласовано взаимодействие с Каспийской флотилией – она была должна поддерживать армию с моря, высаживать десанты, подвозить из Астрахани боеприпасы, подкрепления.
8 апреля 1796 года поход начался, сапёры и казаки навели понтонный мост через Терек, у станицы Каргалинской. Первым переправился Хопёрский казачий полк, затем Волгский и Донской полковника Машлыкина казачьи полки, они составили авангард экспедиции. Его возглавлял генерал Савельев, ранее отметившийся успешными действиями против горцев Чечни. Затем двинулись части 1-й (два батальона Кубанского егерского корпуса и два батальона Кавказского гренадёрского полка) и 2-й (по одному батальону от Кавказского гренадёрского, Воронежского и Тифлисского пехотных полков) пехотных бригад под командованием генералов С. Булгакова и А. Римского-Корсакова.
Кроме того, в корпусе были 1-я кавалерийская бригада под командованием барона Беннигсена, ею до его приезда успешно командовал Н. Раевский (будущий герой Отечественной войны 1812 года). В неё входили Владимирский и Нижегородский драгунский полки. 2-й кавбригадой – Таганрогский и Астраханский драгунские полки, командовал граф Апраксин. Иррегулярные казачьи соединения были под руководством донского атамана Матвея Платова.
Это были не все войска, постоянно прибывали новые силы – Моздокский казачий полк терцев, Гребенской и Семейный казачьи войска (их численность была примерно равна полку). Первоначально выступивший корпус насчитывал примерно 13 тыс. человек при 21 орудии.
18 апреля Зубов отдал приказ идти на Дербент, это была столица одноимённого ханства, вассала Персии. Дербент был древней крепостью – «железными воротами», которые запирали узкий проход между Каспийским морем и предгорьями Кавказа. Гарнизон вместе с ополчением насчитывал несколько тысяч воинов.
Русский авангард в это время вошёл во владения 18-летнего Шейх Али-хана. В специальном послании ему предложили войти в военный союз с Российской империей, обещая покровительство Петербурга. Воинственный хан даже не ответил. Передовые казачьи разъезды были встречены пальбой, казаки не пошли на штурм, т. к. не имели достаточных сил для этого, стали ждать прихода основных сил.
В это время экспедиционный корпус форсировал реку Сулак – конница вплавь, пехота, снаряжение, обозы на лодках и паромах. С продовольствием проблем не было, местность была дикая – охотничьи команды били кабанов, другую дичь. Местные жители – кумыки, привозили на стоянки рыбу. Владыка южнодагестанских земель прислал своего сына, чтобы приветствовать русские войска - дагестанцы серьёзно относились к персидской угрозе.
Зубов решил блокировать крепость с двух сторон – отряд Булгакова (два драгунских, два казачьих полка, Семейное войско, батальон гренадёр, два батальона егерей) горными тропами обошёл Дербент и блокировал его с юга. С севера к крепости вышли силы Зубова. Казаки перекрыли все тропы и дороги.
2 мая крепость была полностью окружена. Казаки и спешенные драгуны завязали перестрелку с вышедшими за стены ханскими воинами, вскоре их загнали за укрепления. Казаки заняли равнину у моря, егеря стали в центре, драгуны на правом фланге, у скал. Основной походный лагерь разбили примерно в 4 верстах от стен.
Особенностью Дербента было наличие вынесенных за линию основных стен мощных башен, в них были свои гарнизоны, которые могли обстреливать, пытающиеся штурмовать саму крепость силы противника. При этом эти башни были в пределах ружейного и пушечного огня со стен крепости, что осложняло их взятие. Ночью попытались взять одну из таких башен. Отряд под командованием полковника Кривцова скрытно подошёл к укреплению, поставили лестницы, начали подниматься. В это время противник поднял тревогу. На головы штурмующих обрушились камни, ружейные залпы. Кривцов получил три ранения, заменившему его майору Верёвкину прострелили обе ноги, вскоре все офицеры были убиты или ранены, т. к. были в первых рядах. Генерал Римский-Корсаков приказал отвести войска.
На следующий день были установлены осадные батареи, кроме того, в 400 саженях от крепости вырыли осадные траншеи (из них в любой миг пехота могла пойти на штурм). Дербентский гарнизон не решился на вылазку. Несколько дней артиллерия вела огонь по стенам Дербента. В это время прибыли посланцы с армянских поселений на реке Самур. Они попросились в подданство России и в знак добрых намерений передали посланцев, которым удалось выбраться из Дербента – их послали за помощью.
8 мая взяли штурмом башню, которую не смогли взять с первой попытки. Затем ещё два дня город обстреливали, проделали брешь в одной из башен. 10 мая на крепостной стене Дербента был выкинут белый флаг, а вслед за тем в русский лагерь прибыл и Шейх Али-хан с повешенной на шее в знак покорности саблей и сопровождающая его свита. Русская армия потеряла 118 человек убитыми и ранеными. Было захвачено 28 пушек, 5 знамён, 11 тыс. единиц огнестрельного и холодного оружия. Победа имела большое значение – в руках империи оказался один из важнейших городов Кавказа, ключ к Закавказью. Захват крепости имел и большое психологическое значение, жители многих областей были впечатлены силой русского оружия и не оказывали сопротивления. Зубова наградили орденом св. Георгия 2-й степени, бриллиантовым пером на шапку и алмазными знаками к ордену св. Андрея Первозванного. Были награждены и все генералы, многие офицеры, нижние чины, отличившиеся при осаде и штурме.
