Непонятка

                Непонятка.

          Рыбаки сидели на высоком берегу реки у старого, залитого дождями, кострища. Сиденьями им служили два полусгнивших берёзовых ствола.  Рядом был сложен их нехитрый скарб, удочки, резиновая лодка в чехле. Рыбалка получилась  удачной и довольные результатом мужики, в ожидании машины, травили анекдоты и рыбацкие байки.
          Старый рыбак Григорич сидел чуть в сторонке, слушал их в пол уха, смолил свою обязательную «беломорину» и улыбался в седые, прокуренные усы. Смех то возникал, то стихал, и наконец, совсем заглох. Выдохлись рассказчики. Помолчали какое-то время, но хорошее настроение не изменилось.
         -- Григорич, а ты чего сегодня молчишь, али рыбка не ловилась? -- с улыбкой спросил один из них – На уху-то хоть наловил?
           -- Зря смеётесь, -- ответил старый рыбак – небось видали, каких я добрых окуньков потаскивал. Давно такой доброй рыбалки не бывало. Просто вспомнилось, как  на этом месте в детстве рыбачил. И река та же, и озеро, что у вас за спиной то же, только берёзки, на которых сидите, совсем молодыми были. А вон у тех кустов стан у нас был. Ну, скажем, кусты давно уж другие, но они всегда здесь росли.
         -- Что за стан, Григорич, расскажи, ещё полчаса ждать, рановато мы снялись…
         -- Стан, как стан, ничего особенного. Шалаш большой на ивовых опорах, сеном крытый, а сверху еловым лапником. Даже в сильный ливень не протекал. Пять – шесть мужиков в нём свободно умещались, ночевали часто. Рядом скамейки и стол из жердин, поодаль кострище с рогульками. По берегу озера вешала для сушки и починки сетей. К задней стенке шалаша примыкал навесик, где держали кухонный инвентарь, литовку, кое-какой инструмент, жбан с дёгтем, да мало ли чё нужнее. С собой кажный раз не таскали. Воровства-то тогда не было  и в помине, не пакостил никто.
         -- А дёготь–то почё?
         -- Как почё! А, да откуда вам знать? От комаров мазались. Их-то ведь меньше не было, чем сейчас.  Это вы, побрызгались, и дела нет до гнуса. А тогда брызгалок-то никаких не было.
         -- И это всё, что ты хотел рассказать?
         -- Нет, конечно. Я хотел рассказать о том, как однажды сильно напугался, да так, что больше месяца заикался. Потом прошло, правда. Так вот, меня же сызмальства отец с дедом брали на рыбалку, годков эдак с шести. В лодку или бат, однако, не пускали, а пока они сети ставили, я должен был хворосту для костра натаскать и воды чистой из ручейка. Ручейка того уж лет двадцать, как нету. Высох в одно жаркое лето и больше не появился. Потом, годов с десяти, научили рыбу для ухи чистить и потрошить, а уж лет эдак с тринадцати позволили костёр разжигать и уху варить.  С четырнадцати доверили лодкой править, рыбу солить, сети проверять, и оставляли иногда одного ночевать.
         Папироса в руке у Григорича погасла, он поворчал о чём-то и прикурил новую.
         -- Вот в одну такую ночь и натерпелся я страху. Мужики утром проверили-протрясли сети, присолили рыбу в деревянных бадейках, чтобы не испортилась, пока до дома доберутся,  маленько подремали. Потом обедали, накосили травы, сметали её на телегу и уехали, оставив меня одного. Я тоже немножко покосил, да стаскал траву в шалаш. Затем несколько раз сходил в лес за хворостом и сушняком для костра. Запасся водой. Ближе к вечеру сплавал до сетей, вытряхнул рыбу. Улов был так себе, чуть поболе ведра. Приплыв, отобрал рыбу для ухи, остальную засолил, и занялся костром.
