С кем поведёшься

– Понимаешь, Серега, люблю я ее. Знаю, что не нужен, а сердце рвется. В глаза смотрю - мир переворачивается. Муся моя девушка видная, умница, с образованием. Только я-то ей к чему? Работяга со сквозняком в карманах. Я в сравнении с ней… Да и какие там сравнения! – потягивая пиво, рассуждал Петр. Он сидел за столом, загромождая собой небольшое кухонное пространство. Всю последнюю неделю Петр ходил сам не свой, потому Сергей безоговорочно принял предложение «по пивку». Видеть страдания и душевное смятение лучшего друга и не помочь – грех величайший и непростительный.
– Слышь, Петруха, отчего ты ее Мусей зовешь? Она же Мария,  не знаю как по батюшке.
– Темный ты человек, Серега. Мария, она же Маруся, она же Муся. Глаза у нее ласковые, мягкие. За такой взгляд душу наизнанку выверну, – распалялся Петр. – И не только свою, – на всякий случай предупредил он.
– Понятно. Я вот одного в толк не возьму. Как можно скитаться по городам и весям и при этом не видеть большими своими глазами любви верной и безмерной? Она что, всю жизнь так путешествовать  будет? Ведь нет же! Осядет, приземлиться однажды, детей народит. И будет жить-поживать и Добрана жевать.
– Какого Добрана? – не понял Петр.
– Доча моя малая так мне сказку рассказала, Зойка. Ох, и хитрющая девица растет! Глазенки прищурит: «Пап, я считать умею! А ты мне пятую конфетку дашь, если я уже четыре съела?» Скучаю по ней – жена в отпуск на море забрала. Четвертый день бобылем хожу. Надо признать, поначалу нравилось, а теперь затосковал. Но мне-то проще, здесь недолгое одиночество. А вот с тобой, Петруха, надо что-то делать.
– Да чем же ты поможешь, добрый молодец? – грустно пошутил Петр.
– Еще не знаю. Только не верю я, чтобы какая-нибудь баба рядом с тобой долго айсбергом оставалась. Ты ж у нас орел! Руки-ноги на месте. Даже голова твоя светлая – глянь, всегда на плечах имеется. А это редкий случай, Петруха. Ты Мусе разлюбезной цветы дарил? Стихи писал?
– Цветы – было дело. Только до стихов я не охоч. Глупости это все! Когда любишь, не слова нужны, а поступки. Героические. По возможности.
– Так вот и я о чем толкую! Время героических поступков наступило! –  высокопарно объявил Серега. В школьные времена он состоял в литературном кружке. – Я твердо знал, что пригожусь,  спасая мир посредством слова.
И с сияющим видом потер ладони.
– Ну, где твой аппарат? Заряжай! Эх, бывали дни златые! Ты только послушай:
Душистый тоненький листочек
Напомнил запах твоих губ.
Письмо читаю, сердцем таю.
Какой я все же однолюб!
– Ну, ты, Серега, удивил. Вот так сразу и стихи вспомнил.
– Наивный ты, Петруша, хотя это тебя не портит. Не вспомнил, а написал. Только что. По теме. Нравится мне, как во времена кавалергардов мир устроен был: письмецо откроешь, сердце бьется, а из конверта цветик-семицветик засушенный в ладонь падает. Романтика, любовь, сердечная тоска. А сейчас – ноутбук подключил, сообщение настрочил. Ни тебе аромата дивного, ни травинки для долгой памяти. Да ладно. Прошли былые времена, оставив в сердце вдохновение. А что дамы стихи по-прежнему уважают, по себе знаю. Зойка моя малая на днях сообщила: «Меня Вова из нашей группы замуж позвал: будь женой, ты всех милей и краше». А она: «Не могу сейчас, я ногти крашу». 
Петр молча слушал Серегины байки.
– Ты, Петруха, пока у меня настроение лирическое, опиши в подробностях предмет своих вожделений, без натуры портреты не рисуют.
– Вот фотография, смотри, - протянул Петр нерешительно. – Смотри, да не засматривайся, поэт-баснописец! Ну… Глаза большие, волосы русые, руки… Две. Все остальное тоже есть.
– Да,  с такой натуры даже репродукции не сделаешь. Пиши: «Мария! Я о любви огромной заявляю, письмо по электронке отправляю, точка».
– Шедевр! - улыбнулся Петр. – Только она Муся.
– Как прикажете. О вас, о дорогая Муся, заочно рассуждать я не беруся.
– Иди ты! Водички попей, остынешь малость. «Беруся» – надо же так слово вывернуть! Она же филолог, в русском языке все тонкости знает. К кандидатской готовится.
– Опаньки! С таким монстром русской словесности я не смогу бороться, весовая категория не та. Слушай, Петр, напиши сам, а я твой сонет доведу до совершенства.
Петр сел за компьютер и попытался сосредоточиться. О чем писать, если не виделись два последних месяца. О погоде? Глупо. О делах? Наивно.  Немного общих дел найдется, когда живешь за тысячу километров. О прошлом все сказано. А будущее…  Есть ли оно? Хочется тепла, согласия, семьи. Чтобы не жалеть потом о бесполезно потерянном времени и бесцельно выпитых рюмках. И детей хочется. Да прямо сейчас, вот так сразу. Родить бы их с десяток, пока старики живы, порадовались бы. Муська моя родная, в этом вопросе мне без тебя никак не обойтись. Девочка милая, любимая, желанная! Обнять бы тебя, растаять, раствориться…
– Эй, Петруха, ты что сделал? Черт! Вот это послание! – Сергей смотрел на монитор, вытаращив глаза. – Ты же пустое письмо отправил! Я-то тебя понимаю, а вот Муся твоя… Филолог…
Петр очнулся, встряхнул головой, огорченно вздохнул и нажал «Завершение работы». Все, на сегодня с любовной романтикой покончено.

