Любовь и селки

Селки — это народ морской. Обычно перед людьми они не в человеческом обличье появляются, а навроде тюленей, только больших. Глаза у них карие, ровно человеческие — умные, добрые. А сами селки хоть и дружелюбные, но пугливые, лучше их лишний раз не трогать. Если они человеческое обличье примут — темноволосые, темноглазые, молчаливые, ласковые — мало кто перед их красотой устоять сможет. Жены и матери из селки получаются, каких на земле не бывает - добрые, заботливые, кроткие, да только тяжело им с людьми — море их обратно зовет, не отпускает. А вот мужчины-селки сами человеческих женщин ищут. Много про селки легенд рассказывают, вот и у нас своя есть. Коли интересно — послушайте и вы. Это давняя история, очень давняя. И — чистая правда, хоть на сказку больше похожа.
Жила тогда в нашей деревне женщина. Муж ее, рыбак, в море утонул, и осталась у нее на память о нем только дочка. Родилась она днем позднее его гибели, и назвала ее мать "Бронак", что означает — "горе". Не знала женщина, как они с дочкой совсем одни жить будут. Днями она пряла и ткала, а ночами приходила к морю да горько плакала. Забыла с горя, что если ночью в воду морскую семь горьких слезинок упадут — может селки явиться. Ну, осуждать ее мы не вправе — когда совсем плохо на душе, и имя свое забыть недолго. А дальше вот что вышло: однажды ночью смешались ее слезы с морской водой, и появился перед ней селки. Расспросил ее про горе, улыбнулся ласково...
Не рассказывала она никому об этом, да только полюбился он ей крепче, чем муж покойный. Встречались они во время приливов, и родила вскоре женщина вторую дочку, и назвала ее "Мюрин", что означает — "морская". Долго ли она еще с селки виделась, да почему перестала — никто не знает. Сгинул он где-то, наверное.
Шло время. Не пропала женщина — одежду шила да продавала, тем и жила. Выросли две ее дочери: старшая Бронак — худенькая, голубоглазая, волосы светлые, а младшая, Мюрин — темная. Это не только про волосы и глаза (черноглазая и черноволосая, значит), темными детьми в наших краях детей от селки называют. У Мюрин между пальцами перепонки были, а еще у нее смолоду дар целительский проявился. Кто заболеет — она глянет и скажет, чем лечиться. За руку возьмет — боль снимет. Красавицей она была, парни вокруг нее так и увивались. А ей будто бы все равно было — она все старалась к морю поближе быть. Узоры вышивала - будто волны морские. Гулять шла — так непременно возле моря. Молчаливая была, кроткая, но себе на уме. Ну, глупо ее за характер упрекать — темные дети всегда больше селки, чем люди.
Так уж получилось, что влюбилась старшая сестра, Бронак, в парня по имени Каллен. Все бы ничего, но ему Мюрин нравилась. Не везло бедной Бронак по жизни: вроде бы она красивая была — а сестра красивее. Вроде прясть-ткать умела, а у сестры все равно лучше получалось. Пела хорошо, да сестра мимо пройдет — никому песни уже и не интересны становятся. Много чего Бронак умела — а толку никакого. Еще и мать, хоть старалась между дочерями различий не делать, младшую дочку больше любила. Не ожесточилась Бронак, да только со временем совсем руки опустила. Будто и не человек, а так — тень. Зачем себя украшать, если с Мюрин все равно даже близко не сравниться? Зачем новые узоры на ткани вышивать, если у сестры все равно лучше получится? Зачем о любви да семье мечтать, если Каллен и не глядит ни на кого, кроме Мюрин?
Да тут еще мать затеяла младшую дочку замуж выдать. Знала она, как обычно темные дети заканчивают — уходят в море, да и исчезают там навсегда. Не хотела она Мюрин потерять, надеялась, что муж, а потом и дети ее прочно к берегу привяжут. Сговорила ее с Калленом, договорилась, чтоб подальше от моря свою жену будущую переселил, да и назначила свадьбу. Бронак услышала — промолчала, да только помертвела вся — слепой, и то заметит... Шло дело к свадьбе, Каллен счастливый ходил, Бронак будто медленно умирала, а Мюрин все на море с тоской глядела. И вот в ночь перед самой свадьбой начала она просить:
— Матушка, милая, отпусти меня, позволь на море в последний раз поглядеть!
Не хотела женщина отпускать свою дочь, да материнское сердце — не камень. Отпустила. А Мюрин побрела вдоль берега — и решила искупаться напоследок. Сложила одежду на берегу, вошла в море, и вдруг такая тоска ее взяла, что бросилась она вперед, заплыла далеко-далеко, да так домой и не возвратилась. Говорю же, темные дети всегда больше селки, чем люди.
Помрачнел лицом Каллен, как узнал, что с его невестой случилось. Начал он с той поры к морю ходить. Разговаривал с морскими волнами, но — не как безумный. Просил их для Мюрин весточку передать. Говорил, что крепко любит, по-настоящему. Прощения просил, если обидел чем. Шептал, что жить без нее не может. Много ли, мало ли времени прошло — нашел он на берегу шапку красную. Значит — заинтересовались им селки, зовут на следующий день на закате к берегу выйти. Ушел он к закату, да и пропал, только одежда аккуратно сложенная на берегу осталась. Решили бы деревенские, что утопился Каллен с горя, но однажды брат его рыбу ловил и тюленя увидал, большого. По взгляду брата своего узнал, говорил — глаза у него счастливые. Не надо, значит, переживать, все хорошо у Каллена. Живой он, просто живет теперь среди селки. Что ж, и такое бывает, хоть и редко.
Все бы ничего, да только была в нашей деревне еще одна девушка крепко в Каллена влюблена. Звали ее Эннис, и была она очень избалованная, с детства привыкла: захочет чего — подайте сейчас же, и все тут. Очень злилась она, что парень ей не достался. Поначалу, пока он еще селки не стал, она надеялась его к себе привязать. Все вилась вокруг него, как муха назойливая, и все нашептывала ему: дескать, это все Бронак виновата, свела сестру в могилу. Очень уж боялась Эннис, что Каллен решит на Бронак жениться: как-никак, сестра Мюрин, может, и похожа немного. А толку-то? Парень как не глядел ни на Эннис, ни на Бронак, так и не глядит, зато слухи по деревне поползли — один другого гаже. Стали люди на Бронак косо смотреть, стали ее за глаза убийцей называть. Даже родная мать сторониться ее начала.
Гостил в ту пору в нашей деревне парень один, и звали его Аластер. Как-то встретился он случайно с Бронак. Зацепила его чем-то эта девушка с мертвым взглядом, весь день о ней думал. А ночью вдруг с чего-то прогуляться у моря решил и опять Бронак встретил. Топиться она пришла.
Вытащил он ее из воды, и рассказала она ему всю правду. Давно уже ей жить не хотелось, а в последнее время совсем плохо стало. Как могла, держалась, да любому терпению конец приходит...
Собрал Аластер народ и слово взял. Много говорил и о многом. И о том, как ради несбыточной мечты люди жизнь друг другу ломают, и о мести несправедливой... Многих жителей деревни он изругал, и было — за что. А Бронак он с собой увез, как-то у нее судьба сложилась — неясно. Больше она в родную деревню не возвращалась. Говорят — поженились они, да только никого Бронак на свадьбу не позвала, даже мать родную. Эннис до глубокой старости дожила, да только никто не захотел такую девушку в жены брать. Так и осталась старой девой.
А вот селки людям больше не показываются. Разочаровались в нас, наверное...