Сын Полоза

Часть 1. Невеста Полоза

Полоз жил в наших краях уже очень давно.
Девушек ему в жертву приносили каждый год. Молодых, красивых, так и не ставших невестами – их наряжали в богатые свадебные наряды и отправляли к реке ждать своей судьбы. Назад никто не возвращался.
И вот настала моя очередь.
Знатность тоже учитывали – первыми отправлялись дочери князей и бояр. Все правильно – негоже за спиной простых людей прятаться, власть их защищать должна.
Да только – проку от такой защиты? Не на этот – так на следующий год проголодается полоз… И пойдет к нему новая красна девица…

Мать хлопотала у сундука, вытирая слезы.
— Вот, Ярушка… Венец мой свадебный – в самый раз для тебя будет… Какая же ты у меня красавица выросла…
Я яростно мерила комнату шагами.
— Что толку, мама? Змей меня что с венцом, что без венца проглотит… Думаешь, он на меня любоваться собрался?
Мама подняла на меня измученные глаза:
— Не гневи его, дочка. Не ровен час услышит…
— А коли и услышит – хуже не станет. Венец, сарафан… Мне кольчугу бы да меч потяжелее!
Да, я умела владеть оружием. Не женское дело, скажете? А вот батюшка покойный так не считал. Когда неспокойно кругом, а сына-наследника нет – кто наше войско вперед поведет?...
Замуж меня выдать уже давно никто не рассчитывал – своенравна больно. И вот нашелся «жених», чтоб его…
— Ярушка, что ты? Как же ты с этим чудищем совладаешь?

Я выбежала из комнаты, прислонилась к дверному косяку. Сердце бешено стучало, в ушах будто барабан бил. Только не поддаваться страху перед смертью и неизвестностью… Отдышалась немного и пошла во двор.
Старый воевода Буривой сидел на бревне, начищая меч. Услышал мои шаги, поднял голову. Я подошла к нему.
— Прощаться пришла, доченька?
Он приходился моему отцу побратимом. А мне был – словно второй отец, даже называл меня дочкой. Учил сражаться, утешал, помогал мудрым советом…
Рассказать бы ему все, да нельзя – не услышал бы кто.
— Пойдем в дом.
Жил он в небольшой комнатке – роскошь не любил. Как и мой отец. Такой же прямой и честный. Вот и я вся в батюшку пошла.
— Как кинжал под одеждой спрятать, чтобы незаметно было?
Он понял все сразу. Крепко обнял и начал объяснять:
— Спрячь на боку. Сарафаны свадебные пышные, сразу не заметит. За поясом закрепи, возьми пояс самый широкий. И бей в глаза, чтоб наверняка. Эта подлюка извиваться будет, смотри, чтобы с ног не сбил. Нож воткнула поглубже – и беги. Не то ведь поздно будет…
Страх уступил место расчету. Гнев из кипящего металла превратился в остывший клинок… Эх, не подвел бы.
— Спасибо, дядюшка. И еще поведай мне… Змей вправду на людей морок наводить может?
Старый воевода посмотрел мне в глаза:
— Может, доченька. Да только чары у него не всесильные. Кто в них верит, на того и действуют. Ты не верь, что бы тебе ни мерещилось. И тогда он с тобой не сладит.

Я крепко обняла его. Долго стояла так, прощаясь. Вдруг и я не вернусь от змея… А потом вышла из комнаты.
Мать встретила меня в коридоре:
— Куда ты пропала, Ярушка? Мы тебя обыскались уже…
— С мыслями собраться пыталась. Прости, матушка…
Я больше не противилась обрядам, хотя и не понимала их смысла. Зачем обставлять мою смерть, будто свадьбу со змеем? И так же понятно – проглотит, и поминай как звали… Или матушке легче думать, будто я в змеином царстве царицей стану?

Спасибо, хоть в баню под руки не вели – будто немощную. Никогда мне этот обряд не нравился…
В бане меня оплакивали, как покойницу. Так положено по обрядам: невеста для своего рода умерла. Теперь она не девица, а мужняя жена. Но я-то никому женой не стану…
Я чувствовала себя скорее воином перед боем. Никому не признаюсь, но в груди пело шальное чувство: рано меня хороните, поглядим еще – кто кого…
Потом меня наряжали в рубаху, в красный сарафан. Все это я сама сшила да выткала. Как и пояс…
Пояс широкий был, кожаный, расшитый камнями. Лепота… Кинжал запрятать – в самый раз.

