Суеверие

 Вот уже лет десять Сергей считал вправе считать себя поэтом. Последнее время писал только ночами. Пил кофе у окна с видом на кладбище, потом, вне зависимости от времени года открывал его и закуривал, следя, как в ночной темноте растворяются завитки дыма.
Дом он купил совсем недавно. Большой и мрачный, он ещё не привык к новому хозяину и по ночам пугал его шорохом и треском, на которые прежние хозяева, наверное, просто не обращали внимания.
Собственно дом состоял из трёх комнат и просторной кухни. Жара одной русской печки на всё это не хватало, поэтому зимой приходилось топить по три раза на дню, иначе было холодно. Учитывая, что засыпал он только к утру, последний раз Сергей затапливал незадолго до полуночи. Долго сидел, глядя, как искрятся дрова, и время от времени оборачиваясь к входной двери. Он хоть и приспособил на неё задвижку, но всё равно не покидало ощущение, что она сейчас распахнётся, впуская в дом тени прошлого.
В коридоре небольшой проём вёл в хлев, который, впрочем, давно уже не использовался по прямому назначению. Прежний хозяин оборудовал там нечто вроде мастерской. К ней примыкал большой сарай с плугом, бороной и всякой всячиной, которой Сергей не знал названия. Сработано всё было добротно, на века, но при сильном ветре всё равно скрипело и трещало, как будто брёвна вот-вот тронутся с места, и стены рухнут, погребя под собой человека, возомнившего себя их хозяином.
Вот и сейчас то же самое. Ветер то стихает, то вновь наваливается на дом, уже по окна засыпав его снежной крупой. Обычно это только помогало сосредоточиться, но не теперь. То ли кофе слишком крепкое, то ли обстановка гнетущая, но нервы взвинтились до такой степени, что о спокойной работе не может быть и речи.
Сергей покачал головой и взял с полки первую попавшуюся книгу. Это оказался готический роман. Когда-то он такое чтиво просто обожал, да и сейчас иногда перелистывал, особо не вникая в содержание. На этот раз чтение увлекло. Там было всё, что положено: таинственный замок, мрачный парк за полуразрушенными стенами, склеп с полустёршимися именами на могильных плитах. Когда он отложил книгу, главная героиня как раз пыталась разобраться в этих надписях, но отпрянула, испугавшись утробного вопля за стенами склепа.
Потянуло в сон. Сергей разобрал постель, выключил свет и нырнул под одеяло. Растрепав замстившие было небо тучи, ветер унялся. В окно были видны двурогий месяц и облепивший его пчелиный рой звёзд. Их свет отражался от снега, поэтому на улице было как днём, и когда он, уже в полудрёме, увидел приникшее к окну незнакомое лицо, не возникло и мысли о том, что это порождённый темнотой обман зрения. Сергей вскочил и долго шарил рукой в поисках выключателя. Но когда лампочка вспыхнула, лицо уже пропало.
И без того ни к чёрту не годящиеся нервы завибрировали от напряжения. Надо было выйти на улицу и оглядеться, но заставить себя это сделать он так и не смог. Заснул, только когда солнце уже залило багрянцем горизонт. Спал недолго. Открыв глаза, невольно посмотрел на окно и открыл рот из изумления. Стекло как будто превратилось в холст, на котором гениальный художник изобразил зимнее утро в деревне. Огромные хлопья снега падали так медленно, что казались подвешенными на нитках комками ваты. Каждый куст превратился в снеговика, не хватало только ведра и морковки вместо носа.
Страх отступил, а через полчаса и вовсе забылся. Всё это время, заворожённый видом за  окном, он не сделал ни одной попытки подняться. Немного отрезвил только стук в дверь. Быстро одевшись, Сергей открыл её и увидел счищающего с валенок снег соседа. Он знал только, что зовут его Митричем и что после смерти жены он вот уже несколько лет живёт один.
 –Ну что на пороге держишь? Пускай в дом, – приветствовал его Митрич, а зайдя, по-хозяйски огляделся и потёр рукой об руку.
—Что-то холодно у тебя. Не топил ещё, что ли?
—Да вот встал только. Ночью не заснуть было, – ответил Сергей и начал закладывать в топку приготовленные ещё с вечера поленья.
—Как живётся на новом месте? – начал гость беседу.
Дрова дружно вспыхнули, и отвечал Сергей уже сквозь их недовольную трескотню.
—Да всё нормально,  – кивнул он на окно. – В городе разве такое увидишь?
Митрич безразлично кивнул.
—Да, красиво. Только вот чистить его потом замучаешься. А как дом, нравится? Он вообще-то крепкий, послевоенный.
Сергей взглянул на него, раздумывая, стоит ли рассказывать о ночном видении.
—Дом хороший. Только вот надо бы ещё одну печку сложить. Я, кстати, слышал, что вы печник?
—Был когда-то,  – подтвердил сосед. – Ну да что там, коли надо, подсоблю, конечно. Только вот…, – старик замолчал и долго, как будто впервые их видя, рассматривал свои ладони.
 —Вы чего-то сказать хотели? – переспросил Сергей.
—Да нет, – засуетился Митрич. – Это так, сказки да побасенки. Я к тебе что зашёл-то. В доме спичек нет, а до магазина далеко. Не одолжишь?
—Да вон, на столе.
Сунув в карман пару коробков, Митрич направился к выходу, но на пороге замялся.
—Ты вот что. Если чего непонятное будет, у меня спроси, – и ничего не уточняя, вышел.
Сергей хмыкнул. Непонятное… Уж не ты ли это по ночам в окна заглядываешь?
Визит соседа снова заставил его вспомнить о том, что произошло ночью, но ненадолго. На улице продолжалась идиллия, в доме потеплело, на плите под напором кипящей воды свистел чайник. Быт, как и всегда, изгонял всякую мистику. Да и в чём, собственно, дело? Переезд, новые люди, новые впечатления, вот нервы и дали знать о том, что они существуют.
Нечто подобное он уже испытывал, когда переехал в городе на новую квартиру. Так же не мог ночью найти выключатель, а если перегорала лампочка, долго вспоминал, где находится туалет. Но о своих городских похождениях помнить хотелось меньше, чем о чём бы то ни было и, чтобы развеяться, он пошёл чистить снег.
