Морозко

Бабушка возилась у печи, неодобрительно поглядывая за окно. Уже начало смеркаться, а младшая внучка, Дашутка, все не возвращалась с прогулки. Небо за окном становилось все темнее, снег валил все гуще, а света в комнате оставалось все меньше. Бабушка зажгла лампу.

Когда Дашутка вбежала в избу, бабушка с порога напустилась на нее:
- Ты где была, проказница? Стемнело уже! И снег-то лепит, уж сколько раз тебе говорила – замерзнешь, простудишься!
- Бабушка, не бойся! Я не все время на улице была, к Маше погреться заходила! У нее старший брат в гости приехал, вся родня собралась чай пить, и я с ними!
- тараторила Дашутка, резво отряхивая с одежды снег, снимая варежки, шапку и шубку.
- Нет бы домой заглянуть да предупредить, – все еще ворчала бабушка, но голос стал заметно добрее. Дашенька, впрочем, бабулю не боялась – та хоть и строгая была, но отходчивая – поэтому продолжала свой рассказ:
- А еще мне там сказку рассказали! Про девицу Настеньку, которую отец в лес вывез, чтобы она в сугробе замерзла! Ее мачеха со сводной сестрой невзлюбили, а Мороз Иванович Настеньку из леса спас, еще и приданым богатым наградил! А сестру сводную потом тоже в лес вывезли, за приданым, так Морозко ее и заморозил!

Бабушка нахмурилась и покачала головой:
- Ох уж эти соседи… Ты им пять слов скажешь, а они десять по всей округе разнесут, да и то переврут все. Садись, внученька, сейчас я тебе расскажу, как оно на самом деле было.
Дашутка с восторгом подбежала к бабушке, уселась на лавку рядом. Уж чего-чего, а сказки рассказывать бабуля умела.
- Было это давным-давно… Жил на свете один вдовец - не сказать, что старик совсем, но в годах уже. И была у него дочь, Настя. Полюбил этот вдовец соседку, да и женился на ней. А у соседки своя дочка была, Марфуша, помладше Насти на пару годиков. Вот и стали они все вчетвером жить. Дочери у них, почитай, ровесницы были, и друг с другом они поладили. Ну, ссорились иной раз – так с кем не бывает? Вот у соседей моих, помню, двое парнишек были, в один день родились. Так эти пареньки каждый день друг друга колотили – ан ничего. Посмеются да забудут – а друг за друга всегда горой стояли. Ох, не слушай меня, внученька, не то говорю…
Настя, значит, все во дворе по хозяйству хлопотала – то за водой идет, то дрова в поленницу складывает. Соседи ее хвалили – дескать, хозяйственная девка выросла, а Марфушу все ругали, мол, дома бока пролеживает. Что верно, то верно – она редко со двора выходила. Лицо у нее рябое было – хворала в детстве оспой, вот и стыдилась на люди показаться. Если выйдет со двора – лицо мукой намажет, а щеки свеклой нарумянит, чтоб оспин не видно было. Да все равно видно… Соседи смеются, ребятишки дразнят – а она потом плакала в избе за печкой, пока никто не видит…
И лентяйкой Марфуша не была вовсе: она рушники расшивала – залюбуешься, да и прясть, ткать умелица была. Всю семью обшивала… Носки, варежки вязала всем…

Бабушка вздохнула и продолжила:
- Вот так, значит, и жили. Были и радости, и горести – ну да ничего, справлялись.
И вот однажды поехал старик за дровами в лес. Спину у него тогда прихватило – один бы не управился, пришлось дочку с собой брать. Пока старик дрова рубил, Настя хворост собирала. Собирала – собирала, да вдруг метель как повалит! Все вокруг завертелось, ни зги не видать! Настя, понятно дело, обратно повернула – да как дорогу-то в таком буране найти?! Вокруг все белым-бело, перед глазами снег белыми мухами мельтешит: руку протяни – уже ничего не видно. И следов под ногами не видать – все как есть замело. Настя кричать пыталась – да только голос зря сорвала. И побежать нельзя: заблудишься, и поминай, как звали… И стоять нельзя – замерзнешь, свалишься… Настя, пока могла, на месте прыгала, чтоб совсем далеко в буране не зайти да в ледышку не превратиться. А потом силы кончились – в сугроб упала.
Показался тот сугроб Настеньке мягче перин пуховых. Сладко ей на снегу лежать, и не холодно вовсе. Метель белым покрывалом кутает, ветер песни колыбельные напевает. Чудится Насте тепло избы родной, да матушка покойная. И так ей хорошо стало – словами не передать. Век бы так лежать да не просыпаться – только сны блаженные видеть, где ни боли лютой нет, ни горя горького. Вдруг почудилось - кто-то в лицо дышит...
Сквозь сон чувствует Настенька: кто-то ее за плечи трясет, не дает дремать, в ухо кричит: «не спи, замерзнешь!». И голос чужой, незнакомый…
С трудом Настя глаза раскрыла, ресницы, покрытые инеем, разлепила. Смотрит – парень незнакомый над ней склонился, глаза синие-синие… Тут и пропала девка.

