Надежда Крупская, если чуть приоткрыть одеяло

(улица Крупской - продолжение серии «Знаковые имена Невского района Санкт-Петербурга»)

Проведенные генетиками из Кембриджского университета исследования между ДНК Надежды Константиновны Крупской и Скарлетт Йоханссон дали удивительные результаты. В ходе исследований выяснилось, что женщины генетически оказались родственницами.

Сравнивая фотографии обеих женщин примерно в одном возрасте, ученые нашли идеальное сходство. На момент сравнения фото Скарлетт еще не пользовалась услугами пластических хирургов.
Эволюция разности личностей удивила ученых. Крупская была партийной женой Ленина, и отдавала все свои силы на борьбу за власть своего соратника. Йоханссон родилась в то время, когда для женщины в приоритете стали показ своей красоты: лица и тела перед многочисленной публикой.

Однако кроме генетического анализа и внешнего сходства, генетики нашли еще одно общее качество – творчество. Обе женщины эмансипированы, активны, проявляли и проявляют свои творческие данные, но в разных областях.


Девушка из хорошей семьи

В истории сохранился образ немолодой грузной женщины, изуродованной базедовой болезнью, которую товарищи по партии называли Рыбой, Селедкой, а муж — Миногой. Однако такой она была далеко не всегда. Ее одноклассница, журналистка и политик Ариадна Тыркова, пишет, что в ранние годы Крупская была хороша собой: «У Нади была белая, тонкая кожа, а румянец, разливавшийся от щек на уши, на подбородок, на лоб, был нежно-розовый...» Правда, одновременно по-женски замечает, что гимназисты заглядывались именно на нее, Ариадну, а не на серьезную Надю, у которой, мол, и губы-то были слишком пухлые, и роста она была слишком высокого — внешность, более востребованная в начале XXI века, чем в конце XIX.
Наденька преданно любила своего отца — небогатого дворянина из старинной польской семьи, отставного офицера и коллежского асессора, в биографии которого значится поддержка Польского восстания. Именно Константин Игнатьевич увлек дочь идеями народничества, но переходу увлечения в страсть способствовал другой человек. После смерти отца — Наде было тогда 14 лет — заботу о вдове и дочери друга взял на себя Николай Утин, выходец из богатой еврейской семьи, член «Земли и воли», организатор русской секции Интернационала, в работе которого участвовал и Константин Крупский. О характере их с Наденькой отношений историки высказывают разные предположения, но нет сомнений: именно благодаря его влиянию прилежная гимназистка превратилась в столь же прилежную революционерку — вектор был задан на всю жизнь.

Ариадна Тыркова оставила воспоминания о том, как обитали мать и дочь: «Тихая была жизнь у Крупских, тусклая. В тесной, из трех комнат квартирке пахло луком, капустой, пирогами. В кухне стояла кухаркина кровать, покрытая красным кумачовым одеялом… Я удивлялась, как могут они с матерью существовать в такой тесноте. Свою маленькую, скудно обставленную квартирку мать Нади держала в большом порядке, создавала уютное благообразие, хлопотала тепло и приветливо, поила нас чаем с вкусным домашним вареньем, угощала домашними булочками».

Надежда, впрочем, варенье не варила и булочки не пекла — была увлечена революционной работой и общением с революционерами.

По воспоминаниям той же Тырковой, первым увлечением ее подруги стал студент Роберт Классон, который вел марксистский кружок. Чувство зародилось над страницами трудов Маркса и Энгельса — члены кружка восхищались, с каким упорством Наденька корпела над переводом «Анти-Дюринга». Изнуряющая усидчивость Надежде не мешала, напротив — придавала юной деве особый шарм, что молодые марксисты ценили (этот «марксистский» прием сработает и при налаживании отношений Крупской с Ульяновым. А Роберт Классон после совместных переводов «Анти-Дюринга» из ее жизни не выпадет — в будущем станет одним из разработчиков плана ГОЭЛРО).





