Баррикады. Глава 15

Глава 15. Торговый двор


Стешкин ехал по проспекту Суворовскому, освещённому вечерними огнями, и как раз поворачивал на Тупик Тральщиков – в сторону высокой телевышки, рядом с которой находился телецентр. Телецентр состоял из ряда зданий, построенных ещё в довоенное время, и был окружён добротным забором, рядом с которым находились такие же древние по нынешним меркам дома и сооружения.

Во время Советского Союза этот объект был одним из самых важных, можно сказать, стратегическим, ведь он обеспечивал оповещение населения обо всём, что происходило в Адмиральске. Однако после распада Советского Союза он переживал не лучшие времена. Государство начало беднеть, и денег, которое оно выделяло на содержание мощного в былые времена телецентра, стало не хватать на содержание всех его зданий и сооружений, с каждым днём приходивших в ещё большую ветхость. А с появлением частных каналов и альтернативных средств массовой информации, стал вопрос о целесообразности его содержания как такового. В итоге, телецентру пришлось сокращать свои площади – что, впрочем, было разумно и с практической точки зрения – техника стремительно развивалась, и то, для чего раньше требовалось отдельное помещение или целый зал и требовало целой группы обслуживающего персонала, теперь умещалось на обычном столе и работать с этим оборудованием мог один человек. Основную часть своих помещений телецентр решил сдать в аренду, чем мало-мальски улучшил своё финансовое положение. Арендаторы оказались добросовестными и начали приводить в порядок занимаемые ими помещения, так что и старый телецентр частично изменился в лучшую сторону, и стал представлять собой гремучую смесь из старины и современности. Одним из арендаторов был телеканал «Фарватер», ставший первым в Адмиральске частным СМИ. Именно туда и держал путь Стешкин, чтобы встретиться с Калинковой.

Чиновник планировал оставить автомобиль на парковке возле проходной и через пункт пропуска пройти к длинному двухэтажному зданию, где как раз и находилась студия «Фарватера». Однако на подъезде к телецентру он заметил внушительное скопление машин такси. Где-то впереди мигал проблесковыми маячками автомобиль патрульной полиции. Такая картина была нетипична для всегда глухого и тихого Тупика Тральщиков. Стешкин предположил, что на телецентре, возможно, запись шоу с участием таксистов, однако мигалка полиции быстро отогнала эту мысль. Здесь явно что-то произошло.

Он с трудом нашёл место, где смог припарковаться, и вышел из своей не новой, но всегда начищенной до блеска чёрной «Волги».

– Штурмуете телецентр? – с иронией спросил он у мужчины, направлявшегося со стороны ворот к машине.

– Да если бы! – ответил тот. – На водилу нашего напали, когда он вёз сюда пассажирку. Обоих побили и запшикали баллоном. Девушке плохо. Откачали, но она еле дышит.

У Стешкина внутри заклокотало. Он ускорил шаг и через несколько секунд, не доходя метров сто до ворот телецентра, увидел машину «скорой помощи». Оттуда доносились обеспокоенные голоса:

– Умойте её кто-то. Она же глаза открыть не может.

– Да нельзя водой. Хуже только сделаешь.

– Она задыхается! У кого что от астмы есть?

– Да это не астма.

– Ей уже вкололи что-то.

Толпа людей скопилась прямо посреди дороги, обступив медицинский транспорт. Под ним, опираясь спиной к стене автомобиля, на раскладном стульчике полусидела-полулежала то ли девушка, то ли подросток в куртке защитного цвета с малиновыми волосами. Рядом находились двое мужчин – вероятно, водители подъехавших автомобилей. Один протирал платком её глаза, которые были зажмурены и слезились, второй держал над её лицом кислородную маску. Кто-то поднёс пластиковую бутылку и заставил девушку сделать несколько глотков. Та была настолько ослабшей, что не могла даже пить.

Расталкивая толпу сопричастных и любопытных, Стешкин прорвался внутрь и бросился к девушке.

– Ника, ты меня слышишь? – громко говорил он, склонившись над девушкой.

Та повернула в его сторону голову, но ни открыть глаза, ни вымолвить что-то она не могла. Тогда он попросил находящегося рядом зафиксировать её голову, а сам достал фонарик и светя в лицо девушки одной рукой, другой открывал ей глаза, пытаясь осмотреть склеры и зрачки. Ника скорчилась и застонала.

К нему подошёл врач.

