Номады мертвых троп

Рассказ про шаманку, которая бережет свою душу во время трапезы духов, и мертвого колдуна,который ищет среди мертвых и живых одну женщину


Кто-то говорит, что Мир Мертвых — это последняя сфера, доступная людям и духам, а дальше ширятся лишь тьма и пустота. Яспис, мертвый колдун, так не считает. Он видел сны о путешествии за грань, яркие и пугающие даже его пропитавшуюся смертью душу. Путь вниз открыт, но за тысячелетия Яспис привык смотреть наверх.
Ему не пробиться в Мир Живых. Заклятье недругов заперло колдуна под землей, и все, что он мог, это подглядывать в зеркала да говорить со странниками. Свобода лежала под ногами, а Яспис не спешил покинуть унылый край. Его кое-что удерживало.
Оно лежало в каменном гробу, не зная тления и не давая забвения. Возвращаясь в свой павший с Небес Мертвых склеп, Яспис неминуемо встречался с содержимым каменного ящика. Тогда в душе Ясписа поселялся призрак долга. А может, обещание, данное в первые мгновения посмертной жизни, имело силу клятвы. В мумифицированной груди что-то кололо, требовало внимания. Это было приятно.
Яспис вставал на купол склепа, своей мертвой колыбели, и глядел в темное небо. Оно напоминало свод огромной пещеры. Для слабых душ смотреть на него — сущая пытка. Колдун принадлежал к иной породе и видел небо как подлинный житель Мира Мертвых. Наверху часто вспыхивали тусклые звезды, складываясь в эфемерные созвездия. Яспис научился читать их узоры у номад-психопомпов, пастырей мертвецов. Пастыри ждали звездопадов, ведь это души умерших пробивали небо мертвых, заканчивая долгий процесс умирания. В нечеловеческих глазах психопомпов небесные узоры обретали смысл, повествовали о переменах и встречах в вечно меняющейся пустыне и позволяли вычислить направление, чтобы встретиться с обещанной переменой.
Вот и теперь Яспис поднял лицо к небу, предчувствуя появление созвездия. В ищущем взгляде колдуна тускло отражались вспышки.
Узор — крылья ворона.
У Великого духа Ворона большое семейство. В него приняты не только духи, но и люди, которые умеют странствовать меж мирами.
Яспис выбрал направление. Он желал встречи с таким человеком.
Колдун брел по пустыне, и только для него на песке засветилась тонкая, не шире ладони, тропа. Черны были одежды колдуна, а кушак бился красным флагом.
Пустыню прорезали узкие хребтовины, поначалу не отличающиеся богатством цвета. Чем дольше Яспис шел, тем сильнее скалы наливались тьмой — кровь-сила приливала к ним. Тусклый небосвод заволокло стальными облаками. Они стремительно неслись по кривым линиям к одной точке и сворачивались в круговорот, а между облачными звеньями загорались и гасли алые сполохи, подсвечивая камни красной каймой.
Яспис давно не встречал такого. Кто-то принес свое видение в Мир Мертвых, и оно опухолью охватило серую пустошь, изменило не только рельеф, но и энергетику места. На одной реальности наросла линза другой, да такой мощи, что Яспис с каждым шагом ощущал позабытые вещи — сгущение воздуха, запах грозы, запах полной жизненных сил крови и даже тяжесть собственных костей.
Если бы Яспис пришел позже, он не нашел бы входа в эту реальность, а пустыня мертвых смела бы всякое чужое присутствие песчаной бурей. Колдун успел пересечь границу освещенных сполохами камней, и вспомнил о ведьминых кругах, защищающих ворожею от пришельцев и посторонних сил. Почему-то круг пропустил его, чужака. Быть может, потому что сущность Ясписа и сама зависла в пограничном состоянии на много веков — не человек, не дух, мертвый колдун, проклятый и благословленный вечно странствовать по праху душ. И все же Яспис испытал знакомое беспокойство. Может, это ловушка, и его, обладающего немалой силой, ждут здесь с кривым ножом или полчищами союзников? Хорошая бы из него вышла жертва. Сильная.
Яспис рассмеялся. Кто его помнит там, наверху? Что искаженная реальность принадлежит живому, он не сомневался. А даже если так, то любопытство — это единственное, что владеет его нежизнью.
Ветер нагорья сопротивлялся каждому шагу. Яспис почти вспомнил, что такое усталость, но и она была для него удивительным чувством. Колдун наслаждался им, пока ноги не привели к горе, похожей на опрокинутую чашу. На вулкан она стала похожа, когда Яспис добрался до вершины, опадавшей вниз другой, малой чашей.
От края до края — сто шагов, не меньше. Камни дна ложились друг на друга чешуей и поблескивали искристыми лезвиями. Местами каменный блеск обрел кровавый оттенок.
Трапеза духов.
Яспис незваным явился на священное пиршество, а темные хозяева не заметил чужака. Тени постепенно обретали форму. Черная шерсть отливала красным. В волчьих глазах горел лунный свет, однако не той луны, что плывет вокруг планеты в священной пустоте, а одной из тех лун, что путешествуют в недрах Земли, вдохновляя ведьм и ведьмаков на приносящие силу песни.
Четверо волков вгрызались в один живот. Это походило на игру. Когда одна голова опускалась, другие резко поднимались. Одно клацанье зубов — и окровавленный кусок мяса взлетал вверх. Волк огромной пастью ловил ничтожную добычу и тотчас проглатывал, ничуть не замедляя общего такта. Танец окровавленных морд в вое ветра. Каменная чаша в брызгах обращалась в темный глаз с красными прожилками и дрожащим зрачком, и это око земли взглядом впивалось в подвижное небо.
Яспис не сразу догадался, что терзаемое, живое тело принадлежит женщине. Он ощутил, что пространство поменялось, и повернул голову вбок. Рядом с ним проявилось высохшее белое деревце, увенчанное оторванной женской головой. Спутанные волосы теребил ветер, бледная кожа перепачкалась кровью. Ей было суждено смотреть, как пожирают тело, и чувствовать каждое мгновение боли. Такова сущность трапезы духов — обряда, дающего магам силу и знание.
Ясписа охватил трепет. Ему бы покинуть эту гору, не потому, что где-то среди старых костей затерялась мораль, а потому, что само присутствие на трапезе духов связывает его с чужой судьбой. Колдун смотрел на смерть и перерождение мага — это сокровенней, чем мгновения любви или предательства. Видимое тело шаманки на самом деле одна из ее душ, а само место трапезы — сплетение энергии человека и выбравших его духов. Но Яспис зачарованно глядел на таинство. Он не видел ничего прекрасней.
Почувствовав чужое присутствие, голова на дереве рывком повернулась к Яспису.
