Сало-мясо-колбаса

                (из цикла "Госпожа Журавлёва")


«Нет, это никуда не годится! Гнилые отношения надо рвать как гнилой зуб! Ленку очень жалко».

Любовь Петровна погружена в бухгалтерские расчёты – составляет зарплатные ведомости. Из-за 22-дюймового монитора видна лишь лаковая, взрывная, инфернальная причёска. Белопенные кудри замерли над женской головой отвесным водопадом, словно зимняя вьюга, пойманная в стоп-кадр. Впрочем, в кабинете сидят только она да второй бухгалтер Валька Заводова, тоже корпящая над бумагами, поэтому смотреть на причёску Журавлёвой некому. Третья финансистка Светланка отпросилась на пару дней на свадьбу к сыну. Пьёт, гуляет да танцует теперь до отрыва каблуков, везучая! 

Шелестя документами, Любовь Петровна тарахтит клавишами, покусывает глянцевые алые губы, изредка почёсывая под юбкой вспотевшие ноги в колготках густого кофейного цвета. Когда полная бухгалтерша сдвигает затёкшие ляжки, мокрый капрон отзывается ласковым снежным шорохом.

«Эх ты, сало-мясо-колбаса! – Любовь Петровна угрюмо долбит по клавиатуре, думая о своём. – Поиграли, баста! Больше никаких ему поблажек! На пушечный выстрел к себе не подпущу!»

Госпожа Журавлёва симпатична и даже красива, и прекрасно об этом знает. Молодые дурочки мечтают накатить в губы силикон, набухать огромный резиновый бюст, гипертрофированные ягодицы. В этом смысле Любовь Петровна – счастливица без всяких пластических операций. От природы ей всё досталось даром, щедро и много. Фигура у бухгалтерши крупная, складная, сочная, привлекательная. Обжигающий макияж, безупречная причёска, упруго облегающая юбка, кругло-спелые коленки. Мужики издали делают стойку на её шикарную внешность, бабы ненавидят Журавлёву за вызывающе сексуальный вид, считают девкой низкого поведения.

Только близкие знакомые в курсе, что сколь ослепительна Любовь Петровна снаружи, столь же по-сельски целомудренна внутри. Снаружи – лихие кудри, зычный голос, бесшабашное «мини», ударный бюст и громкий каблучок, а под яркой мишурой - строгая и разборчивая женщина. В этом вся Любовь Петровна – избегать случайных связей, но выглядеть на миллион, какие бы кошки на душе ни скребли. А кошки… скребутся, заразы, да ещё как!

На днях рассорилась с зятем. Живут они вместе: Любовь Петровна, дочь Леночка и этот её… законный муж. Тьфу, даже говорить о нём не хочется. Любовь Петровна виновата в происходящем ничуть не меньше. Даже больше, наверное.

Подобрал поганка-зять ключ к её сердечку. Зачем ходить вокруг да около? Да, они с зятем спят! Наставляют Леночке рога. Спят украдкой, редко, но метко. Даже слова не подберёшь к этому безобразию. Чудовищно, преступно, ужасно и … сладко. Дочка знать ничего не знает, бедняжка. Вся в своей компьютерной графике, командировках, хэштегах и рекламном дизайне, сутками на работе горит, на муженька своего молиться готова, глазки светятся от счастья неземного.

А он с тёщей в её отсутствие… точнее, тёща с ним… в общем, оба мерзавцы. Сложно как-то всё запуталось. Зятю-то что? Он молодой мужик, двадцать девять лет, сословие глупое и алчное до постельных приключений. А вот Любовь Петровна Журавлёва к сорока годам могла бы и поумнее стать. Довертела хвостом, довиляла по квартире сдобными ляжками – и пожалуйста. Сколько выходит?... Апрель, май, половина июня… Три! Три месяца тайком от Леночки они с зятем греховодничают. Стыдно. Как сейчас выражается молодёжь – «реально стыдно». Грустно. Обидно - за дочь и за себя.

Рассуждая цинично, есть в этой невесёлой истории два положительных момента. Первый – зять больше никуда не сгульнёт, ему тёщи с женой за глаза хватает. А второй плюс – самой Любови Петровне никого себе искать не надо. Вот он, утешитель, под рукой. Так и прибила бы негодяя лукавого.

И как перед этим поросёнком устоишь? Неделю назад застал Любовь Петровну одну, сгрёб в охапку, раздел, затащил в койку голой и в чулках, распял, привязал ремнями к углам кровати за руки и щиколотки… Ладно-ладно, разумеется, она ему подыграла, подчинилась, помогла. Зять парень не хлипкий, однако изнасиловать тёщу против воли нипочём бы не сумел. Крупная мадам Журавлёва его бы в два счёта в окошко вышвырнула, все мужские причиндалы бы ему оборвала и вдогонку кинула.

Извиваясь в мужских лапах, Любовь Петровна поворчала для приличия, побарахталась, но поддалась ему, позволила себя одолеть. Привязал её зять, прикрутил крепко-накрепко, запихал тёще в рот лифчик и трусики. Принёс с кухни банку шоколадной пасты, уселся сверху и давай рисовать на связанной и обнажённой пленнице… купальник! На полном серьёзе – обмакнул пальцы в баночку и нарисовал на вздрагивающей Любови Петровне шоколадные трусики, шоколадный бюстгальтер и даже галстук-бабочку на шее. 

Комната пахла орехами и ванилью, шоколадная масса таяла на жарком женском теле. Беспомощная и бессловесная госпожа Журавлёва тряслась вместе с постелью от злобы и возбуждения, пока гнусные мужские пальцы чертили круги на её разваленных грудях, проводили по плечам бретельки и лямки, раскрашивали вылупленные соски и солнечное сплетение. Она чуть не съела кляп из трусиков, когда зять изображал ей на шее галстук, очень нежно касаясь ямочки между ключиц.

А уж когда рука художника устремилась ей вниз живота и принялась кропотливо мазать шоколадом в паху, Любовь Петровна почти вывернулась наизнанку в своих ремнях, закатила небесно-синие глаза и взвыла на самой высокой ноте.

Зять что-то пошептал ей на ушко, побормотал всякие ненужные ласковости, всю потрогал, растёр, разогрел, скомкал, разгладил, помассировал, перецеловал и

господи!

нет!

он

начал

всё

с неё

слизывать:

шоколад с груди –

медленно

шоколад с шеи –

очень медленно

шоколад с живота –

ещё медленней

и шоколад между бёдер –

страшно медленно

аааааааааа!

Распятая Любовь Петровна умерла тысячу раз, она лопнула, рассыпалась на части и развеялась по ветру, она изгрызла свои трусики до дыр, она прокляла зятя и снова простила, она ревела как дура и смеялась как сатана, мысленно вскрывала себе вены, прыгала с крыши в открытый космос и была согласна навеки стать

пылью у его ног

грязной нищенкой

бесправной наложницей

вечной монашкой

мерзкой шлюхой

бродячей собакой

и даже похудеть на десять килограммов

лишь бы он в неё вошёл! вошёл! ВОШЁЛ! пожалуйста!

И он вошёл.

Вошёл, когда слизнул с тела Любови Петровны последнюю каплю шоколада, когда вытянул из неё последнюю жилу, высосал из неё последние остатки разума. Нищенка, наложница, монашка, шлюха и собака стянулись у неё в животе в каменный клубок – и он разрубил этот клубок как стаю змей. Стрелы брызнули во все стороны, проткнули женщине позвоночник, кишечник, язык, матку и душу, облили всё расплавленным серебром, сожгли нервные окончания, уничтожили, растоптали и растаяли в заоблачных высях, оставив во рту привкус горькой меди, а в ушах – мелодию, сотканную из вакуума.