Шейх Али-хан стал почётным пленником, но вскоре сбежал и, объявившись в Горном Дагестане, стал подбивать горцев к войне с русскими. В дальнейшем он наделает хлопот не только Зубову, но и его преемникам на Кавказе.
Основное войско осталось на две недели для отдыха и сбора разведданных. Кроме того, за это время были должны подойти подкрепления и суда Каспийской флотилии с боеприпасами, продовольствием. Одновременно несколько отрядов были отправлены в Северный Азербайджан – Южный начинался за рекой Аракс. Они были должны добиться от нескольких небольших княжеств признания верховной власти за Россией. При необходимости эти отряды также должны были сыграть роль авангарда, встретить персидскую армию.
Генерал Рахманов без боя занял Баку, отряд Булгакова без сопротивления подчинил Кубинское ханство. Отряд казаков под командованием Платова шёл к Куре. В это время подошли корабли Каспийской флотилии и доставили груз провианта. Началось движение основных сил.
Казаки Платова вышли на реку Ата-чай, а главные силы к реке Гелгели. В это время пришло сообщение, что Шейх Али-хан собирает войска в горах – Зубов приказал арьергарду Булгакова расположиться в Кубинском ханстве для того, чтобы сберечь тылы. В середине июня Каспийская флотилия под командованием адмирала Федорова (фрегат и три шхуны) двинулась к Баку. На кораблях был десант – семь сотен черноморских казаков (бывшие запорожцы), две роты Кабардинского пехотного полка.
В подданство России попросился бакинский хан, затем правитель Шемахи. Прибыл посол Ширванского ханства. В войсках соблюдалась строгая дисциплина, старались, чтобы местное население никто не обижал. Наличие значительных сумм в серебре позволяло закупать продовольствие у местного населения. Подходили подкрепления, так, пришёл корпусной подвижный магазин (обоз) охраняемый двумя драгунскими полками Л. Беннигсена. Из Тифлиса (от Гудовича) подошёл князь Цицианов, его назначили комендантом Баку. Из России пришли Углицкий пехотный и Острогожский лёгконный полки.
Персидское войско не появлялось, высылаемые на юг казачьи разъезды и местные лазутчики контролировали обстановку.
Бой в Алпанском ущелье. Дербентский Шейх Али-хан при поддержке казикумыкского хана собрал большое войско, по некоторым данным, до 15 тыс. человек (видимо, цифра завышена примерно вдвое) и попытался отсечь русскую армию от России, захватив Кубу. Но горцы не решались вступить в бой с немногочисленным отрядом Булгакова и занялись разорением округи.
Он остановился у селения Алпаны, Булгаков выслал к нему разведывательный отряд под командованием подполковника Бакунина (егерский батальон, сотня казаков и два орудия). Бакунин не стал ждать подхода основных сил и сам решил атаковать врага. Русский отряд попал в засаду, орудия были захвачены сразу, в рукопашном бою погиб Бакунин, большинство офицеров. Остатки батальона егерей и казаков отбивали атаки горцев до прихода подкрепления. Теперь горцы увлеклись и прозевали приход Углицкого пехотного полка под командованием полковника Стоянова с батареей орудий, они скрытно окружили противника. Русская батарея ударила картечью почти в упор, гремели ружейные залпы, дело завершила штыковая атака русской пехоты – до 4 тыс. горцев было убито и ранено. Это был разгром, остатки войска дербентского хана в панике бежали. Отряд Бакунина потерял около 250 человек.
После этого хан казикумыкцев Хамутай явился с повинной, дал заложников и выгнал Шейх Али-хана из своих владений.
Интересно, что в Персии назвали этот бой крупной «победой» над неверными и устроили большой праздник.
После этого Зубов решил покорить Гяндж, наступая в направлении Грузии. Это были владения хана Джавата. От него ждали серьёзного сопротивления – воины ханства участвовали в нападении на Тбилиси в 1795 году и кровавой резне в столице грузин и её окрестностях.
13 декабря к Гянджу подошёл 3 тыс. отряд генерала Римского-Корсакова. Крепость была отлично укреплена, имела двойные стены. Но боя не было. Джават-хан выехал навстречу и попросился в русское подданство (через несколько лет он изменит своей клятве и отряду Цицианова придётся брать крепость с боем).
В это время основные силы подошли к урочищу Джеват и разбили походный лагерь у слияния рек Куры и Аракса. На другом берегу начинались собственно персидские земли. Противник так и не дал о себе знать. Хотя русские командиры понимали, что конное войско может появиться очень быстро. Сторожевая и дозорная служба была усилена, высланы дальние дозоры, опрашивали путников, собирая данные о местности и движении противника. Зубов задумал заложить у слияния рек город – Екатериносерд.
