Христопродавец, вернись!

— ...Дед, пей таблетки. А то получишь по жопе!
В общем, после этих слов куклы Лены я не сдержался. Они оказались последней каплей, переломившей пополам верблюда. Я покраснел (по рассказам очевидцев). Ослабил галстук (по собственным воспоминаниям). Потом выскочил из кабинета и забежал в туалет (это могут подтвердить многие).
Где и забился в рыданиях от хохота. Чем до смерти напугал куривших там у окна бухгалтерш. Потому что туалет не был мужским.
— Христопродавец, вернись! — тем временем слышится из коридора голос взволнованной куклы Лены:
—  Ты куда делся? Я больше не буду, слышишь. Да лапай меня сколько влезет, подумаешь. Он что — без пальто на мороз выскочил!? А-а, вот ты где. Я так и знала!
— У евреев суровая действительность обычно невольно сначала ассоциируется именно с общественным туалетом, кукла Лена.  Но потом, спокойно всё взвесив, они быстро находят всему вокруг них происходящему более возвышенные и жизнеутверждающий объяснения. Так как всегда с оптимизмом смотрят в будущее.
— Не нагнетай, будущее как будущее. Да, простой суровый быт в деревне под Рузой сделал меня твоей продажной, — продолжает взвевать к моей совести кукла Лена после того, как я понуро вышел из женского туалета и вернулся в свой кабинет.
При этом присутствующие бухгалтерши гадали, какое будущее меня ждет. И единодушно сходились во мнении, что мне давно пора поставить диагноз тяжёлой психической болезни. Может быть даже неизлечимой. Но, всё равно, галоперидол надо попробовать. А вдруг?
 А, тем временем, кукла Лена упорно продолжала взывать к моей совести: «Как сейчас помню — это был мой первый секс за деньги».
— !?
— Ну почти, если округлить. Но, при этом, я не такая кровососка, как ты, нехристь, думаешь. Ну купишь ты мне иной раз то-сё...».
— Это меня совсем не гнетет, кукла Лена, перестань. Я тебя люблю.
— Знаю я как ты любишь. Как говорит моя мама: «Тайная страсть еврея — всегда быть элегантным, доченька. Они вечно моются и душатся одновременно. Еврей никогда не выберет некрасивую в танцы, а только самую красивую, и будет танцевать с ней до упаду».
Ну твой взгляд на меня и упал. А я ведь не Ленин, но жизнь и меня заставила носить на плече бревно. А потом появился ты — и все проблемы, кроме постели с тобой, у меня отпали.
 «Какова цель Вашего визита?», — я даже и не стала спрашивать, когда ты первый раз вошел. Всей сразу стало понятно и так, когда ты стал снимать брюки. А что я могла сделать, если деньги ты мне сам предложил? Я-то только сумму назвала.
— И далее проблема постели со мной встала перед тобой во весь рост, кукла Лена. Понимаю.
— Ну, я и разбаловалась сразу с непривычки. А гадости тебе иногда говорю по инерции. Это у меня как каток с горы, на самом деле я так не думаю про тебя. А ты меня ни за что так пугаешь. Что вызывает в моей душе протяжный горестный стон. Потому что я боюсь без тебя остаться.
Ты вон какой старый, больной, по тундре мотаешься. И в голове у тебя одна только борьба еврейских трудящихся против антисемитизма.... Ну с чего ты начал вчера утреннюю летучку с менеджерами коммерческой службы? 
— Жители Иорданской долины, Иудеи и Самарии. Друзья, товарищи по оружию! — даже для жителей Нового Уренгоя это чересчур креативно. Тем более с утра — и такой эксклюзив.  Перфоманс — я бы даже сказал. Тут кукла Лена права. 
— Случись что с тобой — и что я без тебя буду делать? Снова бревно на плечо на субботнике и аборт вязальной спицей?
А я озорной вертихвосткой хочу быть при любящем меня бычаре. За это я готова снисходительно относится к твоему буйному репродуктивному поведению, обормот. Ты ведь на работе устаешь —вот тебе дома прийти в себя и хочется. А тут я на тебя покрикиваю в халатике — ну и, понятное дело...
Да делай со мной что хочешь, только бережно — слова плохого больше не скажу. Да, я отдаю свою любовь за пригоршню кровавых шекелей. Ну и что такого — да пусть завидуют! Лишь бы только ты деньги мне на карточку переводил. А этот сразу: «Я и кактус — близнецы-братья!» (см. картинку над текстом)
— Кукла, Лена, ну извини, я больше не буду. Не надо на меня дуться.
— Я же волнуюсь! А ты живешь в мирах грёз, веришь в мечты и идеалы. А для твоей маленький лебедушки этот танец может оказаться лебединой песней? Ты понял? Христопродавец ты после этого, вот ты кто!
А это что за большевик лезет к нам на броневик? Это лапает он меня, конечно. Цыган ты баронский, а не еврей после этого.
— А не надо отступать от канонов, кукла Лена, у евреев это не принято.
— Да, я нежная липучка. Ну могу быть и высокомерной, так что не лапай меня. Я сама сниму...