Серо-зеленые глаза загорелись пламенем гнева.
— Прочь! — выкрикнула она, и Ясписа отбросило в пепел пустыни.
Песок вокруг колдуна примяло как огромными крыльями.

Людская речь звучала так медленно, что паузы между словами обретали золотистый цвет янтаря, а каждое слово обрамлялось тишиной. Трамвай покачнулся, встряхнул пассажиров и встал средь проторенных в сугробах тропинок. Искрящийся снег манил, как алмазная россыпь. После видения всегда хочется смотреть на что-то природное, чистое, чтобы вспоминать реальность среднего мира красивой. Точнее, одну из реальностей — мир тел, мир людей.
Райвэн повернула голову. Лица пассажиров она помнила смутно, но число вроде не изменилось. Значит, никто не вышел. Долго ли она ехала?
Скрежещущий голос динамика объявил остановку «Башня». Это означало, что сон Райвэн длился несколько минут. Она помнила предыдущие «Фруктовые сады».
«Башня. Разрушение, резкие перемены, разрыв, опасность смерти. Вот что сказала бы эта остановка, будь она Арканом. Тогда следующая — Звезда?»
Райвэн мучительно не хотелось смотреть на людей и вливаться в их жизнь. Она пряталась в темноте каждый раз, когда ресницы опускались, но каждый раз заставляла себя вновь распахнуть глаза. Видение застало ее неожиданно, но они всегда приходили, когда наставало их время.
Райвэн с усилием привыкала к линиям и углам, к невероятной заполненности пространства фигурами и при этом неприглядной энергетической пустоте. После иных мест мир людей кажется бедным. Она созерцала свои руки в вязаных перчатках, сгибала и разгибала пальцы, и вместо серого рельефа трикотажа ей мерещился иной пейзаж — страна железных скал и кузнечных облаков.
Снова ожил динамик, явно испытывающий отвращение к собственному искореженному голосу — передача шла с перерывами:
— Сол... ая площа...
«Соляная площадь». Пора выходить.
«Площадь Соуло, — разум Райвэн продолжал играть со смыслами, пока тело месило грязный снег. — «Соуло — руна души. Или хотя бы Соль земли?»
Носок сапога едва не ударился о ступеньку. Вот и работа.
Турбюро «Пилигрим» взобралось на тыквенную мансарду третьего этажа. За каменной лестницей стоило сделать зигзаг по железным решеткам ступеней, невидимым издалека. Они вели к довольно старому балкону с остатками модерновой лепнины. Узор ее от старости превратился в невнятные темные очертания стеблей и ветвей. Этот будто висящий в воздухе уступ Райвэн про себя называла «вороньим гнездом».
Внутри посетителей ждало уютное помещение «цвета перелетов», то есть, синего и белого. Его плоскости сложились из гипсокартона, пластиковых панелей и светлых стеллажей, кои начальница считала необходимыми любому турагенству — для сувениров из разных направлений.
Тут-то случайный гость и мог засомневаться, особенно если был достаточно начитанным в определенной области — мифологической. С псевдоясеневых полок на него взирали скептичные охотники-ханива из курганов Ямато, критская богиня со змеями, пара палеолитических венер — полная нагая южанка и худосочная северянка в меховом комбинезоне, шакалоголовый Анубис из черного стекла, маска островного Нагараджи кричащих цветов безумия. Между ними начальница расставила рамки с фотографиями, яркость которых даже у Райвэн вызывала отпускной рефлекс — бросить бы все и убраться в любую из стран, не связанных с леденеющим севером: в австралийский заповедник, на пирамиды ацтеков, в Луксор или Парфенон.
«Пилигрим» нашел свою нишу в мистических вояжах, и паломников хватало. Иногда Райвэн спрашивала себя, не творит ли она в погоне за куском хлеба малое зло, обещая фанатикам и неокрепшим умам путь к древним святилищам и местам силы. Она-то знала, чем разговоры и фантазии отличаются от истинных путешествий, грозящих смертью и сумасшествием. Но она знала и то, что вера этих людей миру на руку — эта вера питает забытые очаги богов и богинь, а порой и создает новые священные места. Правда, что за странное спасение! Ведь спасители не знают, что творят.
Настала пора из Райвэн стать белым воротничком по имени Инна.
Галочка уже обрабатывала заявки, рассасывая утренний лакричный леденец.
— Представляешь, кто у нас не хочет возвращаться из круиза? У него рыжая борода.
Подсказка прозвучала, как у воспитательницы на утреннике.
— Поликарпов? Он же не на море ездил.
— На Тибете он. Не хочет назад. Пишет, что ему ламы открыли глаза.
— Опять? И как он их понял?
Этот клиент принципиально не учил языки, считая, что люди везде друг друга поймут.
— Ну-у... Может, ему наконец дали палкой по башке.
— Это в Китае или Японии дали бы.
— Он хочет присоединиться к походу некой группы «Radiance», международники. Это на неделю еще.
— Мало же у него времени на Просветление... Сейчас пробью, что это за группа и стоит ли ему с ней связываться.
День как день, но время все еще текло медленно, и Райвэн приходилось преодолевать не сонливость, а попытки души вернуться к прежнему тяжелому ритму, вновь упасть в бездну видений.
Улучив минутку, Райвэн подошла к термопоту, обклеенному стикерами с японскими кошечками Манэки-нэко. Термопот все еще подтекал, и горячие капли обожгли ей пальцы. Боль отозвалась во всем теле воспоминанием о боли куда более страшной.

Даже чешуя сочилась ядом. Дух обвивал ее ноги с невероятной для чудовища нежностью, однако кромки чешуи оставляли тонкие порезы. Длинное змеиное тело пошло волной, и для Райвэн земля и небо поменялись местами. Она вскрикнула, ощущая, что за болью скрывается потеря чего-то важного. Глаза расширились от ужаса, когда шаманка увидела собственные оторванные и измятые ноги лежащими поодаль от тела. Райвэн безотчетно потянулась к ним рукой, с пустой надеждой на воссоединение. Похолодевшим пальцам удалось коснуться еще более холодной кожи, словно разделение произошло давным давно. Райвэн расплакалась. Слезы смешались с кровью, и сытый дух-змей, с сочувствием заглянувший ей в лицо, исчез.
Неприятный гул. Он приближался. Черное облако, грохочущее шаманской погремушкой, нависло над головой. Райвэн уставилась в колеблющуюся тьму, и ее лицо исказилось от отвращения. Рой жуков клубился единым целым, впитывая омерзение, а потом сложился в подвижный образ головы жука. Насекомые уже не летали, они ползали друг по другу, создавая живую скульптуру из своих округлых тел. Большая узкая голова качалась из стороны в сторону, показывая покатую спину. Тонкие усы подрагивали и постоянно росли, свиваясь в петли из держащихся друг за друга жуков. Хвостовой сегмент тонким острием бил камни. Треугольная грудь раскрывалась и закрывалась, и внутри билось антрацитовое сердце.