Потом мне расплетали косу, вынули алую ленту и с плачем отнесли матушке. Заплели две косы, надели матушкин свадебный венец. Она поднялась с места, протянула мне жемчужную нить:
— Бусы мои жемчужные в самый раз будут…
Я покорно позволила надеть их на себя. Да чтоб змей ими подавился, бусами этими!
— Матушка, я к себе пойду, полежу немного. Голова у меня разболелась.
Матушка отпустила без возражений. Если бы не гнетущее предчувствие горя, все заподозрили бы неладное: я всегда была крепкой и здоровой. Но теперь я не солгала.
Начиная с похода в баню, меня оплакивали. Свадебные, похоронные песни сплетались в причудливые узоры. Все это давило тяжелым гнетом, хотелось закричать или заткнуть уши. Я не позволила себе ни того, ни другого.

Прошла в свою горницу. Я еще во время расплетания косы глянула на окно: светает. Значит, спешить надобно.
Кинжал я прятала под половицей. Этот тайник для меня сделал сын дядюшки Буривоя, Ратибор. Мы с ним были дружны с детства.
Нет, не время друзей вспоминать… И не время от боли корчиться, за виски хватаясь… Успею еще… Наверное.
Спрятала кинжал за поясом, вгляделась в зеркало. Нет, незаметно.
В свадебном наряде я и вправду была хороша. Брови черные, щеки румяные, сарафан алый. Будто и не я…
Матушка открыла дверь. Пора, значит.

До ворот терема меня провожали молча. Действительно – не как покойницу, как воина перед боем… Матушка подняла заплаканные глаза и каким-то чужим голосом сказала:
— Ступай, Ярослава.
Я в пояс поклонилась всем и негромко сказала:
— Прощайте…
И отправилась навстречу своей судьбе.

К реке я подошла быстро – ноги крепкие, места знакомые, чего медлить? Да и место загодя осмотреть не помешает.
Красивое место, кстати. Река, кусты… С какой стороны тебя ждать-то, суженый-ряженый?
Села на корягу на берегу, вслушалась. То река плеснет, то птица закричит, то ветки шелохнуться. И вот – шуршание, будто огромное змеиное тело по траве ползет.
— Ну здравствуй, девица.
Волосы светлые, глаза холодные, золотом отливают. Высокий, стройный. Мог бы красивым быть, если бы не взгляд лукавый. И голос у него сладкий-сладкий, приторный.
Опустила очи, будто смущаюсь, зажмурилась. Еще раз на него глянула. Вот ужас-то!

Змей огромный ко мне ползет, на дыбы поднялся – выше моего роста будет. Сам белый, полосы на нем светло-светло желтые, а глаза будто янтарные. Страшен Полоз, страшен. Только нельзя мне сейчас пугаться.
Близко подошел, на бревно сел.
— Как тебя звать-то?
— Ярослава.
А сама все смотрю, как змеиные кольца вокруг меня обвиваются. Страшно, противно… Чуть не вытошнило меня.
Кинжал незаметно вытащила, в рукаве спрятала. Он ко мне голову наклонил, а у меня все в глазах сливается. Вроде человеческое лицо, а вроде морда змеиная. Эх, была не была!

Кинжал точно в глаз вонзился, по самую рукоятку. Сбросил змей обличье человеческое, зашипел, головой затряс. Мне бы убежать, как дядюшка наказывал, да смотрю на Полоза и немею. Соскочила было, да ноги змеиными кольцами оплетены – обратно на корягу упала.
Навис змей надо мной – огромный, страшный, клыки больше пальца – да вцепился в плечо. Больно, кровь ручьем, яд с клыков в раны капает – тягучий, желтый – словно мед. Долго он мое плечо рвал, потом обессилел – упал. Еле высвободилась я из его колец.
Как до дому дошла – не помню. По воротам сползла, стучать - и то сил нет. Прошептала кому-то: «нет больше Полоза» — дальше и не помню ничего.

