Эшелон

***

Перрон, несмотря на поздний час, был до отказа забит людьми: солдатами, офицерами, гражданскими. На фронт отправлялся очередной эшелон. Всемирная война, беспрецедентный по масштабам во всей человеческой истории вооруженный конфликт кончился полгода назад, но долгожданный мир так и не наступил. Голод, разруха, нищета, инфляция заставили народы Восточной Империи подняться и свергнуть ненавистную власть. Народная Революция, возглавляемая Комитетом, смела царивший веками старый строй, установив новый, как им казалось, более справедливый. Но у новой власти оставались противники, и их было много. В основном старая аристократия, крупные промышленники, высшие армейские офицеры. Контрреволюционные выступления не заставили себя ждать. Земли бывшей империи оказались втянуты в тяжелую и изнурительную гражданскую войну. На один из фронтов этой войны и отправлялся эшелон. Чуть поодаль от поезда и строя солдат, находившегося перед ним, стояли трое офицеров.

***

–Сколько?– спросил мужчина в старом, еще дореволюционном мундире полковника.
–Пятьсот человек,– ответил другой мужчина, в майорском кителе.
–Все равно недостаточно.
–Это уже четвертый за день. Такими темпами у нас скоро не хватит локомотивов.
–Изымайте гражданские. Перебоев быть не должно. Вы начальник станции, вот и разберитесь.
–Господин полковник, в городе намечается проблема с призывниками,– начал третий, тоже в майорском кителе, но с серой повязкой на левой руке,– люди не хотят идти добровольцами. Мобилизация не приносит результатов – многие попросту уклоняются от призыва, некоторые оказывают сопротивление. Им уже надоела война.
–Черт вас всех забери, ну призывайте их насильно!– крикнул полковник,– мне плевать, господин майор, как вы решите эту проблему,– с этими словами полковник почти вплотную приблизился к майору с серой повязкой. Майору бросился в нос непередаваемый запах одеколона, смешанного с перегаром,– но люди нужны, причем в кратчайшие сроки. Знаете, сколько они посылают на фронт? Десять тысяч каждый день! А мы можем максимум пять. Вы понимаете разницу? Если мы не решим проблему людских ресурсов, нас просто раздавят! Я надеюсь, вы меня поняли, господа,– он сказал это более спокойным голосом, и от этого голоса у двух майоров пробежал холодок по спине,– Делайте, что хотите, но приказ Коллегии должен быть выполнен. Любой ценой.
–Разрешите обратиться, господин полковник,– из-за спины раздался голос четвертого офицера. Троица обернулась. Перед ними стоял начальник эшелона,– все готово, состав готов к отправке.
–Ну так чего вы медлите, капитан? Отправляйте, да быстрее.
–Насчет этого я к вам и подошел, господин полковник. Разрешите устроить проводы уезжающих. Толпа, кажется, скоро прорвет оцепление. Ей не понравится, если их не пустят к своим близким.
С минуту полковник думал.
–Хорошо, пустите провожающих. Десять минут,– сказал он, глядя на часы,– не больше.
–Есть. Разрешите идти, господин полковник?
–Идите, капитан.
–Внимание провожающим!– раздался голос капитана из динамиков,– в течение десяти минут у вас будет возможность попрощаться с убывающими на фронт. Во время прощания просьба не мешать уполномоченным и работникам службы военного сообщения. Напоминаю, что любое нарушение правопорядка будет караться по законам военного времени.
Оцепление медленно расступалось и поток людей хлынул к вагонам. После команды разошлись и солдаты и разбрелись по перрону, выискивая своих близких.

