Это, любимая Бэйли, Берджесс

                ЕНВ Бэйли Джей
     Какой - то долбак рассадил дверь лифта своей деревянной ногой. Я тупо смотрел на искореженные двери, хищно зажавшие натурально деревянную ногу, даже не знал, что у нас продолжают делать такие протезы, словно у старинных пиратов.
     - Хренов мудак, - ругался я, поднимаясь по лестнице, считая ступеньки, чувствуя, как от излишней нагрузки синтетика коровьего молочка выпирает потом, едким, вонючим потом, я буквально обливался, хватаясь похолодевшими пальцами за загаженные блевотой и калом поручни, - лучше бы тебе забыть здесь свою деревянную голову.
     Стены, расписанные пролетарскими картинами поганца Бэнкси, мелькали перед моими выпученными, будто у сома, глазами, мне представилось, что еще пролет и я гикну, врежу дуба меж этажами. Пойдет с утра миссис Симмонс в свою сраную библиотеку, в ушах наушники, в наушниках Пятая божественного Людвига Ивана, а тут я, скукоженный и обезвоженный. Древняя сука бросится к соседу, тому дятлу, что вечно ходит в твидовом пиджачке, наверное, он работает в музее, стоит такой в стеклянной витрине и демонстрирует за шиллинг обросшим провинциалам достижения режима баронессы Тэтчер. Выскочит и он на лестницу, сморщится, как если бы нашел кусок собачьего дерьма, обходя мой труп по кругу, а потом эти гады возьмут меня за руки и ноги и выкинут в мусоропровод.
     - Суки ! - взвыл я, представив долгий до бесконечности полет в замкнутом пространстве бетонной трубы. Х...к ! - и приземлился на той стороне земли, думаю, эти лейбористы пробурили мусоропроводы прямиком в колонии, вот меня и вышвырнет на лужайке у Белого дома. Здрасьте, вот и Алекс. Выскочит трясущийся от ветхости пердун Байден, мерзкий и говенный президент предательских колоний, коленки подгибаются, из носа текут сопли, а вместо башки - деревянный протез.
    - Ё...й в рот ! - прошибло меня пониманием косяка, куда я непринужденно вписался, отказавшись переночевать у той цыпочки, что не одобряла Людвига Ивана. Пришлось успокоить ее стеной, размазав мозги потаскушки по строгой серой поверхности. - Так это ж Байден заклинил лифт !
     Я зашатался, одной рукой намертво вцепившись в перила, а другую протянув к стене, точно распятый Иисус застряв между восьмым и девятым. Сбежал сучий старик свалил, петляя, от обормотов из МИ - 5, охраняющих таких вот дураков, пока их жены и дочери отпускают на семейных диванах в плюшевых рюшечках викторианского достатка заблудшим почтальонам, мебельщикам, мойщикам окон. Полуграмотные ублюдки из Уэлльса бормочут, как обезьяны, что - то быстро и нечленораздельно, мешая воедино американизмы, наш английский и свои диалектизмы, так что ни хрена не поймешь, машут руками, покрытыми не обоснованной ничем татуировкой, срывают с жен и дочерей агентов юбки и жакеты, трахают их прямо в зад, рыча и кусая за шеи.
    - Какого хрена ты тут раскорячился ?
    Поднимаю мои залитые слезами глаза и вижу мускулистого оглоеда, вышедшего на лестницу перекурить. Жена, верно, гонит его из их коммунального рая, полученного еще дедушкой за героическую оборону нашего навозного острова от лихих парней из Люфтваффе, вот он и вышел, а тут я, здрасьте, Алекс, оконечный мудак, застрявший на лестнице. Думаю, его дедушка служил в почтовой службе Ее Величества, хотя, может, тогда был и король, не помню, но мордатый по - собачьи Черчилль точно был. Пидарас. Ходил колобком, куря сигары и наливаясь халявным коньяком до одури, каждый вечер ребята из МИ - 5 тащили этого хряка под руки, а он мацал их за члены и смеялся, облевывая кожаный салон королевского  " Роллса ". А дедушка после доставки писем и бандеролей торчал филином на самой высоченной башке города, выставив кошмарное ухо из - под квадратной по голове каски, слушая небо. Гудит бомбер и е...шут ФАУ по химическим завивкам спящих под кроватями работниц торга, спекулирующих на черном рынке нейлоновыми чулками. На, сука ! И нет целого дома этих наживающихся на войне гнид.
    - Что ты там бормочешь, Алекс ?
    Мускулистый спускается ко мне, небрежно поигрывая грудными мышцами. Качок. Бодибилдер. Думает, что могучий и независимый. Сейчас я его расстрою немного. Лезу в карман за бритвой, успевая усмехнуться, уверен, дикари в России переведут ее как  " каттер ", размахиваюсь и бью его скользячкой по глазам. Он визжит, точно свинья, хватаясь руками за вытекшие зенки, обоссывается и заливает все вокруг своей кровью.
    - А ты что думал, - говорю я, вскрывая ему бритвой горло, - после старухи с кошками мне уже по хер ветер кого резать.
    Вытирая бритву об его майку с какими - то надписями кириллицей, думаю, упорно и четко, что мне еще пять этажей ползти, если я, действительно, не двину кони на этой бесконечной лестнице.