Непонятки

 Привез я мать в больницу с приступом аппендицита. Мать повезли на операцию, а меня сестра хирургического отделения, дав мне простыни и наволочку для матери, повела в палату показывать свободную койку. Заводит в женскую палату на пять коек С одной стороны две кровати и умывальник, с другой - три.  Две койки свободные по обе стороны от прохода. Три больных женщины распределились в палате так, чтобы лежать не кучей. Одна, видно, недавно прооперированная, лежит там, где две кровати. поближе к умывальнику. Там свободная койка у окна.  Две уже в халатах, ходячие, на кроватях по другую сторону прохода.  – на кроватях у стен. Свободная койка посередине, между их кроватями. Медсестра говорит,

Ну какую койку вы выбираете?

Зачем двум лежачим, - а мама будет первое время лежачей, - стонать рядом? Я выбираю ту кровать, что дальше от недавно прооперированной. То есть, между двумя ходячими.

- Ну стелитесь, - говорит медсестра и уходит. 

Я стелю белье. Ходячие с любопытством наблюдают. Обе ходячих вовсе не доходячие.  Средних лет. То есть моего возраста. Лежачая постарше. А возможно, это после операции она так выглядит.
 
- А вы кто ж такой будете? – немного настороженно спрашивает одна из ходячих. В фиолетовом халате.
- А я, - сообщаю, - Буду вашим соседом.
- Это как же понять? Каким еще соседом?  – еще сильнее насторожилась та, что в фиолетовом.
- По палате, - невозмутимо отвечаю я.
 - Это как это такое возможно?  - удивляется фиолетовая, - Тут женская палата.
- Вы знаете, - объясняю, - Кладут на операцию, а в мужских палатах мест нет. Вот мне временно дали это место. Сказали, после операции пока сюда засунут, а потом, как только в мужских палатах место освободится, кто-нибудь умрет, или выпишут, так переложат.

Фиолетовая позеленела.
- Да как такое возможно? –  и обращается к своей соседке по палате, ища поддержку, - Просто безобразие. Полный беспредел.

Я вижу ее соседка по палате улыбается, понимает шутки. Но молчит. А фиолетовая продолжает возмущаться.
- Нет, ну вы посмотрите. Тут женщины прооперированные. Как так можно?
- Да вы не беспокойтесь, - успокаиваю ее я, - Вы меня почти не увидите. Сейчас уже обед. Пока меня готовить будут, пока клизма, анализы, то, се, пока операционную готовить, пока оперировать будут, пока я после наркоза буду отходить, –  время. И мне не до вас будет. Тут и ночь наступит. Вы спать будете. А какая вам разница. Кто на соседней кровати спит?
- Как это какая? Тут и так по-человечески не заснешь. А когда мужчина в палате… – фиолетовая фиолетовеет и от нее веет возмущением.
- Не бойтесь, вы меня и не заметите. Я думаю, завтра меня в мужскую палату переведут, и черт дернул поправиться, -  В крайнем случае, послезавтра.
-  Как же вас не заметишь, -  фиолетовая белеет, - Мужик в палате. Еще чего!
- А вы же в квартире с мужем живете. И ничего, - говорю я.
- Так то муж. Я его и не замечала, когда с ним жила.
- Ну а меня вы, тем более, не заметите.  И жить с вами я не собираюсь. Бросаться на вас не буду.
-  Этого не хватало!  - фиолетовая от моих заверений немного сбавляет обороты, - А что у вас?
- Да вот что-то там, - я указываю на низ живота. Это место женщину пугает.
 - Что там?
- Я лежу в больнице с дробью в ягодице, - говорю я. Как видно, она с фольклором плохо знакома. Спрашивает
- С какой дробью? 
- С бесконечной периодической.
 