Сказывала мне матушка – долго я тогда в беспамятстве лежала. Да и как поднялась – радоваться не пришлось.
…Когда меня в первый раз затошнило, я внимания не обратила. Мало ли, чего. А как начал живот расти… Ох, мамочки!
Повитуха только руками развела. Начала мне травки-снадобья предлагать – отказалась я. Ну как можно – своего ребенка своими руками убить… От людей не таилась, живот не прятала. Матушка узнала – слегла с горя.

Ратибор, помню, заговаривал со мной:
— Что ты дальше делать думаешь, Яра?
— А что тут поделать… Рожу дитя, воспитаю – хорошим человеком вырастет. В нем моя кровь.
— И яд змеиный… –вздыхает Ратибор — только не о том я сейчас. Матушка твоя, говорят, помрет скоро…
— А чего тут думать, –невесело усмехаюсь я — сама буду владениями управлять. Я же теперь «порченая», на меня ни один достойный мужчина не взглянет. А недостойного я сама не захочу.
— Так ведь то не твоя вина, Ярушка. Ты же нас всех спасала. Спрятала бы живот, отослала ребенка в деревню по-тихому…
— А может, сразу в лес – волкам на поживу?! В чем ребенок виноват?!
— Я не то имел в виду…
Я глянула на него почти с ненавистью:
— Пусть лучше думают, что нагуляла где-то. Я своего ребенка убивать не буду.

Матушка и в самом деле не вынесла позора – умерла. А я родила мальчика.
Я уже давно поняла, что это человек. Толчки и пинки в животе были отнюдь не похожи на шевеления змеиного клубка. Но все же не удивилась, когда однажды обнаружила в колыбельке змею размером с крупного ужа. Значит, все-таки Полоз решил вернуться через свое дитя.
Но это и мой сын тоже. И я его не отдам отцу.

…Мальчик перекидывался в змея, я лупила его плеткой, ставила в угол. Вместо колыбельных до хрипоты шептала:
— Ты человек, человек, слышишь? Как я. Ты не змей…

Рос ребенок, рос и змей – скоро стало видно, что он покрупнее отца будет. Я все чаще разговаривала с ним о добре и зле, о людях и чудовищах… И вот однажды увидела, как он бился на полу и шептал:
— Я человек… не чудовище.
Он не превратился в змея. Именно тогда я поняла, что победила.

Шло время. Мой сын отправился нести службу в войске. Я провожала его до ворот. Уже перед самой дверью он обнял меня и прошептал:
— Мама… ты простишь меня?
Я обняла его и искренне ответила:
— Уже давно простила.



Часть 2. Сын Полоза



Ночи на заставе тихие, лунные. Красота! Выхожу окольным путем к реке, сажусь на корягу. Долго вглядываюсь в тихую гладь воды. То вода плеснет, то птица крикнет. Кажется – ни одного человека, кроме меня, на сотню верст не осталось. Но меня это не пугало.

Ратмиром назвала меня матушка. «Воин, борящийся за мир». Пророческим оказалось имя – всю свою жизнь я только и делал, что боролся за мир. Как в своей душе, так и вокруг себя.
Моей матерью была удельная княжна Ярослава, за своевольный нрав прозванная Дерзкой. Она правила своими владениями в одиночку, не выходя замуж и не доверяя никому свои дела. И правила, надо заметить, лучше многих мужчин. Ей завидовали и восхищались, возносили и проклинали за глаза. Матушка не обращала внимания. Ей никогда не было дела до пустых сплетен. Она не раз водила войско в бой, прославившись и храбростью, и подвигами – наше княжество было не самым большим и хорошо снаряженным, но за плечами матери не было ни одного поражения. Как и за моими. Я всегда старался быть ей под стать.

И только я знал, что за плечами матушки есть еще один подвиг, о котором она никогда никому не расскажет. Давным-давно в наших краях жил огромный Полоз, что каждый год требовал на съедение прекрасную девушку. Никто не знал, как справиться с чудовищем, но семнадцать зим назад к нему послали мою мать. Она шла в красном свадебном сарафане, пряча кинжал за поясом. И она убила змея.
Вот только умирающий Полоз вцепился зубами ей в плечо. От смеси ее крови и змеиного яда родился я.

