Бесшабашие, беспечность молодости!

К большому своему огорчению должен констатировать один неприятный, но неоспоримый факт – для пребывания человека в этом мире даётся (свыше) только одна жизнь. А вот продолжительность её – абсолютно индивидуальна. Кому-то выделено всего-то несколько минут пребывания в этом мире, кто-то сможет прожить какой-то короткий срок, пока его душу не заберут в иной мир, а большинству населения нашей планеты приходится мотать срок от первого до последнего вздоха по приговору той судебной власти, которую мы называем СУДЬБОЙ. И вот, что интересно – в детстве, в юности, в молодые годы мы рассчитываем, мы уверены, что жить должны долго и счастливо. Нас не страшат никакие препоны на жизненном пути, с ухмылкой реагируем на трезвые предупреждения своих старших, более опытных родственников, учителей.

Но вот прошли юные, молодые годы и начинаешь, время от времени, мысленно оглядываться, оценивать тот непростой путь, который оказался уже за плечами, в прошлом. Знаю наверняка, многие, вспоминая своё прошлое, не будут в восторге от этих воспоминаний, но ты счастлив уж тем, что ты не обязан, ни с кем делиться хоть хорошими, хоть плохими воспоминаниями. Они навсегда с тобой и главным судьёй при этом будешь только ты, твоя совесть. И всегда нужно помнить – изменить что-то в прошлом нам, к сожалению, не дано.

В молодости, в нашей душе бурлит энергия, неистраченная жажда приключений. Мы, конечно же, не задумываемся, к каким последствиям может привести, казалось бы незначительный, безобидный поступок. Вот в связи с этим вспоминаются счастливые годы обучения в Кременчугском лётном училище Гражданской авиации. В памяти невольно всплывает первый летний вечер того незабываемого дня, когда увидел свою фамилию в списках принятых и допущенных к обучению в училище. Та первая, счастливая ночь в звании курсанта лётного училища, навсегда вошла в мою память и я уже не смогу забыть её до конца жизни! На втором этаже старой казармы мы, бывшие абитуриенты, бурно обсуждали прошедшие экзамены. Те, кто увидел себя в списках зачисленных, сочувствуя не прошедшим ребятам, скинулись, сбегали в магазин за красным вином и “накрыли поляну”. От всего сердца утешали уезжавших ребят, а сами радовались, веселились, пели песни, строили планы на ближайшие три года учёбы, присматривались друг к другу, выбирая надёжных друзей.

Страх, нервное напряжение последних дней, которые заставляли каждую нервную клетку твоего организма жить в стрессе, забыть обо всём, чем жил до этого, постепенно оставлял твою душу и ты, в мыслях, уже строил планы счастливого будущего – в роли пилота Гражданской авиации. В настоящее время тебя окружали молодые, симпатичные парни из разных концов Советского Союза. У меня, не представлявшему до этого бескрайних просторов нашей страны, вызывали огромный интерес ребята, приехавшие из Якутии, Грузии, Армении, Узбекистана, Сибири и других республик. До позднего вечера с интересом слушал их рассказы о родных местах их проживания, о национальных культурных  особенностях быта. Вскоре, устав, намаявшись за эти тяжёлые экзаменационные дни, все постепенно уснули, а я, провалявшись без сна часа три, вынужден был выйти во двор под цветущую липу, где и просидел на лавочке до самого рассвета.   

А с первого сентября началось, такое нелёгкое, но такое желанное освоение лётного мастерства, обучение лётной профессии. И с первых же дней нам каждодневно напоминали, предупреждали: “Вы являетесь курсантами закрытого лётного училища, обязаны жить строго по правилам, соблюдать устав училища! Любое дисциплинарное нарушение может повлечь за собой исключение из училища! ”  Но разве в молодые годы какие-то запреты могли остановить самоуверенных юнцов, заставить жить их монахами, не думать о противоположном поле, не искать приключений на свою пятую точку.  Хорошо, если вкладывался в законные увольнительные, но  были и самоволки (хорошо, если всё заканчивалось благополучно, но иногда, если попадался под руку ретивому дежурному по училищу, приходилось отвечать по-полной).

