Пролог

 Ветер раскачивал стволы деревьев. Особенно страдали три стройные берёзы, стоящие у забора за грядками. Собака недовольно лаяла, припадая на передние лапы. Дом с зелёными стенами и красной крышей оставался позади, ноги всё неувереннее шагали вперёд. Позади оставалось всё, а впереди ничего не было. Рюкзак непривычно давил на плечи.
 Автобус подъехал к остановке. Это была типичная остановка, едва защищавшая от ветра, заклеенная рекламными объявлениями. Автобус был пыльно-белый и длинный. Перед глазами мелькнул и не остался в памяти кондуктор. Совершилась первая трата за это путешествие: оплата проезда до города.
 Мелькали зелёно-серые поля пыльной травы с редким забором кустов вдоль дороги. Проплывали старые, обгрызенные временем, домики. Кто-то ехал на велосипеде, прижавшись в обочине. Я ещё издалека заметил его красную спортивную куртку.
 На экране телефона была фотография её рисунка. Мне нравились почти все её рисунки. Мне нравились лица людей, цвета фона, подчёркивающие настроение. Больше всего мне нравилось, когда люди на рисунке счастливы. Это значит, что в те моменты и она была счастлива. Ещё у неё получались красивые киты. Особенно мне нравились киты на новогодних открытках — в тёплых свитерах и этих дурацких новогодних колпаках.
 Но это всё — вторично. Самым главным для меня было то, что это — её рисунки.
. . .
 Я любил думать в автобусах обо всём. Пускай эти мысли и не приносили хоть что-нибудь. Мысли в автобусе всегда превращались во что-то аморфное, тягучее и немного липкое. Будто нагретая резина. Это была такая же привычка, как, чихая, закрывать рот рукой. Кажется, я думал о будущем и рисовал себе картины, якобы ожидающие впереди. Я долго выбирал между тем, на что я решился и тем, что мне пришлось оставить. Я не жалел о своём выборе, так как это было бы трусостью. Но всё же, решиться было тяжело.
 На протяжении двух лет мы поддерживали и подначивали друг друга. Мы заставляли себя считать, что другого выбора нет. В конечном счёте это и повлияло на произошедшее. Мы просто не верили в иные продолжения наших жизней. А ещё мы были молоды.
 . . .
 Сейчас я думаю, с чего же всё начиналось? Всё началось с неё. Именно она поселила в моей голове желание бросить всё и уехать. Именно она впервые нарисовала у меня в голове картинку того, как мы отправляемся в путешествие. Как мы становимся свободными. Эта поселившаяся во мне мечта росла с каждым днём, а она всё подкармливала её. Это была самая восхитительная пища в мире — картинки нашего путешествия. Мне досталась другая задача — не дать этой мечте погаснуть в ней. А потом уже мы вдвоём заразили этой мечтой его.
 Да, он колебался дольше всех. И пускай он изначально показался мне обузой, я вскоре решил, что он важен. Я говорил, что легко могу поехать один, если они не согласятся ехать со мной. Но я врал. Я бы не поехал, если бы не решился он. Даже она уже стала не так важна.
 До сих пор я не понимаю, почему он стал так важен. Может, потому что я видел в нём что-то интересное. Может, потому что я сам не заметил, как дружба привязала меня к нему. Сейчас я считаю, что виной всему слишком большой риск, на который идти одному было бы безумием, а идти вместе — приключением.
 Впрочем, это уже было не важно. Мы решились, собрались, договорились встретиться. Нас было трое. Вот уже как два года нас всегда было трое: она, я, он.