невозникшие

среди усопших мы возникали. прочность говорила - встань с колен, великий, опороченный. козни росли под пальцами, и говор стихал, едкий, омраченный светом из кладов. крот едко стихал, прял свое подобие, нападал в миге. молоко лилось к нему, к его тихому вечеру. мы играли с этим молоком, возносили его к небу. величие было весьма велико. мы пытались его изничтожить, превратить в дым, в прах. прах назидал в отворотах своих истоков. он ложился легко на письмо, и бумага страдала. смешивались слова, письма, телеграммы из пучин, из кораблекрушений. непредвзято было наше слово, эдакая буква смрада, говор лет. сетью окутаны были наши тела, медузы их обмывали ,мы крестились в этом прахе, мы возносились в этом священнодействии. движением зерцал были наши глаза, наши плененные сердца. до губ доходило сердце, до стука доходила рука. мукою были эти слова, эти тучные физиономии. пыткой были эти губы, эти склоки без ума, этот говор без слов, без шумов, без влияний. мы сопрягали буквы - в некое непостижимое единство. мы слагали - эти ветхие письмена, эти крики без возгласов. роды были тяжелы - из возникновения мы рождались ,и сутуло вызодили из мрака, пропадая на ветру, развеиваясь каторжным прахом. холод окутал нас в ветрах - ведь мы хотели, чтобы что-то было сказано. месть жадла у порога, величественная, объективная. свойским шепотом она приветствовала - эти клады добра, эти груды мрака. холод был легок на помине, он приходил в открытые двери, и забирал нас, без ума, баз сердца, без тела. он забирал нас, забирал нас. ветхими были эти одежды, эти груды ума. соколм вонзилось нескончаемое, и плоть потела по дороге. путь был долог. слеза была коротка. во власти все было - все было без ума.  в страхе мы снимали свои оковы - забрасывали их в невозникновение. так мы прятались краха, так мы скитались, плененные сердцем. прятали мы его - подальше, в стужу, в голод, в болезни. оттуда приходила весть - недобрая приходила весть. так и зачинали, так и рождали, невозникшие.