1849 год - парадоксы кастратов и страна Ганновер
Вопрос, который задал Бертольд, был таким: почему кастрация оказывает столь значительное влияние на организм?
А действительно, почему у певцов-кастратов и евнухов пропадает тяга к женщинам? Ведь когда человек лишается зрения, он не теряет желания видеть. Когда человек лишается ног, он все равно хочет перемещаться с места на место. А вот человек, лишившийся тестикул, почему-то теряет интерес к половой близости. Почему?
Этого мало! У лишившихся тестикул изменяется даже то, что к половой сфере вообще никакого отношения не имеет. У кастрированных в детстве на всю жизнь остаются высокие, «мальчиковые» голоса, у них высокий рост, ожирение, тонкие ноги, отсутствие бороды и усов, горизонтальная линия волос надо лбом, спокойный характер и большая продолжительность жизни (на 15 лет больше).
Это всё равно, как если бы у ослепшего менялся цвет волос или удлинялся нос. Или как если бы у лишившегося ног отрастал хвост. Ничего подобного ни у ослепшего, ни у лишившегося ног не происходит, и это понятно — причём тут цвет волос к глазам! Но тогда логичен и вопрос — а причём тут гортань к тестикулам? Странно, что подобный вопрос был задан лишь в середине XIX века.
Мальчиков кастрировали ещё в Ассирии четыре с половиной тысячи лет назад — и во славу богам, и для административной карьеры. В Древнем Риме IV века евнухи составляли сплочённое высшее административное сословие. Столетие позже в Византии появились «специализированные» певцы-кастраты. В IX веке хор собора Св. Софии в Константинополе уже состоял только из кастратов. Столетие спустя пение именно такого хора в императорском дворце, скорее всего, слышала княгиня Ольга. На изломе тысячелетий католическая церковь боролась с массовым само-кастрированием духовенства, поскольку оскопление казалось самым простым способом выдерживать целибат. Евнухи (особенно евнухи из Африки) были распространены в гаремах Османской империи на протяжении всего Средневековья. Возрождение снова делает кастратов массовым явлением в Италии — для участия в хоре. В 1601 году первый кастрат появляется в папском хоре (в папский дворец и дворцы других князей церкви не могли входить женщины, в том числе и женщины-певицы). В 1642 году кастраты уже вовсю поют во вполне светских операх. Около 1770 года папа римский запрещает кастрацию, но спрос на кастратов никуда не девается, и уже другому папе римскому приходится снова запрещать кастрацию в 1878 году (это через 30 лет после вопроса, который задал Бертольд). Кастраты ещё поют на разных сценах в начале XX века, и их успевают записать на граммофонные пластинки. Записи столетней давности вполне благополучно сохранились, они есть в ютьюбе.
Почему-то изменения, происходящие с организмом кастрированного, на протяжении тысяч лет всем кажутся естественными, даже ожидаемыми. Пока в 1849 году 46-летний Бертольд вдруг не замечает, насколько эти изменения на самом деле странны и необъяснимы.
Коллеги Бертольда не понимают. Мало ли странного происходит в человеческом организме! Почему всё происходит так, как происходит? А потому. На то это и человек, творение божье, наделённое душой и сознанием, нечто сложное и, честно говоря, непостижимое!
Похожие изменения, однако, происходят и с животными. Шесть-семь тысяч лет назад жители Триполья уже кастрировали быков, и те превращались в спокойных и покладистых волов. Почему голодный вол позволяет увести себя от кормушки с сеном — то, чего бык не позволил бы? Как отношение к кормушке может быть связано с наличием тестикул?
Три тысяч лет назад люди кастрировали жеребцов и получали меринов. Почему у меринов мышцы передней части тела выражены заметно меньше, чем у жеребцов? Какое это имеет отношение к отсутствию влечения к кобылам?
Почему мясо борова (кастрированного хряка) не имеет характерного запаха? Почему валух (кастрированный баран) даёт меньше шерсти? Почему у каплунов (кастрированных петухов) нет гребешка и «серёжек», свисающих с клюва? Ну правда, где гребешок, а где тестикулы!