Владыка Персии Ага Мохаммед Шах Каджар так и не решился вступить в бой с русской армией. Он был человеком по-восточному хитроумным, понимал, что русские войска превосходят персов в умении и вооружении. К тому же весьма сложной была внутриполитическая и внешнеполитическая обстановка: мятежи на окраинах, угроза заговора и дворцового переворота, опасность со стороны Турции и Афганистана. Он выжидал удобного момента. И его выбор полностью оправдался.
 В русское подданство перешло ряд территорий – Дербентское, Бакинское, Кубинское, Карабахское, Шемахинское, Гянджинское княжества. Под русским контролем был Дербент, западный берег Каспия. Местное население в целом относилось к русским хорошо, в отличие от персов, те не вырезали их тысячами и десятками тысяч за малейшее неповиновение.
Зубов и его генералы действовали умело и решительно. Валериан Зубов вполне мог стать одним из знаменитых русских полководцев, если бы судьбы была к нему более благосклонна.
 Дорога на Южный Азербайджан и Тегеран была открыта. Казаки Платова вели дальнюю разведку. В целом кампания была выигранной. Персы сдавали одну территорию за другой фактически без боя.
 Петербургу оставалось только закрепить результат военной операции и утвердить за Россией территории Азербайджана. К тому же местное население и правители присягнули России почти без принуждения.
 На долгосрочную перспективу открывалась возможность выхода к Индийскому океану.
Смерть Екатерины прервала операцию. В декабре 1796 года Зубов получил приказ остановить операцию, а затем указание вернуть полки в Россию. Павел I начинает внешнюю политику России с «чистого листа», к тому же он не разделял политических взглядов матери и её фаворитов. Войска вернулись организованно, без каких-либо военных столкновений. Зимовать за Кавказкой линией остался только отряд Римского-Корсакова в Гяндже. Но и он в течение 1797 года перебазировался за Кавказскую линию. Де-факто все земли вернулись в состав Персии.
Иранский правитель хотел опять разорить Грузию и наказать предавших его ханов. Он собрал 60 тыс. армию и двинул её весной 1797 года. Была захвачена Шуша, персидское войско вступило в Ширванское ханство, но всю картину изменил случай. Не выдержав жестокости хозяина, его убили два раба. В Персии тут же началась междоусобная война за трон, армия вернулась на родину. https://topwar.ru/ https://topwar.ru/
…Други!
В такой сложной политической  обстановке  русский ученый-исследователь Николай  Зарудный совершил три  опасные экспедиции  в не очень- то дружественную к нам Персию, что несомненно  являлось  и научным, и личным подвигом!
Вл.Назаров
 *************
ПЕРВАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ В ПЕРСИЮ

   В конце февраля 1896 года Зарудный вместе со студентом Б.Д. Коровяковым, при помощи Зоомузея Академии наук, выезжает через Баку в восточные, совершенно не исследованные районы Персии. На этот раз в экспедиции были переводчик, два погонщика и девять ишаков. Не доходя до г. Баджистан, Зарудный отделился от каравана и заблудился. Набрел на стойбище кочевников, но ночевать его не пустили, приняв за туркменского лазутчика. Провести холодную и беспокойную ночь при- шлось в трещине между скал, накидав в качестве постели и одеяла жесткую полынь. Утром застрелил зайца и, подкрепивши свои силы, двинулся дальше. «Солнце жжет без милосердия, от жажды язык шуршит во рту как бумага, я напрягаю последние силы, и, взобравшись по тропе на вершину гор, торжествую: внизу под ногами вижу широкую долину, а в ней Баджистан». От Баджистана до с. Бендун путь пролегал по горной стране с перевалами до 2000 м над уровнем моря и выше. «Много диких баранов и козлов, но после длинного перехода, который по обыкновению сделан мною пешком, мне было не до охоты: устал невероятно, ноги и плечи представляли одну сплошную боль, богатая добыча, собранная по дороге, оставалась еще не отпрепарированная… Утром прошла вечерняя усталость, чувствуешь невыразимо приятное состояние духа и бодро шагаешь вперед».
   Поэкскурсировав по Сеистану, экспедиция вернулась в Россию через Копетдаг и вышла на закаспийскую железную дорогу.
   Таким образом, Зарудный пробыл в Персии четыре месяца и прошел более 2000 верст: «Так как дневные переходы делались небольшие, а вьючные ишаки идут не особенно скорым аллюром, то я имел возможность пройти почти всю дорогу, т.е. обратить ее в сплошную экскурсию».
   Не вынужден, а «имел возможность» пройти днем две тысячи верст пешком по высокогорьям и жаркой пустыне, восхищаясь природой, добывая при этом коллекционный материал. А потом допоздна под коптящим фонарем заполнять дневник, препарировать тушки, фиксировать в жидкости рыб, пресмыкающихся и земноводных, раскладывать на матрасиках беспозвоночных, подписывать к ним этикетки, заряжать ружейные патроны, попутно отлавливая гекконов и летящих на свет насекомых, чтобы утром «бодро» отправиться в путь!
   Обширные сборы по всем группам животных поступили в Зоомузей Академии наук и были обработаны соответствующими специалистами. Рукопись книги «Экскурсии по северо-восточной Персии и птицы этой страны» (1900) объемом 262 страниц Николай Алексеевич закончил в этом же 1896 году. Она содержит общегеографическое описание пройденной местности, фаунистические, биологические и систематические данные о 285 видах птиц и их распределении по трем выделенным им зооло- гическим участкам. Написание объемной монографии в столь короткие сроки свидетельствует не только об исключительной трудоспособности автора, но и о том идеальном порядке, в котором он вел дневники.