– Я уполномоченный представитель Адмиральского городского совета, Иван Митрофанович Стешкин, – представился он. – Что с пострадавшей? Каково её состояние?

– Химический ожог дыхательных путей и слизистых оболочек глаз и носоглотки, – сказал мужчина в форме врача «скорой помощи». – Сделали укол дексаметазона и ингаляцию вентолина, это снизило отёк. Потому что дышать она уже не могла.

– Господи, – вытер пот со лба Стешкин.

– Другой пострадавший говорит, что в конце её ещё заперли в салоне, где была распылена эта смесь. Девушка была уже в состоянии анафилактического шока и открыть её самостоятельно уже бы вряд ли смогла. И если бы водитель опоздал хотя бы на десять секунд и вовремя не выволок её наружу, она бы уже не выжила.

Стешкин заметил направленный на них свет. Он исходил от фонаря, установленного над телекамерой. Происходящее снимали операторы местных телеканалов.

– Сейчас ей уже легче, но она нуждается в госпитализации. У вас есть её данные? – услышал Стешкин слова врача «скорой помощи».

– Калинкова Вероника Николаевна, – ответил Стешкин, вспоминая, как она сама передавала ему эти данные по телефону, а он записывал их для оформления спецпропуска. И как сам же тем вечером оказывал ей медицинскую помощь в своём кабинете.


* * *


Дорогу, ведущую на телецентр, озарил свет дальних фар. Со смежного переулка на большой скорости въехал серебристый фольксваген и остановился почти впритык к машине скорой помощи. Из легковушки вышли Громов и Дорогин. Громов сразу же включил запись на своём мобильном и подошёл к Стешкину. А Дорогин первым делом подбежал к подруге, что-то начал ей говорить, но та почти не реагировала, лишь беспомощно кивала. Потом достал фотоаппарат и начал с пристрастием фиксировать всё, что видел в месте происшествия.

– Спасибо, Юль, что позвонила, – подошёл главред «Баррикад» к телевизионщице Алютиной. Та стояла с микрофоном и старалась не отходить далеко от оператора, который сновал туда-сюда, снимая разные планы. – Кто-то ещё, кроме водителя такси, видел, как это всё происходило?

– Наш охранник на вахте видел, как машина остановилась на подъезде к телецентру. Потом началась какая-то возня, крики. Он сообщил в муниципальную службу охраны, – вздохнула журналистка.

В этот момент к ним подошёл мрачный Стешкин.

– Там Нику в больницу увозить собираются. Надо, чтобы кто-то поехал, – всегда спокойный и беспристрастный, сейчас он плохо скрывал волнение.

– Саш, можно я поеду? – тут же среагировала Алютина. – Я прямо виноватой себя чувствую, ведь это я её пригласила в наш телецентр, чтобы она рассказала под запись о том, что происходило сегодня в АКУ.

– Да, Юль, я буду тебе благодарен, – кивнул Громов. – И не кори себя. Если наша Ника действительно кому-то так стала поперёк горла, то её могли бы перехватить и встретить где угодно. Хоть дома, хоть под редакцией. Сейчас меня больше интересует другое: КТО это всё организовал?

Они подошли к автомобилю, куда врач и двое добровольцев из числа таксистов уже погрузили Калинкову. Получив согласие Громова, Алютина позвала оператора и вместе с ним направилась в салон кареты «скорой». Оттуда послышались возгласы возмущения реанимационной бригады. «Я – родственница!», – перекрикивал их звонкий голос Алютиной. Опять какое-то ворчание, и снова её голос: «А это – мой муж. Чем вам его штатив мешает, мы на пол положим!.. Нет, не будем оставлять!.. Нет, я без мужа не поеду!».

В конце концов дверь «скорой» закрылась и, включив сирену и мигалку, машина выехала с Тупика Тральщиков на Суворовский проспект.


* * *


Тупик Тральщиков представлял из себя небольшой проезд длиной буквально в пару сотен метров, ведущий от Суворовского проспекта к воротам телецентра. С левой стороны – пятиэтажный дом, с правой – выложенный из камня выступ, за которым на возвышенности начиналась парковка супермаркета. Сам супермаркет располагался на определённом отдалении, и видеть оттуда всё, что происходило на неосвещённом в тёмное время суток Тупике Тральщиков, было практически невозможно. Громов понадеялся, что произошедшее, возможно, смогли зафиксировать камеры, расположенные рядом с супермаркетом, и высказал эту идею Стешкину.