***

К возвращению дочери постель была заправлена, ремни убраны, все следы выметены, и Любовь Петровна жарила свиные отбивные, а зять рисовал в компьютере какие-то свои схемы и графики – так же увлечённо, как час назад рисовал на тёще нижнее бельё мазками шоколадной пасты. Вечер прошёл как обычно. Леночка смеялась, зять пошучивал, Любовь Петровна жаловалась дочке на подорожавшее молоко и на таксиста, который по дороге с работы норовил заглянуть ей под юбку, а когда не вышло – пытался обсчитать на двадцать рублей.

До утра Любовь Петровна не проронила зятю ни слова. Утром встретила его в коридоре у ванной и сказала в сторону:

- Вчера был последний раз. Не смей меня больше трогать! Не приближайся! Никогда! Ненавижу! Иначе съеду от вас к чёрту! 

Зять немножко осунулся, но в ответ лишь громко объявил (Ленка была за стеной):

- Милая Любовь Петровна, если вас в офис подбросить, то не копаемся! До отправления лимузина десять минут!   

Любовь Петровна промолчала, накрасилась и ушла на работу пешком. Она через день устраивает себе пешие моционы в безуспешной попытке растрясти своё «сало-мясо-колбасу» - то есть избавиться от сладких жирных складочек на боках. Хотя бы назло зятю, который обожает их покусывать. 

***

Близоруким взглядом Любовь Петровна скользит по таблицам на мониторе, трогает курсором нужные места, стрекотнув клавишами, меняет цифры в окошках. Несмотря на вздорный деревенский характер, экстремальные юбочки и легкомысленные блузки, Любовь Петровна - бухгалтер широкого профиля. Ей без разницы, что считать – амортизацию зимней резины в таксопарке или налоговые вычеты на доходы матери-одиночки.

Большинство расчётов опытная Журавлёва делает в уме, без калькулятора, её не смущают даже четырёхзначные числа. Кто сказал, что все блондинки дуры? Шевельнёт Любовь Петровна игольчатыми бровями, на секунду приоткроет пухлый ротик – и готов результат. Три тысячи триста три разделить на девять? Триста шестьдесят семь. Шестьдесят два умножить на восемьдесят один? Пять тысяч двадцать два. Не верите – пересчитайте.

Добив строку до конца, Любовь Петровна блаженно потягивается всем своим могучим телом, запаянным в мини-юбку, колготки и просвечивающую зеленоватую блузку. Пора устроить десятиминутный перерыв, отдохнуть от цифр, поправить под подолом трусики, которые слишком нахально впились в деликатные дамские угодья, и поразмыслить, как жить дальше.

«Хватит идти у зятя на поводу! Я взрослая самостоятельная баба. Возьму и подцеплю себе мужика, и жить к нему уйду! Квартиру дочери оставлю, меня и бесприданницей любой сгребёт. А если зять без меня от Ленки гулять начнёт… пусть попробует, гнида. Прихлопну на месте. Давно я в интернете не была. Полазить, что ли?»

В фейсбук Любовь Петровна заходит нечасто – не великая она охотница киснуть в новомодных сетях. Когда-то в минуту слабости поддалась общему течению, открыла себе профиль. Выложила полдюжины фото, бросила на страничку несколько репостов: концерт юмориста, забавные карикатуры на блондинок (она же ценит шутку и умеет быть самокритичной), «живая кухня», пара клипов с каверами стареньких песен из диско 80-х. Раз в неделю заглянет Журавлёва, мусор в почте разгребёт, фотками своими полюбуется – и закроет снова.

Фотографии там симпатичные, сама выбирала. Зимняя – с катания на «бубликах». Стоят они на горе с Ленкой, мама-пышка и дочь-худышка. Румяные с мороза, улыбки до ушей. Любовь Петровна в обтяжку упакована в красно-синий болоньевый комбинезон (один из редких случаев, когда она надела брюки). Завитки белокурых волос выбились из-под шапочки, губы ярко накрашены от ветра.

На других фото она сидит в кафе – томная леди с роскошным бюстом, нога закинута на ногу, грузные колени в чёрных колготках стреляют бликами, словно обсидиановые слитки. Гуляет по набережной – за спиной разноцветные зонтики, лёгкий сарафан липнет к телу, очерчивая крепкие контуры бёдер, босоножки чуть проседают в песок под колокольной тяжестью тела. Смеётся за новогодним столом – слева шампанское, справа графинчик водки, ваза с виноградом, грудь вываливается на стол во всём великолепии из выреза голубого, под цвет глаз, бархатного платья.

Фотография с зимних катаний в комбинезоне набрала меньше всех лайков. Зато снимки, где видны её грудь, коленки и колготки, просто завалены «сердечками» - по триста-четыреста штук. Друзей на фейсбуке у Любови Петровны немного, впрочем, как и в реальной жизни: дочка, девчонки с родного Паромного: Настя Самохвалова, Верка Смышляева, Катька Карнаухова, кое-кто с прошлых работ, бесплатный адвокат, бывшая соседка по коммуналке, парикмахерша Иринка и тому подобный народец.

Просился к ней в друзья и зять – не взяла, дома надоел, бесстыдник. Чудом затесались в компанию несколько незнакомых мужиков, есть даже один негр. Поначалу Любовь Петровна брала под крылышко всех подряд, но быстро одумалась, когда одолели сексуально озабоченные дебилы. Запав на фото крепкой и броской блондинки, отчаянные мачо строчили ей «девоцшка, хочеш развлечса?», гнали подзаборную похабщину, даже присылали снимки мужских гениталий.

Ретивым товарищам Журавлёва посоветовала запихнуть свои гениталии в другое, не менее интимное место – и вышибла из списка навсегда. Последний раз на ФБ она была недели две назад. В почте страницы опять накопилось всякого спама: реклама, приглашения в группы, какие-то ссылки… нужны вы мне!

На очереди в друзья торчат почти тридцать человек. Свернув окно с бухгалтерскими ведомостями, Любовь Петровна бегло, одним глазом, просматривает заявки. Женщин она впускает к себе охотнее, хотя тоже с осторожностью: наверное, половина баб опять будет втюхивать ей дурацкие вебинары, аутотренинги и кофеварки. Но плевать, удалить приставучек никогда не поздно.

Мужчин-кандидатов Любовь Петровна отсеивает почти не задумываясь. Долой! Долой! Долой! Останавливается на заявке от незнакомого симпатичного брюнета, облагороженного лёгкой сединой. Такой тип мужчин – тайная слабость госпожи Журавлёвой.

Аватарка незнакомца смутно напоминает ей какого-то актёра – осанистый, привлекательный, но не смазливый, с густыми бровями, брутальной челюстью и тонкой ироничной усмешкой. Судя по данным профиля, это некий Яне Мансилзен, местом жительства указана Польша.

Взять его, что ли? Всё-таки поляк, а не наглый араб Мухуй Мухуевич и не туповатый турок.

Любовь Петровна недавно скушала подогретую самсу с курицей, напилась фруктового чая с жасмином, поэтому пребывает в благодушном настроении. Она нажимает «принять в друзья», пролистывает список заявок до конца, затем ещё раз возвращается полюбоваться на брюнета Яне.

Хорош мужчинка! Наверное, высокий, под метр восемьдесят пять. Пуза нет, морщинок - в меру, синий костюм, рубашка, галстук – всё прилично.