Сугробы по пояс работу предвещали нелёгкую, но торопиться было всё равно некуда. Скоро доски забора были не видны из-за самой настоящей крепостной стены из снега.
—Эй, сынок, – послышался голос от калитки. Он обернулся.
—Ты его на другую сторону кидай, к фундаменту. Дома теплее будет, – посоветовала женщина примерно одних лет с Митричем и как-то слишком торопливо отошла к дороге.
Совет показался уместным, но работа уже не была в охотку. Сопоставив впечатления последних месяцев, Сергей только сейчас понял, что своим в деревне так и не стал. В магазине за его спиной шептались, на улице провожали взглядами. Даже молодые отвечали на его попытки сблизиться кривыми ухмылками. Митрич был первым, кто без церемоний зашёл в гости.
Погода, между тем, портилась. Комья мокрого снега, чавкая, падали в сугробы, тут же вытекая из-под них ручьями. Пришлось отложить намерение перенести из летней кухни кое-какую мебель, до которой всё не доходили руки.
Смерклось в этот день раньше обычного. Ничего не оставалось делать, как только включить телевизор. В очередном глупейшем ток-шоу спорили, сколько мужей нужно женщине для полного счастья. После этого, как будто продолжая тему, начался старый советский фильм, где то ли героиня перевоспитывала алкоголика, то ли он её. Ветер, вроде как бы тоже следя за развитием сюжета, стих, но как только пошли титры, взвыл с удвоенной силой. По стёклам хлестал уже не снег, а дождь, на чердаке опять что-то раскачивалось и трещало. Но сегодня это соответствовало настроению, и было как нельзя более кстати.
Ритуальный кофе был уже налит, и Сергей подошёл к окну. Старые липы на кладбище сплелись ветвями, не подпуская стихию к могилам, среди которых встречались ещё дореволюционные, с ятями в надписях на памятниках. Именно соседством кладбища прежний хозяин объяснил низкую цену, когда продавал дом. Это было вполне правдоподобно, как и его торопливость. Он даже все расходы по оформлению взял на себя, сказав, что хочет уехать к жене и детям, которые давно живут в городе.
Кое-кто из соседей, то же Митрич, например, при этом неодобрительно качал головой, но обращать внимание на их эмоции было некогда. Дом оправдал его ожидания. Ремонта особого не требовалось. Так, подкрасить кое-где да переделать по своему вкусу и надобностям. Но что-то здесь было нечисто. В шёпоте односельчан Сергей то и дело слышал слова, вроде «проклят», «чёртово место», «бесовщина» и тому подобное. Пробовал расспрашивать, но разговор сразу переводили на другое.
Он встряхнул головой. Бредни всё это. Кофе выпит, окно отворять нельзя. Пора за стол. Но стоило отойти на пару шагов, как погас свет. А за окнами воцарилась не темнота даже, а чернота, отчего казалось, что мир сразу же за ними обрывается в пропасть, где воздух стонет под ударами хлещущего его струями дождя ветра. Пока не привыкли глаза, Сергей оставался на месте, а потом пошёл искать керосиновую лампу. Через полчаса он уже яростно чиркал ручкой по бумаге при её неверном свете.
Ещё до переезда он увлёкся старославянским языком. Ходил по церквям, слушал пение хоров, обложился учебниками и книгами. В результате сейчас читал уже почти свободно. Но «книжная» литература его интересовала мало.
В одной из библиотек он наткнулся на толстый том с молитвами и заговорами какой-то старообрядческой секты. Многие из них уходили корнями в ту самую седую древность, о которой мы можем только строить догадки. Увлечение оказалось всепоглощающим. Какая-то прелесть, что-то чарующее было в тонкой вязи слов, смысл которых в наше время мало кому понятен.
— Не стоит вам связываться с этой бесовщиной, – посоветовал один священник, и долго потом убеждал в опасности подобных увлечений для христианской души.
Но советам его Сергей так и не внял. Книгу в результате присвоил, отдав за утрату всю свою тогдашнюю зарплату.
Постепенно в его собственные стихи начали вплетаться целые отрывки из заговоров, смысл которых стал ему внятен. Часто, ходя по дому, он десятки раз повторял одну и ту же строку, пытаясь найти сочетание слов, которое бы наиболее полно выражало его мысли и чаяния. И вот сейчас показалось, что под вой ветра он нашёл, что искал. Встав, Сергей отошёл в тень и вслух повторил сочинённое. И то ли природа устала куролесить, то ли просто выдохлась, но ветер сразу утих. 
Его это совсем не обрадовало, скорее, наоборот: в глубине души вновь закопошился страх сродни недавно испытанному. Ему напоказ Сергей потянулся до хруста в суставах, взял лампу и пошёл ставить чайник. Высветив кухню, зажёгся газ. Сергей стоял как будто в очерченном кем-то круге вне доступности колышущихся за его пределами теней. Тут же зашелестело, и с крыши сполз целый сугроб снега. И сразу вспыхнул свет. Как раз вовремя: пора идти за дровами.
Коридор встретил запахом плесени и топотанием разбегающихся по норам мышей. Ещё сильнее сырость ощущалась во дворе, сквозь треснувший кое-где фундамент даже успела просочиться вода. Но воспринималось это как сквозь туман. Быт на этот раз не изгнал полностью видений, вызванным двухчасовым напряжением мысли. Споткнувшись пару раз о неровности пола, он дошёл-таки до поленницы, но только набрал охапку дров, как лампочка сначала вспыхнула, осветив каждый закоулок, а потом погасла. Несколько минут он не видел ничего, кроме разноцветных кругов и точек, которые постепенно, бледнея, растворялись в темноте. 
Но две точки так и не погасли. Можно было подумать, что кто-то закурил сразу две сигареты. Зрение постепенно восстанавливалось, и они всё больше становились похожи на чьи-то буравящие его глаза, сгусток тьмы под которыми напоминал фигуру человека.