Летние каникулы 1897 года Зарудный провел на родине.

ВТОРАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ В ПЕРСИЮ

   В начале 1898 года Николай Алексеевич обратился в Императорское Русское географическое общество с предложением поручить ему вторую поездку в Сеистан и более отдаленные окраины Восточной Персии. При поддержке П.П. Семёнова (с 1906 г. Семёнов-Тян-Шанский), вице-председателя Императорского Русского географического общества, предложение было принято. ИРГО выдало 1800 рублей, снабдило инструментами для метеонаблюдений и определения высот, а также ходатайствовало о командировке на 8 месяцев и 10 дней с сохранением содержания по месту службы в Псковском кадетском корпусе.
   С середины марта он в пути. На этот раз в составе экспедиции в качестве препаратора был бессрочный рядовой дворянин Т. Литвинов, а также переводчик, два погонщика и 13 ишаков. Литвинов оказался усердным, смелым и деятельным человеком. Годом позже Зарудный узнал, что переводчик «между прочим, за деньги показывал меня и Литвинова, открыл магазин из экспедиционного имущества, в то время, когда я с Литвиновым бродил в джунглях Бампурской реки, умудрился собрать в свою пользу подати с двух селений». В Сеистане 4 июня Зарудный сформировал новый караван из 12 верблюдов и пяти белуджей-погонщиков. Дорога в Бампур шла горами, сначала покрытыми лесом, а дальше – пустынными. Жара стояла страшная и в тени доходила до 56 С°. Почти месяц, с 8 по 30 июля, экскурсировал в окрестностях Бампура в ожидании гонца с зарплатой, которую Псковский кадетский корпус должен был высылать в Сеистан ежемесячно на его содержание. Пытался нанять верблюдов для движения к Аравийскому морю, но никто из владельцев, из боязни воровских шаек, не соглашался отпустить животных за ту плату, которую мог предложить Зарудный. 7 августа вернулся гонец с известием, что деньги не прибыли (они были получены лишь в сентябре). Из денег, полученных от Географического общества, весьма значительная сумма была потрачена в Петербурге, Асхабаде и Мешхеде на необходимое снаряжение, дорогу, подарки и т.д. «Что касается до подарков, то путешествие без них по Персии сопряжено с некоторыми затруднениями. К тому же я собирался посетить такие места этой страны, где очень мало знают о России и никогда не видали русских, где сравнительно часто бывают англичане и где, следовательно, мне надлежало, насколько это было возможно, поддерживать достоинство своей родины». Для возвращения в Сеистан и Мешхед средства на наем четырех верблюдов и шести ишаков пришлось брать в кредит, «так как в моем денежном мешке уже не было ни одного крана». По пути на Зарудного, шедшего, по обыкновению, пешком впереди каравана, напали разбойники, стреляли, но промахнулись.
   Пользуясь английскими картами, Зарудный «нашел невозможным внести на свою многочисленные пункты, так как эти пункты расположены на них поразительно неверно, частью совершенно неизвестны, частью находятся не там, где обозначены».
   Вечером 24 августа, когда, по обыкновению, он зажег фонарь и расположился ловить ночных насекомых, явился офицер индийской «службы» и в дерзкой форме стал спрашивать, кто он такой и на каком основании занимается съемкой в здешних местах. Зарудный показал соответствующие бумаги и английскую карту с границей между английским и персидским Белуджистаном. Тогда индус заявил, что граница «условна» и на самом деле проходит много западнее. Вместе с тем, в решительных выражениях советовал возвратиться назад, в противном случае угрожал арестом и другими неприятностями. Однако Зарудный все же рискнул идти дальше. К 1 сентября прибыли в урочище Дузаб и двинулись прямо на север.
Пустынный характер страны стал еще более неприветливым и угрожающим. 6 сентября после нескольких часов безуспешных поисков колодцев решаются искать их утром. Нашли, но вода оказалась непригодной для питья. Все падают духом, только проводник не унывает и, в знак клятвы показывая на свою бороду, обещает привести караван через несколько часов к хорошей воде. «Дав немного отдохнуть скоту, направляемся к северо-востоку, где, по словам проводника, есть колодцы на более близком расстоянии, чем известные мне. Вскоре один верблюд падает. Среди людей слышу звуки рыдания и возгласы: «Зачем мучиться и идти дальше, мы все равно умрем». Проводник объявляет, что он спутался, что у воды будем только к вечеру, но на этот раз не трогает своей бороды. Воду так и не нашли. Рот и горло пересохли, язык шуршит как бумажный, в глазах стоят огненные круги и сыпятся искры».
   На следующий день прошли без воды 46 верст. При этом Зарудный продолжает вести дневник и отмечает, что «из птиц наблюдал больших пустынных жаворонков, пустынных воронов, пролетных славок двух видов, из зверей заметил гиену, а из ящериц поймал несколько штук тератосцинков, принадлежащих, по-видимому, новому виду». И это – по пути в 46 верст, и когда «из глаз сыпятся искры»!