***
Мария торопилась домой. В ее съемной квартире в центре города обитали еще двое: старшая сестра Катерина, безудержная оптимистка и хохотушка, и единственный мужчина в доме – кот Тимофей. В комнатах было не очень уютно, не очень вкусно и не очень ласково. Катерина постоянно пропадала в редакции. Мария завершала очередную главу диссертации и была озабочена карьерными страстями. Она с увлечением вела исследовательскую работу по изучению взаимовлияния славянских языков. Беспокойный творческий ум жаждал активной деятельности: писались статьи, готовились доклады. Мария вполне заслуженно считалась примой русской филологии в масштабах университета.
Научные изыскания и преподавательская работа занимали двадцать пять часов в сутки, принося невероятное наслаждение. К великому кошачьему сожалению на хозяйство времени не оставалось. Холодильник не пустовал, но его наполнение - замороженные пиццы, блинчики и прочая полуфабрикатная снедь – никогда не являлись Тимофеевой мечтой. Обстановка в доме напоминала офисную, и рассудительный кот лениво наблюдал деградацию девичьего общества. Приходилось лишь скромно надеяться на глобальные изменения и призывать запах рыбного бульона хотя бы в свои спокойные сны.
Но изменения все-таки пришли. Мария влюбилась! В нормального с точки зрения Тимофея человека – теплого, доброго, обожающего котов, стремящегося к обычной семейной жизни с хозяйством и детьми. С его появлением в доме стало веселее и надежнее. Если бы Тимофей умел улыбаться, он бы это непременно делал ежеутренне. Петр часто баловал кота свежайшей, только что выловленной рыбкой, и Тимофей искренне полагал, что счастье  в виде добродушного хозяина  пришло к нему навсегда.
Однако, как это бывает в нелюбимых сериалах,  командировка  Петра закончилась, и он уехал в родной городок на Волге. Мария печалилась, часто упоминая имя, ласкающее чуткий  кошачий слух. Потом попривыкла, утихла, и холодильник опять заполнился полуфабрикатами. Дни стали скучными и одинаковыми. Изредка Мария рассказывала сестре о переписке, передавая от Петра приветы. Рассказывала, что он зовет к себе. Что ехать в маленький городишко с большим отсутствием перспектив – неразумная и неуместная идея. Что в целом она не возражает, парень он  приятный и даже замечательный, но разменивать  привлекательное будущее на звон кастрюль и детских горшков в данной ситуации просто глупо.
– Я права, как ты думаешь? – в очередной раз задавала риторический вопрос Мария. Сестра молчала, улыбалась и пожимала плечами.

