Город старый, а я молодая. Повесть. Часть 5

         Приближаясь  к  углу  улиц  Абельмана  и  Правды,  вижу  самый  яркий,  жизнерадостный,  призывный  объект  городской  цивилизации:  широкий  голубой  зонт,  а  под  ним  -  единственную  в  городе  мороженщицу.  Величественная,  толстая,  темнокудрая,  с  лоснящимися  розовыми  щеками,  ярко  накрашенными  губами,  в  перчатках  без  пальцев,  ногти  в  облезлом  красном  лаке.  На  ней  белый  халат  и  накрахмаленная  белая  «корона».  Снежная  Королева!
         Моя  зарплата  - 35-ть  рублей  в  месяц.  Иногда  покупаю  эскимо  на  палочке  или  пломбир. "Королева" небрежно швыряет сдачу на мокрый от разлитой газировки столик тележки.
         Миновав  этот  вожделенный  остров,  эту  скульптурную  композицию,  сворачиваю  на  улицу  Правды.  Прохожу  мимо  керосиновой  лавки.  Двери  её  распахнуты.  Там  уже  толпятся  покупатели  с  разномастной  посудой  для  керосина,  и  на  всю  округу  разливается  его  резкий  запах.  В  городе  ещё  нет  газа.  Многие  готовят  на  керосинках.
         Приближаюсь  к  угловому  зданию  Городской  Прокуратуры  (угол  улиц  Правды  и  Першутова).  Иногда  сюда  приношу  судебные  бумаги.  Секретарём  здесь  работает  Зинаида  Георгиевна  Никитина,  мама  писателя  Сергея  Константиновича  Никитина.  Скромная,  спокойная,  худенькая  старушка.  Зимой  и  летом  кутает  плечи  в  тёплый  вязаный  платок.  Но  она  не  просто  секретарь,  а  как  бы,  хозяйка  этого  дома.  На  её  долю  выпадали  проблемы  с  поведением  одного  из  шефов,  любившего  выпить.  Ей  приходилось  оберегать  и  спасать  честь  и  достоинство  прокуратуры  в  трудных  обстоятельствах. 
         Позднее  секретарём  была Вера Вешнякова, полная,  приятная  брюнетка  с  гладкими  чёрными  волосами  на  прямой  пробор,  с  яркими  глазами  цвета  спелой  владимирской   вишни.  Однажды,  придя  в  прокуратуру  по  какому-то  делу,  я  застала  там  переполох.  Все  бегали,  что-то  восклицали,  куда-то  звонили.  Туда  же  прибежали  два  милиционера.  Оказывается,  у  Веры  украли  добротную  пуховую  шаль  прямо  из  прокурорской  приёмной.  Лихого  вора  так  и  не  нашли.
          Свернув  за  угол,  приближаюсь  к  зданию  суда.  Он  располагается  в  старом  двухэтажном  каменном  купеческом  особняке.  Фасад  его  смотрит  на  Клязьму  с  деревянным  мостом и на  Заречную  Слободку.  С  торцовой  стороны  возвышается  красная  обезглавленная  колокольня  церкви  Преображения  Господня. 
          У  входа  в  суд  -  разрушенные  каменные  ступени.  Двор,  захламлённый  дровами,  битым  кирпичом,  порос  крапивой,  чистотелом,  одуванчиком. 
          Переступаю  порог  и  оказываюсь  в  узком,  плохо  освещённом  коридоре,  вдоль  которого  двери  кабинетов,  обитые  чёрной,  местами  рваной,  клеёнкой.  На  табуретке  стоит  зелёный  эмалированный  бак  с  краником  и  кружкой  на  цепочке.  В  нём - питьевая  вода  для  посетителей.  Под  баком  - таз  с  плавающими  окурками.  Уборщица  тётя  Маня,  она  же  истопник,  она  же  сторож,  она  же  дворник,  убирает  от  печки  лишние  дрова,  оставшиеся  после  утренней  топки.