В зеркальных глазах жука Райвэн увидела не отражение, а свое будущее разложение, тем более отвратительное, что пропорции постоянно искажались. Явив мерзость каждого малого жука, рой начал опадать, как темный снегопад. Жуки усыпали руки Райвэн так густо, что она обрела хитиновые крылья. Тишину разорвал звук сотен работающих жвал и лапок. Жукам не было разницы — кожа, мышцы или кость. С равным упорством они поглощали все части живой плоти Райвэн, и от ее белых рук не осталось даже праха.
Насытившись, рой взвился в воздух черным смерчем, и с крыльев опала кровавая взвесь.
Тишина не длилась долго.
Трак-трак-трак.
Что-то приближалось.
Трак-трак. Следующий голодный гость, прознавший про трапезу.
Трак-трак-трак. Оно двигалось против ветра, против силы притяжения, карабкалось на гору, и когда Райвэн увидела форму духа, ее разум помутился.
На край каменной чаши закатился шар, сплетенный из костей. Одни кости постоянно уходили в глубь тела, другие выпадали наружу, словно пытаясь выбраться прочь из этой красно-белой ловушки. Костяное перекати-поле выворачивало свои внутренности, и кости гибко скользили меж других костей, составляя новые узоры мертвого калейдоскопа. Безумие линий захватывало взгляд, покоряло разум, и внутри Райвэн все пришло в движение, готовясь повторить метаморфозы кости и плоти.
Еще до того, как дух коснулся ее головы выпавшими конечностями, шея Райвэн треснула изнутри. Мертво-живая груда накрыла шаманку, передавая свой ужасающий талант. Кости Райвэн дрожали и менялись местами, пока наконец не вспороли кожу шеи, давая голове оторваться.
Голова откатилась от тела.
Камни, тело, небо, камни, тело, небо — вот что видели незакрывающиеся глаза Райвэн. Связь с телом не разорвалась — болели потерянные ноги и руки, нестерпимо болела шея, и вдруг оставшиеся у головы позвонки дали корни. Они пробили железные камни на кромке горы. Сквозь спутанные волосы Райвэн увидела, что поднимается все выше и выше, произрастая из костяного дерева.
Когда шаманка подняла взгляд, костяной князь уже ушел, уступая место новым гостям.
Их лунные глаза подарили Райвэн радость. Внутри боли и безумия все стало на свои места.
Забирая, каждый дух оставлял ей дар.

— Не нальешь и мне кипятка? — Галочка с хрустом размяла пальцы.
Райвэн постаралась ответить, но забыла, как пользоваться голосом. Она молча налила воды и Гале, и себе, сделала несколько глотков чая и вспомнила ощущения собственного горла. Однако голос казался чужим.
— В отпуск бы..
— Зима надоела? — рассмеялась Галочка, принимая чашку. — Куда бы ты поехала?
— В степь, — хрипло произнесла Инна-Райвэн.
— В Хакасии хорошая энергетика, говорят. Но там сейчас тоже снег, эх.
— Нет, мне бы просто выйти в поле и покричать.

Далеко на Востоке учат, что нужно познать иллюзорность мира.
Райвэн бежала по тропе, которую можно было стереть. Взмахни, как в сказке, рукавом, и откроется настоящий облик любого пространства — сплетение энергетических потоков. И ты в нем тоже поток. Но Райвэн бежала по иллюзорной пустоши. Это был всего лишь один из образов Мира Мертвых. Серый песок, черное солнце, бескрайнее уныние для мертвецов. Иссохшие стопы шаманки едва касались тропы из каменных плит. Этот путь проступал из-под песка. Его не могли засыпать песчаные бури, не могли разбить духи в облике чудовищ. На каждой плите магия высекла знак заклятья, который защищал от разрушения. Условие лишь одно — если ты ступил на тропу, не смей сходить. Знание и сила не прощают тех, кто от них отказывается.
Райвэн резко остановилась. На плите перед ней лежала яшма. Треугольная, со сглаженными углами, она не могла появиться здесь без чьей-то воли. Оставленный кем-то знак.
Яшма в этих краях сродни деньгам, только номинал ее порой ничтожно мал, а порой может спасти жизнь. Найденный камень излучал извилистые нити оранжево-красной энергии, его напитала сила. На одной стороне камня отпечаталась надпись на неизвестном языке. Буквы пытались обернуться вокруг себя самих, стремились обратиться в спирали, и была в них какая-то искаженность, будто они сами противоречили своей форме, желая быть другими.
Райвэн подумала немного, стоит ли читать этот текст. Ей были знакомы ловушки, когда под одними словами прятались другие, и, внимая тексту, ты заклинаешь сам себя. Здесь шаманка не чувствовала угрозы . Только информация, и все. Райвэн долго смотрела на надпись, погружая себя в видение. Перед шаманкой вспыхнул образ — вечная пустыня, пронзенная тропой, как стрелой. Острие тропы упиралось в здание, сперва напомнившее Райвэн обсерваторию, этакая полусфера на широком цилиндре стен. Некто указывал ей конечную точку пути.
Райвэн обернула камень тряпьем, чтобы он не привлекал внимания тварей, которые чуют яшму, как кровь, и затем засунула его за пазуху.
Тропа постепенно светлела, как светлел и песок вокруг. Райвэн вторгалась в чужое владение, пространство внутри Мира Мертвых. Она не знала, кто мог удерживать этот образ пейзажа — может, хозяин, а может, и пленник.
Тропа оборвалась в нескольких шагах от склепа. Вот что за здание притянуло к себе дорогу! Куполом как пробитый череп, а по стенкам вились неровные строчки, символы того же неизвестного языка. Ряды букв или слов волновались, стекали вниз и карабкались вверх, путались друг с другом, не давая запомнить ни одной своей формы.
Из склепа выбрался темный силуэт. Высокий и худой мужчина с бледной кожей и мертвыми глазами, кутался в черные бесформенные одеяния с красным кушаком. Смиренно сложив мумифицированные руки, он дошел до края тропы и встал рядом с Райвэн, словно их разделяло тонкое стекло. На узких губах змеилась жуткая улыбка, наверное, благожелательная.
Райвэн опустила на границу тропы и песка яшму.
— Я думаю, это твое. Мне не нужно чужого, — сказала она, срывая уловку духа или человека.
В Мир Мертвых все хотят сделать тебя должником.
— Зачем ты приходил на мой пир? Я не звала тебя.
— И ты прогнала меня.
— Зачем?
— Так сложились тропы.
Тропами ходит лишь тот, кто может ими повелевать.