«Даже, скорее, ребёнка, – подумал Сергей, оцепенев, как будто эти глаза превратили его, не вовремя обернувшегося, в соляной столб. В это время сотканная из темноты фигура сдвинулась с места, и оттуда послышалось весёлое хихиканье. Так смеётся ребёнок, видя, как отец, чертыхаясь, машет рукой, по которой только что ударил молотком. Не от злости смеётся, а от непонимания боли.
—А ты ведь надо мной смеёшься, – прошептал Сергей, чувствуя, как волосы в прямом смысле слова поднимаются дыбом. И тут, напоминая о себе, по стенам вновь хлестнул дождём ветер. На чердаке опять что-то заскрипело. Вроде как некто грузный поднялся с едва выдерживавшего его вес стула.
Тёмное тельце сразу юркнуло в сторону сарая, откуда послышался плач застигнутого во сне кошмаром ребёнка. Потолок над головой Сергея всё ещё скрипел, но оцепенение спало, и он, рассыпав по пути дрова, метнулся к двери в дом. Не обращая внимания на уже наполовину выкипевший чайник, сел прямо на пол и минут десять не шевелился, стараясь хотя бы немного успокоиться. Света так и не было, но керосиновая лампа или свеча всегда вызывали у него большее чувство уюта, чем электричество.
Постепенно удалось уверить себя, будто бы всё, что он только что видел – бред. О работе теперь не могло быть и речи, и он вновь раскрыл так и недочитанную книгу. Заведомая выдумка как бы подтверждала невозможность подобного в реальной жизни. Страница, где героиня всю ночь следит за привидением своей умершей сестры, даже вызвала улыбку и, задув огонь, он смогу уснуть. 
Ночью не мешали ни сны, ни мысли, так что проснулся он отдохнувшим и с твёрдым намерением обшарить весь дом, чтобы в нём не осталось ни одного потаённого уголка, способного внушить страх. Но сначала надо было дойти до магазина. Он ходил туда раз в неделю. Набивал до отказа холодильник и потом мог несколько дней не выходить за калитку.
Хорошо всё-таки, когда некого ждать. Можешь полностью располагать своим временем, никто не вмешается, не станет докучать своими проблемами, разбираться в которых тебе всё равно недосуг. Пока что, во всяком случае, такая жизнь его вполне устраивала. Но вот Митрич, похоже, был иного мнения. Его стук в окно застал Сергея уже одетым. С неохотой открыв дверь, он увидел соседа с ведром песка в руке.
—Принёс вот. Хоть у дома посыплешь, а то ни пройти, ни проехать.
Тронутый такой заботой, Сергей пригласил деда в дом.
—Да ты собравши куда-то, чего я мешать буду, – начал было тот отнекиваться, но от чая отказываться не стал.
По старинке откусывая сахар и прихлёбывая из блюдца, он лукаво поглядывал на хозяина, но раскрывать истинную причину своего прихода не спешил. Начал издалека.
—Ты как, с Ванькой нашим уже успел познакомиться?
Этот самый Ванька жил на другом конце деревни, но знакомства с ним не мог избежать никто. Он был готов на всё: вычистить туалет, вскопать огород, расколоть дрова. За две, три бутылки мог сложить печку, а за ящик так и вовсе нанимался батраком на всё лето.
—Вижу, что знаком, – не дожидаясь ответа, продолжил Митрич. – Ты вот что. В дом его не зови. Надо, меня попроси. Помогу по-соседски.
—А что так? Ворует?
Вопрос Сергея на некоторое время повис в воздухе. Только допив чай, сосед объяснился.
—Нет, такого за ним не водится. Да и ка сказать. Пока с матерью жил, нормальным мужиком был. Не пил, в смысле. Она его в ежовых рукавицах держала. Даже жениться парню не позволила. Ананьевна ведь у нас того, ворожихой была.
—Это как? На кофейной гуще гадала, что ли?
Иронию дед не воспринял. Брови сошлись одна к другой, губы сомкнулись. Впрочем, он тут же махнул рукой.
—Куда вам, городским, понять. Ты зачем шёл-то? – и, узнав, что в магазин, предложил себя в попутчики.
На улице действительно был каток. Немногие бабки опасливо пробирались вдоль заборов, то и дело проваливаясь сквозь ещё не окрепший лёд. Триста или четыреста метров они с дедом преодолевали не меньше сорока минут. За это время Сергей узнал о Замогилье, как называлась деревня, больше, чем за все предыдущие месяцы. В том числе и об истории собственного дома.   
Жила в нём когда-то некая Светка. Баба, по словам Митрича, красивая, но гулящая.
—Оттого-то и все беды, – вздохнул старик. – А могла ведь за своим мужиком, как за стенкой, жить. Он её работящий попался. Павлом звали. Любил, двух детей сделал, как сыр в масле каталась. Ан, нет, между ног зудело. Да и на горло она слабая была. Ясное дело, поколачивал её Пашка, да только мало, видать.
Если отбросить все лирические отступления Митрича, то история сводилась к следующему. Павел всё-таки не выдержал, бросил жену и уехал с детьми в город. А она этого считай что и не заметила. Гульба у неё пошла уже всерьёз. Неожиданно для всех она связалась с сыном Ананьевны. Та терпела недолго, поставила вопрос ребром. Или я, или потаскушка.
Иван выбрал второе и ушёл из дома.
—Тогда-то она сына и прокляла, – почему-то шёпотом рассказывал об этом Митрич. – Пока Светка жива была, всё ничего. Пил, конечно, но кто ж сейчас не пьёт? Только она всего три годика и протянула. Ссохлась вся, одни глаза остались. Врачи после удивлялись. Сгнила, говорили, как яблоко переспелое.         
До этого всё не выходило за рамки обычных деревенских историй. Самое интересное, если об этом можно так сказать, началось после.
Дом Павел продал переселенцам откуда-то с Севера. Они-то, чистя туалет, и нашли там три ещё недооформившихся детских скелетика.
—Я вот что тебе скажу, – продолжал Митрич уже на крыльцах магазина. – Сама девка до такого бы не додумалась. Это её свекровь сглазила. Она ведь и сама сразу же вслед за Светкой отправилась. А Ванька после этого совсем малахольным стал. Ну да, сам знаешь, видел.