Отучившись (всего год) на словесно-историческом отделении Бестужевских высших женских курсов, Крупская (подрабатывая в управлении железных дорог) посвятила себя преподаванию в школе рабочей молодежи. Звучит безобидно, но на самом деле, как квалифицировали бы борцы с экстремизмом сегодня, милая девушка в рамках подпольной сетевой структуры занималась подбором и обучением кадров для будущих подрывных операций. Работа серьезная, но не без романтики. Как утверждала молва, к чарам учительницы, которая была четырьмя годами старше, небезответно не остался равнодушным, часто провожавший ее «до дому» юный пышноусый Иван Бабушкин, в период обучения слесарь торпедной мастерской Кронштадта, уже обладавший завидной мужской статью, а еще больше - навыками работы с взрывчаткой, после обучения ставший пламенным революционером, прошедшим через аресты, ссылки и казненный за участие в Читинском восстании в 1906 году.
В 1894 году состоялось судьбоносное знакомство Крупской с Ульяновым: 24-летний марксист, носивший из-за залысин партийную кличку Старик, прибыл в Петербург для обмена опытом с местными товарищами, а встреча произошла на «революционных блинах» — нелегальная сходка была замаскирована под празднование Масленицы.
Жандармы «пасли» не в меру активную молодежь и гнали их с тайных квартир.
 «Старик» предложил проводить политсобрания под видом благопристойных семейных вечеринок, а для их естественности назначить всем товарищам «жен». «Старику» приглянулась было  Зина Невзорова, но та, в свою очередь, запала на не менее обаятельного Кржижановского. Затем будущий мировой вождь пролетариата получил отказ от Лены Лениной (!), пообещавшей  отправиться с ним хоть на край света, но на этот край - в Шушенское - вместе с мамой отправилась, по итогу, Надежда Крупская.
Пара нехристей, для порядка, обвенчалась в храме святых Петра и Павла, с удовольствием уничтоженного после сталинскими опричниками, сыграв скромную свадьбу с обменом колец, отлитых из медного пятака - Владимиру было всего 28, а Надежде - уже 29 запредельных, по тем представлениям, невестиных лет.
Биографы любят напоминать, что молодых людей познакомила подруга Крупской Аполлинария Якубова, за которой Ульянов ухаживал (он даже делал ей предложение, но получил отказ). На фоне яркой и увлекающейся Аполлинарии Надежда смотрелась иначе: серьезная, основательная, преданная (проведывала арестованного Ульянова на Шпалерной).
Отправляясь в ссылку, Владимир Ильич в письме попросит ее руки («Женой так женой!» — ответит, по собственному признанию, Крупская). Но есть и такая трактовка: Надежду Константиновну «определила» Ульянову в супруги революционная организация — как надежного помощника, секретаря и курьера нелегальной литературы. И Крупская сама предложила Старику сочетаться браком для совместного отбывания наказания: как член «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», она, после нескольких месяцев в тюрьме, была приговорена к трехлетней ссылке в Уфимскую губернию, а брак помог ей попасть в Шушенское (царское правительство не препятствовало воссоединению и обращалось с «политическими» куда мягче, чем поведет себя Ульянов и его соратники, получив власть).
Надо сказать, что и другие, уже партийные, клички Надежды также не блистали изяществом.
«Рыбой» ее прозвали за пучеглазость, связанную с тяжелым расстройством щитовидки.
она вообще много болела, была бесплодна, перенесла несколько тяжелых операций.
Ее гимназическая подруга Ариадна Тыркова-Вильямс вспоминала, что в девичьей жизни юной Нади никогда не было «любовной игры, не было перекрестных намеков, взглядов, улыбок, а, тем более, поцелуйного искушения...»
И даже пресса не смогла подретушировать изображение первой дамы государства на старых фото так, чтобы сделать ее сколь-нибудь привлекательной.
И все же, за что сестра Ленина так невзлюбила невестку?
Похоже, она презирала в ней женщину и не понимала, как можно жениться «на такой».
Дворянка, хоть и бедная, а ни капли женственности и гордости! Еще было бы понятно, женись Ильич на этой девице, как на потенциальной и безропотной обслуге - так нет же!
Надежда отличалась жуткой безхозяйственностью, если не сказать, неряшливостью.
За мужем она не ухаживала - Ильич пришивал пуговицы сам, готовить умела только примитивные омлет и яичницу.
Более того, хозяин дома в Мюнхене, где одно время жили супруги Ульяновы, хотел запретить русской паре пользоваться общей кухней из-за вечного бардака в их семейном гнезде.
Однако, Надежда вполне соответствовала идеалу женщине новой формации, не разменивающейся на быт в своей фанатичной преданности делу революции.
О том, что этот семейный союз был во многом формален, косвенно свидетельствует известный биографам Крупской эпизод, случившийся непосредственно во время медового месяца в Шушенском. Все та же бдительная Анна Ильинична не оставила без внимания слухи  о том, что «мымра» «таскается с товарищами».
Судачили о том, что неподалеку от Шушенского на сахарном заводе работает красавец-ссыльный, польских королевских кровей, Виктор Константинович Курнатовский, который-де влюбился в 29-летнюю Надежду Константиновну, и его чувство, согласно «расследованиям» Анны Ильиничны, не осталось безответным. Владимир Ильич, впрочем, на редкость индифферентно относился к попыткам сестры прояснить эту двусмысленную ситуацию: «Не время, Аннушка, заниматься всякими сплетнями. Перед нами сейчас стоят грандиозные задачи революционного характера, а ты ко мне с какими-то бабскими разговорами…»