— Я хочу, чтобы ты сделал кое-что для меня. Тогда я, Яспис, пообещаю не приходить больше.
«Ну началось...» — усмехнулась про себя Райвэн.
— Скажи, что ты хочешь, и я подумаю. Если мне не понравится, я сражу тебя.
— Я ищу женщину, — ответил Яспис.
— Живую?
Райвэн не понравилось начало. Было в Ясписе что-то, пахнущее многими смертями. Чужак мог быть просто трикстером, а мог оказаться недобрым духом, мечтающим поглотить побольше душ. Такие существа тоже могут развиваться — сначала они едят обычных людей, а потом пытаются заполучить кого посильнее, например, мага.
Яспис ощутил недоверие и, кажется, понял его причину и нехотя пояснил:
— Мы были живыми, жили в одном городе и умерли вместе, в один миг, но здесь оказался только я. Ката пропала. Я долгие годы искал, ждал, когда ее душа пройдет по одной из троп. Я узнал имена всех проводников, но Ката не прошла их путями. И тогда я стал искать в мире живых, через зеркала.
«Человек! Сейчас я почти не чувствую в нем людского. Его душа сплетена из энергий Мира Мертвых. И все же... Она достаточно сложна, чтобы быть человеческой. И он не похож на обезумевшую могильную душу. Нет, в нем есть ядро души, это не набравший силу фантом человека, а человек, который сильно изменился. Но почему?»
- Тебя убили? — спросила Райвэн.
- Убили, — без малейшей задержки ответил колдун. — Убили и заперли в Мире Мертвых. Раз я не нашел Каты здесь, то она, — он поднял палец вверх, — там.
«Любопытно!» — Райвэн никак не могла обнаружить на нем следов злого заклятья. Яспис казался свободнее всех живых. — «И любопытно, что стало с его Катой. Быть может, он поглотил ее душу и потому обрел такую силу?». Но отчего-то Райвэн не захотелось принять такой правды. В душе Ясписа, насколько она могла видеть, была какая-то темная чистота.
— Ее могли съесть на любой из троп, — предположила шаманка. — Такое бывает с теми душами, что устали перерождаться или доказали свою никчемность.
— Нет. Ката не отличалась слабовольностью. Ее душа горела жаждой познания и силы, ее любила Земля, — он говорил о своей подруге почти с любовью -по крайней мере, такая могла выжить в Мире Мертвых. — Ката не могла исчезнуть.
— Что ты сделаешь, если найдешь ее?
Дух оскалился, и Райвэн вновь не ощутила в нем человеческого.
— Это зависит от того, кого ты найдешь, — уклончиво ответил Яспис.
—Тогда я оставлю за собой право сказать тебе правду или ложь.
— Честная сделка, — согласился колдун и поднял яшму. Он держал камень в руках, и во взгляде отражался облик женщины, память о которой не отняли ни смерть, ни долгое существование в пустыне мертвых.
— Я отдаю тебе образ тела и души Каты, какими я их запомнил...

«Человек умирает, душа распадается на части в средних мирах, она продолжает распадаться в нижних мирах...».
Остывающее вечернее небо владеет ни с чем не сравнимым чистым цветом. Дым от труб завода поднимался так медленно, что казался мертвой тушей, нависающей над городом. Зато дым от артыша, порошка можжевельника, вился в комнате по-живому — жирный, несладкий, густой, дружественный.
«В каждом нижнем мире с души снимается покров, и в конце концов она попадает в Мир Мертвых почти нагая. Внутри нее остается самая ценная часть, бессмертное ядро души, но оно мерцает тускло, потому что энергии Мира Мертвых подавляют его. Ядро души спит, ее воля спит. Духи ведут душу в Пределы Сна, а потом начинается ее восхождение, и в каждом из нижних миров духи дарят ей новые покровы, похожие или непохожие на старые...»
Дым окутал фигуру Райвэн шалью. Он не таял, не развеивался, и мысли шаманки звучали в нем эхом.
«Ядро души и личность человека могут быть непохожи до крайности».
Райвэн разжала пальцы. Невидимая обычному глазу, на ее ладони лежала яшма с движущимися письменами. В ней отпечатался облик души и тела Каты, однако тело истлело, а душа давно поменяла покровы. Обычно это не мешало поиску. Мир помнил всех, кто жил в нем, и по образу можно было отыскать Кату «той версии». Однако... в ее судьбе действительно нашлась странность. Мир не помнил Каты или не хотел рассказывать. И Райвэн пробовала разные способы допроситься ответа.
Сейчас она почти дремала в дымовой завесе. Шаманка держала вопрос про себя, но не владела видениями, разворачивающимися в собственной душе.
Дым вспыхивал разными цветами.
Как ростки, из земли пробивались источники силы, как цветы, над ними вырастали поселения и храмы. Шли века, дороги засыпало пылью и землей на много метров, а потом наверх опять начинали расти соты и муравейники новых поселений, пьющие из того же источника силы. Цивилизации уходят и приходят, а энергетические центры остаются. Их сила вплетается в облик человеческих построек и застывает на века. Даже если город исчезает потом, его образ остается. Взывай к прошлому, и мираж проступит. Он не бессильное видение, душой можно пройти по его улицам, заглянуть в лица его людей.
Райвэн сжала руку, убирая яшму в один из покровов души. Стоило попробовать.
В углу комнаты, между платяным шкафом и стеной, стоял свиток, скрученный из десятка карт. Райвэн раскатала карту мира и закрепила ее углы четырьмя книгами. «Бардо Тходол», «Путешествие на Запад», «Старшая Эдда» и «Золотая ветвь» — достаточно весомые тома. Затем шаманка вытащила из шкатулки маятник — длинный кристалл горного хрусталя без трещин, вставленный в оправу из серебра и подвешенный на гладкий шнур.
«Иногда самое верное — самое простое».
Райвэн села перед картой, отрешаясь от всяких лишних мыслей.
Она представила усыпальницу Ясписа с ее странными письменами и задала вопрос:
«Где построили этот склеп?» — и повела рукой над очертаниями континентов и морей.
Средиземное море заставило маятник закружиться по часовой стрелке. Амплитуда никак не уменьшалась, кристаллу что-то мешало указать точно, сколько бы раз Райвэн не начинала свой эксперимент.
Тогда она взяла другую карту, Европы, и провела по кристаллу пальцами, представляя меж ними чистый лунный свет, чтобы стереть из камня память о прошлом действии.
«Где построили этот склеп?» — Райвэн повторила вопрос и снова квадрат за квадратом обследовала нарисованные земли, пока кристалл не дал круг над Малой Азией. Снова очистив камень, Райвэн рискнула провести его острие над береговой линией, но вдруг в кристалл словно волной ударило. Маятник обернулся вокруг руки Райвэн, в нем что-то треснуло, и кристалл в мгновение ока потемнел, перестав быть собой.