         Вхожу  в  канцелярию.  Завладеваю  пишущей  машинкой.  Печатаю  решение  по  бракоразводному   делу.  Спешу.  На   машинку  может  возникнуть  ещё  один  претендент,  а  то  и  два  сразу.  Делопроизводитель  Женя  Покрышкин  сшивает  большой  иглой  с  суровой  ниткой  листы  толстого  дела.  Он  подстрижен  «под  бокс»,  на  нём  -  хромовые  сапоги  «в  гармошку».  Пришёл  адвокат  Гоухберг  Александр  Семёнович,  высокий,  с  выступающим  животом,  выпуклыми  водянистыми  глазами.  Спрашивает:
         -Ну,  как,  Евгений,  оформил  дело?  Мне  надо  его  изучить.
         -Не  успел.  Подождите  немного.
Гоухберг  садится  и  ждёт.  Как  бы  между  прочим,  рассказывает   о  том,  что  его  дочь  в  Москве - известная  детская  писательница.  Эту  байку  мы  слышим  неоднократно.  Потом  он  заявляет:
         -  Покрышкин,  а  ты  знаешь, что  древнееврейские  фамилии  оканчиваются  на  «ин»,  как  твоя  фамилия?
         - Так,  может  быть,  древние  евреи  и  есть  мои  предки.
         - Не  исключено!
Оба  улыбаются.
          В  комнату  влетает  Галя  Бобкова.
         - «Помаешь»  сказал,  чтобы  ты  вызвала  заседателей  по  делу  об  изнасиловании.-
          Подхожу  к  телефону,  выполняю  поручение.  Дело  назначено  на  завтра  в  выездном  заседании  в  деревне  К.
          Поехали  туда  на  милицейской  машине,  прозванной  в  народе  «воронком».  В  кабине  -  водитель  и  Александр  Лаврентьевич.  В  отсеке  кузова  за  дверью  с  решётчатым  металлическим  оконцем  - подсудимый.  В  другой  части  кузова  -  два  милиционера-конвоира,  две  заседательницы,  помощник  прокурора,  Татьяна  Владимировна,  и  я,  секретарь.  Мы  теснимся  на  деревянных  лавках,  прибитых  к  стенкам  машины.  На  просёлочной  дороге  трясёт  по  всем  ухабам.  С  трудом  удерживаемся  на  сиденьях,  иногда  почти  падаем  друг  на  друга.
         В  деревенском  клубе  полно  народу.  Суть  дела:  двадцатишестилетний  деревенский  парень  избил  и  изнасиловал  старуху,  лежащую  на  печке,  ворвавшись  в  её  незапертый  дом.  Мне  -  18  лет.  Никогда  темы  половых  взаимоотношений  не  обсуждались  в  моём  присутствии  ни  в  школе,  ни  дома.  А  здесь  такая  жутко-обнажённая  ситуация!  Когда  допрашивали  подсудимого,  моё  лицо  пылало.  Я  закрывала  его  ладонью  левой  руки,  а  правой  писала  протокол.  Левым  локтем  придерживала  бумаги.  Было  очень  неудобно.  Но  в  этой  позе  я  просидела  в  течении  всего  суда.
         Прокурор  задала  вопрос:
        -А  вас  не  смущало,  что  вы  насилуете  и  избиваете  старую  бабушку?  Вашей  бабушке,  наверно,  столько  же  лет?
        -Нет,  я  закрыл  ей  лицо  клеёнкой,  которая  лежала  на  печке.-
         В  зале - возгласы,  смех.  Приговор  был  суровый.  «Припаяли»  ему  «на  полную  катушку».  Позднее  был  сделан  шаг  в  цивилизацию.  Издан  процессуальный  закон,  предписывающий  рассматривать  подобные  дела  в  закрытых  судебных  заседаниях.

                Примечание.
      На фото - памятник И.В. Сталину и старое здание Ковровского автовокзала периода 50-ых годов 20-го века.

                Продолжение следует.