О бедном эсере замолвите слово.

На момент знакомства с Ульяновым Надежде Крупской было уже 25 лет — возраст для барышни XIX века весьма солидный, а под венец она пошла, как уже было сказано, и вовсе 29-летней (по тем временам — уже старой девой). Как, на самом деле, складывалась ее личная жизнь?

Никаких достоверных подробностей официальная биография не содержит, доступ к личному делу в госархивах закрыт. Между тем в Британской энциклопедии черным по белому написано, что до Ульянова у Крупской уже был муж — эсер Борис Герман. О том же, со ссылкой на некие секретные источники, свидетельствует и бывший агент НКВД Кирилл Хенкин в своей книге «Русские пришли» (издана в Израиле в 1984 году). Разумеется, речь идет о так называемом гражданском, а не официальном, закрепленном церковным обрядом браке. Что известно об избраннике?

Борис Владимирович Герман, родившийся в 1860 году,— личность в революционной среде той поры заметная. Пик его революционной популярности — создание в 1906 году Союза эсеров-максималистов, к главным идеологам которых он принадлежал. Широкой публике как «апостол террора» больше известен Борис Савинков, а имя Бориса Германа ничего не говорит. Это несправедливо — у истоков стоял именно он. Максималисты отличались отвагой и особой жестокостью при организациях терактов и проведении вооруженных налетов (эксов). Действовали небольшими ударными группами, которые приезжали из-за границы под четко спланированную акцию, осуществляли ее и мгновенно «рассыпались» — тактика, активно используемая террористами и сегодня.

На этом поприще боевые группы эсеров были поначалу вне конкуренции — эксами системно занялись раньше большевиков и сильно в этом преуспели. Как преуспели и в создании террористической сети, которую кроме Германа опекала и «вела» известная эсерка Екатерина Брешко-Брешковская. В Швейцарии для террористов-эсеров была создана учебно-тренировочная база, откуда в Россию направлялись десятки боевиков, которые успешно «ухлопали» более 50 высших царских сановников — губернаторов, министров, полицейских чинов. Параллельно в России закладывались спящие боевые ячейки, которые не принимали решения самостоятельно — их задачей было изготовление оружия и взрывчатых веществ. Члены таких групп вербовались в пролетарской среде, среди высококвалифицированных рабочих, на предприятиях, где было возможно изготавливать боевое оружие и бомбы. С молодежью в возрасте до 18 лет вербовка проводилась на основе идеологически-пропагандистской обработки — тут упор делался на романтику и чувство обостренной социальной справедливости. Среди еврейской молодежи продвигались идеи борьбы против ограничения прав и свобод в черте оседлости. «Промывка мозгов» имела успех и среди юных представителей аристократических фамилий — здесь упор делался на экзальтированных девушек, которых умело обрабатывали молодые привлекательные революционеры.