Шнур лопнул, перед тем успев порезать запястье. Райвэн отдернула руку, и на карту упали капли крови.
Райвэн лишь улыбнулась этой выходке сил — они указали ей точное место и убедили в верности пути.
Она склонилась над картой, с интересом глядя, как в одной точке кровавое пятно растекается фигурой и приподняла бровь:
— Меня-то? Пугать смертью?
Фигура обратилась в знак косы.
— Когда-то коса была серпом Кроноса, — заговорила сама с собой Райвэн. — Бог Времени, неспособный рождать после оскопления, но способный отмерять срок.
Она задумалась и даже не стала заглядывать в интернет. И так понятно, что нужное ей поселение не оставило следов в истории. Даже сейчас, обращаясь к городу Ясписа мыслями, Райвэн ощущала неправильную пустоту — там должно быть что-то, но ничего нет.

Оглушительный скрип под ногами, словно белую грудь снега режут каблуками и он кричит от боли. Ветви сосен качаются от ветра. Если повернуться к веянью лицом — вмиг продует до костей и они украсятся узором инея. На ресницах — льдинки, дыхание дается с трудом.
Райвэн оглянулась . Она зашла достаточно далеко, протоптав одинокую дорожку среди намётов. Где-то вдалеке маячили дети в кислотных комбинезонах, но ребят точно не пустят в глубину парка. Парка, который сотворили из старого леса, когда-то единого с самым большим лесом на планете — тайгой Азии.
На поросшем соснами, крутом берегу реки все еще жили духи, помнящие былые времена, когда им строили амбарчики и их личины вырезали на коре самых больших деревьев, когда твердые деревянные губы обмазывали кровью, жиром и соком давленых ягод. Одни из духов заснули вечным сном, растворившись в природе, власть над которой они когда-то держали в кулаке. Другие стали пищей для юных духов, которые начали управлять новым порядком. Однако сам дух леса, вмещавший владения всех, малых духов, предпочел переродиться. Когда он хотел появиться в близком человеческому облике, то обретал форму человека, растущего внутри дерева. Золотом сияло его тело внутри темной коры.
Райвэн никак не могла услышать его имя. Оно стиралось при произношении, выметалось из памяти. Именно это напомнили ей подвижные надписи склепа из Мира Мертвых. Райвэн прозвала духа Орм — просто потому, что это казалось ей созвучным какой-то части древнего имени.
Шаманка встала под двумя соснами и поглядело в небо, а когда опустила голову внизу, она не увидела ни натянутого на щеки шарфа, ни парка, ни дневного света. Лес прорастал в нижнемирье, и Райвэн спустилась к его корням.
Огромная луна освещала деревья, не знавшие солнца. Почву накрыла не тающая корка льда. Сквозь нее поблескивала иссиня-зеленая ледяная трава, питавшаяся равно светом и тьмой.
Орм возник рядом незамедлительно. Из его рук, из пор и трещин коры сочилась золотая энергия, и ее жадно глотала земля, насыщая лес подземными ручьями и реками. Райвэн склонила перед духом голову, приветствуя древнее божество, и потом улыбнулась. Орм — тот дух, с которым мало говоришь, но близко знаком. Встречи с хозяином леса грели ее душу, и это было взаимно.
Райвэн вдохнула запах вечной жизни и поняла, что ей нужно выбрать направление — подсказка от собственной мудрой души.
Восток — мягкая сила Юности.
Юг — очаровывающая сила Молодости.
Запад — волевая сила Зрелости.
Север — бесстрастная сила Смерти.
«Я не знаю, что именно ищу, но оно связано с Смертью», — подумала Райвэн и повернулась лицом к северу.
По небу зазмеилось сияние, подобное полярному, и обрушилось вниз, превращаясь в озеро среди снегов.
— Ты хочешь силы.
Райвэн ощутила Орма за спиной. На его челе проросла корона из ветвей и темных ягод.
— Мне предстоит долгое путешествие, — ответила она.
Орм указал тонким пальцем на озеро, выпрямил ладонь и опустил вниз, показывая, как ей нужно поступить.
Райвэн кивнула.
Она разбежалась и бросилась в озерные воды. Озеро приняло ее сомкнулось без малейшего волнения.
Холодно.
Так холодно, что из Райвэн выбило дух. Дух человека.
Шаманка раскинула руки в стороны и поглядела наверх, сквозь воду, превратившуюся в сияние. Этот малый свет не закрывал круг луны, потому что луна — истинная хозяйка
 этого озера.
Луна нижнего мира дала сил Райвэн. Озеро впиталось в тело шаманки без остатки, но, поднявшись из воды, Райвэн стала черна, как тень.
— Я приду спеть для тебя, — пообещала Райвэн Луне. — И приду станцевать тебе, — пообещала она Орму, ведь озеро лежало в его владениях.

Есть разные способы добраться до места из видений. Первое — потянуться к нему, как к маяку. Второе — найти и оседлать, как дракона, любой поток энергии, что стремится к нему. Но Райвэн не знала, как выглядит город Ясписа и Каты и опасалась, что такой поиск ничего не даст. Потому она решила прийти к реальному месту, указанному ей маятником.
— Не хочешь ли перевестись на полную ставку? — вдруг начала Галочка, закалывая волосы у зеркала. Она заметила, что Райвэн думает о чем-то своем и решила, что можно отвлечь. Опять ее начальница попросила. — Наверняка же на этой твоей подработке бывают перебои, да и стаж не капает.
Райвэн отмахивалась от таких предложений существованием мифической второй работы. Впрочем, работа существовала, но говорить о ней не стоило. Не говорить же, что она шаманит.
- Ну смотри, — продолжила Галя без особого вдохновения, — если бы перевелась, фирма сделала бы вдвое больше скидку за полеты. А в Турцию или Израиль в этом году вообще бесплатно.
- Ты же знаешь ответ. Нет.
Райвэн хитро поглядела на карту. Да, мироздание включилось в игру, раз даже коллега говорит о месте, которое нужно Райвэн по шаманской части.

Для далеких перелетов — обличье ворона.
Ты неподвижно сидишь, тело — пустая оболочка, лишь якорь в среднем мире. Движется — душа.
Человеческий силуэт держится недолго. Дуновение ветра — и прежние очертания смывает волной перемен. Лицо стекает вниз, превращаясь в клюв, руки уплывают за спину крыльями, ноги вращаются, впиваются в живот, а пальцы ступней и ногти растут, пока их не покоряет образ птичьих лап и когтей.
Взмах крыльев — и опадает бесцветная оболочка, открывая черноту перьев. Взмах крыльев — и с перьев слетает шелуха прошлой формы. Взмах крыльев — и хрустальный воздух разбивается, повинуясь хозяину полета.