Заметив, что рассказ произвёл немалое впечатление, старик вдруг рассмеялся и ударил Сергея по плечу.
—Ладно, не бери в голову. У нас ещё и не такого наплетут.
Однако, когда, сделав покупки, они расходились в разные стороны, он вновь стал серьёзен.
—Те, с севера, в твоём доме только пару годков выдюжили. Потому что всё в себе, скажи мне, глядишь, чем бы и помог.
Не сказав больше не слова, он отвернулся и, кроша валенками лёд, направился куда-то по своим делам. А Сергей всю обратную дорогу не мог отделаться от мысли, что теперь всё сходится. Если, конечно, принять на веру легенды о привидениях и тому подобной чертовщине. В таком случае то, что его так напугало накануне, не могло быть ничем иным, как только ребёнком. Но и его что-то спугнуло, и это что-то тревожило Сергея куда больше, чем укутанная мраком детская фигурка.
—Ма-а-а-ладой человек, не угостите даму сигареткой? – прервал его размышления явно нетрезвый женский голос.
Едва стоя на разъезжающихся по люду ногах, к нему направлялась мало похожая на даму то ли девушка, то и женщина. Подкурив, она далеко уже не так уважительно поинтересовалась.
—Это ты, что ли, в Светкином доме живёшь? Свекровь её ещё не приходила за внучатами? А то смотри, она баба злющая была.
Скрипуче засмеявшись, «дама» едва не уткнулась носом в грязь, поднялась и, махнув на прощание рукой, направилась к ожидавшей её у забора компании.
Сергей сплюнул. Не иначе как все сговорились сегодня пугать приезжего. И почему бы то прильнувшее к стеклу лицо не могло принадлежать хотя бы вот этой пьянчужке? А ночью он видел всего лишь запрыгнувшего на пень кота, напугавшегося его не меньше, чем сам он – кошачьих глаз. Все эти деревенские побасенки годятся разве что для фольклора.
Решим на этом и остановиться, намерение облазить сегодня дом он для успокоения совести оставил в силе. И, как и следовало ожидать, скелета в шкафу не нашёл. Вся добыча состояла из пачки перевязанных бинтом советских денег, старой керосиновой лампы, пустого фотоальбома и нескольких писем в довольно красивой шкатулке под красное дерево. Всё это явно не стоило затраченного на него времени.
На улице смеркалось. Мороз уже превратил окна в витражи посвящённой ему церкви, деревья обвисли к земле сосульками. Под звёздной россыпью на чёрном бархате неба всё это выглядело как-то нереально. Дым, сохраняя очертания трубы, поднимался вертикально вверх, предвещая такую же погоду и на завтра. Хотелось сразу же приняться за работу, но прежде он намеревался полностью разделаться с всё ещё царапающимся где-то в подсознании страхом.
Вообще-то читать чужие письма не принято, но эти вряд ли уже могли кому-то понадобиться, а раскрытие таящихся там секретов, за давностью лет, кому бы то ни было повредить.
Странно, но на конвертах не было сведений об отправителе, тогда как адресат указывался полностью: Светлане Афанасьевне Юдиной, ул. Фабрициуса, д. 2. Почерк был довольно красив. Впрочем, как и всех, учившихся писать не шариковой ручкой, а пером. Потому что письма писала ни кто иная как Лукерья Чернова, мать сожителя бывшей хозяйки дома.
Прочитав первый абзац, Сергей сразу же пожалел, что поддался любопытству. Каждая строчка дышала такой ненавистью, что поневоле становилось жутко. Тем не менее, некоторые отрывки он даже выписал. Писательский инстинкт, наверное.
«Гнить тебе вместе с твоими выродками и по ту, и по эту сторону смерти. Отольются тебе мои слёзы смолой котлов адовых».
«Плакать тебе кровавыми слезами, да только поздно будет. И детям твоим покоя не дам, и тебя, потаскуху, на корню сгною». Дальше повторялось: «Гнить тебе…», и так далее.
Отдышавшись после такого чтения, он хотел сразу же кинуть письма в огонь, но что-то удержало.   
Испугаться он не испугался, но воображение заработало вовсю, чем Сергей и воспользовался, раньше времени сев за стихи. Сегодня он намеревался закончить вторую часть вот уже год как начатой поэмы. Несколько месяцев он шлифовал каждую строфу, пытаясь придать им форму молитвенного наговора. Прошлой ночью он понял, как это сделать, и теперь надеялся к утру поставить точку.
Но надеждам не суждено было сбыться. Нет, свет на этот раз не гас. Наверное, поэтому смех и топотание за дверью и не произвели давешнего впечатления. Стало даже любопытно, и он затих, стараясь ни одним звуком не потревожить воцарившейся тишины. Можно было подумать, что они затеяли игру, где проигрывает первый пошевельнувшийся. Только вот закончилась игра далеко не весело.
Ветер на улице едва шевелил ветви деревьев, поэтому подыскать разумное объяснение вновь раздавшимся на чердаке скрипу и треску не представлялось возможным. Страха не было. Скорее – раздражение, даже злость. Быстро встав со стула, он пошёл к двери, звуком шагов, видимо, заглушив плач, которым всегда заканчивались эти сцены.
В коридоре не было ничего и никого, как и во дворе. Разве что тишина была какой-то необычной, обволакивающей, что ли. Заглянув во все углы, и порядком замёрзнув, Сергей направился обратно. Но кого-то, или что-то такой исход явно не устраивал.
За спиной послышался шелест, будто по полу тянули полиэтиленовую плёнку. Он резко обернулся. Тень, только что тянувшаяся к его ногам, сразу отпрянула к стене. Это уж совсем выходило за рамки реальности. В душе вновь шевельнулся страх, усилившийся после того, как его взгляд упал на небольшое, уже им прорубленное здесь окно.
Сергей не мог сказать, было ли прижавшееся к нему лицо похоже на то – первое. Знал только, что это было определённо более живым, человеческим. Довольно тонкие черты, но при этом полные, чувственные губы, которые неожиданно зашевелились. Ни одного слова он не услышал, но понял, тем не менее, всё, что было сказано за то время, что он бы в сознании. Время это было недолгим.
