Жизни волшебство

   Свиристели хлопочут над южной вышивкой, рядами белых и жёлтых нитей, длинными строчками чёрного мулине. То расправят, накинут на плечи, дабы посмотреть, как оно выходит, то сложат гармошкой веера.
Взбираясь на куст калины, грузные дятлы неожидаемо несолидно верещат фистулой, и бегут, словно их гонит кто, пощипывая за пятки.
   Презрев земные объятия, синица стоит на боку, вровень с горизонтом. Тук, вынесенный на мороз - тому причиной, голод - способ, доставляющий сил держать себя в руках, манкируя удобством. Войдя в раж, в охотку, синица понемногу теряет птичий облик. Она вгрызается в белый, неповинный ни в чём кус, терзает и треплет его по-волчьи, из стороны в сторону, вырывая крупные комки.
Воробьи, привыкшие к иному нраву соседки, смелО под сень ветвей сосны. Вооружившись её иглами, но не отыскав в себе духу подойти ближе, они невнятно судачат, не решаясь никак: верить или не верить своим глазам.

   Прозрачная, без пыли насекомых, влага воздуха, свалявшись в облако тумана, льётся по холодным стенам стволов, делая их рыхлыми, слезливыми, беззащитными. Скоро становится мокрой и неустойчивой жёлто-коричневая дорожка листвы. Она гонит от себя, не желая портить незавершённой отстранённости, неопределённого, лишённого какого-либо значения, устремления вдаль. Надуманной сложности своей, и столь очевидной простоты, которая заключена в том, что за повседневностью забывается само волшебство жизни. Выдувая мыльные пузыри своего эго, мы путаем существующее на самом деле с вымыслом, тогда, когда и надо только, что отступить в сторону, чуть, радоваться и смотреть.

- Чего ждёшь ты, от окружающих тебя?
- Да, пожалуй, что малого.
- И насколько это оно малО?
- Пусть, завидев меня, никто не бежит прочь, но скажут: «Не тревожьтесь, это всего лишь он...»Жизни волшебство

   Свиристели хлопочут над южной вышивкой, рядами белых и жёлтых нитей, длинными строчками чёрного мулине. То расправят, накинут на плечи, дабы посмотреть, как оно выходит, то сложат гармошкой веера.
Взбираясь на куст калины, грузные дятлы неожидаемо несолидно верещат фистулой, и бегут, словно их гонит кто, пощипывая за пятки.
Презрев земные объятия, синица стоит на боку, вровень с горизонтом. Тук, вынесенный на мороз - тому причиной, голод - способ, доставляющий сил держать себя в руках, манкируя удобством. Войдя в раж, в охотку, синица понемногу теряет птичий облик. Она вгрызается в белый, неповинный ни в чём кус, терзает и треплет его по-волчьи, из стороны в сторону, вырывая крупные комки.
Воробьи, привыкшие к иному нраву соседки, смелО под сень ветвей сосны. Вооружившись её иглами, но не отыскав в себе духу подойти ближе, они невнятно судачат, не решаясь никак: верить или не верить своим глазам.

   Прозрачная, без пыли насекомых, влага воздуха, свалявшись в облако тумана, льётся по холодным стенам стволов, делая их рыхлыми, слезливыми, беззащитными. Скоро становится мокрой и неустойчивой жёлто-коричневая дорожка листвы. Она гонит от себя, не желая портить незавершённой отстранённости, неопределённого, лишённого какого-либо значения, устремления вдаль. Надуманной сложности своей, и столь очевидной простоты, которая заключена в том, что за повседневностью забывается само волшебство жизни. Выдувая мыльные пузыри своего эго, мы путаем существующее на самом деле с вымыслом, тогда, когда и надо только, что отступить в сторону, чуть, радоваться и смотреть.

- Чего ждёшь ты, от окружающих тебя?
- Да, пожалуй, что малого.
- И насколько это оно малО?
- Пусть, завидев меня, никто не бежит прочь, но скажут: «Не тревожьтесь, это всего лишь он...»

--------------------------------
фистула - свирель;
тук - сало