***

–Взвод, разойдись!– скомандовал молодой лейтенант. Тридцать солдат, стоявших в две шеренги перед вагоном разбрелись кто куда.
Подумать только,– думал лейтенант,– месяц назад я был еще курсант, за партой тактику зубрил, а теперь офицер, лейтенант, командир. Как быстро летит время, особенно на войне. Хотя было бы лучше, если бы ее не было. Ни той, ни этой. Кажется, я не готов командовать. Вон,– лейтенант бросил взгляд на одного из бойцов,– некоторые мои солдаты в два раза меня старше. Как они мне, салаге, подчиняться будут? Да и как я сам буду им приказы отдавать? Многие же, наверняка, воевали, не то, что я. Стоп. Отставить переживания. Я справлюсь. В конце концов, не этому ли меня учили? Зря я что ли в училище штаны просиживал? Я справлюсь. Обязательно. Страна нуждается во мне, значит я справлюсь. Быстрее бы только отправили. Страшна не смерть, а ее ожидание, как сказал... кто же это сказал? Не помню. Да и черт с ним. Лучше бы сейчас быть на фронте. Там ты занят, там думать особо не надо: есть приказ – выполняй. А здесь... Сложно все как-то. Интересно, о чем командование думает?

***

Скотина,– думал майор, начальник станции, о полковнике, по пути в свой кабинет в здании вокзала,– раз Коллегия его сюда послала командовать, то он думает, что теперь он всемогущий. Идиот, разве он не понимает, что требования Коллегии выполнить невозможно? Нет у нас ни такого количества людей, ни ресурсов! Нет, он как осел стоит на своем. "Мне плевать, как вы решите эту проблему",– передразнил его майор у себя в голове,– и так с Войны не осталось ни черта, а теперь еще на другую посылай. И сколько эта продлится – черт ее знает! Он вошел в свой кабинет, сел в кресло и, подперев голову руками, задумался. Спустя время он встал, достал из шкафа бутылку и стакан и обратно сел за стол. Майор откупорил бутылку с коричневато-карамельной жидкостью, налил половину стакана, выдохнул и залпом выпил.
А своего сына, небось, он черта с два пошлет,– продолжал он,– ублюдок. Тот по городу на автомобиле разъезжает, как барон, в ресторанах каждый день обедает. А послать его на фронт, так при первом же обстреле в штаны наложит, сосунок.
Майор налил еще. Поднес стакан ко рту, но, не выпив, поставил его на стол.
Сволочь, ублюдок, мразь,– крикнул в сердцах майор,– чтоб ему провалиться вместе со всей его проклятой Коллегией! Семь лет на этой проклятой войне! Семь! Но там я убивал чужих, иностранцев,– майор все же поднял стакан и выпил,– а сейчас-то своих! Я их в атаку водил, а теперь – на, майор, стреляй! Они же за революцию, значит и расстрелять не грех. Твари, скоты сидят в этой Коллегии. Хотят повыше забраться, властвовать хотят. Не нравится им, видите ли, что всю власть без них поделили. Плевал я на их приказы!– вслух сказал майор, налил в третий раз и выпил,– пусть стреляют, мне плевать. Не могу я так. Не могу.