– Это вам вряд ли удастся, – покачал головой стоящий неподалёку щупленький мужчина лет сорока. – На этом участке «мёртвая зона». Камеры стоят на проходной телецентра и над входом в супермаркет. Но основную часть Тупика Тральщиков ни та, ни другая не захватывает.

– Мы обращались и в горсовет, и в полицию. Реакции – никакой, – подхватила пожилая женщина – тоже жительница соседнего двора. – Здесь часто происходят грабежи, нападения. Мы этот участок вечером и ночью вообще обходим стороной.

И тогда Громов заметил, что кроме таксистов, находившихся на Тупике Тральщиков, где не так давно напали на его подчинённую, собралось много местных жителей. Они наперебой пересказывали всё то, что недавно здесь произошло.

– Я выглядываю в окно: смотрю – какие-то молодчики тусуются, в масках и с капюшонами, – говорила женщина с комнатной собачонкой за пазухой.

– А у нас с обратной стороны двора дорогу ремонтируют, и там дорожный знак стоял. А тут я как раз по двору иду – и вижу, как двое этот знак через двор волокут, – эмоционально говорила старуха с зелёной кофте с седыми, заколотыми в пучок на затылке волосами. – Я ещё им говорю: «А ну поставьте обратно, откуда спёрли! Не то я сейчас в полицию позвоню!». А эти дебилы идут как шли, вообще никакой реакции.

– Этот знак через ваш двор несли? – указал Громов, включив портативную камеру в режим видеозаписи.

– Да, именно его! – обильно жестикулируя, продолжала старуха. – Ну я, значит, мобилку достаю, набираю номер полиции. И представляете, они меня начинают опрашивать – мол, назовите вашу фамилию, имя, отчество, возраст, адрес проживания. Ну да, так я им и назвала! Чтобы эти утырки ко мне потом ночью пришли и квартиру подпалили?

– В котором часу это было?

– Да вот, с полчаса, может, около часа назад. Но вы подумайте, как у нас полиция работает! Я им звоню и говорю, что прямо сейчас городское имущество воруют, называю конкретный двор. А они вместо того, чтобы прислать свой патруль, начинают выяснять, где я живу и какая у меня фамилия! – возмущалась женщина.

– Кто-то видел, как напали на девушку? – спросил Громов, обращаясь к толпе.

– Я видела! – выкрикнула морщинистая бабка в засаленной куртке. – Сперва здесь начали ошиваться какие-то люди в капюшонах и с закрытыми лицами. Двое в палисаднике засели. Я сначала думала, «закладчики», но они вели себя тихо, как будто были на шухере. А потом слышу: машина подъехала. И они резко туда. Потом слышу вопли, женские крики. Выхожу я к проезду – и шестеро с рюкзаком к гаражам бегут. Эти двое, и ещё четверо с ними. А потом смотрю: мужик из машины девочку достаёт, а она задыхается.

Стешкина и Громова обступили другие очевидцы. Кто-то слышал крики, кто-то видел происходящее из окна… Все рассказывали примерно одно и то же: шестеро неизвестных с рюкзаком в руках убегали за расположенные справа от центральных ворот телецентра гаражи.

– Надо же, – хмыкнул Громов. – И здесь шесть человек. Прямо как в случае с негритянкой.

Стешкин вернулся к своей машине, достал из кожаного портфеля небольшой блокнот и со слов жителей соседнего двора начал зарисовывать схему территории, отмечал стрелками место остановки такси и нападения на Калинкову, палисадник, в котором прятались нападающие, маршрут, по которому они тащили знак. Толпа переместилась во двор, расположенный рядом с телецентром, и здесь местные жители рассказывали, откуда прибывали и куда убегали нападавшие.

И тут Стешкин обратил внимание на небольшой крытый павильон со светящейся вывеской «Магазин-кафетерий», расположенный с обратной стороны двора. Как раз там, куда, по словам жильцов, сбегали нападавшие. На крыше кафетерия поблёскивал глазок камеры видеонаблюдения.

– Кому это строение принадлежит? Где владелец? – говорил Стешкин людям, указывая на сооружение.

– А вам зачем? – огрызнулся коренастый мужик из толпы. – Стоит себе магазинчик – и пусть стоит. Или будете уточнять, есть ли разрешение?

Толстая тётка подошла к нему и одёрнула за рукав.