Ставший уже привычным шум на чердаке встревожил, только когда раздался уже за его спиной. Увидеть он так ничего и не успел. Свет вроде бы не гас, но на голову как будто натянули мешок. Дышать стало нечем, ноги подкосились, и он упал, вдобавок ко всему ударившись головой об пол. Странно, но Сергей понимал, что он без сознания.
—Надо встать, – подумал он. – Замёрзну.
Но это так и осталось намерением.
Подниматься было лень, так уютно вдруг стало в темноте, которая обволакивала его всё более плотными пеленами мрака. Тишина не была полной. Где-то вдали слышались, приближаясь к нему, звяканье колокольчиков, шум и шелест срезаемой косой травы. Последнее, что он увидел – некую фигуру, облачённую в серый, цвета вечерних сумерек, балахон. В тени накинутого на голову капюшона были видны только глаза, которые, казалось, жгли перед собой воздух, чёрными хлопьями сажи опадающий к ногам этого существа.    
Внезапно всё перед глазами завертелось, закружилось. Его как будто вытаскивал кто-то за ноги из трубы, где он застрял и уже не надеялся выбраться. Колокольчик ещё некоторое время был слышен, потом звяканье резко оборвалось, и Сергей открыл глаза. Первое, что почувствовал - дикую головную боль и странный, щекочущий ноздри запах.
—Ну и задал же ты мне работы, – раздался рядом знакомый голос.
Сергей с трудом приподнялся и понял, что лежит на полу в собственной спальне, неподалёку от стола, за которым по хозяйски расположился Митрич. Тут же в глиняной плошке дымились стебли какой-то травы.
Митрич старался казаться серьёзным, но выдавали глаза. В них от веселья, как говорится, черти плясали.
—Иди-ка сюда, – подозвал он Сергея, но спохватился и, достав из кармана, протянул ему склянку с какой-то жидкостью.
—Вот, выпей. Только нос зажми, а то шибанёт, не отдышишься.
Не в силах сейчас в чём-либо сомневаться, Сергей взял пузырёк и уже почти отковырнул пробку, когда старик напомнил:
—Нос-то зажми.
Напоминание было не лишним. Горло резануло, как если бы он всыпал туда горсть перца, а запах даже спустя несколько минут был невыносимо резок. Но головная боль моментально исчезла, как будто кто-то прополоскал его мозги в проточной воде. На вопрос: – Что со мной было? – Митрич ответил встречным: – Где ты достал эту книгу? – и многозначительно указал на потрёпанный томик с наговорами.
—В библиотеке взял, – пробубнил Сергей.
—Завтра поедешь и отдашь её обратно.
—Если объясните, почему.
—А ты будто не знаешь. Читал отсюда что-нибудь вслух?
—Ну да, иногда.
Сергей вроде бы стал что-то соображать, и Митрич это понял.
—Вот, вот. Не зная броду, не суйся в воду. Это тебе не стишки, что девчонкам под дверь подсовывают. Тут можно такого накуролесить, что белый свет чёрным покажется.
—Так это что, ворожиха ваша была, что ли? – он и сам не верил, что это говорит. Все привычные представления о жизни и мире катились к чёртовой бабушке. Впрочем, поминать чёрта и его родственников всуе он бы теперь поостерёгся.
—Она, злыдня, она. Девку угробила, сыну жизнь испортила, а всё никак не угомонится. Ты что же думаешь, те, что до тебя здесь жили, почему так быстро в город убрались? Светка у них помощи попросила, вот они и давай бог ноги. И правильно сделали, а то бы Ананьевна устроила им весёлую жизнь. Тебя вон чуть к себе не утянула. Хорошо, я подоспел. Ну да ты сам дурень. Её не позови, так ничего сделать не сможет, а ты позвал. Ведь эти стишки она твоими руками писала.
Сергей посмотрел на разбросанные по столу листы бумаги и подумал, что даже благодарен этой Бабе-Яге за помощь. То, что могло получиться из этих строчек, стоило и большего.
—Давай всё это в печь.
Митрич сгрёб бумаги, превращая их в ничего из себя не представляющую кучу мусора. Сергей еле успел вмешаться. Расправил каждый листок, сложил их в стопку и отодвинул к краю стола, добавив.
—Книга тоже у меня останется. А с Ананьевной, думаю, справимся.
—Ну, нет, – рассмеялся Митрич. – Это только твоё дело. Так-то, если подумать, ты правильно решил. Довольно ей белый свет мутить. Да и Светлана хватит уже, намучилась. Только вот поджилки у тебя не затрясутся?
—А что делать? Тоже дом продавать?
О таком исходе он и думать не хотел. Только прижился, и опять в бега? В городе набегался, хватит.
—Да и нравится мне здесь, – добавил он уже вслух.
—Ну, если так, делать нечего, давай думать, – согласился дед. – Завари кофейку, а я пока книжку твою полистаю.
—Сахару не клади, я вприкуску, – крикнул он на кухню и тут же вскочил на ноги с таким грохотом, как будто не поднялся, а упал.
—Напугала, чуча старая, – ответил он на вопросительный взгляд Сергея. – Не связывайся ты с ней. Если уж я, пень старый, при виде её морды чуть в штаны не наложил, то, что о тебе говорить?
—Сама приходила, что ли?
Сергей ещё не верил, что принимает всё это всерьёз. Он будто вновь участвовал в проведении некоего ритуала, что уже приходилось делать, учась в институте. В северной глухомани тогда ещё можно было найти стариков, веривших, что, притоптывая и гнусавя у костра, они разговаривают с духами. При малейшем смехе или даже улыбке они тут же всё обрывали, и уже никакие просьбы не могли их подвигнуть на продолжение действа. Но засмеяться мало кто был в состоянии, такое впечатление это производило.