Матушки, он уже пишет ей сообщение! По белому полю в чате бегут предупреждающие мелкие точки. Любовь Петровна задерживает пальчик на мыши. Посмотрим, с чего польский дядя начнёт свои приставания. Если тоже напишет «Вау, ты классная ты королева хочу тебя атасные сиськи будем тусить» - вылетит из друзей Журавлёвой в ту же секунду.

«Здравствуйте, пани Любовь, - грамотно и по-русски пишет польский собеседник. – Рад, что вы согласились стать моим другом и уделили мне внимание».

Избалованная комплиментами Любовь Петровна мысленно вручает храброму Яне один призовой балл. Дяденька явно интеллигентен и неглуп.

«Добрый день, - быстро набирает она на клавиатуре. – Пожалуйста, не за что».

Отправляет – и понимает, что ответила не в тему, дура бестолковая! Яне ведь не сказал ей спасибо, он сказал «я рад». Ну да ладно, она всего-навсего толстая блондинка из деревни Паромное, ей дозволено глупить сколько угодно.

Новый польский друг пишет снова:

«Пани Любовь, скажите, пожалуйста: вы нравитесь себе?»

Неожиданный вопрос. Любовь Петровна машинально оглядывает себя в настольное зеркальце, словно Яне видит её прямо сейчас, а не на фотках в фейсбуке. Опускает взгляд на свои кипучие и горячие бёдра, стянутые чёрной мини-юбкой. Наждачной бумагой поблёскивают на ляжках дорогие кофейные колготки, хотя на ощупь капрон вовсе не шершавый, он гладкий и свистящий, как тугой горный воздух. Оправляет блузку на огромной груди, подчищает пилочкой пунцовый ноготь на большом пальце. Наконец пишет:

«Да, уважаемый Яне. Я очень нравлюсь себе. А что?»

«Спасибо. Значит, в этом мы с вами совпадаем» - и следом за сообщением идёт целый частокол скобочек-улыбочек.

Ух, а дядька-то с юмором! Шутка Яне заставляет Любовь Петровну улыбнуться в экран. Почему бы и не пообщаться с новым человеком? Только что ему теперь ответить, тоже сказать «спасибо»? Не пойдёт, какая-то сказка про белого бычка, слишком много повторов.

«Благодарю на добром слове, Яне», - наконец выворачивается Любовь Петровна, очень довольная собой. Но на этом её фантазия иссякает. Она не знает, что можно написать неизвестному польскому обаяшке. Спросить, какая у них в Польше погода или почём он брал свой синий костюм?

«Я живу в городе Люблин, пани Любовь Петровна, - приходит на помощь Яне. – Вы заметили, что название моего города созвучно с вашим именем? Оно у вас очень красивое, не правда ли?»

«Да, - пишет Любовь Петровна. – Красивое. Откуда вы так хорошо знаете русский?»

«Моя бывшая супруга была русской, и у меня в России есть родственники, - незамедлительно реагирует польский друг. – Кроме того, наш город расположен на востоке Польши, всего в 170 километрах от Бреста. А белорусы – это почти русские».

Упоминание о «бывшей супруге» разжигает в Любови Петровне дополнительный огонёк интереса. Незаметно для себя она втягивается в беседу с представительным брюнетом Яне. Ломать голову над поиском темы не приходится – Яне свободно изъясняется на русском, легко рассказывает о себе, отпускает комплименты и мило шутит.

Вскоре Любовь Петровна знает, что Яне сорок шесть лет, он разведён, сын учится в Варшаве, а сам он по профессии бизнес-теоретик, успешно работает в аналитическом центре, автор двух книг по цифровым технологиям. Любит теннис, балет, театр и всё остальное, что полагается любить зрелому европейскому мужчине, типа красной риохи, креплёного хереса, кальмаров на гриле и индийских сладостей.

Оробевшая Любовь Петровна понимает, что ей совершенно нечем похвастать в ответ. Что у неё есть? Трёхкомнатная квартира, которую она делит с дочерью и зятем, шикарная блондинистая грива и не менее шикарная задница, которая сейчас ей почему-то кажется чересчур деревенской, жирной и неуклюжей. Да, ещё есть две шоколадки «Марс», завалявшихся на дне сумки.

Однако Яне корректен и не выспрашивает у Журавлёвой ровным счётом ничего, за что она могла бы покраснеть. В итоге Любовь Петровна расплывчато сообщает, что занимает пост главного финансиста в огромной компании, живёт не в столице, но тоже в престижном русском городе, значительно больше Люблина. Что любит готовить, шить и читать книги, и дочка у неё – великий рекламный дизайнер, а зять (чтоб ему пусто было!) работает важным специалистом в охранной фирме. Если не вдаваться в подробности, всё это близко к истине.

Они переписываются с Яне, не замечая времени, пока Любовь Петровна вдруг не спохватывается, что вместо десяти минут её перерыв затянулся на целый час, и что время уже подходит к половине четвёртого.

Половина четвёртого! А у неё зарплаты не доделаны.

«Прошу меня простить, уважаемый Яне, - торопливо строчит на экране Журавлёва. – Меня ждут дела, мне нужно идти. Не скучайте».

«Конечно, пани Любовь! – бодро отзывается польский друг. - Дело прежде всего. Желаю вам хорошо провести день. Меня тоже ждёт очередная конференция».

Любови Петровне немного грустно расставаться с обаяшкой в синем костюме. Интересно, напишет ли он снова или напрочь позабудет о белокурой тёзке своего города, переключится на следующую «пани»? Вон их сколько пасётся в сети, молодых и жадных девок, плюнуть некуда.

Будто вняв немой мольбе, Яне присылает ещё одно письмецо:

«Пани Любовь, не сочтите за назойливость, но можно я напишу вам потом ещё? Вы ответите, когда захотите, или когда вам будет удобно. Я здесь совсем недавно и у меня почти нет друзей. Простите».

Да, Любовь Петровна уже заметила, что Яне зарегистрирован на фейсбуке без году неделя, и в графе «друзья» у него всего человек пять. Распущенных женщин среди них не наблюдается, и это здорово. Это просто замечательно! Яне заслуживает ещё целый ворох призовых баллов – за учтивость, вежливость и неиспорченность интернетными потаскухами.

Выдержав многозначительную паузу, госпожа Журавлёва коротко кидает:

«Конечно, пишите, Яне. Рада была познакомиться».

Ответом ей становится улыбчивый смайлик, и она неохотно закрывает страничку фейсбука.

***

«Иностранец! Красавец! Воспитанный! Состоятельный! А-а-а, спасите меня, хочу к нему! Люба хочет в Люблин!»

Дома Любовь Петровна не поленилась, нашла польский Люблин на GPS-карте, уточнила расстояние. Как и ожидалось, цифра была колоссальной, и она приуныла. Далеким-далеко, да ещё и две границы пересечь надо. Не мог, блин, этот иностранец Яне родиться где-нибудь поближе - в Ярославле, например? Не переломился бы небось.

Насчёт «свободного мужчины» он, конечно, хитрит. Все мужики об этом врут. Ясен пень, у харизматичного бизнес-теоретика есть вольная пассия для регулярной секс-практики. Возможно, даже не одна. Но Любовь Петровна не в обиде, она умеет смотреть глубже. Будь Яне счастлив в личной жизни, он бы не бегал по сетям и не знакомился со смешными жирными бухгалтерами из России.

- Ой, чуть не забыла! – небрежно объявляет она за семейным ужином. – Обхаживает тут меня мужичок в сети. Сорок шесть лет, бизнесмен, писатель. Симпатичный, разведён, взрослый сын-студент живёт отдельно.