Но однажды за поздним вечерним чаепитием Катерина мечтательно посмотрела в окно и тихо сказала:
– Счастливая ты, сестренка. На меня бы  кто глянул - и то сладко. Но вероятность возникновения отношений обратно пропорциональна увеличению женского опыта – так говорит моя шефиня Томочка.
¬ – Не шефиня, а шеф. Какая вредная привычка – использовать несуществующие формы слов! – серьезно поправила Мария.
– Ой, что это мы такие колючие сегодня? – удивилась Катерина и внимательно посмотрела на сестру. – Что-то случилось. Что?
– Не знаю.
– Да на тебе лица нет! Ты плохо себя чувствуешь?
– Со мной все в порядке. А вот с некоторыми – неизвестно. Письмо получила от Петра.
– И?
– И совершенно бестолковое, бездарное, непонятное! Я бы сказала - подозрительное. Пустое, понимаешь?
– Как это?
– Обычно! Белый пустой листочек, без букв, без смайлика. И даже без запятых! – возмущенно воскликнула Мария. Тимофей с любопытством приоткрыл сонный глаз. – Как можно? Я ему о делах, о себе, а в ответ…
– Может, что-то случилось? – нерешительно предположила Катерина. – Ты об этом думала?
– Я похожа на пенек с опятами? Конечно, сразу подумала! Написала, а он молчит.  Он меня больше не любит! – справедливо по-девичьи рассудила Мария и, к удивлению Тимофея, заплакала. – Все! И он мне не нужен! Совсем!
– Умная ты, Машка, но не все знаешь, – погладила Катерина голову сестры. – Любовь – это же не филология. Здесь не словами надо общаться, а сердцем. Ты только представь: идет Петр после работы, а торопиться ему некуда. Ни тебе радости, ни печали, тоска одна. Одинокий он и неприкаянный. Чтобы радость появилась, вместе надо быть. Просыпаться, на работу бежать, деток растить, о делах спорить. Всегда так было, не нам это менять. Теперь на свою жизнь посмотри,  вы же врозь постоянно.  Каждый своим делам хозяин, а общего много ли? И не забудь, парень он видный, а у нас на десять девчонок всего девять ребят.
Мария молчала, прижимаясь к старшей, мудрой и всезнающей сестре.
– Куколка моя, ты сердце спроси, нужен ли тебе этот человек. Если да, то бросай к чертям свою работу и достижения, поезжай к нему, пока не поздно. Будешь рядом, верить в него, ценить. Конечно, трудно это, разом все бросить. А ты не горюй, равновесие в жизни само приходит. Только реши, нужен ли тебе тот мужчина, который готов стать для тебя всем. Тебя природа женщиной создала, с этим спорить бесполезно. Этим надо пользоваться! Посмотри с другой стороны: для нормальной женщины что важнее – карьера в туманной перспективе или любовь уже сейчас? Конечно, любовь! Потому что сейчас она тебя делает счастливой. Сейчас, в этот момент. А что потом будет, одному богу известно.
– Ой, Катерина, откуда ты все знаешь? – подняла удивленные глаза Мария. – Тебя послушаешь, жизнь понятнее делается.
– По сторонам смотрю! – засмеялась сестра. – Пока ты книги читаешь. Ну, будет тебе хлюпать! Кофе с молоком хочешь?

***
– Петечка, может, в бар сегодня? – щебетала Лизонька, ненароком прижимаясь плечиком к его широкой груди. – Ну что ты молчишь? Петь, скажи что-нибудь.
– Подожди-ка. Смотри, свет горит. Третье окно справа. Я поднимусь, наверное, с утра забыл лампу выключить. Подожди здесь минуту. Я быстро! – крикнул Петр, исчезая в дверях подъезда.
Он взлетел на четвертый этаж, судорожно доставая из кармана ключи.
– Чёрт, брелок зацепился! Да чтоб тебе! Муська моя, она что ли? – не верил своим догадкам Петр.
В квартире пахло блинчиками и мятным чаем.
– Господи, чудо мое ненаглядное! Как же ты? Откуда? – радостно шептал он, накрепко прижимая Марию к себе и без разбора целуя щеки, нос, губы. – Как же без тебя здесь пусто было! Ты даже не знаешь, не можешь знать. Мусечка моя,  я так счастлив!
- Мне ключи баба Нюра дала, ты не против?
– Я скучал, с ума сходил без тебя, понимаешь? - не выпуская Марию из объятий, ласково шептал Петр. - Ты для меня все: радость, свет, нежность, весна, капелька росы на рассвете, цвет черемухи, от которой в голове дурман. Что я говорю? Я ли это? Ох, с кем поведешься!..

В мире остались только эти двое. Вместе.


2012 г.