Дашутка подпрыгнула от страха:
- Как же так, бабушка? Мороз Иванович же добрый! Да какой он парень, когда он старый совсем! И не убивал он Настеньку, неправда-неправда-неправда!
Дашенька аж головой затрясла: ну не может такого быть, не может! Ну не бывает у сказок такого плохого конца!
Бабушка улыбнулась в ответ:
- Да никто Настеньку не убивал, жива она осталась. И не Морозко вовсе это был, а обычный парень. Не местный – вот Настена его и не знала. Сестра у него замуж за парня из соседнего села вышла – вот он к ней и приехал погостить. Поехал в лес за дровами, а тут такой буран – вот и заплутал. А пропала Настя, потому что влюбилась. Как синие глаза того парня увидела, так и полюбила его…

Бабуля аж замолчала ненадолго, мечтательно глядя куда-то за окно. Дашутка начала тормошить ее за рукав:
- А потом что?! Что дальше-то было?
Бабушка улыбнулась и продолжила:
- Он меня насилу растормошил: я спросонок ничего не соображаю, ноги еле переставляю – так он меня на руки взял и к своим саням отнес. Привез в соседнее село, там его сестра, дай ей Бог здоровья, меня чаем горячим отпоила, в баньке отпарила да спать уложила. Я девка горячая была, оклемалась быстро… А буран всю неделю такой мел, что на улицу не выйти. Вот я у них всю неделю и жила. Почти не расставались мы со спасителем моим, все время то об одном, то о другом беседовали. И с сестрицей его я подружилась. А как спала метель, повез он меня домой.

От изумления раскрывшая рот Дашутка внезапно подскочила:
- Бабушка! Так это ты сейчас про себя рассказывала?!
Бабушка Настя улыбнулась в ответ:
- Эх, проговорилась-таки. И на старуху проруха бывает, чего уж там. Говорила же я тебе, что всю как есть правду расскажу. Да ты слушай, внученька, дальше еще веселее было.

Повез меня, значится, мой Николай домой. А отец у него купцом был, и как раз на ярмарку в город собирался – вот Николай и порешил сначала меня домой отвезти, а опосля и товары на ярмарку. Так что ехали мы на санях, и были эти сани все коробами да корзинами заставлены… Дааа, знатные сани-то были: тройкой лошадей запряжены, белых, да с колокольцами и бубенчиками… Вот как сейчас помню: едем мы по деревне, семья-то моя на другом конце деревни тогда жила. Это сейчас-то мы новый дом срубили… А тогда, почитай, мимо всех дворов проехали. Соседи, понятно, из домов повыбежали, из окон народ повыглядывал – никто уж и не чаял меня живой увидеть, да еще и на таких санях. Подружка моя, Маруся, так и вовсе кричит: «Настенька, ты как в том буране уцелела?»
А я смешливая была, смеюсь да кричу в ответ: «Меня Мороз Иванович спас!» Соседи, понятно дело, рты поразевали, а мне весело. Маруся давай расспрашивать про сани да короба, откуда богатство такое – а я в ответ: «Это он мне приданое дал, за то, что я в его тереме полы подмела!». А сама хохочу во все горло. И спохватилась вдруг: а что обо мне Николай подумает? Повернулась я к нему, а он смеется-заливается. «Спасибо,» - говорит, - «Настенька, потешила ты меня». Я ему знай улыбаюсь, а в горле ком стоит. Вот уже и изба родная показалась, слезли мы с подводы да к дому пошли. Тут уж нас и батюшка мой, и мачеха, и Марфуша встречают. Что тут началось! Батюшка с матушкой Николая благодарят, Марфуша мне на шею кинулась, обняла меня да плачет. «Мы, –говорит- уж и не надеялись, что ты к нам живая вернешься».
А я и рада, но тоска мое сердце гложет: неужто больше Николая не увижу? Вот выйдет он сейчас за ворота - и поминай, как звали. Вызвалась я своего спасителя до ворот проводить. Вывела, «Спасибо тебе» говорю – а у самой слезы в глазах дрожат. Николай на меня смотрит – а у самого тоска в глазах. «Не хочу, - говорит – с тобой расставаться, полюбил я тебя, Настенька». А я ему в ответ: «И я тебя тоже полюбила». Обнялись мы крепко – как только соседи не заметили – да и разошлись. А как вернулся Николай с той ярмарки – заслал он к нам сватов. Вот так, Даренка, мы с твоим дедушкой и поженились.

Завороженная историей Дашенька вдруг вздрогнула:
- Бабушка Настя, а что с Марфушей стало? Почему соседи говорят, что ее Мороз Иванович заморозил?
Бабушка тяжело вздохнула:
- Я к тому времени уже за Николаем своим замужем была, мы с ним свой дом в соседнем селе выстроили, там и жили. А батюшка мой за дровами собрался, никто ему помочь не захотел, вот и пришлось Марфушу с собой брать. Пока он дрова рубил, она хворост собирала. Тут набрел на нее медведь-шатун, да и загрыз.

Бабуля аж всхлипнула:
- Батюшка еле успел на сани вскочить, лошадь со всех сил гнал… Насилу выбрались… На шатуна того всей деревней облаву устроили, еще и Николай мужиков из своего села на подмогу позвал. Коленька с батюшкой вместе в медведя рогатину всадили, за Марфушку нашу… Да только чем ей теперь помочь – только косточки обглоданные под елью и нашли… Я и сама бы вместе с мужиками пошла тогда на охоту, да на сносях была… Дочка у меня родилась, старшенькая, - мама твоя… Марфенькой назвали.
Даренка уже ревела. Бабушка Настя плакала вместе с ней.

- Поплакали – и будет. –неожиданно сказала бабушка - Ты не горюй, Марфушу нашу ангелы на небо забрали – глядит она теперь сверху и за нас радуется. А соседей поменьше слушай, они тебе еще и не то наплетут.