О том, что кавалер живёт чёрт знает где, да ещё за границей, Журавлёва пока умалчивает - это самое слабое звено романтической конструкции. Свой спич Любовь Петровна демонстративно адресует дочери, а зятя словно не замечает. Но с удовольствием наблюдает, как каменеет его похотливая мордашка.

- Нашла, где знакомиться, Любовь Петровна! – тут же злобно встревает он. – В сети одно жульё да аферисты! Разденут-разуют и фамилии не спросят. Вон недавно был случай…

- Ну, вообще-то да, - подхватывает практичная умная Ленка. – Мама, ты бы там поосторожнее, ладно? Всё-то о себе не рассказывай, адресов и телефонов не давай.

- Не учи учёную, - Любовь Петровна досадует, что дочь приняла известие без должного восторга. – Просто пообщались немного, о культуре, о работе, о бизнесе... Но мужчина серьёзный, обстоятельный, сразу видно – не трепло.

Незаметно от Ленки она выразительно смотрит в глаза погрустневшего зятя:

- Знает обращение с дамой, не то что некоторые! Эх вы, молодёжь сопливая!

Злорадно отмечает, как скуксился её тайный любовник. Зять ревнует свою пышную незамужнюю тёщу гораздо сильнее, чем собственную законную Леночку, но в открытую конфронтацию при жене, конечно, не вступит. Официально на Любовь Петровну у него нет никаких прав и её сетевые романы его совершенно не касаются. Его дело – Леночку окучивать, вот и пусть усохнет.

- Любовь Петровна, как только у тебя возникнут сомнения в этом типе, сразу сливай мне его аккаунт, - беспомощно ворчит он. – Пробью по своим каналам твоего бизнесмена-писателя.

- Обязательно, зайчик! – ухмыляется Любовь Петровна. Она чувствует, что раунд целиком остаётся за ней.

Покончив с ужином и помыв посуду, Любовь Петровна удаляется к себе, скрипя и сверкая эластичными домашними лосинами. Она не мыслит себе жизни без обтянутой попы и блестящих ляжек, изнашивает по три пары колготок в неделю, и по утрам влезает в капрон едва ли не раньше, чем почистит зубы. Неудивительно, что зять потерял голову уже через полгода после свадьбы с Леночкой. Скорее странно, что он не ворвался в тёщину постель ещё раньше. Всё-таки зять у них не конченый г@внюк, честно пытался соблюсти дистанцию.

Уединившись за закрытой дверью, Любовь Петровна запускает персональный компьютер. Интернет в её мобильнике медленный, да и экран там мелковат, поэтому близорукая Журавлёва привыкла выходить в сеть со стационарной машины.

«Давай, шарманка, грузись скорее! Написал Яне или нет? Сейчас узнаем… А если не написал, что мне делать? Первой писать как-то неловко. Подумает, будто набиваюсь, больно мне надо! Хотя говорят, в Европе свои порядки. Там баба сама и на шею повесится, и в койку парня затащит – это у них в порядке вещей. Феминистки, равноправие, все дела…»

Есть! В фейсбуке греется сообщение от Яне, да ещё и в стихах.

«Пани Любовь, вам, наверное, нравятся стихи? Меня к ним приучила бывшая супруга, и мне импонирует многое из русской классики. Помните вот это –

Другие - с очами и с личиком светлым,
А я-то ночами беседую с ветром.
Не с тем - италийским
Зефиром младым, -
С хорошим, с широким,
Российским, сквозным!

Изумительно, не правда ли, пани Любовь? Как образно Марина Цветаева передаёт бурю женской души!»

Эхе-хе. Задал ты задачку, щегол польский. Искусство вообще и поэзия в частности – ахиллесова пята Любови Петровны. О Цветаевой она слышала только, что была такая знаменитая суматошная тётка, жила-жила и померла. А ещё была Марина Ивановна страшненькой и даже вроде бы сожительствовала с бабой. Как прикажете с такими скудными знаниями обсуждать литературу с образованным человеком?

«Великолепное стихотворение, уважаемый Яне. К сожалению, из-за вечной занятости сейчас я читаю гораздо реже, - изящно уклоняется Любовь Петровна. – Наверное, ваша бывшая жена была учителем литературы?»

Яне молчит, видимо, его пока нет в сети. В ожидании ответа Любовь Петровна полирует свои марципановые ногти, задумчиво поглаживает себя по крепким арбузным ляжкам. Ей приятен соблазнительный шелест капроновых лосин и колготок на собственных ногах. От тончайшего соло полимерных нитей по бёдрам женщины бегут сладкие тёплые мурашки, пульс отдаётся в ямочках за ушами, а в трусиках выступает нежный женский конденсат.

Зять в интимные минуты тоже обожал целовать и гладить её капроновые ноги, но теперь для него это в прошлом. Пусть Ленкины ноги почаще целует!

«Вечер добрый, пани Любовь! – прорезается в фейсбуке польский друг. – По профессии моя бывшая супруга не учитель, а юрист. Мы прожили с ней чудесных пятнадцать лет и я не пожалел ни об одном дне. Теперь Алла замужем за владельцем транспортной компании, которой оказывала юридические услуги. Мы расстались очень цивилизованно, весть о разводе сын принял с пониманием…»

«Расстались цивилизованно…» Любовь Петровна до краёв переполняется презрением к бывшей вертихвостке наивного Яне. Вот сучка его Аллочка-давалочка! Юридические услуги она оказывала, видите ли. Поди, все пятнадцать лет по чужим койкам прыгала да стишки любовникам читала.

Внезапно вспоминает своего первого мужа Стёпку. Посмотрела бы она, как «цивилизованно» Журавлёв расстался бы с ней! Ревнивый бугай Стёпка пять лет колотил и связывал свою благоверную Любку, чтоб даже шагу в сторону сделать не помыслила. А уж если бы она заикнулась об уходе к другому, на кладбище в тот же день появились бы две свежих могилки – её самой и хахаля. Здоровенный Степан одним плечом на спор переворачивал легковую машину и вытрясти душу из неверной жены ему было бы раз плюнуть.

«Простите, уважаемый Яне, если коснулась болезненной темы, - Любовь Петровна ёрзает нагревшимися лосиновыми бёдрами, близоруко щурится в монитор. – Я дважды была замужем, но уже много лет вдовствую…»

Обычно Любовь Петровна укладывается в постель в одиннадцать часов, но сегодня их переписка с тактичным поляком затягивается далеко за полночь.

***

На следующий день Валька Заводова с удивлением таращится, как празднично разодетая Любовь Петровна с утра протирает пыль на рабочем столе, сгребает лишний мусор, стелет какие-то салфеточки, а в довершение приносит из соседнего кабинета вазу с тремя жёлтыми тюльпанами и ставит возле своего компьютера.

- У девок в приёмной на пять минут выпросила, - Любовь Петровна озабоченно глядит на стену за своим креслом. – Эх, портретик бы сюда, хоть Пушкина какого-нибудь! А лучше – Чеховича, он бы вообще в тему. Знаешь, был такой польский поэт – Юзеф Чехович? Погиб при немецкой бомбёжке в возрасте тридцати шести лет и в Люблине даже есть музей его имени.

Загадочное поведение Журавлёвой пугает Вальку. Любовь Петровна, рассуждающая о польской поэзии – это примерно то же самое, как если бы Валькин кот Муся начал рассуждать о тригонометрии.

- Петровна, с тобой точно всё в порядке? Ты врачу когда последний раз показывалась?