Райвэн легко вырвалась из города, но дальше недостаточно просто лететь. Над рекой вздымаются столбы воды — темно-синие, и в каждой капле отражаются лица речной хозяйки. Если она в недобром расположении духа, вовек не высушишь перья, изранит грудь и крылья о свои перстни, острые камни. Можно подниматься ввысь, до седьмого неба, чтобы в восьмом обогнуть владения речной хозяйки, но это займет слишком много времени и сил.
 Райвэн чувствует мир, слышит ветра, перебирающие струны пространства, и едва качает крылом, уходя из этой реальности в другую — тоже средний мир, но в нем больше нет реки.
Шаманка пролетает над полям и лесами, чувствуя их отдаленное присутствие. Впереди вновь возвышаются арки и шпили энергии, на этот раз темной и густой, влажной и земной. Это лес сосен, елей и берез выбросил отростки своего существа между мирами, это его дух с шерстью медведя и ветвистыми древесными рогами основал себе вотчину подальше от людского среднемирья. Архитектура его леса прекрасна, Райвэн даже хочется влететь под арку из рыжих стволов, под игольчатую корону, венчающую же не землю, а девятые небеса, но тогда ее путь никогда не завершится. Райвэн слушает ветер — и уходит вниз и сквозь, пока пространство не начинает напоминать мыльный пузырь, легкие радужные разводы, меж которыми кипит и мерзнет вековечная топь.
За болотами вороний глаз видит черную пропасть. В ее темноте не разобрать рельефа. Влетев за черную границу Райвэн ощущает каждым пером, что здесь тоже растет лес, рассекаемый чернильными артериями рек, но дух-хранитель прильнул к нижним мирам. Корни его деревьев пролились сквозь несколько земель, лапы его зверей оставляют следы под подземными солнцами и лунами.
Райвэн попыталась ощутить, где находится средний мир людей. Он был выше ее головы, но недалеко — еще слышались голоса людей и даже, иногда, шум электростанций и машин. Шаманка поднялась выше. Земля среднего мира взбугрилась округлыми панцирями холмов, за которыми Райвэн вновь увидала столбы силы и услыхала далекий звон, голос Уральских гор. Горы всегда полны музыки, отчужденной, как души скальных духов, и прекрасной, как обещание вечности.
Райвэн круто повернулась на юг и ушла из мира образов и звуков в тишину. Пространство опустело, но вдалеке вершина Эльбруса сияла путеводной звездой для путешественников меж мирами. В этой звезде жило свое коварство. Сначала ты думаешь, что никак не приблизишься к вершине, а потом вокруг поднимается недовольный гул, ведь ты попал под владычество горы и взят в плен ее жадными духами. Братья-вороны предупредили Райвэн, и она смотрела больше не на далекую голубую звезду, а вниз, ища меж теней другие тени — призрак тропы, оставленный другими шаманами. И она увидела дорогу, змеящуюся и петляющую, выровняла полет вдоль этой линии, пока тень не опрокинулась вниз водопадом, открывая новую, красную долину.
Красную, но холодную — зима правила и на юге, где снег не покрыл стылую почву мягким покрывалом. Земля растрескалась, и в трещинах клубился то ли пар, то ли создания нижних миров, потому что Райвэн опять провалилась в подземные миры. Она с усилием заработала крыльями, с трудом преодолевая оковы ледяного воздуха, и вдруг ощутила тепло, а после за краем спящего плоскогорья ей открылась кромка морского берега. Райвэн так и захотелось рвануть к ней, но шаманка замедлила полет, чтобы не попасть в новую ловушку, невольно подстроенную миром духов.
Наконец волны отразили луну среднего мира, и Райвэн вспомнила карту.
Где-то здесь.
Шаманка изгнала прочь все мысли. Пусть мироздание вынесет ее душу туда, где свершится судьба.
Птичье тело повело вправо. Райвэн летела вдоль края берега, повторяя все его изгибы.
Граница суши и моря всегда полна режущих энергий. Это духи вод и духи земли борются друг с другом за каждую пядь пространства, разрывая ткань миров. Не попасться никому из них, не вмешаться в чужое состязание. Райвэн помнила, как однажды, в морское поездке, на нее из воды выпрыгивали одна рыба-дух крупнее другой, принимая за подельницу хозяина суши. Но, похоже, именно сегодня духи устали или сражались на иной грани реальности, и Сестра Ворона могла всего лишь следовать береговой линии, пока что-то не поманило Райвэн спикировать.
Под лапами — песок, под ногами — уже земля. Сухая трава белеет в сиянии луны, как пальцы мертвецов, стебли то тянутся к ногам, то прянут прочь, почуяв смерть, ведь смерть осела пылью на плечах Райвэн. Шаманка оглянулась: в долине между длинных отрогов тут и там торчали столбы построек. Персты их указывали вверх. Истрескавшаяся деревянная кожа почернела. Здесь побывал огонь.
Райвэн покружила по поляне, раскинув руки в стороны. Воронья ипостась в ней не полностью уснула. Ощутив прохладное дыхание воды, шаманка встала чуть поодаль от построек. Здесь люди ходили к колодцу. Райвэн встала у его засыпанного полукруга и еще раз окинула взглядом поселок. Ни одного призрака, духа или зверя. Безопасно, но неправильно. Неправильно — значит, опасно. Она провела на земле вокруг себя и колодца круг и вплела в него слова заклинания, чтобы никто не смог потревожить ее замысел начать видение в видении.
Некрасивые, резкие звуки сорвались с ее губ. Райвэн превратила тишину в свой бубен, ее голос бился о стенки пространства и возвращался обратно искаженным эхом. Райвэн словно вела злую беседу с кем-то вторым, но звуки раздавались все реже. Время тишины превысило время звучания.
Райвэн снова перестала быть собой. Она перешла на ритм Земли. Шаманка текла с водой по камням, будто потеряла себя и мечтала стать ничем, но внутри этого течения постепенно нарастала ее воля — Райвэн, не обретая формы, поплыла против течения.
Мир раскрывал покровы, не чувствуя в ней человека, и вслед за пространством мир расслоился на время. Райвэн стремилась в память Земли.
Вокруг колодца вырос сгинувший поселок. Загорелые кареглазые мужчины выходили к морю, чтобы разворачивать белые паруса и ловить черную рыбу. Сезонная жизнь, которой раньше здесь не было, протекала своим чередом, только вот мужчины опасались кряжей по сторонам поселка. Горы пугали людей ночью, как челюсти глубоководной рыбы, а луна выглядела безобразной и недостойной песен. Уныние царило в лагере, и оно переросло в суеверный ужас, когда одной ночью раздалось пение, почти вой, скроенный из слов на непонятном языке. Тот, кто вчера был молчалив и сосредоточен, сегодня сошел с ума. Он бегал по поселку и кричал, а когда его скрутили, откусил себе язык. Ему нельзя было говорить на том наречии. Рыбаки наутро снялись, предав поселок огню. На четырех столбах они начертали слово «смерть».