Организаторский «почерк» Бориса Германа и тактика террористической деятельности эсеров большевиками въедливо изучались и были приняты на вооружение руководителем созданной (по инициативе Ульянова) Боевой технической группы РСДРП Леонидом Красиным. Мостиком между «боевыми крыльями» социалистов разных уклонов и координатором «обмена опытом» была Надежда Константиновна, знакомая со всеми ключевыми фигурами экстремистского подполья — своими и чужими. Это был уникальный ресурс — ценные контакты и знания она пронесла через всю жизнь. Занятная деталь: Леонид Красин в начале ХХ века работал в Баку (на строительстве электростанции) под началом Роберта Классона — того самого, первого романтического увлечения Крупской.


Однако вернемся к Герману. Он был еще и яркий публицист, по силе литературного языка и дара убеждения мало кому уступавший. В 1904 году в Женеве «Внепартийное издательство социалистов-революционеров» печатает его программный манифест «Биология и социализм» (эту публикацию можно отыскать в библиотеках). Герман писал: «Единственная задача нашего времени — революция. Она претендует на силы, на жизнь сознающего ее. Нужно отдать ей эти силы… нужно умереть для всякой другой жизни. Нет иной, которая была бы интенсивна, полна...» Написанному автор следовал в полной мере и на разных континентах — следы пламенного террориста теряются… в Аргентине. В местном русском журнале «Сеятель» можно найти упоминания об этом человеке. Издатель Н.А. Чоловский, в частности, пишет о том, что 5 октября 1945 года скончался некто В. Бабий, отсидевший 25 лет в аргентинской тюрьме. Далее цитата: «В 1919 году он с Борисом Владимировичем Германом, последний был соц.-рев.; Надежда Крупская, бывшая его жена, впоследствии пошла жить с Лениным. Они задумали было в далекой Аргентине практиковать сталинскую профессию, то есть делали налет, за что получили по 25 лет отдыха. Герман умер в тюрьме давно. Герман известный партии социалист-революционер, написал книгу "Биология социализма". Он также написал в тюрьме две книги, до сего времени не изданы; одна из них была в свое время выслана в Россию. Другая осталась где-то тут. Когда их осудили, Герман публиковал в местной газете "Красное Знамя", в течение 19 дней, статью своей "исповеди"».

Найти эту «исповедь» пока не удалось, но вот что еще сообщалось в русской аргентинской прессе о Германе: «Он написал много ярких и научно обоснованных антикоммунистических трудов, в которых призывал к борьбе против большевистского зла и их звериной программы, был близким приятелем Фанни Каплан, всадившей в Ильича две пули из револьвера, как подлецу и предателю России. И нам здесь, в Аргентине, в 1918 году он говорил, что Ленин — большой подлец, причиняет нашим народам много непоправимого зла, и поэтому с ним необходимо бороться всеми силами и средствами. Все труды Б.В. Германа конфискованы и уничтожены коммунистической партией». Не остается сомнений: в ненависти Бориса Германа к Владимиру Ульянову был и личный мотив.

Адреналин вместо феромонов

Впрочем, какие бы нюансы ни украшали быт революционной четы, брак Ульянова и Крупской следует признать удачным деловым и идеологическим союзом. Если не любовным вполне, то приключенческим точно. Адреналина хватало: в качестве семейного хобби учились уходить от «хвоста» и вписывать в книги между строк информацию невидимыми чернилами.

Организационные таланты Крупской и муж, и товарищи ценили особо: уже в 1894–1895 годах хранение архива организации доверили именно ей.