Костёр высвечивал возносящиеся к небу деревья. Луна нехотя пасла звёзды, некоторые из которых время от времени вырывались за очерченный её лучами круг и уже выгоревшими дотла углями падали, казалось, совсем неподалёку от вас. Однажды, пока остальные старательно записывали при свете фонариков очерёдность действий шамана, Сергей незаметно отошёл к опушке леса.
Оттуда зрелище выглядело ещё фантастичнее. Пляшущая фигура старика отбрасывала не одну, а сразу несколько теней, которые исподволь подкрадывались к ничего не подозревающим студентам, но в испуге отдёргивались обратно, как только морщинистая ладонь ударяла в бубен. Неожиданно поднялся ветер, а потом Сергей собственными глазами увидел, как от леса к костру направились с десяток схожих с медвежьими фигур. Впрочем, видел их, похоже, он один. Чем ближе они подходили к огню, тем становились выше, как будто некто переливал в них затопивший тайгу мрак. Но вот закончился танец, в воздухе пронёсся последний утробный вопль, и ветер разодрал их на мелкие, тут же растворившиеся в ночи клочья.
Об увиденном Сергей, естественно, никому не рассказывал. Да и сам стал считать это порождением собственной фантазии, как только путешествие стало воспоминанием. А то, что сказал проводивший обряд старик – причудой.
—Будь теперь осторожен. Тебя запомнили.
Сейчас эти слова наполнялись новым содержанием. Ведь именно с тех пор он начал всерьёз интересоваться фольклором, раскладывая на составные части сказки и легенды в попытке добраться до их первоначального, потайного смысла. Добрался вот, теперь не знал, как выбраться.
Воспоминания отвлекли, но за это время, собственно, ничего и не произошло. Митрич, так и не ответив на вопрос, ответ на который и без того был ясен, сидел у окна.
—Есть в твоей книжонке кое-что и для нас, – так и не повернувшись, сказал он. – Если с умом взяться, то всё получится. Смотри-ка вот.
Перелистнув несколько страниц, он ткнул пальцем в один из заголовков.
В последующие часы их вполне можно было принять за умалишённых. Сергей, размахивая руками, ходил по комнате и десятки раз, то тихо, то громко и с разной интонацией повторял одни и те же слова, как будто пытаясь сплести из них в воздухе вокруг себя замысловатый орнамент. А Митрич в это время разгонял веником клубы дыма, которым исходили тлеющие в чашках и тарелках пучки травы. Удовлетворился он, только когда весь дым ровным слоем растёкся по потолку.
За окном несколько раз мелькали смутные фигуры, на чердаке скрипело и трещало, в коридоре то смеялись, то плакали. То и дело где-то вдалеке, ввергая Сергея в дрожь, звякал колокольчик.
—Ну вот, примерно так, – отдышавшись, произнёс Митрич и уселся на диван. Сергей отложил книгу и устроился рядом.
На улице тени уже расслаивали ночной мрак, предвещая рассвет. С неба падал редкий пока ещё свет.
—Утро уже, – поднялся дед. – Пойду я. Ложись отдыхать.
Сергей безразлично мотнул головой в ответ. Давно он уже так не уставал. Можно подумать, что всю ночь грузил уголь или валил лес.
Когда скрипнула дверь, он кинул на диван подушку и моментально провалился в сон. Разбудил высветивший пыль и грязь на полу солнечный свет. На улицу он вышел, когда было уже за полдень
Зима всё-таки взяла своё. Под ногами хрустел снег, деревья обмёрзли инеем, а плевок на лету смерзался в лёд, с глухим стуком отскакивающий от стены дома. Ночной абсурд помнился урывками, как кошмарный сон. Надо было чем-то занять себя до вечера. Впрочем, в субботу по деревенской традиции занятие могло быть только одно.
Поселившись в Замогилье, Сергей быстро приохотился париться. Хлестался долго, до красных рубцов на спине. Но зато, когда сердце переставало биться о рёбра, чувствовал себя только что покинувшим утробу матери младенцем.
Баня, как и положено, стояла метрах в двадцати от дома. Смёрзшийся снег камнями наваливался на лопату, так что расчищать тропку пришлось почти час. Наносив воды и затопив, он ещё долго смотрел на огонь, который вгрызался в осыпающиеся под его напором золой поленья. Встав, увидел на лавке забытое здесь неделю назад мыло и улыбнулся. Забытое ли? Преданья старины глубокой в русских деревнях сказками так и не стали.
В бане становилось жарко. Подложив ещё дров, Сергей вышел.
—Эй, односельчанин, закурить сегодня дашь? – окликнула от забора та, что не так давно отрекомендовалась ему «дамой».
Протягивая сигареты, он невольно отметил, что пьяницей посчитал её зря. На женском лице это откладывается сразу, а у неё оно было довольно симпатичным, особенно когда она улыбалась. 
—Я тебе, наверное, нахамила тогда. Извини, если так. Меня Леной зовут.
--Сергей, – протянул он руку в ответ.
—Ну, вот и познакомились. Теперь в гости заходи, – засмеялась она, отбегая и уже с дороги крикнув: – В следующий раз позови, спинку потру, – исчезла за поворотом.
Сергей покраснел, радуясь, что новая знакомая не видит произведённого её словами эффекта. Смущаться в деревне не принято.
Неожиданная встреча совсем было выбила его из колеи. Только в доме Сергей вспомнил, какая ночь его ожидает. Пока светло, вновь заглянул в каждый закуток, облазил подвал, чердак, но на этот раз его добыча была ещё более скудной.
Почему-то не шёл Митрич. Чем сильнее смеркалось, тем больше это беспокоило. Впрочем, старик был, как всегда, лёгок на помине. Войдя без стука, выжидательно расположился за столом и вскоре уже с шумом втягивал в себя чай с блюдца.
Для разговора они расположились в комнате. Дед был немногословен.
—Что делать, помнишь? – и, не удовлетворившись утвердительным кивком, заставил повторить всю последовательность действий.
—Если боишься, брось это, а то, как бы хуже не вышло, – покачал он головой, несмотря на то, что памятью своего соседа остался доволен.
—Вот что, Митрич. Пошли-ка лучше в баню, – предложил ему в ответ Сергей и, не дожидаясь согласия, пошёл за вениками.