Вместо ответа Любовь Петровна вручает Вальке свой мобильник и падает в кресло, выставив напоказ свои обильные прелести, свои «сало-мясо-колбасу»: колени, грудь, запястья, губы. Она и в самом деле чертовски авантажна. Литая фигура плотно обтянута чёрным платьем-коротышкой, голубые глаза сверкают северными звёздами, трескучие чёрные колготки едва не лопаются на аппетитных полных ножках.

- Не язви! Снимай Любовь Петровну на рабочем месте, чтоб весь интернет в осадок выпал! Или я не красавица?

- Влюбилась? – наконец-то доходит до Вальки Заводовой. – Наша роковая блондинка влюбилась, вот так да! Об этом во все газеты писать надо!

Слух о том, что неприступная и сексапильная бухгалтер Журавлёва втрескалась в какого-то «мущщину с серьёзными намерениями», быстро облетает контору. К обеду новая фотография Любови Петровны набирает в фейсбуке около полутысячи лайков. Но дороже всех прочих ей сердечко от брюнета Яне из польского города Люблин. Он поставил Журавлёвой лайк одним из первых. Пусть бы попробовал не поставить!

«Пани Любовь, вы очаровательны на вашей фотографии. Не будете возражать, если я распечатаю её у себя на цветном принтере и всем буду говорить, что это моя хорошая знакомая из России?»

«Да пожалуйста, уважаемый Яне. Для вас ничего не жалко…»

***

День, другой, третий проходят в карусели между бухгалтерскими отчётами, домашними делами и омутом фейсбука, где царит седоватый брюнет с ироничной усмешкой и брутальной нижней челюстью. Дочь подмигивает развеселившейся маме, поникший зять тоскливо дуется по углам, но госпоже Журавлёвой нет дела до его кобелиных переживаний. Хватит обманывать единственную дочку!

Пару раз, когда Леночки не было дома, зять пытался по привычке распустить руки, но получил от тёщи решительный отпор.

- Кыш под лавку, бацилла! – рявкнула Любовь Петровна. – Только пальцем тронь – тут же Ленке расскажу, и полетишь с чемоданами обратно в холостую жизнь! А я сама по себе!

Лента фейсбука, скрытый азарт, конвертики в чате.

«Доброе утро, пани Любовь. Для человека непосвящённого работа бизнес-теоретика очень скучна, но вчера со мной случился любопытнейший казус…»

«Здравствуйте, уважаемый Яне. Сегодня меня насмешили в автобусе. Приняли за молодую девушку и попросили уступить место женщине, которая явно немногим старше меня. Ха-ха-ха! Вы представляете мой шок? Но это был приятный шок…»

«У нас в Польше, пани Любовь, свиные потроха готовят так. Перец, чеснок, розмарин…»

«Уважаемый Яне, только не говорите мне, что знаете всё о картофеле, если никогда не ели картошку, жаренную на топлёном сале в русской печи! Если положить в неё побольше луку и подать к ней тарелочку маринованных рыжиков...»

Дни летят незаметно, разматываются как плёнка на старом катушечном магнитофоне. Красивая и грузная Любовь Петровна по-прежнему ходит на работу, богато красится, меняет наряды, причёски и колготки, но её мысли витают где-то на западе, за двумя государственными границами, за страшную уйму километров отсюда.

Она уже знает, что у Яне своя «скромная квартирка» в Люблине, всего каких-то пустяковых сто двадцать квадратов (блин, почти две её «трёшки», вместе взятых!) Кроме того, имеется квартирка в Варшаве, купленная для сына-студента, и небольшой загородный дом. Совсем небольшой домик, буквально квадратов двести. В гараже стоят два «мерседеса», белый и чёрный, поскольку Яне за тридцать лет ни разу не изменял германскому автопрому. И, кстати, Яне довольно часто бывает в России, потому что читает здесь лекции о цифровых технологиях и собирает материал для третьей книги.

Спустя некоторое время общение с польским бизнес-теоретиком приобретает всё более доверительный оттенок.

«Уважаемый Яне, - по-свойски пишет Любовь Петровна. - Если не секрет, отчего вы развелись со своей юристкой?»

«Аверсия, - виновато телеграфирует польский брюнет. – Постепенный переход от нормальной интимной жизни к половой несовместимости и взаимной неудовлетворённости. Мы ходили к психотерапевту, сексопатологу, но нам не помогло».

«Это как, Яне? Не понимаю. Все пятнадцать лет она вас не удовлетворяла, но вы с этим мирились?»

«В первые годы она шла мне навстречу, и это меня успокаивало. Я надеялся, что со временем всё наладится, однако вынужден признать: все пятнадцать лет Алла не разделяла моих фантазий. Терпела и молчала. В конце концов, супруга перестала меня интересовать как женщина и сама изменила мне с человеком, который больше устраивал её в постели».

«Извините, даже стесняюсь спросить… У вас какие-то необычные фантазии?»

«И да, и нет, пани Любовь. Я люблю … в общем, я поклонник БДСМ. Без жестокости и лишней боли, но с наручниками, кляпом и плётками. В Европе это довольно распространённые практики, у нас есть целые БДСМ-клубы и синдикаты. Увы, моя супруга Алла категорически отвергала жёсткий секс, хотя тщательно это скрывала, чтобы не травмировать меня».

Любовь Петровна немного тронута детской откровенностью успешного бизнес-теоретика Яне.

«И какую роль вы предпочитаете? Господина или раба?»

«Чаще – мейлдом, - кается несчастный польский сластолюбец. - Хотя периодически не возражаю против свитча».

«Чего? Яне, пожалуйста, объясните по-русски?»

«Ах да, тысяча извинений, пани Любовь! Мейлдом – доминирование мужчины над рабыней. Обожаю играть за топа, господина, повелителя, мастера. Впрочем, изредка согласен наоборот – выполнять все прихоти царствующей партнёрши. Этот обмен называется свитч».

«Но вы говорите, у вас много клубов подобной направленности? Вам же можно записаться в них?»

«Разумеется, я постоянный член садомазохистского клуба Люблина, - легко признаётся Яне. – Загвоздка в том, пани Люба, что меня не возбуждают разовые партнёрши, к которым я не испытываю личной привязанности. Мне требуется лайфстайл, постоянные отношения и совместная жизнь, в этом моя беда».

«Сочувствую вам, Яне, - усмехнувшись, пишет Любовь Петровна. – Секс со связанными руками и кляпом во рту – действительно удовольствие на любителя. Первый мой покойный муж тоже обожал садо-мазо».

***

…Деревня Паромное, дом Журавлёвых. Огромный, длиннорукий, небритый Степан втаскивает в горницу бьющуюся и ревущую жену Любовь Петровну в расхристанной донельзя тюлевой чёрной блузке, красной мини-юбке, коричневых лайкровых колготках и ботинках на высоком каблуке. Заломив руки, насильно усаживает супругу на стул и принимается связывать. В ход идут подвернувшиеся ремни, Любкины лосины и куски верёвок.

- Отстань, не трогай меня! Все суставы мне вывихнешь! – Любовь Петровна воет, ощущая, насколько туго муж вяжет ей руки за спиной, но пьяный Степан её не слушает.

- Ах ты, буфетчица! Ах ты, кирзуха! – рычит он. - Опять тебя Ванька Ушаков до дому подвозил? Я ему башку оторву, так и передай!

- Подвёз да высадил, чо такого? Пусти, сволочь!

- А чо в машине с ним сидела? Хихикала там в мини-юбочке своей! Лапались, што ли, ага?

- Про нашу Леночку ему рассказывала, какая она шкодная… Уй, больно же!