Как-то неожиданно получилось, что моим защитником, опекуном оказался человек, на помощь которого даже я, обладая буйной фантазией, не мог рассчитывать. Это случилось в конце ноября. Уже почти три месяца мы изучали теорию полётов в аудиториях УЛО (учебно-лётного отдела), а после обеда, отдыхая перед самостоятельными занятиями, проводили время на спортивной волейбольной площадке, где разыгрывались товарищеские матчи. В тот день я слегка задержался на кухне (был дежурным) и когда подошёл, игра уже была в разгаре. Увидев, как мой товарищ, Валера забил мяч, я поприветствовал его, выбросив правую руку (мне попозже объяснили – слишком похоже на фашистское приветствие). Даже в мыслях не могло возникнуть, что кому-то придёт в голову такое сравнение! Время отдыха закончилось, мы поспешили в аудиторию для изучения заданного материала. Минут через двадцать занятий, неожиданно открылась дверь и дежурный по этажу, назвав мою фамилию, вызвал меня из аудитории и молча,   привёл к одному из служебных кабинетов, показав рукой зайти. 

В небольшом кабинете, за столом я увидел темноволосого  мужчину, с которым никогда не встречался до этого.   “Алексей Иванович, начальник особого отдела при лётном училище, – представился он, – старший лейтенант КГБ. Прошу садиться, – и он указал на стул стоящий перед столом…”  Хоть я и не догадывался, зачем меня неожиданно пригласили в этот опасный кабинет, всё равно почувствовал неприятный холодок в животе и дрожь в коленках!..
“Юра, в связи со спецификой моей должности, думаю, для тебя не будет неожиданным узнать, что в этой папке, которая передо мной, собраны все сведения о тебе, твоих родных и предках?” – и он похлопал ладонью по довольно толстой папке. Видимо увидев мои удивлённые, перепуганные глаза, он заулыбался и успокоил: “Возможно, мне просто показалось – я стоял у окна, наблюдал за вашим отдыхом, игрой в волейбол и вдруг увидел, как ты взмахнул рукой в фашистском приветствии. Было такое?” – от неожиданности я даже вскочил со стула! “Да что Вы, Алексей Иванович, Валерка забил классный мяч, и я его поприветствовал, ну с какого рожна я бы думал о  каких-то фашистах, гитлеровцах? – он, улыбаясь, закивал головой. – Я знаю, что твоя мама бежала от них из Кракова! Знаю, что очень хочешь летать, но на будущее предупреждаю – будь повнимательнее, не допусти ошибок ”. Вот так закончилось моё первое знакомство и встреча с Алексеем Ивановичем.

А уже перед самым Новым Годом мне довелось попасть дежурным на КПП, когда дежурным по училищу оказался Алексей Иванович. После полуночи он, делая обход, проверку дежурных, зашёл на КПП и провёл со мной около двух часов. По запаху я понял, что он слегка подшофе, поэтому он и задержался, разоткровенничался – много рассказал о себе. Видимо душа его требовала слушателя, ему необходимо было выговориться, он столько лет держал всё это в своём сердце. Когда фашисты захватили Кременчуг, ему исполнилось только тринадцать, а их семья не успела эвакуироваться. Мама была еврейкой, а отец украинцем – работал инженером, коммунист. Один из сослуживцев отца, в пЕрвые же дни оккупации пошёл служить немцам в полиции. Зная лично отца и чтобы выслужиться перед новой властью, он и привёл гестаповцев к ним домой. Нервы отца не выдержали – он кинулся с кулаками на предателя, а офицер-гестаповец в упор расстрелял и отца и мать. Алексей Иванович в это время находился неподалёку у родственников, они смогли силой удержать его у себя и запереть в подвале, где он и жил нелегально до освобождения Кременчуга Советской армией. Эта семья стала ему родной – вторыми мамой и папой. К сожалению, они также уже ушли в мир иной. 