А в эмиграции она поддерживала переписку с 3 тысячами (!) корреспондентов, вписывая в невинные послания и на книжные страницы бесконечные строки шифровок, изводя литры симпатических чернил. Всю последующую жизнь Крупская исполняла роль целого секретариата: вела переписку с соотечественниками, готовила и проводила съезды и конференции, редактировала печатные издания и, обладая уникальной возможностью понимания крайне неразборчивого ленинского почерка, исполняла обязанности переводчика и личного референта мужа. Спустя годы известный революционер и публицист Михаил Ольминский так оценил «кпд» Крупской: «Она всю работу, так сказать, черновую, исполняла, она оставляла ему самую чистую работу, а все конспиративные сношения, шифровки, транспорт, сношения с Россией, все вела сама. И поэтому когда мы говорим — Ленин великий организатор, то я добавляю, что Ленин с помощью Надежды Константиновны — великий организатор».
Отвлекаясь, автор вынужден сказать, что и «великий организатор», находясь в «свободном браке», был не чужд влиянию посторонней женской красоты и здоровой сексуальной напористости.
Так, некая Мария Эссен, по кличке «Зверь», сбежавшая из сибирской ссылки в шестидесятиградусный мороз в ящике на конных санях, прибыв, минуя Швецию, Польшу, Германию, Францию под ясные очи руководителя партии и редакции «Искры».
 Молодая красотка активно учится партийному делу и конспирологии, работает секретарем у Ленина и даже живет в одной квартире с Лениным и Крупской. Ильичу в ней нравится все - свобода нравов и бесшабашность, молодой задор и веселый характер. После ужина, вечерами, они часто поют дуэтом. А когда втроем они отправляются на прогулки, Ильич берет напрокат лодку, чтобы загребать на ней часами по Женевскому озеру. А на берегу все это время ждет их возвращения верная Наденька, по слухам, однажды не выдержавшая суровой ленинской школы и спустившая наглую Машку с лестницы, так и не позволив ей лечь под живого классика марксизма-ленинизма.
Однако, есть еще одно женское имя, о котором в нашем контексте никак нельзя не упомянуть...
Итак, посреди суматохи гражданской войны занятый государственными делами и судьбами мировой революции, очень скромный в быту человек, озабочен номером калош одной милой женщины. Этого человека зовут Ленин и он пишет записку Инессе Арманд.
Да кто же она такая, чтобы так занимать мозги крупнейшего государственного деятеля?
Начнем издалека - родителями ленинской фаворитки были представители парижской богемы: мать - французская актриса, а отцом стал довольно известный оперный певец, из-за ранней смерти которого, чтобы не быть в тягость, Инес отправляется к тетке в Москву, где та работает учительницей музыки в семье купцов и текстильных фабрикантов Арманд. Прехорошенькая племянница  была быстро здесь замечена, что закономерно завершилось законным браком с Александром Армандом, которому она родила четверых детей. Однако, эта пылкая женщина  увлеклась не на шутку братом своего мужа, который был младше ее на целых девять лет.
Прознав об обидном адюльтере, Александр Евгеньевич, несмотря на потрясение, проявил редкое великодушие, отправив голубков вначале в Неаполь, а затем поселив поблизости, в московском доме на Остоженке и уже  в 1903 году Инесса стала матерью пятого ребенка.
И, пожалуй, на этом заканчивается семейный период ее жизни, ибо уже через пару лет эту дворянку, опасную революционерку и мать пятерых детей впервые арестовывают, а еще через пару лет высылают в далекую Архангельскую губернию, куда за ней последует и ее верный муж-декабрист, чуть позже скончавшийся от чахотки.
Ленин познакомился с этой, сияющей красотой и шармом, конфеткой в ее родном городе, в Париже, где, на фоне безликой массы революционных бесполых феминисток и «синих чулков», плотоядно поглядывающие товарищи по партии, острили, что Инессу стоит включить во все марксистские учебники, как образец единства формы и содержания.
А пока этот сраженный ленинской харизмой образец держался от руководителя на расстоянии, сократив его лишь на тесной территории партийной школы в Лонжюмо.
«Я так любила, - писала она, - не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил.
Во-первых, твое лицо так оживляется, и, во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал...»
 Продолжение этой истории было естественным - парочка стала подолгу засиживаться в одном из парижских кафе.
Один из французских социалистов отмечал : «Ленин не спускал своих монгольских глаз с этой маленькой француженки». Апогей их отношений пришелся на 1913 год, когда этот сексапильный ангел уже благополучно поселился практически в ленинской супружеской спальне, очаровав Крупскую настолько, что именно она, а не ее супруг, постоянно любовалась одним из ее фотоизображений.
Однако, закончился и этот, кусающий Надино сердце, сладкий, растворяющий их семью, яд. Крупская попыталась отстраниться, отправив себя в далекую командировку.
Ленин, все поняв, попросил ее остаться, во имя торжества идеи пожертвовав любовью всей своей жизни.
Поблекшая  с годами Надежда Константиновна с пониманием отнеслась к чувствам своего мужа. Она писала, что «Ленин никогда не мог бы полюбить женщину, с которой бы он расходился во взглядах, которая не была бы товарищем по работе.»
Сослагательное  наклонение с троекратной частицей «бы» с головой выдает, как непросто далось  нелюбимой женщине такое всепрощение.
«Должна существовать связь между волей к власти и половым бессилием. Маркс симпатичен мне: чувствуется, что он и его Женни занимались любовью с энтузиазмом.
Это ощущается по умиротворённости его стиля и по неизменному юмору. В то же время, как я заметил однажды в коридоре университета, если спать с Надеждой Константиновной Крупской, человек потом с железной неотвратимостью напишет что-то жуткое, типа «Материализма и эмпириокритицизма» - напишет в конце 20 века наш современник, итальянский писатель Умберто Эко, в своем бестселлере «Маятник Фуко».