- Жалко, опоздал я. Как меня увидели, дак Ванька сразу по газам и гнать! Ну ничо, я его ишо поймаю! А ты посиди, шкодная. Здесь тебе узел сделаем… И вот такой узелок, терпи, сучка.

Степан скручивает ремнями полные запястья и локти жены. При последнем слове он так затягивает петлю, что Любовь Петровна орёт благим матом и бессильно сучит спелыми ляжками в тугих колготках. Ей уже наплевать на задравшуюся выше бёдер мини-юбку, ей жутко больно, за день она насквозь пропотела под облегающим капроном.
 
- Не связывай меня, в туалет хочу! – стонет она, почти плача. – С работы же только приехала, обожди хоть пять минут?

Ухмыльнувшись, муж хватает с кровати и запихивает Любке в обслюнявленный рот её же чёрные лосины вместе с завалившимися внутрь чёрными трусиками. Пленница вертит головой, топает ботинками, волосы льются ей на лицо беспорядочным дождём.

- На, курва, пожуй! – Степан зажимает шею Любови Петровны сгибом мускулистой ручищи, запрокидывает плюющейся и матерящейся женщине лицо назад, затыкает глотку и продолжает мучительно вязать супругу к стулу.

Получив кляп, Любовь Петровна яростно лязгает золотыми коронками. Свёрток из сырой синтетической материи до упора заполняет её ротовую полость. Замычав, пленница пытается вытолкнуть языком лосины и трусы, пропахшие черёмуховой пряностью её собственных интимных мест.
 
- Обвязать надо, а то выплюнет! – сам себе говорит Степан.

Пошарив вокруг, находит в стопке белья на гладильной доске пару колготок, обматывает ими пунцовое от боли лицо Любови Петровны поверх лосинового кляпа и закрепляет узлом на затылке, пока супруга вертится, психует и кривит заткнутый рот с размазанными солнечно-вишнёвыми губами. Вдавив арестантку в стул, грозный Степан прикручивает её верёвкой к спинке за связанные назад руки, груди, плечи и живот.

Изнемогая от ломоты в запястьях, Любовь Петровна жалобно бурчит и повизгивает в нос. Сквозь чёрную тюлевую блузку и тонкий бюстгальтер проступают её напряжённые соски: две капли варенья, упавшие на огромные фарфоровые чаши. Из-под задравшейся юбки пахнет истомившимися, вспотевшими чреслами. Между растёкшихся по сиденью ляжек виден капроновый шов, прочно врезавшийся в интимную мякоть. Связанная крупная Журавлёва похожа на пирожок, упакованный в колготочную слюду, истекающий соком, румяный, блестящий, хрустящий, горячий и аппетитный. Кажется, стоит схватить её зубами за сдобный краешек – зашипит и брызнет!

- Два часа куковать будешь! – объявляет Степан, убедившись, что сексуальная жена надёжно связана и рот её крепко заткнут. – Два часа, слышала? Покеда! Пошёл я, спиртяги куплю. Вернусь - разберёмся и решим, чо вы там с Ушаковым в машине делали...

                ***

Но обо всех подводных камнях деревенского замужества польскому интеллигенту Яне не расскажешь. Разве это БДСМ? Нет, это было настоящее издевательство над женщиной, которая всего-навсего любит носить короткие юбки и нравиться мужчинам.

Давно уже нет в живых Стёпки, второго мужа Гришки – тоже. После них Любовь Петровна решила отдохнуть от брачных уз и пожить для себя с дочерью. Оказалось, без мужика обойтись тоже можно. По крайней мере, грязи в доме меньше и деньги из кубышки не пропадают. Если же животные инстинкты напоминают о себе, а тело хнычет, мучится и стонет, то напяливаем с утра на свои «сало-мясо-колбасу» трусики поуже да колготки потуже, сжимаем зубы – и вперёд! А ночью… ночью сладкие фантазии и «ручной режим» нам в помощь.

Пожалуй, единственный, кто умел доставить Любови Петровне половое удовольствие с элементами БДСМ, это коварный вредный зять. Вспомнить, как в последний раз он навалился на неё с ремнями, кляпом и банкой шоколадной пасты! Как он рвал её, лизал, сосал и унижал, пока из распятой Журавлёвой во все стороны не брызнули огненные стрелы. Пронзили позвоночник, язык, матку и душу, облили всё расплавленным серебром, сожгли нервные окончания, уничтожили, растоптали и растаяли в заоблачных высях, оставив во рту привкус горькой меди, а в ушах – мелодию, сотканную из вакуума...

Но это в прошлом. Польскому другу Яне ни к чему знать о её семейно-интимных траблах, пускай он и просвещённый европеец. Негоднику-зятю дан отбой. Что было, того не склеишь, и нечего наматывать сопли на кулак.

«В общем, уважаемый Яне, я имею некоторое представление о том, что вы рассказываете. Наручники, плен, насилие над женщиной и всё такое».

«О! Русское БДСМ? Мне очень неожиданно и радостно слышать, что в Россию тоже пришли западные ценности!))) Ха-ха-ха, пани Любовь, это, конечно, шутка».

«К сожалению, уважаемый Яне, о сексуальных опытах молодости у меня остались не самые радужные воспоминания».

«Я вас понимаю, пани Любовь! Полагаю, ваш покойный русский супруг был чересчур груб и неуклюж, и исповедовал эджплей – экстремальные, опасные для здоровья практики?»

«Вряд ли он смог бы выговорить это слово, Яне. Он был военным и не очень умным. Но вы правы, ласковым и пушистым его даже родная мама не назвала бы».

«Так вот, пани Любовь, я не сторонник жёсткого садо-мазо. Придерживаюсь грамотных и мягких серви, бастинадо, флагеллации и испанской кобылки. Моя бывшая супруга Алла кое-как соглашалась на кляп и бондаж, однако не любила надевать даже армбиндер…».

«Что? Ради Бога, Яне, говорите, пожалуйста, по-русски?»

«Прошу прощения, пани Любовь! Армбиндер – особый кожаный мешок для стягивания рук рабыни за спиной или спереди. Снабжён ремнями, завязками и кольцами, и крепится к плечам, не позволяя пленнице его стряхнуть…»

Кажется, Любовь Петровна знакома со штукой, которую описывает её польский друг Яне. Когда-то после случайной пьянки её в гостях скрутила армбиндером психопатка-лесбиянка по имени Софья. И даже чуть не изнасиловала Любовь Петровну, но в итоге Журавлёвой удалось улизнуть в целости и сохранности.

«Что вы там ещё перечисляли, уважаемый Яне? «Серви» и «флагеллация»? Можно перевести их на русский?»

«Серви – очень забавная игра в полицейского и арестованную, пани Любовь. Для неё у меня хранятся чёрная фуражка шерифа, значок, дубинка и несколько пар наручников. А флагеллация знакома каждому школьнику. Для неё нужны всего лишь скамья, кандалы и специальная многохвостая плеть. Ах да! И, разумеется, нужна разогретая для порки женщина…»

***

Так проходит полторы недели активного фейсбук-общения. Порой Любови Петровне думается, что она знает о Яне не меньше, чем его бывшая неверная жена Алла. Она знает, в каком классе Яне впервые поцеловал девушку, а в каком – впервые попробовал пиво. Знает, как звали его любимого сенбернара и в каком году Яне путешествовал в Лос-Анджелес. Она знает даже цвет его пижамы (голубоватый) и что Яне привык засыпать на правом боку. И вот… словно гром среди ясного неба!

«Свежего и доброго утра вам, чудесная пани Любовь. Не знаю, как вы воспримете этот сюрприз – обрадуетесь или наоборот?... Сегодня ночью я прилетел в Москву и пробуду в России несколько дней».