   «Наступает ночь 8 сентября. Спрашиваю у проводника, что нам делать дальше. Он молчит и поднимает руки к небу. Тогда мы решаем идти на северо-запад. Голова кажется налитою расплавленным свинцом, виски сжимаются как тисками, в мозгу что-то сверлит и ноет, губы трескаются, и из ранок вытекает густая темная кровь, которая тут же запекается. Все мы почернели и страшно похудели. Я понимаю наше критическое положение, и мне безумно жалко потраченного труда и собранных коллекций. Через полчаса после остановки слышу хриплый от жажды крик: «Дуз! дуз!» (воры, воры), и при свете звезд вижу, как несколько человек белуджей гонят наших ишаков и верблюдов прочь от стана <…> Один из моих людей лежит без памяти, двое отстали еще днем, и для них мы оставили приметы; я остаюсь с двумя помощниками караулить багаж, а препаратора Литвинова с переводчиком посылаю отбивать наш скот. Вскоре раздаются учащенные выстрелы берданок. В то же время к стану подлетает всадник на верблюде, но зарядом картечи из своего дробовика я заставляю его опрокинуться на верблюжий горб; животное пугается выстрела и скрывается со своей ношей в тамариксовых кустах. Все обходится благополучно: скот  на место, а мы избавляемся от крупной опасности, так как если бы разбойникам удался план, мы вряд ли дошли бы до воды, а я, во всяком случае, лишился бы всего экспедиционного имущества.
   После полуночи, забрав больного, который к счастью пришел в себя, и, оставляя для оставшихся знаки, мы двинулись дальше. Пройдя около тридцати трех верст и потеряв еще одного верблюда, мы были вынуждены остановиться, так как скот отказался идти дальше. Кое-как расставлена была палатка и расположен багаж. Литвинов впал в беспамятство и стал бредить; у людей, еще держащихся на ногах, в глазах явилось растерянное и безумное выражение. Вероятно, такое же выражение было у меня, так как ко мне вдруг нагибается белудж и говорит: «Сагиб, не бойся: ты умираешь вместе с мусульманами, и я буду просить бога и его пророков, чтобы ты попал в рай; я сеид, и просьба моя будет исполнена». Ишаки собрались толпой у входа в палатку, трогательно смотрят в глаза людям и так же, как люди, стонут и хрипят… Наступили самые жаркие часы дня, и я не берусь описывать муки, которые все мы испытывали. Через некоторое время притащились отставшие люди, дрожащие, почерневшие, похудевшие; не говоря ни слова и не на кого не глядя, они бросаются на дно палатки и затихают. Я чувствую, что мной овладевает ужас и отчаяние: умирать таким образом кажется нелепым, бессмысленным. Между тем все предвещало неизбежность скорой гибели. Однако уже ночью, когда всякая надежда казалась утерянной, одним из трех белуджей, которые еще могли двигаться и говорить, в семи с половиной верстах от стана была найдена вода. Люди и животные были спасены. Находясь на краю гибели, мы избегли ее, главным образом, благодаря своей выносливости. Без воды и при усиленном движении пешком, сделали 90 верст, мы пробыли почти двое с половиной суток, причем погода в эти дни стояла жаркая – днем около 46 С°».
   Зарудный описывает причины и последствия двухлетнего белуджского восстания, закончившегося лишь в конце 1897 года, рассеявшихся по Ирану разбойниках, о чем в России до этого не было известно. Причиной тому были непомерные и жестокие сборы персидских правителей (до 30% сельхозпродукции), смерть шаха и интриги Англии.
   Во время одной из экскурсий к Зарудному пришли посланцы скрывающегося руководителя восстания и попросили приехать к нему для весьма важных переговоров. Получив отказ, «белуджи рассыпались в горьких жалобах на англичан, которые будто бы подстрекали их к смутам и, обещав помощь оружием, патронами, деньгами и собственным вмешательством, не выполнили своих обещаний. Вместе с тем они сетовали на дальность России и убедительно просили, по возвращению моему на родину, хлопотать о помиловании Гюссейн-Хана».
   Население, после восстания, разорения сельхозугодий и угона скота, совершенно обнищало и находилось в постоянном долгу у местных правителей.
   В Асхабад Зарудный прибыл в середине ноября и оказался в затруднительном положении: ему не на что было отправить собранные коллекции в Петербург. По имеющейся у Н.А. Бобринского информации, Нико- лай Алексеевич «попросил помощи у Начальника Закаспийской области, генерал-лейтенанта, А.Н. Куропаткина, но получив отказ, обратился в редакцию «Закаспийского обозрения», которая и помогла ему. Явился он в редакцию обветренный, худой, утомленный, в обносившейся одежде. По-видимому, эта внешность и была причиной недоверия А.Н. Куропаткина». Необходимо отметить, что с самим А.Н. Куропаткиным он встречаться не мог, так как ещё в январе 1898 года император назначил Куропаткина управляющим Военным министерством, а с 1 июля 1898 года по 8 февра- ля 1904 года – военным министром. Скорее всего, он сразу обратился в редакцию.