Именно поэтому я никому и никогда не рассказывал про своего отца. История моего рождения была слишком похожа на нелепые россказни, выдуманные для отвода глаз. Я и сам бы в нее не поверил, но…
С детства я мог превращаться в змея. Вначале – небольшого, теперь – огромного, больше человека. Вот как мне отцово наследство аукнулось…
Матушка лупила меня плетью и ставила в угол за такие превращения. Я отбивался как мог, пытался укусить… Однажды чуть не задушил ее кольцами. Когда стал постарше, начал разбираться, что к чему. Именно тогда понял – я не хочу быть змеем. Давил в себе чудовище, не оборачивался… И у меня получилось.
Теперь я мог принимать змеиный облик, но только по своему желанию. А вот желания у меня как раз и не было…

Не знаю, в отца или в мать – но у меня всегда был очень острый слух. Вот и сейчас я услышал легкие шаги. Легкие не в силу долгих тренировок для бесшумной поступи – шел кто-то легкий. Скорее всего – девушка.
Я лег на спину и прикрыл глаза. Когда на мое лицо легла легкая тень, я вскочил, хватая нежданную гостью за руки.
Это и в самом деле оказалась девушка – я угадал. Драгомира, дочка местного кузнеца.
В ней не было ничего примечательного. Худенькая и хрупкая до невозможности, очень робкая, с русыми волосами и зелеными глазами, она ничем не была похожа на мою мать. Но чем-то привлекла мое внимание еще в тот день, когда я въехал на заставу нести службу. Я видел, как она стирала белье в речке, тихонько что-то напевая. Тогда Солнце сделало ее волосы, вечно выбивающиеся из косы, золотыми – я еще подумал, именно такого цвета должно быть оперение у сказочных жар-птиц, а в ее глазах отражалось бездонное небо. Я очень близко увидел ее, когда подъезжал к реке напоить коня. И ее пение… ничего в нем не было затейливого, но чем-то согрело душу. Я тогда долго стоял незамеченный и слушал… Потом протянул монету, благодаря. Когда тонкие пальчики коснулись моей ладони – на миг показалось, будто мне на руку села бабочка. Немного было в моей памяти таких волшебных мгновений.
И вот она – кожа в лунном свете кажется совсем бледной, волосы – черными. Будто дух какой… Да только духов я давно уже не боялся.
— Мира? Что ты здесь делаешь?
Смотрит мне в лицо, робко шепчет:
— Я за тобой шла, Ратмир. Не прогонишь?
— Шумно ты шла, Мира. Так тебя любой враг услышит.
Задрожала от смущения. Поднимаюсь, подняв и ее за собой. В очередной раз поразился, какие тонкие у нее запястья – оба можно одной ладонью обхватить.
— Сейчас поучу тебя бесшумно ходить. Вот, запоминай…
Ученицей она оказалась толковой. Слушала внимательно, повторяла со старанием. Да и мне учение согрело душу – на заставе со мной никто знаться не хотел. Я и неразговорчив, и «ничей сын» — в общем, ни с кем я там толком и не общался.
Хотя, может, оно и к лучшему? Матушка всегда говорила: «На знатность не смотри, смотри на человека».
— Так зачем ты за мной ходила, Мира?
— Интересно стало, куда идешь. Я тоже у реки бывать люблю…
Остаток ночи мы проговорили, сидя на коряге. Было холодно, и я кутал Миру в свой плащ. Она смущенно опускала глаза и благодарно улыбалась. Я тихо подмечал – какая же у нее красивая улыбка…
Мы встречались все чаще. О многом разговаривали, а то и просто сидели рядом. В одну из таких встреч я узнал – она носила на шее монетку, которую я ей подарил в первую нашу встречу. В ее жизни тоже мало было радости.
Нам друг с другом было хорошо.