– Да помолчи, Иваныч, тут люди про нападение пришли выяснить. Сдался им сто лет твой магазин, – сердито зыркнула на него она.

– Эт ты, Тамарка, ничего не знаешь, так молчи! – окрысился тот. – А я его по телевизору видел, он из управления земельных ресурсов. Ты думаешь, он просто так сюда явился?

Стешкин глянул на этих двух, оценив обстановку. Находящиеся рядом начали галдеть.

– А, так это вы нам запрещаете торговлю? Я вот уже почти год не могу добиться разрешения, два месяца не могу попасть к вам на приём! А вас это даже не интересует! Сколько документов к вам не носим – вам всё мало! – причитали местные жители.

Дело в том, что микрорайон рядом с телецентром в городе так и называли - «торговый двор». Многие его жители, в силу расположенности рядом Центрального рынка, выходили туда торговать. Некоторые торговали прямо у себя во дворе. И знающие люди, проходя по этому двору, часто отоваривались у местных бабушек. В те времена, когда супермаркет или овощной павильон на рынке оказывался по каким-то причинам закрыт, люди шли прямо в этот двор и покупали там всё необходимое. Поскольку полиция торговцев часто гоняла (торговля в этом дворе считалась незаконной), жители вышли из положения просто – завесили подъезды объявлениями с наименованиями товаров и номерами квартир, где эти товары можно приобрести. Любой житель, проходя по двору, мог позвонить в домофон и сказать: «Я за картошкой». В ответ звучало: «Сколько выносить?». «Столько-то килограммов». И прямо через открытые двери подъездов велась торговля.

– Я действительно из управления земельных ресурсов, – ответил чиновник. – Но назначен я не так уж давно. Запретить вам что-либо я ещё не успел, и вопросом торговли в вашем дворе я, если честно, даже не занимался. Сейчас меня интересуют не разрешения на ваш магазин, а данные с видеокамеры, установленной на нём. Давайте поступим так: вы мне показываете документы, и если с ними всё нормально, я их подписываю, а вы даёте мне данные с камер видеонаблюдения на вашем заведении.

– А наши документы подписать! – раздалось рядом. – Мы больше года уже ждём!

Жители повели к Стешкина к пустырю на своей придомовой территории, который они своими силами привели в порядок, облагородили и приспособили под торговую площадку. Однако торговать на ней им не разрешали, мотивируя тем, что объект не значится в реестре как такой, что предназначен для торговли. Около года жители бились, чтобы узаконить торговую площадку, однако прошлый начальник управления земельных ресурсов, как оказалось, даже не удосужился вынести этот вопрос на обсуждение градостроительного совета. Жильцов гоняли по инстанциям, находя всё новые отговорки – то целевое назначение участка не то, то к нему не подведены коммуникации, требуемые для торговых объектов. Стешкин пообещал завтра же поднять этот вопрос на заседании исполкома, обсудить его с депутатом по округу, управлением торговли и департаментом ЖКХ.

Люди обступили чиновника со всех сторон. Пользуясь моментом, они бегали по квартирам и демонстрировали ему свои документы. Какой-то торговец приволок свой стол, который заботливо накрыл новой клеёнкой. Кто-то принёс раскладной стул, на который усадили начальника управления земельных ресурсов. Через мгновение сердобольные женщины организовали и термос с чаем, и даже принесли в изобилии пирожков, которые, видимо, тоже обычно пекли на продажу. Тут же начали названивать своим знакомым, говоря, что у них во дворе сейчас начальник управления земельных ресурсов и чтобы те быстро подходили к документами, пока есть такая возможность.

– Милок, подпиши мне мои документы, – вопрошающе подошла к Стешкину бабушка – божий одуванчик. – Я уже два года пишу в горсовет, никак не могу добиться.

– Так у вас же всё нормально. Разрешение на торговлю есть. В чём проблема? – разводил руками Стешкин, знакомясь с документами.

– Так не дают же, – говорила соседка бабушки. – В горсовете говорят, что торговать мы можем, но только на рынке, платя арендную плату. Во дворе нельзя – не положено. А у неё пучок да петрушка – какая арендная плата? Она её просто не потянет.

Тем временем владелец магазина-кафетерия вызвонил своего сына, который и устанавливал камеры видеонаблюдения. Как оказалось, запись велась не только с крыши павильона, но и со стороны гаражей, где у торговцев было в собственности несколько боксов, переоборудованных под склады товара.