Возвращаясь к нашему главной героине, отметим, что после Октябрьского переворота нагрузки на ее мозг резко возросли, но Надежда Константиновна эффективности главного менеджера не утратила: ее хватало и на пропаганду «революционной необходимости», и на документооборот, запустивший Красный террор и «работу чрезвычаек». В 1920 году Крупская становится первопроходцем советской цензуры: в должности председателя Главполитпросвета при Наркомпросе она рассылает инструкции по изъятию из общественных библиотек «идеологически вредной и устаревшей литературы». По ее собственному признанию, для борьбы с книгами приходилось привлекать чекистов — граждане советского рая еще не были достаточно приучены к информационной покорности. По ее распоряжению под нож попадают Кант, Шопенгауэр, Декарт, Лесков, Платон и много кто еще — список, который Максим Горький назовет «ошеломляющим разум». Даже Чуковский будет объявлен Крупской «буржуазной мутью», а детские библиотеки разорены. Справедливости ради стоит сказать, что она потом называла книжные «чистки» ошибкой, однако маховик цензуры был запущен именно ею, чтобы не останавливаться потом долгие десятилетия.

Наряду с Троцким, ее считали одним из самых сильных большевистских агитаторов. А статус «жены Ленина» стал обозначать не столько семейное положение, сколько государственную должность, и эта свалившаяся на нее власть стала определенной компенсацией за не слишком счастливо прожитые годы. Новая должность, правда, счастья тоже не принесла: по мере того, как прогрессировала болезнь Ленина, жизнь Крупской оказывалась все труднее, а потом и вовсе стала невыносимой.

Финал красной королевы

С 1920 года Ленин все чаще болел и стремительно сдавал, срываясь периодически в глубокие и продолжительные обмороки, во время которых он практически не воспринимал окружающую действительность, а сознание возвращалось трудно. В этот период жена оставалась единственной ниточкой, связывающей недееспособного вождя с окружающим миром и властью. Не воспользоваться этим было бы глупо, а уж в высоком IQ Крупской сомневаться не приходится.

Тогда Надежда Константиновна была еще далеко не пешкой, а королевой при немощном короле — по некоторым свидетельствам, в кругах старых партийцев даже рассматривался вариант создания триумвирата правителей, куда помимо жены вождя вошли бы Троцкий и Бухарин. Сталина — генсека партии — в этих раскладах не было, ветеранов раздражали его грубость и властолюбие, положение его во власти было непростым. Не простыми стали и отношения с ним у Крупской.