Похоже, здесь шла речь о чём-то более фундаментальном, чем просто «а потому что так!», чём-то, затрагивающем не только человека, но и, как минимум, высших животных!
К середине XIX века анатомия была уже практически «вчерашней» наукой — к этому моменту известно было уже всё. Или там казалось. (Для знатоков — здесь речь идёт о макроанатомии; микроанатомия, наоборот, переживала бум.) Соответственно, «зная всё» об анатомии человеческого тела, как должен был учёный объяснять воздействие тестикул на строение организма и на поведение кастрированного?
С поведением было «проще». «Осознание» телом, что в нём есть сперма и эта сперма периодически выбрасывается вовне, похоже, влияло на поведение в целом. А как? Как такое «осознание» могло на что-то влиять? За поведение в середине XIX века «отвечала» единственная система органов — нервная. Естественным было предположить, что тестикулы являются частью этой самой нервной системы. Более того, частью не просто нервной системы, а центральной нервной системы! Ну, раз речь идёт не просто о каком-нибудь рефлексе, а о поведении такого сложного существа, как человек! Такое предположение звучало «дико» даже для XIX века — органами центральной нервной системы нужно было назвать головной мозг, спинной мозг и… яички?! Яички?! Бред какой-то… А как, кстати, быть с той половиной людей, у которых яичек в принципе нет, с женщинами? У них, значит, есть какой-то другой, доселе неизвестный орган центральной нервной системы?
Если касательно поведения ещё можно было придумать какое-то объяснение, то с влиянием на строение тела было сложнее. Почему одни органы, ткани и клетки в теле человека могут размножаться и постоянно что-то образовывать (кожа, например), а другие — нет (глаза)? Объяснение было то же — это регуляция нервной системой. Нервы заставляют одни клетки делать одно, а другие — другое. Ну а какое ещё может быть объяснение?
Бертольд вознамерился подтвердить или опровергнуть эти теории. Он попытался получить разрешение на эксперимент в университете, но пробиться через бюрократию не смог. А может, терпения не хватило — за год-два, глядишь, все бумаги можно было бы и подписать. Эксперимент Бертольд провёл в качестве директора зоологического музея — в музее он сам был главным начальником.
Бертольд сделал следующее — он взял шесть молодых петушков. У четырёх из них он удалил тестикулы. Потом двум из этих четырёх подсадил по одному яичку обратно — но на другое место, в брюшную полость, без присоединения к нервам или сосудам, фактически просто положил удалённое яичко в живот и зашил.
Двое петушков, у которых была проведена «пустая» операция (без удаления тестикул) ожидаемо продолжали жить как все петухи. В частности, у них развились гребешки и «серёжки». И они весьма интересовались курами.
Двое петушков, которым удалили тестикулы, ожидаемо превратились в каплунов. Например, у них не было гребешков и «серёжек». И они не интересовались курами.
У двоих петушков, которым удалили тестикулы, а потом «засунули» их в брюшную полость, развились нормальные гребешки и «серёжки». И эти петушки обращали вполне активное внимание на кур, хотя, конечно, производить потомство не могли — куры от них не «беременели», ведь сперма не находила выхода из тела таких петушков.
Значит, чтобы тело сохраняло нормальное строение, не нужно было, чтобы петух имел возможность именно оплодотворять куриц, более того, не нужно было двух тестикул, а нужно было, чтобы в теле в принципе где-то было хотя бы одно яичко. Нервная система «находила» его, обрастала, «включала» в свою функцию, и яичко продолжало работать как ни в чём не бывало.
Тогда Бертольд прооперировал двух петушков, удалил им тестикулы и подсадил каждому по одному яичку крест-накрест, то есть каждый петушок получил по «чужому» яичку, лишившись при этом своих. Эффект был тот же — гребешки, «серёжки», активный интерес к курочкам.
На этом можно бы было успокоиться. Если бы Бертольд так и поступил, некоторое время в медицине творился бы сущий ад, потому что нужно было бы срочно включать тестикулы в органы центральной нервной системы. Со всеми вытекающими.