Результаты восьмимесячного путешествия, в котором практически пешком пройдено свыше 4000 верст, выразились в многочисленных термометрических, барометрических, гипсометрических и других наблюдениях физического характера, в производстве маршрутно-глазомерной съемки страны, относительно которой на всех русских и английских картах была полнейшая путаница, в зоологических сборах по всем группам животных. Одних позвоночных собрано более 2100 экземпляров, в том числе около 60 млекопитающих, более 1200 птиц, 6 черепах, 420 ящериц, 45 змей, 36 земноводных, 355 рыб. Беспозвоночные не подсчитаны, но их не менее 12000, моллюсков – не меньше 1000 экземпляров. Часть сборов, например, гербарий, небольшую минералогическую коллекцию и небольшую, но весьма ценную часть зоологических сборов (шкуры и черепа черного белуджского медведя и южно-персидских кабанов, спиртовые препараты, сушеную рыбу…) пришлось спрятать в пустыне, когда вьючный скот чрезвычайно ослаб, а путешественники блуждали в поисках воды. Впоследствии они были найдены, частью испорченными, частью расхищенными. «Вероятно, это было сделано белуджскими ворами, которым было известно наше критическое положение и которые следили за нами и пытались угнать наш вьючный скот».
   Уже через несколько месяцев, в первых числах мая 1899 года, Зарудный закончил книгу «Экскурсия по Восточной Персии» (1901) на 362 страницах с картой. Императорское Русское географическое общество наградило его Малой золотой медалью «за полезные труды по исследованию Персидских пустынь» (1898).
   По крайней мере, с 1898 года Зарудный посещал в соседней Эстляндии Эрнста Миддендорфа – сына знаменитого исследователя Сибири и Дальнего Востока барона А.Ф. фон Миддендорфа. С Эрнстом и известными орнитологами и охотоведами – В.Л. Бианки, Е.А. Бихнером, орнитологами из Германии, они охотились и изучали коллекцию Миддендорфов (более 4 тысяч шкурок птиц, оологическую коллекцию и другие естественноисторические сборы). В это время сохранением и пополнением коллекции занимался 18-летний юноша M.М. Harms. Зарудный впоследствии вступил с ним в переписку. Приглашал посетить Псков, участвовать в экспедиции в Персию и обмениваться коллекционными шкурками птиц.


ТРЕТЬЯ ЭКСПЕДИЦИЯ В ПЕРСИЮ

   Когда вышла книга «Экскурсия по северно-восточной Персии и птицы этой страны» (1900), Зарудный послал ее военному министру А.Н. Куропаткину и получил от Военного министерства при содействии Вице-Председателя Географического общества, члена Государственного Со- вета П.П. Семёнова (Тян-Шанского) 5000 рублей. Эта сумма вполне поправила его денежные дела, находившиеся в весьма плохом положении, и была использована для третьей экспедиции (1900–1901 гг.) в Восточную Персию. На этот раз по «Высочайшему соизволению», на десять с половиной месяцев, с 5 октября 1900 года по 20 августа 1901 года. В качестве фотографа с ним поехал эстонский орнитолог М.М. Harms (в отчете об экспедиции Зарудный транслитерировал фамилию как Гермс). Оплатой ему были птицы, которых он добывал и препарировал сам. За препаратора, «более чем с грехом пополам, сошел запасной рядовой Иркутского полка С. Александров – за 25 руб. ежемесячного жалования, которые он вполне заслужил, правда, не как препаратор, а как весьма полезная прислуга». В Асхабаде взят переводчиком русско-поданный азербайджанский тюрк Аджи Ахмедов за 30 рублей жалования. «Что касается Аджи, то будучи в высшей степени трусливым, лживым и нахальным человеком, он вдобавок был очень плохим переводчиком, до такой степени плохим, что во второй половине нашего странствия мне лишь изредка приходилось пользоваться его услугами».
Третью экспедицию сопровождали еще более тяжкие трудности и испытания.
   Не раз их гости-белуджи сообщали «немало вздора, распускаемого английскими агентами». «Берегитесь, персы и белуджи! Россия стремится сделать так, чтобы право взимания податей было бы сдано ей на откуп. И будете платить ей в десять раз больше того, что вы платите теперь своим губернаторам. Вот проезжают вашими странами русские люди и узнают их; узнают численность вашу и достатки ваши, чтобы оставить вам лишь самое необходимое для поддержания жизни и возможности трудится. А едут англичане и льют слезы о бедствиях ваших». Тем не менее, «не раз и притом во многих местах Восточной Персии мне случалось слышать такое мнение: «русские люди не делают нам таких ценных подарков, как англичане; это оттого, что они не боятся нас и не они в наших, а мы в их должны нуждаться услугах»».
   В Джалке 29 января «мы обратились с просьбой к местному правителю помочь приобрести необходимое довольствие, он наотрез отказался продать нам что-либо, мотивируя этот отказ распоряжением какого-то аyглийского сагиба. <…> Он заговорил иначе только тогда, когда я застрелил двух баранов из мимо проходившего стада и обещал жаловаться в Тегеран. Живой рукой мы получили и скот, и муку, и масло, и разные продукты. Сам же хан кончил тем, чем обыкновенно кончает большая часть белуджских ханов, т.е. стал попрошайничать, доводя свои просьбы до полнейшего бесстыдства». «Вечером, когда мы уже вошли в дружелюбные сношения с туземцами, мне пришлось прочитать перед обширной аудиторией целую лекцию о моем великом отечестве, о моем великом государе, о русской силе, отваге и справедливости, о многих еще предметах, о которых английские путешественники сочли нужным дать джалкинцам столь фальшивое понятие».
