День несокрушимой

    Вспомнилось…День 23 февраля у нас в Армии считался главным праздником.  Может  в смысле оформления это был и не праздник, а такой особый, душевный день.  Этот день даже не был выходным у нас в стране. И по размаху проведения торжества, и по количеству стоптанных подков на Куликовом поле он не шел в сравнение с 7 ноября. Скорее это был такой корпоративный день. Что-то среднее между Днем рождения и Прощеным воскресением. Начинался он теплыми поздравлениями домашних и на службу я шел уже в приподнятом настроении.
    Обычно, каждый государственный праздник для военных оборачивался, что называется радостью свадебной лошади – вся голова в цветах, а жопа – в мыле. 
    Если тебя не включали в парадный расчет  и ты за месяц до торжеств не осваивал технику прусского марша, то обязательно шел на праздник в гарнизонный караул, дежурным по части, или в крайнем случае – в оцепление. Ибо нечего расслабляться и выпускать свой штык из мозолистой руки.  А в этот день,  обычно после торжественного построения, проверки оружия в оружейке, наведения порядка в казарме, парке и доклада наверх, что все в наличии и порядке, нам разрешали после обеда выходной. В праздничном приказе награждали всех отличившихся за этот год. Под юбилейный год  давали  ордена и медали, а штрафников поощряли снятием ранее наложенного взыскания. И ты, как бы сокрушался  о своих  прошлых грехах, и как бы обнулялся, очищался и как бы с чистым сердцем и совестью приступал к сотворению  новых.
    Чин прощения явился пред нами в образе недавно назначенного комбрига. Им у нас был суровый полковник, который потом дослужился до должности начальника связи ВС РФ и звания генерал-полковник. Он только приехал  к нам из ДРА и учил расслабленных службой в «паркетном военном округе»,  каким должон быть порядок в войсках связи.
    « Я сам из говна вылез и вас из говна вытащу» - это была его любимая поговорка.
    На торжественном построении зачитали праздничный приказ.  Меню в разделе о награждении в этот раз изобиловало «песочными» медалями, грамотами и благодарностями. Сержантам вручали новые лычки, а отличившимся  и исполнительным солдатам – звания «младший сержант».
    Меня и начальника склада ДХ прапорщика  Портвицкого поощрили снятием ранее наложенного взыскания.  Я получил выговор  в ноябре  прошлого года за то, что при совершении марша, возвращаясь с учений уснул вместе с водителем, и мы съехали антенной машиной в кювет и легли на бок.  Был снег и на машине ничего даже не помялось, но в личной карточке этот марш след оставил.
    Портвицкого  же, кажется, поощряли так ежегодно. Он был безобидным,  сгорбленным  немногословным старичком,  с сухим морщинистым лицом, которого все в бригаде звали не иначе как Дядя Вася.  Дядя Вася ни с кем особо не общался и сидел все время у себя на складе в окружении законсервированных машин. Говорили, что его  единственный сын погиб в Афгане и он периодически топил свое горе в вине. Командиры  особо его не трогали, давали дослужить до пенсии, но для профилактики  иногда пользовались Дисциплинарным уставом.
    После зачитки  праздничного приказа батальоны зашагали торжественным маршем мимо комбрига.  Когда прошли трибуну, старшина первой роты  громко подбодрил солдат:
    Выше ногу, попуасы
    Для комбрига на лампасы,
    А комбату – три звезды.
    Остальное – до …зды!
    Солдаты  хихикнули дружно громыхнули три раза  подкованным копытом  по асфальту. Комбриг на трибуне скривил улыбку. Было видно, что шутка ему понравилась.
    Неофициальная часть праздника проходила по канцеляриям и каптеркам. Налили в солдатские кружки и подняли за Несокрушимую, потом за Легендарную. Третий тост – помолчим, он всегда третий тост.
    Собрались было уже по домам, но тут зашел Портвицкий и загласил к себе на склад. В хранилище он отгородил себе  старыми шкафами нечто вроде личного кабинета и по военным меркам  тут  было  достаточно уютно. Здесь  у него стоял даже старенький диван. На столе, среди вороха бумаг  стояла прислоненная к стенке фотография. На ней – старший лейтенант в афганке с автоматом на БТРе.
    Дядя Вася достал бутылку водки и налил каждому из нас, и так уже слегка прихмелевших.
    - Орден вчера получил, - хрипло сказал он нам. – Надо за орден выпить.
    - Да ладно, дядя Вася, кончай,  какой орден. У тебя же сегодня другое поощрение было, - не поверил  предлогу   техник роты.
    - Ну вот, вчера в военкомате получил,- сказал Портвицкий. Он повернулся к столу, открыл шухлядку и  вытянул оттуда  небольшую картонную  коробочку. Сухими руками бережно, словно это было самое большое его сокровище, он открыл ее. В коробочке лежал орден Красной Звезды.  В тусклом свете ангарного освещения багровые лучи ордена  отблескивали и растекались  в стороны из медальона, будто струйки венозной крови из смертельной раны.
    – Это Витин орден,  - так же тихо сказал Портвицкий. - За мужество и отвагу, проявленные при исполнении интернационального долга. 
    Он закрыл коробочку и положил ее на стол.
    - Это самое дорогое, что у меня осталось от Вити. – сказал дядя Вася и глаза его заблестели.
    В  холодном воздухе повисла тишина, замешанная на неловкости положения, горечи утраты  незнакомого но родного человека и незнанию, что сказать. Мы  молча выпили холодной водки.
    - Он наше артучилище закончил  – продолжил Портвицкий. – Ему две недели оставалось…. Я вот не понимаю, что такое интернациональный долг. Кому должен был мой Витя?
    - Дядя Вася, ну так он же Родину защищал. – попытался пояснить ему комсомолец батальона.
    - Какую Родину? – гневно поднял брови Портвицкий. - Где Родина, а где он погиб….
    Комсомолец не  согласился  и не очень настойчиво правда, но так, как нас учили на политзанятиях разъяснил:
    – Там империализм  развязал войну против афганской революции . А  это прямая угроза нашим южным границам. Афганистан – это подбрюшие Советского Союза. Если бы мы упустили, они вмиг бы были уже здесь. И НАТОВский сапог топтал бы нашу землю. Так что Витя ваш герой. Он погиб за Родину.
    Снова выпили.
    Портвицкий задумался, а потом медленно, процеживая слова начал говорить, как нам показалось,  крамолу:
    - А я все ж думаю, что это все  чушь и галиматья.  Вот это все…Дружба…Взаимопомощь… Интернациональный долг. ..Сколько детей положили в чужбине. Ради чего? Я думаю, что все это придумали  ЭТИ, – он кивнул куда-то неопределенно в сторону политотдела. – Своих детей они туда не послали…Если бы не эти пердуны, которые  считают, что они самые сильные и самые умные в мире, и их должны все слушаться и бояться, то мой Витя жил бы  еще долго  и счастливо. И те, другие дети, такие же как он, которые остались там выполнять интернациональный долг. Они тоже бы жили. А теперь что же… Мы с женой будем жить. Ради чего? Чтобы  каждый день ненавидеть этих подонков? Это уже не жизнь….
   Дядя Вася выпил и закрыл глаза.
   Мы еще долго молча сидели и думали каждый о своем…..