Но Бертольд захотел убедиться в своих выводах. Он вскрыл петушков с пересаженными тестикулами в животе и увидел нечто парадоксальное. Тестикулы были вполне благополучны, в них образовывалась сперма, но к ним не подросло ни единого нерва. Не то что нервы не оплетали тестикулы сетью, а то и целым коконом, как ожидалось, — к тестикулам вообще не подходило ни одного нервного волокна. Зато яички оплетала сосудистая сеть. Как раз сосуды «обнаружили» яички, обросли их коконом и «включили» в кровообращение. Неужели именно через кровь яички оказывали своё влияние — на поведение, рост гребешков и «серёжек», вкус мяса, общую мышечную массу?
Бертольду не оставалось ничего другого, как предположить, что существует некое вещество, которое вырабатывается в тестикулах и выбрасывается в кровь. Это вещество с кровью разносится по всему организму и оказывает влияние на всё, чего «коснётся», — на головной мозг, на гребешки, на «серёжки», на мышцы ног и груди. Возможно даже, в крови таких веществ находится множество, ведь с организмом и помимо чудес кастрации происходит столько всего необъяснимого!
Спустя 50 лет Старлинг (который секретин) на одном официозном ужине в Лондонском университете спросит у проходящего мимо профессора филологии, как можно было бы назвать такие вещества, и профессор предложит использовать древнегреческий корень «привожу в движение», то есть «гормон».
Хантер (John Hunter) провёл практически тот же эксперимент в 1771 году, на 80 лет раньше Бертольда. Он пересаживали тестикулы курицам. Хантер, однако, никогда ничего об этом эксперименте не публиковал — скорее всего, считал его лишь просто игрой естествоиспытателя, не придавал этим опытам ровно никакого значения. Об операциях Хантера известно лишь по отзывам людей, видевшим «кур с гребешками» во дворе его дома, а также по сохранившимся препаратам пересаженных тестикул — удивительно, что эти препараты сохранились, в то время как препараты Бертольда — нет. Известно, что Бертольд в том же 1849 году опубликовал другую статью (не про петушков), где упоминал «хантеровских кур», то есть Бертольд знал об опытах Хантера. Отношение Бертольда и Хантера в этом вопросе, похоже, такое же, как у Сергея Королёва и профессора Ардана из книг Жюль Верна. Один воплотил идею в жизнь, другой же что-то почти такое же «выпустил погулять у себя во дворе».
Доклад Бертольда, однако, произвёл нулевой эффект. Коллеги назвали Бертольда редукционистом, что в те времена было заумной формой ругательства. Кстати, по меркам середины XIX века коллеги Бертольда назвали бы всех наших современных физиологов ультра-редукционистами, ведь современным учёным так нравится изучать изолированные органы и даже части органов, а то и вообще отдельную клетку или её части! Противоположный редукционизму принцип, кстати, называется «холистическим», и провозглашает, что самое важное — это целое, а не его части. Холистом был, например, Аристотель. Ну, и конечно детектив Дирк Джентли!
«Революция» Карла Людвига, редукциониста и отца современной физиологии, происходила, как это ни удивительно, в те же годы, но до Ганновера при жизни Бертольда так и не докатилась. Ещё более удивительно, что в том году для Ганновера вообще главным потрясением стал именно доклад профессора Бертольда. Ведь он начал свои эксперименты с петушками в 1848 году, весьма революционном году для всей Европы, когда свергались правительства, войска тут и там давали залпы по толпам людей, появились «национализм» и «рабочий класс», провозглашались неслыханные доселе лозунги — всюду, кроме тихого Ганновера.
В любом случае, вожаком научно-медицинской стаи в Гёттингене был тогда Вагнер (Rudolf Friedrich Johann Heinrich Wagner, тот который яйцеклетка). Он повторил опыт Бертольда, но по неизвестным причинам не получил результатов. На этом вопрос и закрыли.