Виктор Курнатовский. Слухи о том, что у него с Надеждой Константиновной случился роман, сильно тревожили сестру Ульянова Анна.


Еще при жизни мужа, в 1922 году, ей пришлось пережить известную хамскую выходку Сталина, заявившего: «Мы еще посмотрим, какая вы жена Ленина». «Разговор этот чрезвычайно взволновал Крупскую, нервы которой были натянуты до предела, она была не похожа на себя, рыдала»,— вспоминала об этом конфликте Мария Ульянова. Согласно классической версии, Ленин узнал об этом спустя два месяца и добился от Кобы извинений. По свидетельству Молотова, Сталин прокомментировал ссору в свойственной ему «элегантной» манере: «Что, я должен перед ней на задних лапках ходить? Спать с Лениным еще не значит разбираться в ленинизме!»

Возможно, это лишь случайная последовательность событий, но в конце 1922 года появляется «Письмо к съезду» — так называемое завещание Ленина, которое Крупская зачитывает делегатам. Троцкий назван в нем «самым способным в ЦК», Бухарин — «любимцем партии», а в дополнении, составленном в январе 1923 года, прямо говорится о необходимости сместить Сталина с должности генсека.

Обнародованное Крупской «Письмо к съезду», однако, спусковым крючком возможной кадровой интриги не стало. Ленин умер в январе 1924-го, Сталин остался у руководящего руля и успешно передавил потом всех конкурентов, а на финише 30-х завещание было объявлено фальшивым, за хранение текста полагался срок.

Последние годы жизни Крупской были даже не печальны — трагичны. Мы не знаем и, наверное, никогда не узнаем, кого на самом деле она любила, но вот кого ненавидела, угадать нетрудно. Ей приходилось бессильно наблюдать, как Сталин планомерно уничтожает одного за другим ее старых товарищей по партии. У нее не только изъяли до последнего клочка весь архив Ленина, эта женщина была лишена даже могилы мужа — каждое посещение Мавзолея, куда ее, на специальный стул, загоняли, как на триллер, буквально силой, что, безусловно, оборачивалось тяжелым ударом по психике, а просьбы о том, чтобы, смешав его прах с прахом незабвенной Инессы Арманд, «похоронить мужа по-человечески», кремлевский горец высокомерно игнорировал, угрожая «подобрать вождю другую вдову».

В кабинете Крупской проводились постоянные негласные обыски, ее почта досматривалась, публикации цензурировались, но при этом Сталин продолжал воспринимать одряхлевшую, грузную женщину как угрозу. И основания, надо полагать, у него были: связи и информация — ценнейший ресурс, а такими широкими связями и таким объемом информации, который держала в памяти Крупская, не владел тогда в политическом руководстве никто другой.


Сама она, правда, повод для тревог старалась не давать. В 1934 году, на XVII съезде ВКП(б), выступила с панегириком Сталину, сказала, что «линия Троцкого привела бы страну к гибели». Конечно, бывшие подпольщики прекрасно читали между строк, в «прозрение» мало кто поверил. Не поверил и Сталин — за новоявленной контрреволюционеркой Крупской, потенциальным  «врагом народа», стали присматривать открыто.

Дальше известно. На 10 марта 1939 года было назначено открытие XVIII съезда ВКП(б). Готовясь к нему, Крупская сказала одному из друзей, что если ей не дадут выступить, она потребует слова из зала: «Ведь я 40 лет в партии!»

Убежденная в том, что, будь Ленин жив, он все равно пропал бы в сталинских застенках, она собиралась честно высказать свое особое мнение делегатам, о чем - мы уже никогда не узнаем: застолье в честь 70-летия товарища Ульяновой (так называл ее Сталин) стало для нее последним. Умерла ли она от присланного на день рождения торта или от перитонита и преступного бездействия врачей? Или ее травили медленно действующими ядами, разработкой которых уже вовсю занимались в НКВД даровитые ученые? Правда скрыта под лживым некрологом о «смерти от сердечного приступа»…