И пока Стешкин общался с жильцами, терпеливо их слушая и думая над решением их многолетних проблем, Громов с хозяином магазина и его сыном зашли в помещение бара – и через несколько минут уже просматривали на мониторе записи с наружных видеокамер.

На записи одной из них было видно, как трое парней в куртках стремглав бегут через двор. Головы закрыты капюшонами, за спиной у каждого рюкзак. Они забежали за гаражи и начали резко снимать рюкзаки. От того, что происходило дальше, у Громова расширились глаза: они снимали с себя куртки, доставали из рюкзаков совершенно другие, надевали их на себя, а те, что были на них до этого, прятали в рюкзаки. Самими рюкзаками они тоже поменялись – и, очень пристально оглядевшись по сторонам, уже не бежали, а просто шли по двору.

Громов попросил перемотать запись назад и кое-что увеличить. В руках одного из парней он увидел рюкзак, очень напоминающий тот, с которым ходила Калинкова. В момент переодевания, он тоже вместе с чьей-то курткой был засунут в один из рюкзаков.

– А можете увеличить вот этот фрагмент? Меня интересует этот парень с рюкзаком в руках, – Громов указал пальцем в экран монитора.

Спустя пару минут главный редактор «Баррикад» разглядывал увеличенный скриншот с видео. Человек, держащий рюкзак, показался ему знакомым.

– А можно как-то осветлить, чтобы было лучше видно лицо?

Сын хозяина кивнул и принялся проводить над компьютером новые манипуляции. Прошло ещё несколько минут – и Громов смотрел на прыщавое лицо с перебитым носом и глубоко посаженными глазами. Хоть нижняя часть лица была закрыта чёрной маской, журналист его узнал.

Попросив у сына владельца разрешения воспользоваться его ноутбуком, через вай-фай кафетерия Громов отправил фрагменты видео и скриншот на редакционную почту «Баррикад» и электронный адрес Комсомольской библиотеки. После этого журналист набрал номер директора библиотеки – Зои Вишняковой.

– Зоя Алексеевна, это Громов. Я вам на почту отправил фотографию одного отморозка. Присмотритесь внимательно, был ли он среди тех, кто напал на вашу библиотеку и сорвал вечер памяти Маяковского.

– Минутку Саш. Я компьютер включу, – донёсся из динамика женский голос.

Послышалось какое-то шипение, треск, грохот металла. Громову показалось что женщина была на кухне. Потом звуки стихли.

– Я у компьютера, захожу в почту, – отрапортовала Вишнякова.

Прошло ещё около минуты. За это время главред попросил парня сделать ещё несколько скриншотов с лицами двух других, которые прятались за гаражами и переодевались – высокого лысого и низкорослого с длинной бородкой и бритыми висками.

Наконец, в смартфоне снова раздался голос директора библиотеки.

– Да, Сашенька, это именно он! Он мне, гад, угрожал! Он стол с книгами переворачивал! Я этого урода на всю жизнь запомнила. Чтоб ему неладно было!.. А что, его задержали? Что он снова натворил?

– К сожалению, пока не задержали. Но, предположительно, он напал на сотрудницу нашей редакции. Она как раз сегодня напомнила про ситуацию с комсомольской библиотекой на встрече с уполномоченной по правам человека.

– О, господи! – воскликнула женщина. – Саша, а кто именно? И как она сейчас?

– Калинкова. Её избили и закрыли в автомобиле, в салоне которого распылили газовый баллончик. Я вам на почту сейчас ещё две фотографии пришлю, – сухо ответил Громов и снова завозился с ноутбуком.

Из динамика послышались охи, возгласы, ругательства.

– Мне кажется эти двое тоже были там! Что б им пусто было, придуркам этим!

– Вы уверены? – переспросил Громов.

– Ещё бы! У этого глиста морда на череп похожа. Его же ни с кем не спутать. А второго за его козлиную бородку наш Иван Ватаман схватил. А другие двое ему чуть руку не сломали.

Далее Громов и сын владельца просматривали записи с другой видеокамеры. Запись была сделана на десять минут раньше и на ней было запечатлено, как трое парней выходят на улицу, где ведётся ремонт дорожного покрытия, о чём-то переговариваются и начинают тащить во двор дорожный знак.