   14 января, вернувшись около полудня с экскурсии, Зарудный застает белуджа. «Он передает, что англичане хотят арестовать мой караван в Ляодисе, и сообщает о разных других злоключениях. Оказывается, что туда прибыли всадники и, рисуясь перед собравшейся толпой народа, в грубой и дерзкой форме объявили Гермсу, что это английские владения, и что станут стрелять в него, если он вздумает предпринимать экскурсии в окрестностях, а также отдали туземцам приказание не продавать чего-либо людям русского каравана. Мы собираем свои пожитки и едем в Ляодис на выручку. Застав при караване одного всадника в качестве ка- раульного, я немедленно прогнал его восвояси и приказал передать, что всякий, кто явится мешать нашим занятиям, лишится оружия и будет отодран палками. Затем обратился к Джиан-хану, потомственному главе разбойничьего племени, во имя дружбы с его братом, за помощью, обещая всю вину принять на себя, а отобранное оружие подарить ему». Разбойник с величайшей охотою принял моё предложение, но, к сожалению, никто более не являлся». «Кстати, Джиан-хан утверждал, что Ляодис и некоторые другие части Саргада, 4 или 5 лет тому назад проданы англичанам, с тем, чтобы в течение 25 лет собирать подати». «Если это так, то становится понятной та беззастенчивость, с какою англичане хозяйничают в этой стране. Если нет, и это только простой слух, то, во всяком случае, он знаменателен и с чего-нибудь да взялся же».

   В районе Дизака было неспокойно: большие и малые шайки вооружен- ных белуджей бродили по стране, отыскивая и подстреливая отбившихся от главного стана персидских правительственных воинов. Зарудный, поддерживая хорошие отношения как с начальником правительственно- го отряда Гашим-ханом, так и с главой повстанцев Байрам-ханом, дви- нулся 8 февраля далее на юг, хотя имел сведения, что, согласно желанию англичан, имеются намерения убить его. В письме к русскому генеральному консулу в Хорасане Гашим-хан, между прочим, писал: «Поистине удивительно мужество Зарудного, сагиба, который один проезжал в такие места, несмотря на то, что френги старались погубить русских людей. Даже подкупали и предлагали пенсии… Только Зарудный, сагиб, мог проехать по таким местам, что заслуживает удивления, и хвала ему».
«17 февраля. Экскурсировал. Караван ушел вперед. Вдруг, совершенно неожиданно, за шпилями соседних холмов замечаю несколько человеческих голов. В то же время они застилаются клубом дыма, слышится выстрел, и пуля как-то нелепо визжит мимо уха. Стреляли близко, и только каким-то чудом снаряд не пробил головы. Несколько дней после того я страдал головной болью и ходил глухим не правое ухо. Вечером того же дня «к моей палатке приближается какой-то хан, сопутствуемый вооруженной свитой. Нечего делать: приглашаю к себе. После обычных приветствий хан начинает восхвалять англичан, но вдруг прерывает себя – «А что вы подарите мне?». Ничего и, простите меня, не за что. «Подарите винтовку». Отказываю. «Подарите револьвер». Отказываю. «Подарите бинокль». Отказываю. Наступает продолжительное молчание, после которого важный хан вдруг обращается в обычного белуджа-клянчугу. «Подарите мне новые шальвары. Шел к вам с визитом и разорвал свои об колючки». Отказываю. «В таком случае вы, конечно, не откажите подарить мне две рупии, чтобы я мог сделать из них украшения для своих маленьких дочек?» Я не отвечаю на этот вопрос, прекращаю всякие церемонии и, сказав, что мне пора обедать, выхожу из палатки. Я оборачиваюсь и вижу, что хан- ская свита грозно посматривает на нас и демонстративно сыплет порох на полки своих ружей. Из свиты отделяется белудж, подходит ко мне и от лица хана просит опять шальвары. Я гоню его вон, грозя жалобой Гюссейн-хану сердару, и за ним убирается восвояси и вся компания».
   10 апреля перед караваном несколько пуль запылило землю, и раздался треск выстрелов. «Я с Гермсом и Александровым побежали к разбойникам и живо разогнали их учащенною пальбою из берданок и имевшегося у меня десятизарядного пистолета маузера. Ко мне подошли сначала пять белуджей, а потом целая толпа их. Косясь на моих людей, ружья которых поблескивали между скалами и которые в несколько минут могли произвести среди них изрядное опустошение, белуджи вложили в ножны свои кривые сабли, загасили фитили и объяснили, что им отдан приказ уничтожить нас, но они предпочитают оставаться в добрых отношениях с русскими ляшкерами …».
   Но были и другие встречи. Вблизи поселений «экскурсии наши положительно были в тягость, так как на выстрелы сбегались туземцы и уже не отставали ни на один шаг. Александров однажды вернулся с охоты в сопровождении не менее 50 разнокалиберных мальчишек и человек 20 взрослых. Эта публика всячески стремилась помочь нам, но галдела и вообще мешала страшно».
