Три круга ада

ТРИ КРУГА АДА

-Опять пришла? Какая ты дотошная. Ну, проходи, коль пришла.  Если бы не внучок  Димка, ни за что бы с тобой говорить не стал.
Ворча,  с недовольным голосом,  но не злобным, в котором   больше даже чувствовалась настороженность, не ответив на моё приветствие, открыл дверь  сгорбленный старик с клюшкой. Одна нога была в  деревянном протезе и он её волочил,  сильно прихрамывая.
-Почему?-спросила я.
-Не хочу я говорить о войне.. Тяжело. Потом несколько ночей мучаюсь от воспоминаний. Всё стоит перед глазами  каждый день..  35 лет прошло, а легче не стало. Слава Богу, сейчас нет войны. И не хочу, чтобы обо мне кто-то знал.  Я что ль один воевал? Весь народ воевал, и стар, мал. Дольше меня воевали,  фашиста проклятого добили в Берлине, а сколько головы сложили в боях. Не сосчитать. Вот о них надо писать. А не обо мне.
-Победившие фашизм-все герои.
- Если бы  не Вы мы бы  и на свет не родились.  Подрастающее поколение должно знать о  войне всё, а особенно, какой ценой досталась Победа.
-Вот о других и пиши, а обо мне дочка не надо. Всё ещё упорствовал старик.
Из соседней комнаты вышел десятилетний внук   Димка  и, обняв дедушку  с обидой в голосе сказал:
-Деда, ты же мне обещал, что расскажешь.  Всё равно ты для меня герой.
-Ладно. Я расскажу, но только, назови меня другим именем и фамилией. Это моё условие, при котором я расскажу о себе.
-Почему? Вами внук гордится, и люди узнают о Вашем боевом пути. Вы действительно герой, освободитель. Чего тут  стыдится?
-Всё. Я сказал и всё.  Только так и никак иначе. Я прошел три круга ада:  окружение, два плена,  расстрел, лагерь НКВД.  Плен и этим всё сказано. Призрение  к себе я и сейчас испытываю… уж, сколько лет прошло.
-Я не буду Вас переубеждать, но все обвинения с тех, кто был в плену давно сняты.
-Это там наверху сняты, а на местах свои «верхи». Я не перенесу больше никаких проверок. Здоровье не то и годы. Да, я их не осуждаю, их можно понять. Они не знали что такой плен. Люди потеряли  родных, а о  тех,  кто был в плену, думают, что хотели отсидеться и спастись. Это сейчас стали правду о плене говорить,  да и то не всю правду. Предателями считают. 
 Родом я из глухой сибирской деревни.  Семья обычная крестьянская,  четверо детей я старший.  Младший у нас ещё в младенчестве помер.
Отец мой ещё в Первую мировую воевал. Мне тогда восьмой годок шел. Вернулся  почти через два года, раненный, но живой. Как и все трудились, жили. Революция, гражданская, коллективизация всё пришло одновременно. Разобраться было сложно.   Только всё наладилось, спокойно стали жить, а тут,  на тебе  война с германцем опять.
Отец с матерью запрягли  лошадь и повезли в соседнее село.  Там, раньше была церквушка. Потом при советской власти её снесли, а батюшку старого, к счастью, не тронули. Он жил на окраине села один. Когда отец уходил на войну в 1914году, Батюшка его благословил и дал  маленький кусочек бумаги с молитвой.  И меня привезли к нему на благословение тайно  и ночью.   Я тогда, очень противился.  Всё же был комсомольцем, но ослушаться строго отца не мог.  Запомнил  слова Батюшки на всю жизнь: «Береги молитву. Она охранная. Вернёшься живым. Святое дело  Отечество защищать».
Как дали гимнастерку, я зашил её в ворот. В августе нас привезли под Красноярск, где проходили обучение. Из нашего села,  мы вдвоём были: Петька  и я. На стрельбах он первый  показал свою меткость в стрельбе. Да, какой сибиряк стреляет плохо. С мальства  учат стрелять, охотится. Его сразу оставили в лагере обучать стрельбе других.  Я, как услыхал, и подумал, что если я сейчас  также выставлюсью, и меня здесь оставят, а, значит, на фронт не попаду, и германцев бить не буду.  Особо не выделился и меня после двух недель вместе с другими посадили в поезд и отравили в 20-стрелковый корпус  Брянского  фронта.   Бои  шли жестокие.
