Мальчик

Расскажу вам историю о любви, самой первой, чистой и возвышенной, любви.
Чувства мои взрослели на лоне природы в летний период времени, практически, как в романе «Дафнис и Хлоя», подаренном мне тетушкой на моё 15-летие.

Каждое лето в те благословенные времена я проводила в деревне у бабушки. Про меня там все говорили, что я девочка-ангел, обладаю каким-то даром, паранормальными способностями, а так как моя бабушка была знахаркой-травницей (колдуньей) в 10-м поколении, то я непременно должна пойти по её стопам, якобы наследственный дар колдовства передался и мне. Обо мне уже ходили слухи, что в свои неполные 15 лет я могу заговаривать кровотечения, выслеживать змей, наводить столбняк на куриц, заниматься родовспоможением и прочее такое. Ко мне и правда, начиная с того лета, стали приходить какие-то странные люди, прижиматься ко мне с благостными улыбками на рябых лицах, и что-то бормоча. Они приносили продукты, и просили, чтоб я прижимала свои ладони к их беременным животам или воспаленным лбам. Всё это мне досаждало. Я не хотела ни к кому прикладываться, поэтому часто убегала в леса.

Мне в то время люди – мои сверстники и, вообще, люди в целом – начали сильно надоедать. Я не находила полного взаимопонимания ни с кем из людей. Такое бывает почти у всех подростков. При этом меня обуревали смутные тревожные чувства, фантазии о сказочных мирах, о волшебных цветках в дремучих лесах, об эльфах, сильфидах и всяком таком. Всё это буквально переполняло меня, срочно требовалось с кем-нибудь поделиться чувствами, излить свою душу, чтобы не взорваться. Я жаждала тепла, участия и любви, а все люди при этом казались мне тупыми мудаками и дебилами, особенно, местные пацаны-охламоны, которые только что и делали, что пили всё время брагу и гоняли на мотоциклах.

У бабушки, как и у всех в селе, было приусадебное хозяйство с одной коровой, быком, овцами и курами. Корову звали Мартой, а быка - Мальчиком. Уже в то лето, будучи годовалым, Мальчик представлял собою удивительно здорового телёнка красной масти. Я часто ходила смотреть на него, как он спокойно стоит в загоне, дышит, что-то жуёт, а крупные его глаза в обрамлении пушистых ресниц поблескивают в свете луны. От большого мускулистого тела Мальчика исходило живое тепло. В то лето я даже еще не встречала его с пастбища, да и он не проявлял своего мужского характера. А вот на следующее лето Мальчик вырос. Он стал чрезвычайно грозным и свирепым быком. Когда он шёл по улице вечером, возвращаясь с пастбищ, и мычал басом, в окнах близстоящих домов дребезжали стёкла.

В стаде он начал безжалостно бодать всех остальных быков, которые по сравнению с ним выглядели жалкими телятами. Он третировал всё стадо, включая и пастуха на коне, и этим вызывал в глубине души 16-летней девочки тайное восхищение. Я восхищалась его могучим гладким телом, длинными ресницами, буграми мышц, перекатывающимися под шкурой, огромными яйцами между задних ног.

Вот он гордо и вальяжно идёт по центральной улице. Вся живность расступается перед ним и держится на расстоянии, мотоциклы и легковые автомобили сворачивают с его пути. Мне казалось, что из его ноздрей в такие моменты вырываются струи пламени. Это был настоящий Красный Бык – охотник за единорогами.

Но вскоре на лоб ему прилепили фанерную доску, чтоб загородить ему прямой обзор видимости в целях безопасности. Так всегда делали с опасными быками. А железное кольцо в носу он уже давно носил (чем тоже вызывал во мне восхищение). Но железное кольцо предназначено только для того, чтобы вести строптивого быка на верёвочке. Однако всё равно и с кольцом, и с фанерой на морде – на фанере белой краской было написано его имя – он никому не подчинялся, кроме меня. Так получилось, что только я, хрупкая белокурая девочка, могла подчинить себе это свирепое чудовище.