Внимательно слушая эту неожиданную исповедь, уже довольно зрелого мужчины, всем сердцем сопереживал той боли и горю, которые пришлось пережить ему. Где-то в глубине моей души возникла вдруг мысль: “Человек, занимающий такую непростую должность и, в связи с этим, обязан был бы держать сведения о себе за семью замками, делится самым сокровенным со мной!” – это льстило мне и вызывало доверие. По всей вероятности, увидев, с каким вниманием и сочувствием я слушаю его, зная историю бегства моей мамы от фашистов из Кракова в 1939-м, он и рассказал о дальнейшем своём жизненном пути, который привёл его в КЛУ ГА. После освобождения Кременчуга и окончания школы он учился в военном училище, где получил офицерское звание и должность в Комитете госбезопасности, а затем был направлен на работу в особый отдел КЛУ ГА.

В течение всего обучения в училище я часто ощущал его опеку, внимание к моей судьбе. Однажды, возвращаясь поздно вечером из самоволки, перелез через забор и, уже добегая до входа в казарму, метров за тридцать, под фонарём, увидел Алексея Ивановича. От неожиданности остановился (время-то было позднее, после отбоя), стоял как истукан и смотрел на него – ноги будто приросли к асфальту. И вдруг, он показал мне издалека кулак, а затем махнул рукой, показав на казарму. Меня, как ветром сдуло, и через несколько секунд я уже был на койке, под одеялом. Пару дней после этого ожидал вызова на экзекуцию, но когда он прошёл мимо меня и спокойно поздоровался, улыбнувшись, я успокоился. Вспоминается также – на второй год обучения, когда возникли ощутимые трудности с деньгами (мама не могла мне  помочь  финансами – в это время проходил бракоразводный процесс с отцом), мы с другом решили вечером, после занятий разгружать вагоны, чтобы чуть-чуть подзаработать на одеколон, зубную  пасту, обувной крем и другие житейские мелочи. Несколько раз это удачно прошло и мы, счастливые, строили планы на ближайшие заработки, но однажды, во время самостоятельных занятий, меня вызвал дежурный по этажу и приказал немедленно явиться в особый отдел. И снова я предстал пред ясны очи Алексея Ивановича. “Я ведь предупреждал тебя, из училища очень легко вылететь, особенно, если кто-то захочет этого добиться, – я понял, что дело принимает серьёзный оборот и рассказал ему о своих финансовых трудностях,– хорошо, я попрошу командира не подымать шума, но знай – ты на крючке у замполита, остерегайся, он собирает на тебя компромат”.

Не знаю, чем я не понравился замполиту, но я постоянно, до самого выпуска, чувствовал на себе его изучающий, критический, стерегущий взгляд. Спасибо судьбе, что подарила, в то время, мне такого надёжного защитника! И       всё-же, возвращаясь к мысли о бесшабашности, беспечности в юные, молодые годы прихожу к убеждению – пока шишку не набьешь на своём собственном лбу, рука не подымется почесать свой затылок и хорошо подумать о последствиях своих поступков. Вот по прошествии какого-то времени, оглянувшись, мы, с видом мудреца начинаем оценивать, критиковать, излагать истину (особенно оценивая других).

Вот, кстати, ещё одно воспоминание из курсантской жизни, за которое легко могли отчислить. Перед самым окончанием учёбы, а именно 30-го мая, по давней традиции, курсанты празднично отмечают 1001-ю ночь в стенах родного лётного училища. Это яркое, красочное представление мы провели, согласно разработанному сценарию, на лётном поле в Градижске, с обилием спиртного, с плясками вокруг огромного костра, в причудливых, сшитых самими костюмах! Даже ракеты запускали! И ведь ни за что не поверю, что командование не знало о такой традиции, но вот доверились курсантскому благоразумию, не испортило праздника!