Когда  в первое время, освобождали села, после оккупации, я тогда впервые ощутил  такую дикую ярость, глядя на сожженные деревни, обгорелые трупы детей и взрослых, что готов  растерзать этих, нелюдей,  в клочья руками. Но наступление провалилось.  Под натиском немцев  отступать пришлось.  Вот тогда я и попал впервые в окружение.  Нас осталось шесть человек.  Отошли в лес и нарвались на немцев.  Около двух недель   неподалёку от железнодорожной линии, сидели под открытым небом, Пленные прибывали каждый день.  Практически не кормили. Мысль о побеге возникла сразу с первой минуты в плену. Мы обдумывали как, но не находили выхода. Охрана, собаки.  Тех, кто  умирал, нас заставляли убирать из лагеря.  Помню один из пленных  стоя перед ямой, прыгнул   в неё. Нервы не выдержали. Автомат очередь его изрешетила…
Спасло нас то, что ранним утром был налет нашей авиации. Вот тут и начался побег.  Им было не до нас. И нашего брата тоже погибло немало.   Добрались мы до своих. Не буду рассказывать как.  Он замолчал. И заметила, что    стало плохо. 
-Дядя Миша,  давайте отложим разговор на потом?
- Нет, я не хочу, ещё раз возвращаться в войну. Сейчас успокоюсь…
Прошел проверку в НКВД. Думал конец, но всех нас отправили в штрафной батальон  под Смоленск. Я  был рад. Снова буду бить этих гадов и отомщу за всё.  Бои шли за каждый клочок земли. То мы наступали, то немцы. Три недели удерживали высоту.  Из 32 двух человек осталось 12. Вот тогда, видимо, лейтенант наш успел подать нас на награждение.   Царствие ему Небесное, молодой, лет 19, но толковый и смелый.  Погиб через четыре дня от снайпера. Вот тогда я, контуженный, после артобстрела перед очередным боем, попал второй раз в плен.   Тут, уже я сидел в подвале дома, а утром повели нас к  оврагу на расстрел. Помню, что я стоял ближе к яме.  Почувствовал, что прорезало очередью по ногам и всё. Очнулся ночью. Надо мной груда тел. Всё пропитано кровью.   Пошевелиться не могу, ноги не слушаются.  Стояла  мёртвая тишина. Не хватало воздуха. Стал кричать. Сколько кричал, не помню. Очнусь на какое-то время и опять провалился.
Всё думаю, это мой конец, смертушка пришла. Господи, прости меня, грешного только и успел произнести. Когда очередной раз очнулся, был поражен. Ничего не мог понять. Я находился поверх трупов. Не мог поверить своим глазам. Посмотрел вокруг и вдруг вижу женщину в белом. Ходит с опущенной головой по полю. Даже не ходит, а как свет двигается. Сил  кричать не было. Вырвался стон, и я опять провалился. Очнулся в лазарете. Сестричка молоденькая девчушка, увидев, что я открыл глаза, обрадовалась   и позвала доктора.
-Ну, солдат, наконец-то, с того света вернулся. Теперь жить точно будешь.
Благодари своих родителей за твоё здоровье и Господа Бога за помощь.
 Правую ногу я тебе по частям собрал, а вот левую до колена пришлось отнять. Главное живой! Держись!
Потом около  года  был в госпитале, были ещё четыре операции. Вернулся домой калекой, но ходил с костылем.  Действительно вернулся, жаль, что мало убил фашистов. Ярость вскипала во мне, при каждом воспоминании до трясучки...  Хотел поблагодарить Батюшку, но мать сказала, что он в  декабре 1941 года помер.
Молитву, которую я берёг всё время, в лазарете вместе с одеждой уничтожили.  Я не скрывал, что был в плену и в  штрафном батальоне. Незримое призрение чувствовал от людей. Виду не подавали, но я нутром чуял.. Из моего села, и близлежащих, вернулись единицы. А человеческое горе  затмевает разум.
Жена меня, как могла, успокаивала, но в душе у меня лежал камень свой, который под силу было нести только мне.  Когда услышал из «черной тарелки», о Победе плакал от радости.   Два брата  Игнат и Иван тоже воевали. Младший  погиб в Польше.  В 1944 году.  В 1947 году померла жена. Жили с сыном вдвоём.  Вот и сейчас живу.  В 1964 году сын из Армии привёз жену, а потом меня с собой к себе жить взяли. Квартиру сын в 1965 году выхлопотал. Вот тогда я и получил свою награду,  дорогую солдатскую медаль «За отвагу» за бои под Смоленском. 
Димка  достал медаль из шкафа и бережно положил на стол.
-Вот  эта дедушкина.
Я ещё раз сделала попытку уговорить, назвать его имя и фамилию.
Вдруг, он как отрезал, резко произнес.
-Ничего не пиши. Я не хочу, чтобы и здесь люди знали обо мне. Нашла героя!? Люди жизни положили свои, защищая, а я живой остался.  Ничего не пиши. Моим детям и внукам здесь жить. Запрещаю.
Через три  дня,  меня встретил сын дяди Миши и попросил тоже ничего не писать.
-Пожалейте отца. Пусть спокойно свой век доживёт. Я дала слово. В 1999 году в возрасте 92  лет дядя  Миша умер тихо и без пышных почестей был похоронен на местном кладбище, как  обычный человек, которого я считаю безымянным героем.
 Имена изменены.
1983г.