«О, поздравляю с прибытием, уважаемый Яне! Конечно, я очень рада».

«Дело в том, пани Любовь, что после Москвы у меня будет несколько лекций в Нижнем Новгороде, а потом капелька свободного времени…»

«Ну что же вы, Яне? Договаривайте, смелее!»

«Я проверял расписание. Обстоятельства позволяют мне доехать до вашего города и увидеть вас лично. Если вы, конечно, не возражаете, и у вас не будет никаких срочных дел».

«Вот как? Звучит любопытно, уважаемый Яне. Но безусловно, мне надо подумать и разобраться с текущими проблемами на работе и дома. Вы надолго к нам?»

«Нет, совсем на немножко, моя прекрасная пани Любовь. Мне бы хотелось увидеться с вами, услышать ваш голос, пообщаться вживую, сделать какой-нибудь маленький подарок... Если вы уделите мне час или два вашего бесценного времени, буду безмерно счастлив. Обещаю, я не задержу вас надолго».

«Надо обдумать, но полагаю, Яне, я смогу выкроить пару часов в своём графике, поскольку вы мне тоже очень симпатичны. Когда примерно вас ждать?»

«Я проверил рабочий календарь. Сегодня среда? Пожалуй, в субботу я смогу быть в вашем городе, где живёт самая обаятельная и голубоглазая русская красавица».

Как бухгалтер по профессии и истинная леди в душе, Любовь Петровна уже вовсю щёлкает мозговым калькулятором. В субботу у неё выходной, весь день она более или менее свободна. Стало быть, свидание следует по возможности оттянуть до вечера, а в первой половине дня записаться на ногти – раз! На пилинг и обёртывание – два! На уход за зоной бикини – три! К парикмахеру – четыре! Купить новое платье, туфли, пару колготок, пару чулок и самое лучшее бельё – пять! Косметика, помывка, подбор ювелирных аксессуаров – шесть!

Господи, сколько забот и беготни! За половину субботы точно не управиться, придётся форсировать подготовку в пятницу с обеда. Да ещё подумать насчёт встречного подарка дорогому польскому гостю. Интимная стрижка паха, эротичная комбинация, лифчик и стринги от «Seven til Midnight» - этого недостаточно. Вдруг Яне будет торопиться и до постели у них вообще не дойдёт? Перекусит, поулыбается, чмокнет в ручку – и чао-какао, моя русская Любовь.

А если дойдёт до секса, то как у них получится в койке? Вдруг окрылённый Яне привезёт с собой чемодан плетей и наручников, всякие свои армбиндеры и ошейники? И скажет: «Прошу, пани Люба, ложитесь и ничему не удивляйтесь! Сейчас я заломлю вам руки и заклею рот. Воплотим в жизнь все мои славные интернетные фантазии?»

Ничего, где наша не пропадала. Встретим, накормим, а там разберёмся.

«Спасибо, Яне, хотя вы явно преувеличиваете степень моей красоты. Значит, суббота? Я учту. Где мы встретимся, если всё сложится?»

«Место встречи я оставляю на ваш выбор, пани Любовь. Вы же знаете свой город. Назовите мне кафе, которое вам нравится больше всего, я немедленно зарезервирую в нём столик и всё будет в порядке».

«Опять же мне надо подумать. Вот, у нас есть кафе «Ренессанс», где мы однажды справляли праздник с коллегами. Там нет картошки из русской печи, зато подают хорошую осетрину. Вы пробовали русскую осетрину?»

«Буду рад отведать её вместе с вами, пани Любовь! Итак, кафе «Ренессанс»? Ориентировочно - суббота, пять часов. Вам подойдёт?»

«Да, Яне! Я тоже горю желанием вас увидеть!»

«Считайте, кафе уже заказано, пани Любовь! С нетерпением, как мальчишка, жду нашей встречи».

«Отлично, Яне. Очень признательна вам за хлопоты».

Пауза.

«Пани Любовь? Вы ещё здесь, пани Люба? Я сделал бронь вашему кафе, наш столик будет четвёртый слева! Я бардзо щенсливы, как говорят у нас в Польше!»

«Так быстро? И пяти минут не прошло, Яне!»

«Интернет – очень удобная вещь, пани Любовь. Говорю вам как теоретик цифровых технологий».

***

Кафе «Ренессанс» - неплохое заведение в «парадной части» города, неподалёку от оперного театра. Субботним вечером, без пятнадцати пять, я вхожу в «Ренессанс» и направляюсь к накрытому четвёртому столику. За ним в выжидающем одиночестве сидит ослепительная Любовь Петровна. Она поглядывает на телефон и эротично сосёт через трубочку коктейль с ягодами годжи.

Любовь Петровна как всегда сногсшибательно красива. Свои телесные сдобы она шутливо называет «салом-мясом-колбасой», но у неё действительно шикарное тело, сексуальные формы и достойные ноги. Тугое свинцово-серое платье облегает её словно латексный капкан, оставляя бёдра высоко открытыми. Серебристый нейлон колготок лучится на крутых и выпуклых коленях, взмывающие линии икр напоминают изгибы греческой лиры. Ноги в чёрных туфельках поставлены в излюбленную позицию: носочками слегка друг к другу. Это смотрится простодушно и соблазнительно.

При виде меня сланцево-голубые глаза Любови Петровны вспыхивают злобным огнём. Она испуганно озирается, боясь, что в кафе вот-вот войдёт её польский кавалер.

- Зять?... - рычит она полушёпотом. - Вот ещё на мою голову… а ну-ка, брысь! Чего припёрся? Следил за мной? Исчезни по-хорошему и не лезь в мою личную жизнь, понял? Я тебе не жена!

Присаживаюсь напротив, пристально смотрю на тёщу поверх бутылок и блюд с закусками.

- Он не придёт, Любовь Петровна, и его аккаунт уже удалён с фейсбука. Понимаешь, Люба, поляка Яне не существует.

Платьице у тёщи короткое, поэтому бёдра Любови Петровны ловко сдвинуты одно чуть ниже другого, чтобы ничей досужий взор не углядел тех частей туалета, которые даме принято прятать. Под натянутым до хруста обрезом подола клубочком свернулись интимные сумерки – невесомый клочок темноты.

Моё известие заставляет Журавлёву ошарашенно умолкнуть. Гибкая трубочка от коктейля падает на стол, выпустив из себя капельку розовой жидкости. Я промокаю каплю салфеткой.

- Яне Мансилзен – это я, Любовь Петровна. Прочитай его имя наоборот – и получится «не злись на меня». Не злись на меня, пожалуйста.

У тёщи шок. Сначала она мне попросту не верит.

- Врёшь ты всё! Тогда откуда… откуда столько всяких деталей? Жена-юрист, сын-студент, две машины, две квартиры… Голубая пижама, кличка сенбернара, поездка в Лос-Анджелес… Ты врёшь! Нельзя столько всего выдумать!

- Ещё как можно. Биография Яне - выдумка от начала и до конца, Люба. Между прочим, в школе я очень хорошо писал сочинения.

Оцепенение длится несколько секунд, пока госпожа Журавлёва переваривает услышанное. Нелегко расстаться с розовой мечтой и увидеть вместо богатого импозантного поляка своего опостылевшего неверного зятя. Затем тёща принимается лихорадочно комкать подмоченную салфетку.

- Упырь ты бесстыжий… - убито шепчет она через стол. – Ну погоди, вернёмся мы домой, зятёк!.. Зачем? Зачем ты со мной… так? Ревнуешь?

