Мой дедушка не был вишней

               

Мой дедушка не был вишней, как в книге. Он был яблоней. И медом, в сотах и тягучим, ароматным медом в банках.

Дедушка умер, когда мне было четырнадцать лет. Всего четырнадцать. Я не успела сполна получить все то, что получают любимые внучки от своих дедушек. Болезнь решила иначе. Иногда вот так все в жизни людей решает болезнь. И ничего с этим поделать нельзя.

Он ушел, когда я была в том самом неуютном подростковом времени, когда нужны близкие люди, но не мама и не папа. А такие родные, как дедушка. Который не будет ругать за прогул в школе – потому что урок жутко неинтересный, да и учитель объясняет его кое-как, лишь бы отделаться. Дедушка нужен, чтобы попытаться понять этот мир, разобраться в себе и людях, в своем отношении ко всему происходящему, во всей этой вселенной со своими галактиками и млечными путями. Чтобы он помог дополнить картину мира со своей, дедушкинской, стороны.
 
Я запомнила наши с ним встречи фрагментами.

Морозный, зимний день. Дедушка приехал из магазина на своем маленьком красном Запорожце. Протягивает мне бублики с маком. Бублики пахнут бензином и морозом – самые вкусные бублики на свете! Дедушка ведь знает, что я их люблю. Потом подмигивает бабушке, и та греет мне чай и режет колбасу, вареную, самую вкусную на свете. И мы с дедушкой садимся пить чай. Дедушка заваривает индийский, в коробочке со слоном. Его дочь, моя тетя, где-то его достает – тогда все нужно было доставать. А дедушка любил чай. С полконфеткой. Эта его привычка передалась и мне. Я не могу съесть конфету целиком, для меня она слишком большая. Потом эти дедушкины полконфетки собирает бабушка и тихо ворчит. Ну, ничего не поделаешь – вторую половинку дедушка потом в упор не замечает.

Зима, мы куда-то едем с дедушкой и бабушкой на Запорожце. Я в зимнем пальто, чебурашковой шапке, рот закрывает колючий шарф. На ногах лежит шуба – Запорожец – это вам не иномарка. И даже не Жигули. Зимой в салоне холодно, по крайней мере на заднем сидении. Бабушка как штурман, вглядывается в дорогу, а я сижу, придавленная одеждой.

Лето, мы едем по грибы, ура! Приехав на какую-то лесную полянку, мы с дедушкой находим раскидистую черемуху. Ее ягоды такие крупные! А сладкие! В округе ни одной такой нет, а уж я-то знаю, мы, ребятишки, знаем все плодоносящие деревья и кустарники в округе. Дедушка пригибает ветки и я уминаю черемуху за обе щеки – пока она не свяжет во рту свой небольшой свитер. Потом ужасно хочется пить. Грибы не помню, были они или нет.

Мы всей нашей семьей копаем картошку – родители, бабушка, тетя и мы с дедушкой. Когда остается совсем немного копать, у нас с дедушкой появляется важное задание – разжечь костер и запечь свеженькую картошечку, чтобы потом вся усталая семья села подкрепиться ею и принесенной из дома снедью. Мы деловито занимаемся костром, а дедушка посмеиваясь кричит – Ну что, работнички, приуныли? Копайте-копайте! Мы с ним смеемся – мы со своей работой справились. По крайней мере я. У дедушки потом еще масса дел – грузить с моим отцом картошку в маленький, бедненький запорожец, и несколькими рейсами везти ее домой. На мешках с картошкой в это время важно восседает собака Бобка. Она устала.

Вечер. Я раскачиваюсь на калитке, встречаю дедушку с работы. Я узнаю его еще тогда, когда он только поворачивает на нашу улицу – по его усталой походке. Дедушка идет! – кричу бабушке. Бабушка торопится ставить чайник на плиту и греть ужин – у них с этим было все строго – пришел с работы – накорми.

Лето, я бегаю во дворе, играю в свои девчачьи игры, «во взрослых» - готовлю суп из листьев, кашу из песка и пытаюсь угостить этим собаку. Она отказывается, из вежливости наверное. И вот вижу, что дедушка одел свой белый костюм пчеловода и меня как ветром сдувает со двора – дедушка пошел к пчелам, а я их очень боюсь. А мед люблю.

Конец апреля, или самое начало мая. Я прихожу к ним в гости, хотя какие там гости, я всегда была у них как дома. Дедушка приехал из больницы. Ненадолго перед операцией. Он встает мне навстречу, маленький, сухонький, седой и обнимает меня. Первый раз в жизни у меня щемит сердце. Дедушка улыбается. О чем-то расспрашивает.

Больше я его живым не видела.

Всю полноту утраты я осознала уже позже, повзрослев. Тогда мне было четырнадцать.
Теперь мне почти сорок, а я нет-нет, да и подумаю – дедушка, как же рано ты ушел! Как бы мне пригодился сейчас твой совет! Я бы пришла к вам в гости, и за чашкой чая с полконфеткой мы бы говорили обо всем, что важно мне и ему. И возможно, моя жизнь сложилась бы совсем по другому, если бы дедушка был жив.