   24 марта, укрываясь от смертельно раненного кабана, Зарудный сильно повредил ступню правой ноги. Началось воспаление надкостницы. Появились нарывы и обширная рана, проникающая до костей. Нога разболелась до такой степени, что он был принужден сразу сесть на верблюда. Ходить, и то на костылях, начал только 19 апреля. «Помимо неописуемых физических мучений, я испытывал сильные нравственные муки, так как не было возможности ходить на экскурсии и коллектировать. Сборы коллекций затихли. Единственным моим утешением за все это время была ночная ловля насекомых: в нескольких шагах от палатки расстилалась скатерть, ставился фонарь, и меня относили к огню, около которого я пролеживал до поздних часов».
   Однако были и иные встречи. В одном из курдских кочевий появление Зарудного произвело эффект неописуемый. «Я был окружен густою толпою мужчин, женщин и детей. По-видимому, относительно моей личности уже успели составить какую-то легенду. Все с самым неподдельным любопытством рассматривали меня, каждый спешил дотронуться до моего платья, погладить отросшие волосы, пощупать, заглянуть в дуло ружья, поднять крышку ягдаша и произвести в нем ревизию, некоторые целовали мои руки (способ приветствия себе равных). Еще немного, и со всех сторон потянулись ко мне миски со свежим и кислым молоком, с поджаренным зерном, с финиками, с маслом и т.п.». «Один из местных жителей, видя с каким рвением мы коллектируем птиц, принес нам для препарирования несколько петухов, предполагая, что эта птица в России отсутствует».
   6 мая утром являются неожиданные гости: Хан-Магоммед и его многочисленная свита, которая во главе со своим принципалом имеет самый разбойничий вид. Многие из этой свиты, очевидно, бывали в нешуточных перепалках, о чем свидетельствуют рубцы и шрамы от сабельных и пулевых ран. К двум часам полудни навьючили верблюдов и шумной веселой компанией двинулись в путь. Среди трав поминутно вспугивают громадных стрекоз из группы муравьиных львов. «И Хан-Магоммед, и лица его свиты гоняются за ними и, преподнося их мне в самом истерзанном виде, неизменно спрашивают «лязим?» (нужно?)».
   В другом случае во время экскурсии туземец «указывая рукой сначала на чисто ощипанных добытых мной птиц, потом на мешок с перьями и спрашивает: «хуб?» (хорошо?)».
   Поражает полное отсутствие уныния этого человека: несмотря на физические страдания, он продолжает восхищаться природой. «Рассвет следующего дня полон эффекта, и чудные картины, которые он представ- ляет, вызывают в душе восторг. Горы закутаны облаками. На севере ветер вырывает эти облака из ущелий и исполинскими дымными столбами вздымает их в высь. Восходящее солнце внезапно превращает эти столбы в багровое пламя, а немного погодя снопы солнечных лучей, прорываясь сквозь облака, зажигают медно-цветным огнем, лежащие в южной стороне горы Кух-и-Руй и пески пустыни Зиркух».
   За это время, не считая экскурсий от мест стоянок, пройдено не ме- нее 4200–4300 верст, от 6 до 35 верст в день. Результатом мстали карты
неисследованных мест, поправки к существующим картам, термоме- трические (от 2 до 5 ежедневно), барометрические, гипсометрические, психометрические наблюдения, 250 фотографий, коллекция из 100 экз. млекопитающих, 3140 птиц, 386 ящериц, 28 змей. 3 черепах, 1 крокоди- ла, более 40 земноводных, 268 рыб, не менее 50000 насекомых. Количество моллюсков, пауков, ракообразных не подсчитывалось. Гербарий составил несколько сот экземпляров». Уже в апреле 1902 года Зарудный закончил большую книгу «Третья экскурсия по Восточной Персии (Хорасан, Сеистан и Персидский Белуджистан»» (1916). Эта книга, фактически пол- ный отчет об экспедиции, содержала важнейшие сведения об экономике, социальном положении населения, сельском хозяйстве, торговле, доро- гах и тропах, расположении населенных пунктов и колодцев, подробные карты, сведения о вооружении и взаимоотношениях племен и отношениях с англичанами, и представляла несомненный интерес для Военного министерства России.
   В Предисловии к книге Зарудный пишет: «В заключение считаю приятнейшей своею обязанностью принести глубочайшую благодарность Императорскому Русскому Географическому Обществу, его Вице-Председателю члену Государственного Совета Петру Петровичу Семёнову, доверившим мне эту поездку, и Его Высокопревосходительству господину Военному Министру генерал-лейтенанту Алексею Николаевичу Куропаткину, давшему средства на ее выполнение. Должен я также принести сердечную благодарность Императорскому Российскому генеральному консулу в Хорасане Петру Георгиевичу Панафидину, его супруге Эмме Иосифовне и Императорскому Российскому Вице-Консулу в Сеистане Александру Яковлевичу Миллеру за ласковое гостеприимство и добрые советы».

(Отрывок из книги В.Ю. Ильяшенко. "Николай Алексеевич Зарудный: путешественник, зоолог, коллектор, охотник и замечательный человек")
***************
Материалы из Сети подготовил Вл.Назаров
Нефтеюганск
18 января 2021 года.