– Видимо, чтобы машина такси не подъехала к воротам телецентра, где установлены камеры и сидит охранник, и сделать своё дело в «мёртвой зоне», где ничего не фиксируется, – задумался Громов, прищурив взгляд. – Умно, ничего не скажешь…


* * *


Тем временем карета скорой помощи доехала до первой городской больницы. Поддерживая Калинкову с обеих сторон, сопровождающие её журналист МТК «Фарватер» Юлия Алютина и оператор Михаил Потапов помогли ей подняться в приёмное отделение. Там медсёстры промыли ей лицо и глаза специальным раствором, заставили прополоскать рот и горло, дали несколько таблеток и обработали синяки и кровоподтёки, оставшиеся после ударов. Нике стало значительно легче, она уже могла более-менее свободно дышать и смотрела на всё равнодушно-потерянным взглядом.

Здесь же у неё взяли общий анализ крови и провели другие необходимые в таких случаях процедуры. Алютина сидела рядом с ней, то опуская глаза, то снова поднимая на бедолагу.

Дежурный врач в приёмном отделении осматривал Нику, задавая ей вопросы по поводу её самочувствия. В кармане у него завибрировал мобильный, он его достал и приставил к уху.

– Алло. Да, сидит сейчас передо мной, как раз осматриваю. Состояние стабильное, средней тяжести.

Вдруг его глаза расширились, взгляд стал каким-то недоумённым. Он поднялся и направился к выходу. Продолжал разговор он уже в коридоре.

– Подождите. Что значит – не класть? У неё все показания к госпитали… Стоп! Мне что, прямо в приёмном покое ей помощь оказывать?

Услышав это, Алютина подошла поближе к двери, слушая, о чём говорит по телефону врач. Тот проследовал по коридору до кабинета заведующего отделением и скрылся уже там.

– Это что ещё такое? – в замешательстве проговорила Алютина.

Журналистка осторожно подошла ко входу в кабинет и настороженно прислушалась через щёлочку между дверью и косяком. Из кабинета доносился недовольный голос врача:

– Значит, так. Сейчас она будет капаться, я провожу с ней все необходимые реанимационные действия. Прямо здесь, в приёмном покое… Я не могу оставить её без помощи в таком состоянии! Но дальше ответственность с себя я снимаю.

Секунд через десять врач вышел и снова направился в приёмный покой. Он назвал медсёстрам какие-то препараты – и Калинкову прямо в процедурной уложили на кровать. Другая медсестра притащила штатив, взяла Никину руку и начала обвязывать её жгутом в районе предплечья.

Алютина и Потапов стали у дверного приёма и непонимающе уставились на дежурного врача.

– Простите, я не ослышалась? Вы собираетесь отказать ей в госпитализации?

– Не отказать, а отправить на амбулаторное лечение, – сказал врач, пытаясь придать своему голосу уверенность. – Это первая горбольница, сюда кладут в тяжелых состояниях. Все необходимые процедуры с вашей родственницей мы уже провели, первую помощь оказали. А дальше – наблюдение врача по месту жительства.

– Ну вы же готовили её к госпитализации! Я же видела это! Потом вам позвонили — и вы резко изменили своё решение!

– А с чего вы взяли, что мне звонили по этому поводу? – изображая удивление, возразил врач.

От такого наглого ответа у Алютиной аж перехватило дыхание.

– Вы вообще представляете, на какой скандал вы нарываетесь? Да завтра об этом будет знать вся страна, весь народ против вас восстанет! – пригрозила врачу журналистка.

Тот начал мыть руки в раковине, делая вид, что не сильно её замечает. Однако в действиях врача ощущалась нервозность. Складывалось впечатление, что он и сам был бы рад не выполнять такое поручение, и при других обстоятельствах, возможно, сам бы восстал против него. Но ему звонил тот, кому он не мог отказать в силу должности или других причин.


* * *


Стешкин как раз общался с жителями «торгового двора», подписывая документы, когда ему позвонила телевизионщица Алютина. Чиновник сделал людям знак, попросив тишины. Ибо если Алютина звонила ему на мобильный, а не Громову, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее.

– Иван Митрофанович, извините, не хотела вас беспокоить. Но здесь в больнице возникла странная ситуация! Нику отказываются госпитализировать!

– Что значит – отказываются? – недоумевающе спросил Стешкин.