Она плохо знакома с математикой и настораживается. Плохое знание школьных дисциплин дезориентирует фиолетовую. Она поджимает губы и молча размышляет. Наверное, никак не может совместить низ моего живота с какой-то бесконечной дробью.  От растерянности  закипает тревога.  И накрывает ее второй волной возмущения,

- Нет ну это видано ли?!  - восклицает она -  Представляете, как его сейчас распанахают! И потом к нам прикатят. Оно нам надо?!
- Оно вам не надо, -  не споря соглашаюсь я, - Но вы поймите, что и мне не надо. Вы думаете, мне удобно распанаханному в женской палате лежать?
 - А может, вам и удобно. И даже интересно за женщинами подглядывать. Кто вас знает, какой вы там извращенец. Может, вы специально напросились, когда в мужских мест нет.  Что-то по вам не похоже, чтобы вы по экстренной.
-  Я как раз экстренный, - произнес я печально, - Сложный случай.
-  Вот я сейчас пойду на пост и выясню, какой вы экстренный, - угрожает фиолетовая, - Блатной, наверное, а не экстренный.

Фиолетовая ринулась было исполнять свою угрозу, но другая ходячая, ее остановила.
- Постой, Валечка. Пускай себе лежит, - увещевает она, стараясь не рассмеяться, -  Ты ж сама говорила, что одинокая. Когда еще с тобой мужик рядом полежит? Хотя бы прооперированный. Да еще блатной.

 Тут, чувствую, фиолетовая внимательнее на меня поглядела. Я уже заканчиваю стелить. Последние штрихи навожу.  Скосил глаза, замечаю, она ищет взглядом, есть ли на моей руке кольцо. Кольца нет. Усмехнулась. Но что это доказывает?

- Все они на словах блатные, - произносит она с печальной усмешкой, - а потом оказывается не пришей козе баян

Фиолетовая решает испытать меня иначе. Посмотрела пристально мне в глаза, взглядом, пронзающим, как взгляд Родины-матери с плаката. Я стойко выдерживаю испытание и смотрю в ответ небесно-чистыми глазами. Даже приветливо улыбнулся. Моя главная задача – не рассмеяться.  Смотрю ей в глаза и замечаю, как лицо ее разглаживается. Женщина-то она, кстати, привлекательная. В молодости, несомненно, была красива.  Этим бог не обижал.  Но чего-то не додал.   

- Одинокая-то одинокая, - серьезно произносит фиолетовая, - Но не до такой степени, чтобы прямо в палате шуры-муры закрутить.
- А чем больница хуже? - спрашиваю
- В медицинском учреждении людям не до этого. Они болеют, а не амуры крутят.
 - Дак всякое бывает в жизни, - говорю, - Вот мой друг со своей женой в больнице познакомился.
- Вот теперь поня-я -ятно, как вы тут оказались. Друг вас сюда подсуетил?
- Почему?
- Врач он, раз вы говорите, со своей женой в больнице познакомился.
- Как раз наоборот. Друг болел. А она ему каждый день уколы делала. Представьте изо дня в день ты видишь ягодицы.  И чем-то ягодица моего друга ей показалась интереснее остальных. 
- Какие-то у вас грязные намеки, - говорит фиолетовая.
 - Почему? Искра любви может вспыхнуть и в процессе укола. Ведь перед женщиной полураздетый мужчина.
- Вы на что намекаете? - вспыхнула фиолетовая, - Я не такая. Мне ваши полураздетости не нужны.
 -  Я вас не имел в виду.  Но если вам, как вы говорите, полураздетости не нужны, вам, должно быть, скучно живется.
 - Мне скучать некогда, - говорит она, -У меня жизнь насыщенная. Мне сосед из тридцать пятого дома каждый раз предлагает рыбы на уху дать. Он с аквалангом плавает. Такую рыбу стреляет! Не магазинная. Он всем соседям продает. И мне продавал. А потом говорит: я рыбы настреляю, ты уху сваришь, и вместе съедим.  А я не согласилась. Только за деньги и никак. Мне его подарки не нужны. Я женщина серьезная.
- Правильно, - похвалил я.
 -А он, между прочим, одинокий и покрасивше вас. Не сравнить. Аквалангист. И рыбой хорошие деньги зарабатывает. Не чета некоторым.
 - Все люди разные, - говорю я, -  Я, конечно, с аквалангом не плаваю, и на удочку не ловлю.   И с ружьем по лесу не хожу. По этой части мне предложить нечего. Но во мне много чего хорошего. Грибы, например, регулярно собираю.
- Тоже мне, грибы.
-  Но грибы можно вместе собирать. И одновременно любоваться природой.  А потом нажарить и съесть с картошечкой. А вас же ваш сосед с аквалангом плавать не возьмет.
 - Грибы он собирает! Ну и что? Он вот не пьет. И не курит.
- Я тоже не курю, и не пью.
- Все вы не курите и не пьете.
- За юбками не волочусь. Я с женщинами очень деликатен.
-  Оно и видно. Деликатес разводите. Только желаний в женскую палату пронырнуть!
- Я же вам объяснил: мест нет.   
-  Мест нет? Вот это мы сейчас выясним.