Когда они первый раз плеснули на каменку, на небе уже вызвездило. Париться с Митричем оказалось просто мукой. Воздух накалился до такой степени, что казалось, в котле опять закипает вода. Но старик, оглаживая спину Сергея двумя вениками, только кряхтел. А перед тем, как растянуться на лавке самому, вылил на камни ещё пару ковшиков. Вытираясь в предбаннике, кивнул на мыльницу.
—А вот это надо здесь оставлять. И веники тоже.
Зачем, Сергей спрашивать не стал. Смешно рассуждать о предрассудках, если веришь, что по твоему дому разгуливают мертвецы.
Закат уже отполыхал, но луна светила не намного слабее солнца. Это радовало, поскольку действовать по инструкциям Митрича предстояло в темноте. Расставив вдоль стен глиняные плошки с травой, старик облегчённо вздохнул и потрепал Сергея по плечу. 
—Ничего, сынок, всё обойдётся. Что её бояться-то. Она и при жизни мешком костей была, ткни, и рассыплется.
В своих предположениях он был не совсем прав. Абсурдность происходящего вызывала не страх, а смех. Но когда Сергей не удержался от улыбки, лицо его соседа сразу омрачилось.
—А вот радоваться здесь нечему, – пробубнил он себе под нос. – Дом-то пока не твой, а её. Она здесь хозяйка, а ты только так, приживальщик.
Стариковские губы раздвинула ядовитая ухмылка, да и слов подобных Сергей от него прежде не слыхивал.
—Ладно, не обращай внимания. Это я так, о тебе же беспокоюсь. Случись что, я в ответе, – зачастил он, уловив вопрос во взгляде Сергея, и сразу засобирался домой.
Ушёл, однако, только когда задымила трава у порога.
—За дверь, смотри, теперь до утра ни ногой, – напомнил и вышел.
Даже если воспринимать происходящее игрой, то играть, если начал, надо по правилам. А это значит не включать свет и молча сидеть в темноте в ожидании свистка судьи, то есть скрипа на чердаке или смеха за дверью. С такими мыслями Сергей устроился в кресле у окна, от которого по комнате растекался мертвенный, отнюдь не добавляющий оптимизма лунный свет.
Через полчаса он запалил и сразу же потушил, чтобы тлела, траву ещё в двух плошках. По идее, должно было стать угарно, но на деле запах был даже приятен. По комнате распространялся аромат то ли тмина, то ли корицы, голова немного кружилась, а вот зрение стало острее. Выглянув в окно, он увидел перебегающего на перекрёстке дорогу кота и только потом сообразил, что этот перекрёсток находится метрах в ста от дома.
Похоже, вновь поднимался ветер. Ветви на деревьях, во всяком случае, начали покачиваться. Но больше пока ничего не происходило. Темнота как будто выложила стены дома ватой, не позволяя ни одному звуку нарушить воцарившуюся внутри тишину. Через час, исходя ароматом тмина, тлела уже вся трава. Угореть опасности не было, дым постепенно уходил через устроенную ещё прежними хозяевами вытяжку.
Сергей всё больше ощущал себя индийским факиром, заклинающим духов. Не хватало только кобры и дудки. Ветер, между тем, уже сдувал верхушки с сугробов. За окнами заплясала снежная пыль, и в этот момент в коридоре послышался долгожданный топоток, будто кто-то, стараясь не потревожить хозяина, на цыпочках пробежал к двери. Сергей встал и только тогда понял, как у него всё-таки кружится голова. Но промелькнувшую мысль открыть форточку спугнули шелест и шушуканье за дверью. Только звучали они на этот раз как-то нереально, эхом, доносящимся до него, стоящего на вершине, из разверзшегося под ногами километрового провала в ничто.
За окном промелькнула чья-то тень, но настолько быстро, что он даже не успел обернуться. Смех зазвучал громче, у потолка клубился дым, пронизанный теперь зелёными и розовыми прожилками. Неожиданно скрипнула дверь, чего раньше никогда не случалось. Комнату всё больше окутывал страх. Вдруг Сергей отпрянул к стене. Показалось, что стекло треснет, с такой силой прижалось к нему возникшее ниоткуда лицо.
Его было видно не так отчётливо, как раньше, да и голова кружилась всё сильнее, мешая подробнее рассмотреть черты. К тому же отвлёк знакомый уже скрип под чьими-то удерживающими немалый вес ногами.
«Пора», – подумал Сергей и взял со стола молитвенник. Реакция последовала на первые же произнесённые им слова. Снег за окном закрутился в воронку, в которой исчезло, осыпавшись туда белой пылью, так напугавшее его лицо. Шёпот за дверью стал отчётливее. Казалось, уже вот, вот он услышит членораздельные слова, когда всё заглушил уж не скрип или треск, а настоящий грохот на чердаке. Раздался истеричный, взахлёб, плач.
Лунный свет стал бессилен против просочившейся в дом ночи. В газах Сергея помутилось, ноги заплелись одна о другую, и он упал. Перед глазами, наползая одна на другую, корчились какие-то рожи, вспухали, потом  разрываясь и оползая слизью, сгустками мрака. И всё явственнее проступала тёмная фигура в накидке, с горящими глазами.
Пока сознание не покинуло его полностью, Сергей, царапая пол ногтями, пополз к двери. Делать это было невероятно трудно. Он как будто раздвигал плечами землю. Прошла целая вечность, прежде чем он почувствовал, что уткнулся лбом в дверь. Пришлось сделать последнее, и немалое, усилие, чтобы преодолеть порог. Понимая, что это ещё не всё, по-прежнему мотая головой и нечленораздельно мыча, он выбрался на веранду. Дверь, к счастью, осталась незапертой, и он буквально выпал на улицу, только тут окончательно потеряв сознание.
Видения не отпускали. Совершенно беззвучно к нему всё ближе и ближе подходила фигура в сером балахоне. Наступил момент, когда он уже должен был увидеть лицо. Но сильный порыв ветра, на секунду запутавшись в складках накидки, подхватил её и отнёс в сторону. Сразу стало легче.