- Страшно ревную, - соглашаюсь я, потому что это святая правда. – А ещё хотел показать, как опасно доверяться людям в социальных сетях. Сегодня, Любушка, ты пришла на встречу с человеком, о котором не знаешь ровным счётом ничего. И могла вообще не вернуться обратно.

Не выдержав, Любовь Петровна швыряет мокрую салфетку мне в лицо, её губы белеют под ярким слоем помады.

- Всё ясно! Посмеялся? Посмеялся надо мной, гад? Ничтожество! А фото? Его фото в фейсбуке?

- Это слегка обработанные и смонтированные фото Бориса Пастернака. Если бы ты знала, как выглядел наш классик Борис Леонидович, сразу бы заметила подвох.

- Мразь! Подлец! Вонючка! – яростно бормочет тёща, скрывая слёзы. – Да, вот такая я тупая! Сало-мясо-колбаса. Делать мне больше нечего, только Пастернаков твоих изучать!

- А теперь серьёзно, Люба. Ты пришла поужинать с мужиком, которого в жизни никогда не видела. После кафе он отвёл бы тебя в гостиницу и предложил поиграть в садо-мазо. Ты бы, конечно, согласилась. Он заковал бы тебя в наручники, заткнул рот, изнасиловал, отобрал все вещи и ушёл. Это первый вариант. А может, для достоверности он даже пожил бы с тобой недельку-другую, затем попросил бы тебя взять срочный кредит, якобы погасить старый долг – и тоже свалил бы со всеми деньгами. Ты это понимаешь, девочка? Так и обувают доверчивых дам в интернете.

- Я тебе не девочка, гадёныш!

- Конечно, нет, Люба. Прости меня за эту шутку с поляком и фейсбуком. Тебя мог заарканить кто-то другой, менее безобидный. Я не хотел, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

Делаю короткую паузу, набираю в грудь воздуха.

- Потому что я люблю тебя, милая женщина. Прости.

- А Ленку? Мою дочь и свою жену?

- И Ленку тоже люблю. Вас обеих вместе. Звучит ненормально, но так и есть.

Тёща пытается криво улыбнуться.

- Тебе лайфстайл подавай? Совместное проживание с партнёршей, да?

- Смотри-ка, запомнила. Да, Люба. Половые фантазии Яне - это и мои фантазии.

Запах пришедшей на свидание Любови Петровны кружит мне голову даже на расстоянии – он многослойный, как пирог. Подушка запаха – жар женского тела, будто оно вырабатывает не стандартные «тридцать шесть и шесть», а где-то близко к точке кипения. Фундаментальный аромат кожных желез, молочной пенки, омытой дождём травы.

Следующий, более тонкий, проникновенный слой – сладость сиреневой пыльцы, шлейф губной помады, нотка лака для ногтей. Оправа композиции – пряная пикантность влажного свинцового шёлка, терпкое звучание нейлоновых колготок, пропитанных интимным светом. И тот оттенок сексуального сока, который рождается лишь в тесном и свежем белье у возбуждённых и обозлённых женщин. 

Любовь Петровна гневно смотрит на меня сквозь слёзы, но она умеет быстро оправляться от ударов. Она сильная крестьянская женщина, которая большую часть жизни в одиночку борется за себя, за дочку и своё место под солнцем.

- Дрянь ты. А… кто же накрыл стол? – наконец бормочет она. – Для чего всё это?

- Стол для нас заказал я, Люба. Коль уж взялся играть роль богатого и влюблённого Яне Мансилзена, надо быть в образе до конца. Кстати, почему бы и нет? Давно мы не сидели с тобой в ресторане.

- Давно, - эхом отзывается тёща. Изредка мы выходим с нею парой в люди, подальше от дома, когда Леночка уезжает в командировку, однако в последние две недели между нами пробежала чёрная кошка. Любовь Петровна отшила меня, отстранилась, увлеклась перепиской с несуществующим Мансилзеном, и мы не бывали нигде.

Мимо спешит официант с крахмальным полотенцем на локте. Чуть потёкшие глаза Любови Петровны его не смущают, парнишка наверняка и не такое встречал. По субботам женщины в кафе не только плачут, но и танцуют на столах стриптиз, машут трусиками, таскают друг дружку за космы и блюют под пальму в фойе.

- Господа, приятного отдыха. Когда прикажете нести горячее?

- Минут через десять, - говорю я. – Любовь Петровна, давай мириться и кушать? Попутно предлагаю опрокинуть по пятьдесят граммов за нашего друга Яне-Пастернака. Чин-чин?

Несмотря на все перипетии, разумная и хозяйственная Любовь Петровна ни при каких жизненных неурядицах не теряет аппетита. Пока я наливаю вино, она придвигает к себе тарелку и меланхолично поглощает грибной салат.

- За ужин, конечно, спасибо, - бубнит она с набитым ртом. - Но дома ты всё равно огребёшь от меня таких люлей, зятюшко, что лучше вешайся сразу. Яне Мансилзен, бизнес-теоретик из Люблина… Это ж надо так меня прокатить!

- Леночки, конечно, дома нет, - я указываю вилкой в потолок. – Но зачем ждать до дома, Люба? Иногда полезно менять обстановку. Я снял нам с тобой номер прямо над этим кафе. А ещё прихватил с собой наручники и кляп, но обещаю оставить тебя живой и здоровой...
 
- Зять! – тёща стучит кулачком по столу. Она уже на пределе своего далеко не ангельского терпения. - Ты не охамел? Радуйся, что народу тут много, иначе давно бы тарелкой в морду прилетело!

- …мне очень хочется прямо здесь содрать с тебя эти чудесные колготки, Люба, зацеловать и крепко-накрепко скрутить за спину руки, - я снижаю голос. - Но боюсь, ты права: другие посетители нас не поймут. Оставим взаимные ласки до гостиницы, у нас же с тобой нет аверсии?

Обуздав бешенство, Любовь Петровна медленно прожёвывает свой салат – она оглушена моей наглостью второй раз подряд. Кое-как проглотив кусок, качает белокурой и белопенной головой. Инфернальная причёска замирает отвесным водопадом, словно зимняя вьюга, пойманная в стоп-кадр. Женщина презрительно хмыкает.

- Идиот поганый. С чего ты взял, что я пойду с тобой в номер? После всего вот этого?... Ты уверен?

- Не уверен, - честно сознаюсь я. – Но мне этого очень хочется. Я люблю и хочу тебя, Люба.

Об стол звенит положенный прибор. Пальцы тёщи со свежайшим космическим маникюром нервно разглаживают скатерть.

- С тобой не соскучишься, зятёк, - цедит моя великолепная тёща Любовь Петровна. – Для кого я, спрашивается, мылась, стриглась, завивалась?... Тьфу! Ты бесстыжий и сволочной гад, тварь и изменник моей дочери. Шёл бы ты отсюда на хер!

Понятно. Допив вино из рюмки, я поднимаюсь из-за стола. Вино, кстати, недурное. Жалко, горячего не попробую: я заказывал говядину и осетрину. Негромко играет фоновая музыка, за соседними столиками переговариваются люди. Любовь Петровна смотрит на меня исподлобья.

- До встречи дома, Люба, - я задвигаю стул. - Не волнуйся, ужин полностью оплачен, чаевые тоже...

- Стой, зять!

- Слушаю? – я оборачиваюсь на полпути. И целую минуту мы смотрим друг друга.

- Садись, дурак, - говорит Любовь Петровна тихо. – Садись и ешь. Наверно, я пойду с тобой наверх… потому что тоже тебя люблю.