Земля чиста и вновь полна.
Деревянный городок приветствовал небо красными флагами. Его люди не любили суеты, а еще показывать лица. Они приехали ради дел, и каждый день что-то растет и создается вопреки всем слухам о дурноте места. Но отчего-то в долине нелегко дышать, а ночью рука тянется к ружью или сабле. Однажды оружие взяли все мужчины, и даже пара жен. Все они услышали дикий крик, а потом обнаружили его источник. По улицам бежал голый сын плотника, и руки его не могли остановиться — пальцы сами собой танцевали за змей и фурий. Безумец выкрикивал слоги все быстрее, только тряпка во рту остановила его несвязную речь. Казалось, без движения он не может говорить, а без слов — дышать. Его лицо покраснело, в глазах полопались сосуды. Он замолчал навсегда, в его молчании жило обещание беды. Сады и поля погубил неурожай, на море пришел красный прилив. Люди ушли из этих мест, но перед тем каждый мужчина трижды плюнул на скверную землю.
Люди приходили и уходили, пока земля не обрела долгий сон. Или пробуждение? Ее травы и деревья росли наоборот, их омыла морская волна, их опалил вулканический огонь, и лишь тогда Райвэн увидела стены, сложенные людскими руками. Не успела она возликовать, как вокруг города вспыхнули огни, а потом его неверные очертания закрыла стена из сплошной энергии. Водопад непроницаемой силы, пугающей своей плотностью.
Райвэн сделала всего один шаг и крепко закрыла глаза, чтобы перестать ощущать. Слишком много всего! И она все равно видела, обоняла, осязала ни с чем не сравнимые потоки энергии. Они текли эфемерно, и в то же время тяжело, одно соприкосновение с ними оглушало душу, словно она познала многое за мгновение и не может ничего из этого понять. Густая энергия взывала к чему-то древнему в душе Райвэн. Что-то в душе помнило времена, откуда пришел сокрытый город. Райвэн отшатнулась от этого сияющего великолепия в страхе потерять себя.
Вовремя. Пространство перед Райвэн раскололось. Его фрагменты задвигались в разных плоскостях, как танец светлых зеркал, отражающих радугу. Райвэн едва успела очнуться и отступить. Там, где стояла она, теперь поднималось вонзенное в радугу воздушное копье. От его древка во все четыре стороны дул злой ветер, мешающий даже смотреть. Райвэн заслонилась от воздушных струй рукой. Увидеть бы, кто метнул это копье!
Ветер не утихал, пока не снес ее на два шага назад, и тогда шаманка увидела стража. Он проступал из разломанного пространства средоточием осколков и только в движении являл свою форму рыцаря. Вот страж приблизился к Райвэн, медленно, как подслеповатый крот, словно и сам не мог разглядеть пришельца из других уровней энергии, и шаманка разглядела, что меж иризирующими пластинами показывается узловатое, будто сплетение жадных корней, молочно-белое тело, перевитое опаловыми цепочками. Голову рыцаря закрывал сплошной причудливый шлем, напоминающий раковину, тем более что его грани наслаивались друг на друга и имели перламутровый цвет. Части доспехов держались вокруг тела без единого крепления. Райвэн решила, что перед ней дух. Человек бы сотворил больше подобия земным латам, бессознательно стремясь к большей защищенности.
— Ты пустишь меня к городу? Я не несу зла, — попыталась договорить шаманка.
Страж отрицательно качнул головой и поднял копье. Наконечник вращался, создавая потоки ветра, и Райвэн пришлось отступить еще дальше под давлением этой воздушной мощи.
Райвэн взмахнула руками. Ее тело обвили черные кости, не оставив ни одного просвета, а гладкий шлем вытянулся в клюв. Однако в руках шаманки не появилось оружие, хотя она знала магию его призыва. Райвэн разбежалась и прыгнула на Стража, словно собираясь задушить его голыми руками. Рыцарь приготовился ответить, но шаманка оказалась за его спиной — Райвэн летела к стене на двух костяных крыльях. Страж пустил вслед свистящее копье, и шаманка нырнула вниз, ускользая от удара. Еще немного, и она бы коснулась заветной цели... Нет. Райвэн отпрыгнула от стены, как обожженная, перекатилась назад и удивленно воззрилась на свои пальцы. Они немели от опьяняюще густой энергии города, а в голове повисал радостный туман, парализующий все члены. Райвэн без жалости хлестнула себя по щеке, и наваждение раскололось, как и пространство перед лицом. Рыцарь почти успела пронзить ее, копье скользнуло по боку Райвэн, начиная серию яростных ударов. Шаманка гнулась, прыгала и взлетала, забыв о человеческом теле. Ее спасли лишь кости снаружи — дар костяного князя из Мира Мертвых, о котором она и сама не знала до этих мгновений.
Однако рыцарь оттеснил Райвэн от стены.
Шаманка чуть было не скрылась из этого пространства, но, стоило ей очутиться на прежнем месте, как страж прекратил преследование.
«Так дальше черты ты не идешь?»
Райвэн рухнула вниз и рассталась с доспехами, пытаясь вернуть себе спокойствие. Тень опасений осталась — можно ли одолеть стража? стоит ли вообще заходить за стену? что там ждет ее душу? ее сотрет ли эту Райвэн потоком древней силы, чтобы и она превратилась в часть этого места?
«Еще раз проверю», — решила она, вновь облекаясь своими же костьми.
 Райвэн наступала, уже не желая победы или достижения города. Разум шаманки был чист, душа внимательна, но она получила еще три раны. Энергия текла сквозь разрезы на голени, плече и боку. И каждый раз Райвэн возвращалась на прежнее место, а безликий Страж останавливался в нескольких шагах, ожидая новой схватки.
Теперь Райвэн не торопилась вернуться. Она даже прилегла за пределами незримой черты, черпая густую силу вокруг. Шаманка легко исцелила себя и осознала — рыцаря не одолеть: чем ближе к городу, тем страж сильнее, любая его рана быстро заживет. Райвэн села, скрестив ноги. В ее атаках все же имелся смысл. Каждый раз душа соприкасалась с эхом от энергий стены, а значит, запоминала, что несли эти потоки.
Шаманка забыла о Страже. Она ныряла в захваченные энергии, добровольно топила себя в их тягучем золоте. Шум тяжелой энергии превратился в крики, крики — в возгласы из слов, слова — в мелодию, из-за которой сердце Райвэн затосковало по родине, которой уже не подняться из волн и огня. Неверные миражи дрожали, рассыпались, но пытались обрести очертания.