—Вставай, вставай. Что ж ты, односельчанин, хлипкий-то такой, – бился на ветру девичий голос.
«Вроде бы, знакомый. Особенно вот это, – «односельчанин», – раздумывал Сергей, лёжа на снегу, как на перине, и не желая расставаться с муторным и требующим разгадки сном.
—Да что ж мне с тобой делать-то. Вижу ведь, что очнулся. Поднимайся, давай, замёрзнешь.
Уступив, он открыл глаза и, увидев знакомое лицо, попытался выжать из себя улыбку.
—Сигареты кончились, – прошепелявил он, выдувая изо рта вместе со звуками набившийся туда снег.
—Не страшно, – ответила она. – У меня и выпить есть. Тебе не помешает, – и размазала по щекам слёзы.
До комнаты они добирались едва ли не дольше, чем тогда с Митричем до магазина. Ноги тряслись, как у паралитика, и разъезжались при малейшей попытке их хозяина идти самостоятельно. Закончилось всё тем, что до дивана она его тащила на закорках. Дверь оставила открытой. Хоть дыма уже не было, но запах ещё кружил голову. Вскоре Лена, как котёнка молоком, поила Сергея чаем. Подула на блюдце, поднесла к самым губам и начала приговаривать:
—Давай, давай, хлебай, – а когда он отшатнулся, почувствовав, что по губам будто хлестнули крапивой, рассмеялась.
—Это я туда мёда с перцем намешала. Любую дурь из головы вышибает.
Голова, действительно, уже не висела на плечах чугунным ядром. А вот горло, похоже, успело прохватить морозом.
—Ты как здесь оказалась? – просипел он и закашлялся.
—Расскажу. Только вот согреемся сначала. У тебя в холодильнике есть чего на закуску? – прокричала она уже из кухни и, не дожидаясь ответа, стала выкладывать что-то на стол. – Ты не удивляйся, что я здесь, как хозяйка. Светка мне двоюродной сестрой была. Я её дом, как свой, знаю.
Сестра? Так вот оно что! Наверное, дом ей должен был достаться. А может, и достанется, если я… А что я? Мешаю, вот что. И не зря то лицо за окном так на её мордаху было похоже. Чёрт побери! Чай! 
Мысли затеяли в голове скачки. Только вот на какую поставить, чтобы сорвать куш?
Гостья его, между тем, как ни в чём не бывало, зашла в комнату с подносом в руках.
—Предупреждаю сразу, я там пошуровала основательно. Есть хочу.
—Чего ты в чай сыпанула?
—Перца, я же говорила, – остолбенела она на полпути, но потом, видимо, поняв, что к чему, подошла ближе и посмотрела прямо в глаза.
—Не бойся, травить тебя не стану. И без меня желающие найдутся.
Стол она накрывала мастерски. Немудрёную закуску нарезала и расставила так, что впору Новый год встречать. Бутылка заняла законное место в центре.
—Давай, чокнемся, а то потом из дома меня погонишь, – протянула она рюмку.
«Пить она умеет» – отметил по себя Сергей, в свою очередь опрокидывая в рот содержимое.
—Что ж, отгадаю твои загадки, – начала она. – Верь, не верь, только всё это хрен старый задумал.
Целый час он, не перебивая, слушал её рассказ. Постепенно всё становилось на свои места. Кто, как не Митрич, с самого начала намекал, что с домом всё не так просто. Будь всё по его словам, любая бабка в деревне не преминула бы рассказать о погубленных Светланой детках в первые же дни после того, как он здесь поселился.
—Светка и зажила-то, только когда Пашка от неё ушёл, – продолжала рассказчица. – Детей с Ванькой нажила, это правда. Только они у меня живут и не кашляют. И ты сам подумай. Хотела бы я тебя со свету сжить, так зачем в дом тащить? Околел бы на снегу, да и все дела.
С этим спорить было трудно. Получил ответ Сергей и на то, зачем Митричу всё это понадобилось. Оказывается, он тоже приходился каким-то там дальним родственником бывшей хозяйке дома. Найдя подтверждающие это документы, он решил заявить свои права, но было поздно, дом купили.
По каким-то своим соображениям новые хозяева здесь не задержались, но куплю-продажу оформили тихо, не афишируя, и старик опять остался с носом. Тогда-то он и решил, используя странные увлечения нового соседа, свести его в могилу.
—Он ведь у нас травник, – пояснила лена. – Ананьевна, та круче была, колдуньей слыла. Грыжу там, сглаз снять, все к ней шли. Но и сама могла кому хочешь жизнь испортить. Светку это она на тот свет отправила, тут тебе дед правду сказал.
Оставался ещё один вопрос. Но его Сергей задавал уже без злобы, просто ради любопытства.
—В окно это я тебя видел?
«Односельчанка» не удержалась от улыбки.
—А кого ещё? Ведь старый брехун мне что сказал. Давай, мол, пошутим над дурачком городским, а то всё книжки читает. Я наплету ему невесть что, а ты пудрой лицо обсыпь, да в окно ему кажись. А на чердаке да во дворе он палкой какой-то шурудил. Там дыра есть, соломой заложена, так вот оттуда. А ты, бедный, едва не спятил, да?
Когда она сказала «бедный», Сергею показалось, что в её голосе больше нежности, чем насмешки. «Я ведь уже полгода сплю один», – подумал он, и Лена, как будто прочитав его мысли, тут же налила ещё по рюмке.
Не стоит и упоминать о том, что домой она той ночью не пошла. А утром они, не сказав никому ни слова, уехали в город. Через неделю Митрича увезли в милицейской «буханке».
В доме, который он так хотел заполучить, теперь целыми днями слышен топот, шорох и детский смех. Но в этих звуках нет ничего потустороннего, как и в шлепках, которыми жена Сергея время от времени награждает своих пасынка и падчерицу.
Хозяйство и прежние заботы в основном на её плечах, ведь муж по-прежнему гундосит что-то на разные голоса дни напролёт. Да она и не против, тем более что опубликованная недавно книжка принесла им неплохие деньги. Смущает только одно: купившие её жалуются, что не могут заснуть ночами. Но это уже другая история.