Как это произошло, я не могу объяснить. Я просто подходила к Мальчику с любовью в сердце. Я восхищалась его непреклонностью, и чувствовала, что мы, я и он, в чем-то схожи в своем одиночестве. Мальчик чувствовал моё к нему отношение и становился смирным. Он спокойно шёл за мной. Я кормила его хлебом с ладошки, ощущая прикосновение его теплого шершавого языка к ладони. Я гладила его между рогами – настоящим смертельным оружием. Таким образом, я всегда встречала его из стада и уводила в загон, где привязывала цепью к железобетонному столбу. Больше никто этого делать не мог. Мальчик никому не подчинялся.

Постепенно между мною и Мальчиком возникли теплые безмолвные близкие взаимоотношения. Он смотрел на меня большим синим влажным глазом, в котором отражалось небо и облака, и как будто хотел что-то сказать мне или в чем-то признаться. Я воображала, какое у него огромное горячее сердце.

Я всецело принимала естественность его существования, понимая, чем он живет, и каков мир в его глазах. В отдельные моменты мне казалось, что он как будто хочет вырваться из своего бычьего существования, скинуть с себя толстую шкуру, чтобы встать передо мной во всем своем подлинном обличье. И тогда я ощущала, что сама хочу стать тёлочкой, чтобы пастись вместе с ним на привольных лугах близ дремучих лесов, в которых сидят востроглазые волки и точат зубы под голубым полумесяцем.

Я не знаю, можно ли назвать это чувство любовью, в том смысле, в каком его понимают люди. Это было просто чувство. Я любила Мальчика как живое существо, способное чувствовать наслаждение и боль. Мальчик смотрел на меня, видел меня, он выделял меня из всех прочих существ. А я радовалась за полноту его природного существования; я была горда за него, когда он, не имея соперников, покрывал почти половину всех телочек и коров в стаде, коровы и тёлки сами подставляли ему свой зад. Мальчик, кокетливо оттопырив верхнюю губу, свирепо взбирался на очередную телочку, вонзал в неё свой красный длинный и острый член и издавал победный рёв. На период осеменения позорную фанеру с его морды сняли, всем хотелось получить потомство от такого самца. И я была по-настоящему горда за него. Глядя на его огромные яйца и длинный тонкий красный член, я испытывала необъяснимое волнение. И ничего такого в этом нет постыдного. Я понимала, что в этом смысле мы, люди, плотно соприкасаемся с царством животных – все мы размножаемся примерно одинаково. Человек, выросший в непосредственном контакте с природой, не видит в тайне совокупления ничего уж такого особенного и потрясающего – это всего лишь часть естественной жизни живых организмов, в том числе и человека.

На третье лето Мальчику исполнилось три года, а мне 17. Мальчик превратился в настоящую мышечную гору, тяжелый биологический танк. Всю зиму его держали на привязи, а как только вылезла первая травка, отпустили в поля. Мальчик вновь почуял свободу, распоясался и начал буянить. Он ломал заборы в деревне, рыл копытом землю, всех запугал до смерти. Меня, когда я приехала, сначала даже не узнал. Но потом, когда я, как это всегда делала в прошлое лето, шепнула ему в ухо «привет, Мальчик», он узнал, обрадовался, завилял хвостом и ткнул влажной мордой в мою ладонь.

Пастись вместе со всем стадом Мальчик больше не мог. Все жители были против. Мальчик больше пугал не других коров и бычков, а самих хозяев, встречающих каждый вечер свой скот из стада. Все были в ужасе от нашего громилы. И никто, кроме меня, не понимал, какая нежная душа скрывается под его горами мышц. Мальчик умел понимать прекрасное, он любил пение птиц, полевые цветы, закаты, туманы, дождь. Мне кажется, он обладал душой поэта, насколько, конечно, это можно сказать в применении к быку.

