где я пою?

и вот, посреди золотого века, кинжал вонзается в сердце, кинжал распростертых лилий. я в этих веках лишен чести, я не говорю, я лишь заклинаю в своем распутстве.я, как молодость в веках, я подобен сиянию полоумного солнца, оно мне светит за шиворот, и я падаю, поверженный, сожженный истиной. вот, поверженный я пожинаю прах, из праха возникший, в прах возвращаюсь. прах - это смута моего бремени, в нем я, как лилия, на востоке своего чаяния, я прах праха, свет света, невозможное заклинание чресел, отвергнутый кристалл, продвинутый к тяготе неба. вместе с кинжалами в свете - я бог, позолоченный ребрами чреды немолкнущих уз. в заклинании я - свет, лишенный пламени, я не грею, я лишь отрезвляю видение, я делаб его прозрачнее и строже. воспитание гнет свою дугу, кинжал развивается в этом пламени, и остов снега - он падает в величину объятий, он снимает орды богов со светил. так мы заклинаем в преисполненности божества, так мы приближаемся к тому что светится, что не забывает светиться, что пламенеет своим чаянием, своей неизбывностью. так я сгораю мне бы более пристало лепетать в просроченности воды, мне бы лепетать в неотключенных зияниях ,мне бы прибывать с месяцем, с розами, с забвением. но падает, падает эта немая величина, эта скотская, проклятая часть, это совершенство постигнутого, отодвинутого во мрак. там я падаю, я лишаюсь там равновесия, и бог мне судья, и красота спасет весь мир. в этом я отодвигаюсь от света, и не препона мне орлы видения, боги пепла, испепеленные боги, скандалы взора, окрики масштабов. пепел изгаляется во мраке, пепел препятствует, пепел осеняет, зажигая невозможный небосвод слезами звезд. вот где я - розница мрака, где я, как память весны, возникаю и пребывая в сумбуре, снова отсечен от мрака, снова ввергнут в отсутствие различия. вот где я стон, где я полость рта, где я молоко для ребенка. где я пою ,где?