- Ой, девочки, - застонала лежачая больная, - Не могу.  Сейчас швы разойдутся.
- Вот видите, - сереет фиолетовая, - Из-за вас женщине хуже стало. Ей волноваться нельзя. Пойду сестре скажу. И заодно выясню, что вы за фрукт. Грибы он собирает.

И она с завидной для прооперированной резвостью направилась в коридор. Я пошел следом, посмотреть, что ей скажут на посту. За мной двинулась и вторая ходячая. А лежачая с кровати просит:

- Ну вы потом мне все расскажите.

От двери палаты был хорошо виден сестринский пост. Только не слышно. Вижу, как фиолетовая что-то выговаривает сестре. Вижу, молоденькая сестра аж вывернула голову от удивления.  Наверное, ничего подобного не слышала прежде.  Она встала и направилась к палате.

- Вот этот! -  подойдя, указала на меня фиолетовая.
- Этот?  - удивленно посмотрела на меня медсестра, - Его не оперируют. Вы вообще кто, мужчина?
 – У меня мать на операции, - признался я, - Я ей белье стелил.
- Ясно! Постелили и на выход. Родственники ожидают на площадке. Там, где лифт. Тут хирургия, стерильно, - сказала сестра, развернулась и зашагала на пост.
 
Фиолетовая посмотрела на меня, как на прилюдно разоблаченного мошенника.
- Так что вы мне два часа киселем мазали: хорошо бы в палате полежать? А у него  всего-то мать больная. Нечего сказать, хорош гусь. Грибник он. Вам таблетки от головы глотать надо. Могу прописать, - с разочарованием произнесла она и зашла в палату.

 Когда мать везли из операционной, уже вечером, она еще не отошла от наркоза. Я решил приехать на следующий день.

 Только я показался в палате, фиолетовая, снова посмотрев  на меня, как покупатель  на кусок мяса, шмыгнула в коридор. Матери было легче, но она не вставала. Я сел на стул у ее постели.

- Леша, ты эту женщину, которая вышла, Валю, разве знаешь?  – тихо шепнула мне мать.
- До вчерашнего дня не знал. А что?

Вижу, мама мнется, не решается сказать.

 - Она про тебя выспрашивала, - наконец, призналась мама, -  Говорит, что вчера ты с ней заигрывал.  Глазки строил.
- Не верь, мама, - улыбнулся я.  Вижу, у мамы точно камень с души свалился. Улыбнулась
- Вот и я не поверила. Она говорила ты какие-то заманчивые предложения насчет грибов делал. Предлагал вместе собирать. Какие еще грибы?
-  Она меня просто не так поняла, - сказал я. Но объяснить не успел. Вошла фиолетовая. И мама перевела разговор на другую тему.

Когда я пришел к маме на следующий день, на кровати фиолетовой лежала уже другая больная. Фиолетовую выписали.  А та, бывшая лежачая, пожилая, которая причитала, что у нее швы разойдутся, уже передвигалась потихоньку. Когда я уходил от мамы, она подловила момент, подошла и шепнула:

- Тут для вас послание. От Вали, - и сунула мне листок.  Я сделал удивленный вид.   И действительно не ожидал, -  Мы с Люсей ее уговаривали решиться.  И вот представьте как это, чтобы ваша мама ничего не слыхала.
- А ведь это аморально, это моей маме на пользу не пойдет. А жене тем более,  -  я постарался изобразить лукавый упрек.
-  Ничего не аморально.  Я тоже так по молодости думала. Теперь поумнела, да поздно. Все на пользу идет.  А ей вообще нечего терять. Женщина одинокая.
- она одинокая. А я нет. Я приключений на свою голову не ищу. А уж если бы  стал искать, так молодую. 
-  Ишь ты. Валя вам в самый раз.
- А   вы что за нее болеете? Вам то какой интерес? – удивился я, - Она вам родственница?
 - Никакая она не родственница.  Просто хорошая женщина. Мне жаль ее. Она - наивная и чистая душа. И одинокая.  Дочку родила совсем девчонкой. Так и жила с ней пока та, тоже молоденькой,   замуж  не вышла. Вышла и укатила с мужем. А Валя одна.
-  А я тут при чем? – сказал я и пошел прочь по коридору. 

Сел в машину – посмотрел, что мне всучили. Листок из-под рецепта. Обычный для больницы. Что же за лекарство мне прописано? Ведь говорила фиолетовая Валя, что мне лечиться надо. На листке был только номер телефона.

 Маме пришлось неделю пролежать в больнице. Каждый вечер после работы я заезжал к ней. И несколько раз та, что передала мне листок, - ее тоже не выписывали, - спрашивала, позвонил я или нет.  Словно была уверена, что я позвоню и  любопытствовала, как дальше будут развиваться события. И всякий раз я  небрежно отвечал, что листок выбросил. И вообще звонить не собрался.

 Я и не собирался звонить. Но и листок лежал в бардачке. Грел душу, как  неразыгранный лотерейный билет. Пока билет не сверил с таблицей розыгрышей, есть вероятность что он выиграет. И даже  розыгрыш уже прошел, билет уже не выиграл, но ты еще этого не знаешь, думаешь, что он может выиграть. И это щекочет нервы.  И что я, собственно, теряю если сверюсь с таблицей?  И я позвонил. Ответил мне мужской голос. Я опешил. Не знал, что сказать.

- Алло! -    раздраженно повторил мужчина в трубку.
- Мне Валя нужна, -  проблеял я оробев.
 - А кто это?
- Валя?  - я не знал как сказать о Вале, - Ну-у – промычал я.
 - Да, кто такая Валя,  - перебил он, - я слава богу, знаю. А вы кто?
 - Она мне говорила, что какой-то ее знакомый рыбу продает свежую рыбу, -  удачно нашелся я, - Я бы хотел купить.
- Знакомый? А я бы хотел начистить рыло этому знакомому, - ответил мужчина и добавил, - И Вале за компанию не мешало бы. Взяла моду мой телефон своим хахалям подсовывать. Я уже пять лет ее не видел. И не собираюсь. Ауфидерзейн.

И в трубке зазвучали гудки.  Разговор не из приятных. Теперь можно выкинуть листок, как не выигравший лотерейный билет.  Раньше нужно было.

  Прошло около года.  Я заехал к маме.

- Вчера на рынке встретила Валю, ту из больницы, - сказала мама и взглядом дознавателя, посмотрела мне в глаза.  Ждала, как я отреагирую. А как я мог отреагировать? Никак!  Мама это заметила и облегченно произнесла:
- А я все волновалась. Действительно, зачем тебе она? Что в ней?  - я на эти слова недоуменно пожал плечами. Это не моя тема, - Уж я тебя знаю, - усмехнулась мама, - Слышала, как они шушукаются. Отойдут к окну и уламывают эту Валю. А слух у меня еще дай бог каждому. Кто плохо видит. Хорошо слышит. Так вот, встретила я ее.
 - Ну и ради бога, - сказал я, - Она тебе на шею бросилась?
- Не бросилась.  Я ждала, спросит ли про тебя. Слава богу,  не спрашивала.
 - А чего бы ей спрашивать? Я-то тут при чем?  Я человек посторонний, никакого отношения к ней не имеющий, к тому же, семейный. И,  как говорится, от добра добра не ищут. Чего мне звонить? -  и я ответил на мамин недоверчивый  взгляд  родниково-чистым  взглядом пионера – героя,