На выпас Мальчика теперь водила я, сама вызвавшись на эту миссию. Мы бродили с ним по душистым лугам, отдыхали в тени опушек, пили воду из ручья, пугали бобров. Наконец-то мы были только вдвоём. А никто нам больше и не нужен был. Пока Мальчик жевал траву, я плела для него венки из полевых цветов, надевала ему на рога, говоря при этом какие-то ласковые слова. Я иногда фантазировала, что мальчик – это индийское божество, и я тоже соответственно какое-то индийское божество, мы два божества на заоблачных пастбищах Кришны. Я украшала его цветами от головы до хвоста, да и себе в волосы вплетала незабудки и украшала запястья растительными браслетами.

Я пасла Мальчика каждый день. В дождливую погоду в дымке дождя мы выглядели странной парочкой: хрупкая девочка в больших резиновых сапогах, дождевике и под большим розовым зонтом, а рядом - красный бык, которому струи дождя не доставляют никакого беспокойства.

Когда мы отдыхали в тени березок, Мальчик сытый и счастливый лежал, я отгоняла от него оводов веткой вербены. При этом я опять что-то рассказывала ему; просто рассказывала всё подряд из своей жизни, о школе, о городе. Мне казалось, что он понимает меня. Естественно, он ничего не мог мне ответить. Но мне и не нужно было. Мне достаточно было присутствия его большого теплого тела и больших внимательных глаз. В его спокойных глазах я созерцала некую имманентность, гармонию и умиротворение, навсегда потерянные человеком разумным. В огромном, мощном и теплом теле быка, как в живой колыбели, дремало счастье.

Ближе к осени Мальчик достиг невероятных размеров. Он уже с трудом помещался в ячейку, а железобетонный столб он уже давно раскачал и вырвал из гнезда. Вероятно, и сам по себе пришёл срок. Ни один мужик самостоятельно не взялся бы забивать такое чудовище. Поэтому его повели на скотобойню, расположенную на окраине соседнего села.

Где-то за километр до скотобойни Мальчик встал. Просто остановился, как в землю врос. Он понял, куда и зачем его ведут. Пробовали тянуть за кольцо в носу – бесполезно – побоялись только разодрать нос. Лупили его кнутом по бокам из всех сил – не идёт ни в какую, только угрожающе мычит и роет копытом землю. Он нюхом чувствовал запах свежей крови и смрад смерти со стороны скотобойни. Там не только животное, но и любой человек с насморком почуял бы этот запах. Неподалёку от самого забойного помещения находилась яма, куда сваливались отходы производства, кишки там всякие, мёртвые головы или копыта – всё это тухло и смердело. Над ямой кружили тучи мух и вороньё. На самой скотобойне – она была оборудована очень просто (для штучного приёма): бетонное помещение без одной стены, цепи и крючья с потолка, кровостоки в полу. Еще были железные столбы, тросы, лебёдки и всё такое – настоящая адская камера пыток для животных. Дальше были цеха освежевания, разделки и так далее.

Короче говоря, мальчик уже издалека почуял, куда его ведут и, естественно, ему туда не захотелось. А попробуй, сдвинь с места полтонны живого веса, если ему не хочется. К тому же бык в любую секунду мог прийти в бешенство.

Какой-то умник сообразил привязать Мальчика за рога к трактору «Беларусь». Так и сделали, привязали трос за рога и к трактору. Трактор тронулся. Мальчик сначала начал пахать копытами грунт, потом падать на колени. А потом вообще упал на бок. Тащить его волоком по земле не стали – это ж издевательство над животным. Потом Мальчик вскочил, бросился на трактор и чуть не опрокинул его. Принялся бодать его в заднее колесо, сильно раскачивая. Тракторист испугался и убежал. Что делать?