***

–Перестань плакать,– сказал солдат девушке, жмущейся к нему,– Перестань. Пожалуйста.
–Не могу,– ответила девушка и еще сильнее к нему прижалась.
–Я же еще живой. Да и что со мной может случиться?
–Не знаю... с тобой все что угодно может произойти!
–Семь лет провоевал, и ничего не случилось. Ты как всегда преувеличиваешь. Со мной все будет в порядке.
–Не говори так! Если тебя ранят? Возьмут в плен? Убьют, в конце концов?! Я ведь этого не переживу!– захлебываясь слезами, говорила девушка.
–Да ничего со мной не будет,– ответил солдат,– и нечего говорить такую ерунду, сглазишь еще. Перестань плакать, пожалуйста. Слезами горю не поможешь.
–А если...
–Что если? Если да кабы, как говорится... Ну вот что они мне сделают? Ранят? Не беда, заживет, не впервой. В плен возьмут? Да пусть берут, тоже ничего страшного. Они, говорят, рабочих с крестьянами не трогают. А я простой рабочий.
–А если... убьют?– девушка еще сильнее заплакала при этих словах. Она не могла думать об этом, но мысли все же проникали в ее сознание и буквально рвали душу на части.
–Не убьют. Забудь даже думать об этом. Семь лет на войне и всего пара ранений, меня пули не берут, будь в этом уверена,– солдат чуть сильнее обнял девушку,– Ладно-ладно, спокойней, а то так переживать никаких нервов не хватит. Помнишь, как ты плакала, когда меня на ту войну провожала? Тоже себе тогда черт знает что напридумывала. И как видишь стою живой и здоровый, тебя успокаиваю. А мне тогда и восемнадцати не было. Так что заканчивай так переживать. Не могу я видеть, как у тебя сердце разрывается от такой ерунды.
–Может сбежим? Прямо сейчас, с вокзала? Уедем куда-нибудь, где нас никто не найдет.
–Каким образом? Видишь вон тех парней,– солдат указал на оцепление,– думаешь, для чего они здесь стоят? Правильно, чтобы такие, как мы, не удрали.
–Неужели,– всхлипывая, спросила девушка,– нет никакого выхода? Я тебя не отпущу, слышишь? Не отпущу. Не отпущу,– повторяла девушка, прижавшись щекой к солдатской шинели.
–Ну ладно тебе, хватит. Я вернусь. Обязательно вернусь. Ты только меня жди. И все будет хорошо.
Солдат замолчал и еще сильнее прижал девушку. Она тоже замолчала и лишь еле слышно всхлипывала.

***

Проклятое оцепление,– думал мужчина в полицейской форме,– целый день на этом чертовом вокзале. И отлучиться только пожрать, да по нужде. На кой хрен вообще нас выставили? Обычный эшелон, ну пара платформ с техникой, ну что их, на металлолом разберут что ли? Или, может, они думают, что солдаты разбегутся кто куда? А офицеры им тогда на что? Страшные морды делать да орать почем зря? Да, ради этого стоит морозить задницу. Поставили толпу вооруженных людей, чтобы она охраняла толпу других вооруженных людей и поезд с железяками от толпы гражданских. Идиоты. Нечего им там в Управлении делать что ли? Вот сами бы постояли двенадцать часов на морозе, тогда бы у них этот маразм выпал из головы. Твою мать, ноги скоро зазвенят от холода. Выгнали нас в летних ботинках на мороз. Нет у них зимних. Как же, нет. Разворовали под шумок склады, а нам только лапу сосать и остается. Лучше бы на фронт отправили. Там, может, и кормят и одевают получше. Надоело уже в заштопанной форме ходить, да баланду есть. До революции нищие лучше выглядели, чем мы. Может подойти к кому-нибудь из солдат да поменяться? Он здесь останется вместо меня, а я на фронт. Вон к тому, например. Он, похоже человек семейный, вон, жена, дети его провожают. Потеряет семья кормильца, что делать тогда? Я-то холостой, мне терять все равно нечего. Бред. Полнейший бред. Да и кто разрешит? Это все от усталости, вот и лезет в голову всякая чертовщина.