В тот день я возвращался на заставу с побывки уже очень поздним вечером. На нашем месте у реки (отсюда заставу еще не видно, лес закрывал) стояла Мира. Неужели весь день меня ждала?
Она стояла на поднимающейся из воды коряге, вглядываясь вдаль. Сразу меня увидела, помахала рукой. Я был счастлив ее увидеть, но в ее лице, позе, вокруг нее мне мерещилось что-то нехорошее. И вдруг я понял – что именно.
Старый воевода Буривой, дедов побратим, иногда рисовал углем на бересте картинки, рассказывая тогда еще маленькому мне сказки. Однажды он рассказал сказку о девице, отданной на съедение огромному змею.
— Как мама? – с любопытством спрашивал я. — А она убила змея?
— Нет, Ратмир. Змей ее задушил и съел. Вот такая сказка, нехорошая. В жизни не всё бывает хорошо.
Он нарисовал тогда девушку, стоящую на коряге в ожидании своей гибели. Растрепавшаяся коса, поднятые в отчаянии руки. И немой взгляд, будто кричащий «спаси».
Теперь я понял, что Мира очень похожа на эту девушку. И закричал:
— Мира!

Я не успел.
Как я и боялся, прогнившая коряга треснула под ее легкими ступнями. И вот Мира исчезает в воде, плеском заглушившей ее вскрик.
На этом участке реки было сильное течение.
Я спрыгнул с коня, нырнул в воду не раздеваясь (хорошо, что доспехов на мне не было – только штаны и рубаха), поплыл к ней. Хотя я хорошо плавал, чувствовал – не успеваю. Течение отталкивало назад, порядком уставший после тяжелого дня я быстро выбился из сил. Но там впереди – Мира.
Она уже скрылась под водой. Я нырнул, но ничего не увидел в мутной воде. Нырял еще и еще, но – ничего…

Я всю жизнь боролся с чудовищем внутри. Боролся за мир внутри себя. Есть ли что-то дороже мира?...
Есть. Мира. Драгомира. «Дороже мира»…
Змей сильнее и быстрее меня. Впервые в жизни я перекинулся по собственной воле. Не ради своей потребности. Ради Миры.
В змеином обличье я видел под водой. Миру я увидел сразу. Она лежала на дне, будто неживая.
Только не умирай! Я бережно обвил ее кольцами, потянул наверх. И течение уже не противилось, покорно выбросив нас обоих на берег.
Я сбросил змеиный облик. Мира недвижно лежала в кольце моих рук.
Запрокинул ее через колено, чтобы вытекла вода. Потом прижимался ухом к ее груди, пытаясь уловить хотя бы слабые удары сердца.
Ее сердце слабо билось.

Я развел костер и долго сидел на берегу, отогревая ее своим телом. Наконец она открыла глаза.
— Спасибо, Ратмир. Я знала, что ты меня спасешь.
Я вздрогнул:
— Ты меня узнала?
— Конечно, узнала. Я видела, как ты превращался. Даже когда ты меня вытаскивал – тело змеиное, а стоит прижмуриться – тебя вижу.
Я вздрогнул, как громом пораженный. Неужели…

Мою тайну знал еще один человек – пожилая ведунья из владений матери. Ничего-то от нее было не скрыть. Однажды, когда я возвращался с охоты, она подозвала меня – и рассказала всю мою историю, прочитав ее по руке. Я о многом с ней разговаривал. И – задал вопрос, мучивший меня уже очень давно:
— А меня можно полюбить по настоящему? Не испугавшись змеиного образа?
— Отчего же нельзя… Можно, Ратмир. Я тебе вот что скажу: ищи ту, которая тебя в змеином образе узнать сможет. Вот она тебе и станет самой лучшей женой на свете.
И вот – свершилось. Да неужели — не сон?

Мира отводила глаза, стыдясь близости моего обнаженного торса. Я притянул ее к своей груди, приподнял за подбородок:
— Мира, скажи мне… Ты пойдешь за меня?
Она чуть слышно всхлипнула:
— О чем ты, Ратмир? Я же простого кузнеца дочка. А ты – князь.
Я только улыбнулся в ответ:
— А хочешь знать, как моя матушка говорила? «На знатность не смотри, смотри на человека». Лучше жены, чем ты, я в целом свете не найду. Так пойдешь ли за меня, Мира?
Она улыбнулась своей тихой счастливой улыбкой и прошептала:
— Пойду.