         За заботами время летело быстро, и когда уха была готова, начало смеркаться и поднимался лёгкий туман. Наелся от пуза, да ещё смородинным чаем запил и забрался в шалаш. Комаров почему-то почти не было, и они не надоедали своим писком.  Спать совсем не хотелось. Я лежал на запашистой траве, накрывшись овчиной, и слушал тишину. Да её, как таковой и не было. Постоянно шуршали мыши, булькал-надрывался лягушачий хор, слышался плеск играющей в озере рыбы, изредка покрякивали утки, иногда попискивали какие-то мелкие птахи.
         Неожиданно с той стороны озерка, примыкающей к болоту, послышался непонятный звук. Прислушался. Звук повторился раза четыре-пять. Как будто ревел молодой бычок. Подождал ещё, но ничего подобного больше не услышал.  Ещё подумал, откуда, мол, взяться здесь телёнку, ведь на добрый десяток вёрст никакого жилья не было. Да ещё в болоте… Обязательно надо будет рассказать завтра отцу и деду. С этой мыслью и заснул.
         Проснулся от непонятного звука. Вернее, ещё полностью не проснулся, а как-бы досматривая очередной сон, где я на удочку поймал здоровющего налима. Подтаскиваю его к берегу, а он разинул пасть, да как зарычит… И тут звук повторился, будто совсем рядом взревел бык. «Мм-бууу» раскатистое эхо подхватило его, унесло через озеро, и затихло на той стороне. Мурашки пробежали по коже, страх стянул тело так, что я не мог пошевелиться. Резкое мычание повторилось ещё трижды и всё с одного места. Потом раздались странные шлепки по воде у самого берега, рядом с шалашом. «Водяной, водяной, водяной!» -- застучало в голове – «сейчас утащит под корягу…»
         Натянул на голову овчину, сжался в комок, оцепенел и боялся вздохнуть. От озер доносились звуки, как будто кто-то медленно бродил по мелководью. «Но ведь это же предрассудки, никаких водяных нет,» -- мелькнувшая мысль несколько успокоила, я перестал дрожать. Повторяя про себя «водяных нет, водяных нет» протянул руку и нащупал топор. Это успокоило,
дрожь вовсе прошла. Стараясь не шуметь, медленно пополз к выходу и выглянул. Начинало светать, но берег в пелене тумана почти не просматривался. И всё же на фоне камыша смутно просматривалось тёмное пятно, которого здесь не должно было быть. Туман едва заметно редел и скатывался в камыш.  Пятно приобретало более чёткие очертания. Вдруг от него пошла мелкая рябь, оно шевельнулось.
           Мне почудилось, что в воде сидит лохматый старичок, весь измазанный в бурой тине, и смотрит на меня. Я опять задрожал и непроизвольно втянул голову в плечи. Рука закостенела на топорище. Страшилище видимо заметило это движение, вскинуло руки, все в длинных водорослях, взмахнуло ими и выпрыгнуло из воды. Я с воплем выскочил из шалаша, намереваясь бежать, но в последний момент, помутневшее сознание отчётливо отметило большую бурую птицу с широкими крыльями. Она взлетела над камышом, хрипло каркнула, и плавно полетела над озером. Длинные тощие лапы вытянулись далеко за короткий хвост. Птица ещё дважды каркнула и скрылась в тумане, а я всё стоял, не в силах унять дрожь.
         Притихшие рыбаки шумно выдохнули.
         -- Ну, ты Григорич даёшь, заставил подумать чёрт-те што,
аж волосы зашевелились. Кто же это был?
         Отец с дедом долго смеялись над моими страхами, когда я им всё рассказал. А потом сказали, что это была выпь, или как её ещё называют за голос – водяной бык. Птица осторожная и редко, кто её видел, мне мол, здорово повезло. Такая непонятка, значит, со мной случилась. Однако, это послужило хорошим уроком, и я уже больше ни в лесу, ни на реке никого не боялся.