Воин небес

    Глухие взрывы, грязная трава, громыхание бомбордировщиков — все это окружало Виктора Громского, пробиравшегося через ветвистые густые деревья в Вязком лесу. Над головой, по небу, плыли черно-серые тучи.
    Выйдя из леса, перебежками он добрался до высоких кустов и, чуть не вскрикнув от неожиданности, обнаружил в них окопы. Моментом прислонившись к земле, Виктор тихо подполз к краю и сразу же увидел родные фуражки.
    — Ребята! — закричал он, поднявшись. — Я свой!
    Солдаты в окопе, не обращая внимания, занимались своими делами.
    — Мишка, и ты тут, — прищурившись, вскрикнул Виктор.
    Михаил, не отрываясь, нахмурив брови, что-то писал.
    — Мишка, ты чего? — разведя руками, в недоумении произнес Громский. — Это ж я, Витя. Витя из Красного города, помнишь?
    Ручка, не останавливаясь, медленно гуляла по бумаге, рвано записывая мысли Михаила.
    — Да как так-то, — вздохнул Виктор, оглядевшись.
    Вдали, около сгоревшего дерева, Громский увидел старика, курившего толстую папиросу.
    — Не получается? — прищурившись, старик сделал глубокую затяжку.
    Виктор, подойдя ближе, пожал плечами.
    — Покажу сейчас один фокус, — отбросив сигарету, старик спустился в окоп. На столе, у входа в блиндаж, стояла полная бутылка с водой. Взглянув на Виктора, старик открыл бутылку и столкнул ее со стола.
    — Твою мать, вода, — вскрикнул проходивший мимо солдат. — Стол, наверное, неустойчиво стоит. Или ветер…
    Старик загадочно улыбнулся и, закурив папиросу, вновь посмотрел на Громского. Виктор помрачнел.
    Старик поднялся к нему и протянул папиросу. Громский, ни разу не бравший в рот сигарет, затянулся, что есть мочи.
    — С матерью-то что теперь будет, — потеряв устойчивость, Виктор присел на землю. По щеке потекли слезы.
    Ухмылка с лица старика вмиг испарилась.
    — Солдат, не хныкать! — грубым басом приказал старик. — С тобой, между прочим, подполковник разговаривает, а ты сержант, я вижу. Изволь подчиняться приказам.
    — Да каким там приказам, — стерев рукавом слезы, простонал Виктор. — Мы оба мертвы, какие, к черту, приказы. Вот, что вы мне сможете сейчас сделать? Правильно — ничего. Так что…
    — А ты ведь не знаешь, где ты умер? — оправившись, вопросил старик.
    — Да я и то, что умер только что узнал. — сказал Виктор, но, чуть задумавшись, добавил, — Возможно, в госпитале. Возможно, во сне. Черт его знает.
    — А я точно знаю, где меня убили. — присев рядом с Виктором, начал старик, — Три дня назад это было. Работали в штабе, все было спокойно. Ну, относительно… Пара взрывов недалеко — пустяки. Но вот один, зараза, один из них попал точно в цель, — старик открыл фляжку и, поделившись с Виктором, сделал пару глотков. — Помню эти неестественные крики, горящие кости, куски обугленного мяса — жуть. Такое только, стоя на пороге у самой смерти, можно увидеть.
    — Я так понимаю, наши тела сейчас где-то очень далеко находятся.
    — Там, где мы умерли, там они и находятся.
    — Маму жалко, — простонал Виктор и вновь заплакал. — У нее ведь нас трое: я, Максим да Никитка. Максима два месяца назад застрелили, Никиту в поезде подорвали две недели назад, а теперь… — не сдержавшись, Громский во всю заплакал. Горькие-горькие слезы несколько минут без остановки стекали с лица Виктора.
    — А теперь я, — закрыв глаза, Громский повернулся на бок.
    Старик закурил.
    По небу несуразными косыми лезвиями двигались черные-черные тучи. Закапал дождь.