Ничего не оставалось делать. Вызвали меня. Или специально никто не вызывал, точно не помню, в общем, я как-то там очутилась. Я сначала вообще в истерику впала, когда узнала, куда Мальчика увели. Но потом бабушка, тетушки, соседи объяснили мне, что это естественный мировой порядок вещей, ничего тут не поделаешь, надо, мол, взрослеть и всё такое. Сказали, что если я хочу избавить Мальчика от лишних страданий, то я должна попробовать спокойно довести его до скотобойни. А иначе ведь животное измучают понапрасну, шкуру повредят, и еще неизвестно, сколько это будет продолжаться. Обо мне, главное, никто не подумал, что я буду при этом чувствовать. Лучше б его застрелили на дороге.

Ну, в общем, я согласилась довести Мальчика до ворот скотобойни, а дальше пусть сами, что хотят, то и делают.

Привезли меня к Мальчику. Смотрю, а там, кошмар, зрелище. Я опять в слёзы: у него все колени до крови разодраны, из носа кровавая пена капает, глаза кровью налились, вокруг рогов тоже кровь, на боках полосы от кнута.

«Вы что с ним сделали, изверги?!» - воскликнула я и подбежала к Мальчику. Тот сначала шарахнулся от меня, потом узнал. И заплакал.

Натурально из его глаз потекли слезы. Я его утешаю, как могу: «Мальчик, Мальчик, - говорю, - Ну не плачь! Перестань! Ты же сильный и храбрый! Мальчик!» А сама реву, не могу остановиться. И за шею его обнимаю.

Дядюшки и тетушки опомнились и начали отрывать меня от Мальчика, чтобы увезти домой, подальше от такого зрелища, нестерпимого для детского сердца. Но оторвать меня от Мальчика теперь уже было невозможно.

И мы пошли. Идём, тихо плачем. Я ему что-то говорю сквозь слезы, какой-то успокоительный бред, а он слушает и идёт. Я всё время говорила ему: «Ты прости меня, Мальчик, прости. Просто я не знаю, что мне делать. Прости. Прости меня. Прости. Прости».

Дошли до ворот скотобойни. Мальчик остановился и глядит на меня вопросительно: мол, дальше пойдем?

Я всхлипнула и кивнула. Шепчу: «Пойдем, Мальчик, у нас выхода нет».

Подошли к бетонной комнате пыток. А там что-то вроде невысокой бетонной эстакады с желобами. Желоба недавно отмыли струей воды от свежей крови. Мальчик на удивление вёл себя спокойно. Я ввела его на эстакаду. Тут уже подходит мужик в клеенчатом фартуке. Я смотрю на Мальчика, слёзы у меня почему-то в тот момент высохли. Мальчик смотрит на меня – глубокие темные глаза в мокрых ресницах – и вдруг я отчетливо слышу его голос в голове, т.е. он мысленно говорит мне: «Я не боюсь. Мне не будет больно. И ты не бойся за меня. Иди домой. Всё будет хорошо. Прощай, любовь моя».
Я отпустила верёвку.
Мальчика подвели к одному из железных столбов, привязали цепью.
Я не уходила, хотя меня пытались выпроводить за ворота. Я стояла за углом и всё видела. Мне казалось, что мальчик всё еще продолжает смотреть на меня, моё присутствие избавляет его от страха. Поэтому я не уходила.

У них не было ни электрического шокера, ничего подобного.
Один длинный и тощий мужичок в фартуке взял кувалду и ударил Мальчика по затылку промеж рогов. Мальчик упал на передние колени. Но всё еще продолжал смотреть в мою сторону. Тогда мужик со всего размаху ударил его еще раз. Мальчик потерял сознание и завалился на бок. И тогда ему вспороли горло, и тут же, зацепив за задние ноги, подняли лебёдкой.

А дальше я вроде бы упала в обморок, потому что ничего не помню. Так закончилась моя первая самая чистая и светлая любовь. И пусть это был не человек. Но разве у людей не бывает похожей любви к своим кошечкам и собакам? Вот и я любила Мальчика.

(2015)