***

–Папа, а ты скоро приедешь?– спросил высокого мужчину в солдатской шинели мальчик лет двенадцати.
–Скоро, сынок, скоро,– ответил отец.
–Не надо было, дорогой,– сказала женщина, прижимающая к груди маленькую девочку,– сдалась тебе эта война.
–А что поделать? Призвали – значит призвали. Думаешь я по своей воле пошел?
–Надо было как соседу уехать куда-нибудь и переждать. Месяц мы бы прожили, а там глядишь и...
–В моем роду никогда уклонистов не было,– резко перебил он жену,– Дед служил, отец служил, и мне придется.
–На ту войну-то ты не пошел,– заметила жена,– что ж ты тогда добровольцем не записался?
–Ну, ты сравнила. То добровольцем, а это призыв. Тем более тогда бы меня все равно не приняли. Зрение, ты же знаешь. А теперь, видимо, требования снизились. Ничего, семьям военных должны дополнительные карточки полагаться.
–Ох, да что от них толку-то, в городе все равно еды нет. Как же мы без тебя будем? А если...
–Ну-ну, ты не каркай, а то накличешь. Ничего, поживете на накопленные некоторое время, а там, может и я вернусь. И будет все, как и раньше.
–Дай-то бог,– вздохнула жена.
Солдат потрепал сына за волосы, поцеловал дочь и жену и сказал:
–Вы, главное, берегите друг друга. А я, даст господь, скоро вернусь. Что ж поделать? Кому сейчас легко?

***

–Спасибо, что пришел,– сказал молодой парень другому. Они были несколько похожи выражениями лиц – надменными и нагловатыми.
–Не вопрос, брат,– второй парень похлопал первого по плечу,– Восемнадцать лет вместе в приюте и думаешь, что я пропущу такое? Посмотри на себя, ты же вон, военным заделался.
–Надо было вместе со мной добровольцем идти. Может, в люди бы выбился.
–Спятил? Чтоб меня там подстрелили ни за что? Нет уж, спасибо, мне и в нашем городе неплохо живется.
–Будто тебя здесь за твои дела подстрелить не могут,– заметил солдат.
–Тут меня хотя бы полицейские за дело подстрелят, а там,– второй указал рукой в сторону фронта,– такие же, как ты, бедолаги, причем просто так. Прикажут – пустят пулю тебе прямо в лоб, и поминай, как звали. И не посмотрят, кто таков. Черт тебя дернул в эту армию пойти. Жили бы, как раньше, работали бы вместе и горя не знали.
–Вот поэтому и пошел. Надоело мне так жить, хочу в люди выбиться. Если для тебя воровство – достойная работа, то мне тебя жаль.
–Не забывай, что мы воровали только у богачей. С них не убудет. Что плохого брать у богатых излишки? Они нас каждый день грабят и абсолютно законно. А чем хуже мы?
–Ладно, хватит уже, мне неинтересно слушать твои взгляды на жизнь.
–А что тебе еще делать?
–Уж точно не твою болтовню слушать,– солдат замолчал и спустя время сказал,– Мне будет тебя не хватать.
–Да мне тоже на самом деле. Вдвоем веселее было. А сейчас что? Скука одна. На дело, как на каторгу хожу.
–Ладно, не расстраивайся. Кто знает, как дела на фронте сложатся? Может и тебя призовут.
–Ага, держи карман шире. Черта с два они меня призовут. Пусть найдут для начала.

***

Капитан, начальник эшелона, пристально смотрел на часы. Десять минут, выделенные полковником на проводы, прошли. Он подошел к машинисту.
–Скоро отправляемся.
–Есть, господин капитан,– ответил машинист.
–Внимание всем провожающим!– вновь раздался голос капитана из динамиков,– Эшелон отправляется через три минуты! Повторяю: эшелон отправляется через три минуты! Всем провожающим покинуть перрон!
В подтверждение этих слов, поезд издал протяжный гудок. На перроне началась суета.
–Рота, становись!
–Второй взвод, становись!
–Взвод, в две шеренги становись!– раздались крики офицеров с разных сторон перрона. Солдаты, наспех попрощавшись с близкими, побежали к поезду.
–По вагонам!
Построившись, солдаты начали заходить в вагоны в колонну по одному. Когда все солдаты скрылись внутри вагонов, офицеры зашли следом за ними. Поезд издал повторный гудок и, набирая скорость, отправлялся на фронт. Спустя минуту эшелон скрылся из виду, но люди долго еще не покидали перрон, смотря вдаль железной машине, увозившей их братьев, мужей, сыновей на верную смерть.