Провал проверочного опыта Вагнера поднимает, кстати, ещё один так до сих пор и не решённый вопрос — достаточно ли одного провалившегося в «чужих руках» эксперимента, чтобы начисто отвергнуть результаты оригинального исследования или науке нужно установить какой-то стандарт по количеству таких провалов?
В любом случае, гипотеза о существовании гормонов на некоторое время умерла. Сам Бертольд по-видимому считал эксперименты над петушками лишь частью своей работы по изучению гермафродитизма и видел целью этих опытов создание именно «гармоничной», «организменной», «холистической» картины. Более того, во времена Бертольда кровь считалась самостоятельным функционирующим органом, так что теорию гормонов в её современной формулировке Бертольд, скорее всего, «не узнал» бы.
После холодного приёма своего доклада коллегами Бертольд никогда к этим своим исследованиям не возвращался. Эксперимент Бертольда (в изменённом виде) был повторен лишь спустя 40 лет, в 1889 году Браун-Секаром — причём совсем с другой целью, с целью «омоложения».
Из Бертольда не получилось основателя эндокринологии, он, скорее, стал её «предтечей», причём «предтечей» без явных прямых «наследников».
История, очень похожая на историю Земмельвейса, хотя и гораздо менее трагичная. Ещё одно доказательство того, что в науке недостаточно провести «чистый», корректный эксперимент и методически правильно описать полученные данные, нужно ещё пользоваться благосклонностью удачи.
P.S. Для специалистов. А как яички от другого петушка могли прижиться? Тестикулы, как и некоторые другие образования в нашем теле, в силу своего эмбриогенеза и функции стоят несколько обособленно от системы отторжения, являются одним из «забарьерных» органов. При пересадке яичко распознаётся организмом хозяина как чужое, лимфоциты хозяина активируются, но происходящая в яичках продукция специфического лиганда к активированному лимфоцитарному CD95 убивает активированные лимфоциты. Так что в некоторых случаях чужое пересаженное яичко может на некоторое время выжить.
Интересные факты:
· Семья, в которой родился Бертольд, была настолько бедна, что у них не бывало подарков на Рождество.
· Бертольду не удалось вовремя получить образования, поскольку его детство было «испорчено» наполеоновскими войнами. Ему пришлось навёрстывать упущенное уже в подростковом возрасте (то есть за ту же единицу времени зубрить втрое больше латыни и древнегреческого).
· Во времена молодости Бертольда последовательными королями Ганновера (то есть страны, в которой он родился и жил) были два Георга и один Вильгельм. Они одновременно были королями Англии (соответственно Георг III, Георг IV и Вильгельм IV). Поскольку женщины не могли править Ганновером, племянница Вильгельма IV Виктория не стала королевой Ганновера и пути этих двух стран разошлись. До самой смерти Бертольда Ганновер оставался независимым королевством, так что Бертольд должен был чувствовать себя «ганноверцем», а не «германцем».
· Бертольд не служил в ганноверской армии, поскольку был почти слеп — у него была сильная близорукость.
· В 22 года Бертольд отказался от идеи продолжать частную медицинскую практику и полностью посвятил себя нарождающейся науке физиологии. Он стал приват-доцентом Геттингенского университета. В 33 он уже был полноправным профессором. Фактически к 33-м годам Бертольд воплотил «европейскую» мечту того времени — поселился с любящей женой и детишками в маленьком, окружённом садом домике и вёл тихую, очень стабильную жизнь университетского профессора.
· Во времена Бертольда профессорами того же университета были братья Гримм. На его глазах их изгнали из университета, а позже и из страны из-за протестов против отмены конституционного государственного устройства Ганновера.
· Бертольд является соавтором антидота к отравлению мышьяком.
____________________________________
Данный текст не является научной публикацией, а представляет собой компиляцию нескольких источников, в том числе и нижеперечисленных. Для дальнейшего чтения рекомендуются: Sawin Clark T. Arnold Adolph Berthold and the Transplantation of Testes, 1996; Wass J. The Fantastical World of Hormones, 2014; Википедия; и конечно профессиональная литература!
Свидетельство о публикации №221011900757