Миражи хотели быть увиденными, а Райвэн хотела их увидеть, но даже захваченные в плен частицы памяти не могли соединится друг с другом . Райвэн перебирала четыре встречи с городом, но каждый раз мозаика гибла, заставляя начинать сначала, пока пляшущие сами собой руки Райвэн не повторили странный жест... Причудливый жест из забытого танца, выскользнувшего из города вопреки всем действиям могущественных сил. Когда Райвэн почти увидела танец под известной всем тысячелетней луной, в горло уперлось острие копья.
Райвэн подняла взгляд. Над ней возвышался страж. От напряжения его маска разбилась, и лицо принадлежало женщине.
Пышные белые волосы светились и двигались змеями. В светлых радужках потерялись зрачки, но ожили мудрость и спокойствие. Высокие скулы пересекали красные полосы татуировки. Она была непередаваемо прекрасна, и эта красота резала сердце печалью. Люди редко бывают такими. Напряжение внутри стража нарастало, и под пластинами наплечников проявились широкие плечи и мускулистые руки, тем не менее, принадлежавшие женщине.
— Что бы ты ни делала — прекрати! — повелела рыцарь голосом, в котором человеческое смешалось со звоном льдин.
 Райвэн подняла ладони:
— Тебе трудно стоять за чертой, — с насмешкой сказала она.
— Мне хватит сил, чтобы убить тебя.
— Ты не сделал этого раньше.
— Я страж, а не убийца.
— Мне не нужен город, быть может, — призналась Райвэн, вставая. — Уйду, если получу ответы.
Рыцарь задумалась. Стена за ее стеной переливалась красками чуть интенсивнее — похоже, решение принимали и духи, живущие внутри, истинные хозяева города и те, кто управляет стражем.
— Ты уйдешь, если будешь молчать об увиденном, — согласилась рыцарь.
Райвэн развела руками со словами:
— Мне не о чем говорить, ведь я ничего не видела. Ты ответишь на вопросы?
Страж отвела копье и тяжело оперлась на него.
— Три вопроса — три ответа.
Ее взгляд казался бы надменным, если бы не подкупающая чистота духа.
— Мне хватит, — Райвэн подняла указательный палец, предупреждая первый вопрос. — Ты знаешь историю этого города?
— Я знаю все, что было в нем, и храню его память.
— Почему город разрушен, отделен, забыт? — Райвэн распрямила большой палец и смотрела на рыцаря через него. Не просто так, а чтобы не отвлекаться на внешность стража, ведь порой и образ обладает своей магией, порой опасность — в красоте. Рыцарь заметила ее движения и слегка улыбнулась — ей был знаком этот способ. Она дала следующий ответ, надеясь сбить Райвэн с толку:
— Его маги познали то, что рано поднимать. Город был разрушен, отделен и забыт до лучших времен. Нарушители покоя тоже могут быть похищены, отделены и забыты вместе с ним.
Райвэн не поддалась желанию спросить «почему?» — последнее искушение от стража. Шаманка заготовила другой вопрос и разжала весь кулак.
— Я ищу женщину по имени Ката. Она умерла в этом городе. Но ее душа не пришла в мир мертвых и не родилась в мире живых. Могу ли я узнать ее судьбу, или она тоже должна быть забыта?
Рыцарь долго смотрела на шаманку. Райвэн ощущала, как ее душу изучают, и делает это не страж, а тот, кто исполняет обязанности стража. Некто, у кого есть свои резоны.
- Покажи, что ты принесла. Это камень.
Камень Ясписа у груди мгновенно потеплел. Райвэн вытащила яшму и протянула ее Рыцарю. На миг волосы стража потемнели, а лицо смутно напомнило образ, данный колдуном.
— Я не умерла, — у стража был слишком ровный голос для такого ответа. — Я сумела отринуть человеческое. Мне , новой, защищать город предложила Она. Я храню город много веков, но вольна уйти, когда пожелаю, и здесь встанет новый страж.
— Ты предлагаешь мне занять твое место?
Новый оценивающий взгляд.
— Ты не годишься.
Ката развернулась. Разговор был окончен, и пространство начало дрожать, наполняясь новым потокам. Райвэн поняла, что, даже помня это место, она никогда сюда больше не попадет. Оно будет спрятано заново.
Тогда Райвэн выкрикнула:
— Ты ничего не хочешь передать Яспису?
Но фигура стража уже обросла бликами и гранями, стирающими все признаки ее существования.
Возможно, Ката ушла за грань зеркал, в которые мог заглянуть мертвый колдун.
Вокруг Райвэн вновь оказалась долина меж двух кряжей. Поблизости плескалось море, всегда жадное до берега.
Райвэн улыбнулась. Ей понравилась Ката, свободный дух, когда-то бывший человеком.

Тропа обрывалась у склепа. Его надписям нельзя было застыть в истинном обличье.
Яспис стоял у края тропы, словно никогда и не уходил, но Райвэн чувствовала, что его потоки успели впитать пыль новых троп Мира Мертвых.
Ветер трепал красный пояс алым флагом, но в верности колдун поклялся только Смерти. На губах его играла все та же мертвая улыбка, он радовался приходу Райвэн с любыми вестями. И он узнал их.
— Я сразу почувствовал, что Ката сильнее меня, — наконец промолвил Яспис. — Она отказалась от человеческой памяти и получила больше, о чем мечтала.
— Тебе не жаль, что она забыла тебя, — подытожила Райвэн.
— Я и сам почти не помню ее.
— Ты не прекращал искать, возразила она, ища в его душе нити связи с Катой. Но Яспис был связан разве что со склепом за своей спиной.
— Это тень моего последнего человеческого желания.
Райвэн сравнивала души двух людей, умерших в один час, в одной гробнице. Хотя Ката привлекала светом, Яспис вдруг понравился ей больше — он познал тропы мертвых и тропы шаманов. И все же и Ката, и Яспис связали сами себя, каждый по-своему.
— Ты сказала ложь или правду, — произнес Яспис, не мешая Райвэн копаться в своей душе, ведь он был увлечен тем же самым. — Я готов исполнить свое обещание. Я не приду на твой последний пир.
— Это хорошо, — сказала Райвэн, собираясь взмыть в воздух. Ее руки наполовину стали крыльями.
— А ведь я хотел бы посмотреть до конца. Я люблю тех, кто не боится смерти.
— Не надейся.
Райвэн взмыла в воздух вороном.
Яспис долго смотрел в темное небо, ища созвездия.
Звезды погасли для него. Его судьба отныне лежала лишь в Мире Мертвых. Или в Небе под ногами?