– Вначале её готовили к госпитализации, заполняли все документы. Потом врачу кто-то позвонил, он выскочил в коридор – и заявил, что она не нуждается в госпитализации. Я уже и так пыталась, и так. Я им всем рассказывала, что она пережила, описывала все симптомы, предупреждала, на какие неприятности они нарываются. И ни в какую! Говорят мне: «Вы не врач, вы ничего не понимаете».

Завершив телефонный звонок, Стешкин обратился к жителям.

– Я вынужден закончить нашу встречу. В первой горбольнице ЧП. Девушку, пострадавшую во время нападения, отказываются госпитализировать, – коротко объяснил он.

Тут же послышались реплики жителей двора относительно состояния местной медицины, произвола врачей. Дальше разговор плавно переместился к обсуждению целесообразности медицинской реформы и личности самого министра здравоохранения.

В это время Громов подошёл к своему авто и подозвал к себе Дорогина, который стоял невдалеке с группой таксистов и как раз записывал на видео их рассказ.

– Артур, мы сейчас в больницу. Там возникло кое-какое недоразумение, надо его решить, – с серьёзным лицом произнёс главред. – А ты пока расспроси охранника телецентра и запиши его комментарии.


* * *


Громов со Стешкиным расселись по своим автомобилям и выехали в первую горбольницу. Артур проводил их взглядом и направился в сторону проходной телецентра.

Кроме охранника внутри помещения проходной находились трое полицейских и один человек в гражданском. Дорогин включил камеру и задал охраннику вопрос, видел ли он, как ставили знак, чтобы заградить проезд в Тупик Тральщиков, и что в принципе он видел и слышал в момент нападения.

– Без комментариев. Я уже всё рассказал полиции и дал подписку о неразглашении, – мрачно процедил охранник, приземистый лысеющий мужчина пятидесяти лет.

– Кому вы дали подписку? Полиции? – негодующе посмотрел на него Дорогин, не останавливая запись. – Вообще-то, здесь напали на журналиста. Для вас, как для работника телецентра, это практически коллега. У вас это приравнивается к государственной тайне?

– Не приравнивается. Но вы сейчас находитесь на территории режимного объекта, и я – его сотрудник. Поэтому ищите сенсаций в другом месте, – угрюмо продолжал тот. – И выключите, пожалуйста, камеру. Разрешения на съёмку вам никто не давал. Иначе я вызываю полицию.

– Я же не про объект вас спрашиваю! И не объект снимаю! Напали на сотрудницу нашего издания, мою коллегу и подругу! Я прошу у вас рассказать, что вы видели. Это так сложно? – терял самообладание Дорогин. – Вы понимаете, что своим молчанием вы невольно покрываете преступников? Или вас полиция об этом попросила?

В этот момент к Дорогину подошёл человек лет тридцати пяти в тёмно-сером пальто, под которым виднелся чёрный костюм с металлическим отливом. В отличие от полицейских, этот мужчина выглядел крайне ухоженно.

– Ни полиции, ни охране не выгодно скрывать подробности нападения. Просто есть процедура досудебного следствия, – начал он, хмуро глядя на журналиста. – Согласно этой процедуре, пока идёт следствие, никакая информация не должна быть обнародована и никакие подробности не могут быть разглашены, поскольку это может повредить расследованию и спугнуть преступников. В таких случаях вполне естественно, что правоохранительные органы, которым поручено вести следствие, требуют с основных свидетелей не разглашать подробностей увиденного.

– Не разглашать? – Артур скривился. – Первый раз такое слышу. Люди всегда, когда становятся свидетелями преступления, рассказывают о том, как это произошло. И мы, журналисты, всегда об этом пишем. А вы сейчас несёте какой-то бред.

– Ну, зачем же так невежливо? – нравоучительным тоном произнёс неизвестный. – Если вы журналист и желаете им оставаться, вы должны соблюдать этикет и не допускать проявлений хамства со своей стороны.

– А вы журналист, что профессии меня учите?

– Нет. Но по долгу службы приходится часто иметь с ними дело.

– Кто вы? Представьтесь, пожалуйста! – с напускной уверенностью обратился к нему Дорогин.

– Вы что, меня сейчас на камеру записываете? – удивился мужчина.

– Да. И я прошу вас представиться! – продолжал гнуть свою линию фотокор.

– Хорошо, я представлюсь, – сказал незнакомец и вынул из внутреннего кармана пиджака удостоверение в виде книжечки. – Капитан Егоров, департамент государственной безопасности. На ваши вопросы я ответил, а теперь вам предстоит дать ответ на мои.