Мемуары капитана Роберта Баркли

 Из воспоминаний участника кампании 1815 года в Бельгии и Фландрии, ординарца генерал-майора Ансона, капитана 44-ого «Восточно-Эссекского» полка, Роберт Баркли:
 «Этот день с самого утра был каким-то не таким. Вроде бы и солнце приветливо светило, и дороги уже просохли после позавчерашнего потопа, да и «дядюшка» Хилл был с нами, как всегда улыбчивый и словоохотливый.
  Обычный воскресный день, каких было и будет ещё великое множество.
 В семь тридцать мы плотно позавтракали. Генерал Хилл вообще не любил, когда его солдаты шли в бой на пустой желудок.
 Поэтому, заправившись овсяной кашей и вареными яйцами, мы готовы были идти куда угодно, хоть в пасть к самому дьяволу.
 Не стоит конечно так говорить, если бы меня сейчас услышал наш преподобный, или и того хуже, сильно набожный генерал Ансон, мне бы «влетело по первое число».
 Будучи ординарцем у нашего бригадного командира уже второй год, я умел оказываться там, где надо, чтобы в числе первых из штаба узнавать планы на текущий день.
 Впрочем, в этот воскресный день, и так было всё ясно.
 Герцог Веллингтон ещё в пятницу прислал к «дядюшке» Хиллу личного адъютанта, напыщенного и неразговорчивого лорда Эксбриджа, энсина из Королевских Синих.
 Как мы узнали чуть позже, в нашу задачу входило стоять на месте, на развилке дорог на Намюр-Невиль и Женапп-Фран, и сдерживать французов, которые в ближайшее время должны были «попереть» на нас с юга.
 Нам следовало быть «as solid as a rock», то есть нерушимыми как скала, и ни в коем случае не дать возможности противнику добраться до городка Гутен Ле Валь, что располагался сразу за Командирским холмом на перекрёстке вышеназванных трактов.
 Как я понял из разговоров старших офицеров, это сильно бы помешало стратегическим планам «Железного герцога», и хоть наш добряк Хилл ходил у Веллингтона в любимчиках, всё же, сдаётся мне, ему бы не хотелось огорчать своего покровителя.
 Ближе к девяти утра, когда солнце уже взобралось на небосвод, и лёгкий восточный ветерок еле заметно покачивал знамёна, нашей бригаде был дан приказ сдвинуться чуть левее, освобождая дорогу из Франа.
  Целью этой эволюции было увеличение союзного фронта, так как французы уже показались за ручьём, поднимая вокруг себя приличные клубы пыли.
 В прошлом году я дрался против французов в Испании и Аквитании. Думаю, те люди что величают их Жанами (презрительное прозвище французов), или и того хуже «лягушатниками», совсем не знают их. Французы умеют драться, а порой даже умеют отступать по всем правилам. Не так, конечно как мы, особенно если с нами «Железный герцог», но уж точно лучше, чем австрияки и их северные соседи, немцы всех мастей.
 Так что, собираясь на эту войну, я не строил иллюзий, что она будет лёгкой и кратковременной, как кричали некоторые джентльмены на Даунинг-стрит. Бонапарт, раз уж он умудрился вернуться практически из небытия, не отдаст так просто свою корону ни нам, ни пруссакам, ни русским варварам, ни кому-либо ещё.
  Доставив приказ генералу Ансону об облическом движении его полков чуть восточнее, я вновь вернулся в штаб. Генерал Хилл расположился на пологом холме, господствующим над небольшой и узкой долиной, немного понижающейся к югу, а за ручьём вновь поднимающейся вверх. Эта возвышенность тут же была прозвана Командирским холмом.
 Все ждали приближения противника. «Дядюшка» Хилл неотрывно смотрел в подзорную трубу, подаренную ему генералом Веллингтоном. Я стоял достаточно близко, чтобы видеть, как пальцы его левой руки в лайковой перчатке нервно барабанили по латунному корпусу трубы.
  Французы всё приближались. Вот они уже перед ручьём, ровные квадраты и прямоугольники. Синие справа и красные слева. Я знал, что драться придется не только и несколько с французами, но и со швейцарцами, их верными союзниками на протяжении более чем четырёх веков, и даже с голландцами и немцами.
 В центре позиций врага гарцевали гусары в голубом и пикинёры в жёлто-красном.
- Чёрт побери, что этот Д,Эрлон удумал? – воскликнул генерал Хилл, отрываясь от линзы.
  Многие из приближённых удивлённо посмотрели на командующего. Это было более чем странно, ведь «дядюшка» Хилл практически не ругался прилюдно, предпочитая проявлять такт и сдержанность. Но сейчас глаза его горели, и к нетерпеливым пальцам левой руки добавилось неосознанное покусывание нижней губы.
 Тогда я и понял, что наш прославленный и смелый «Добряк» - fish out of water (не в своей тарелке).
 Это тоже было удивительно и довольно странно, так как ничего не предвещало беды. Да, французы наступали и были явно более нас заинтересованы в удачном исходе дела. Но и мы знали, зачем мы здесь, на этих холмистых равнинах Валлонии.
 В общем, было о чём задуматься, но на это совсем не осталось времени. Я был послан с очередным приказом к генералу Ансону, а затем ещё раз и ещё.
  Французы наступали и, взобравшись в очередной раз на Командирский холм, я увидел почти совсем рядом кавалерию противника и конных артиллеристов в своих мохнатых шапках, наводивших орудия на нас.
  Было от чего разволноваться. В тот момент я посмотрел на генерала, но не заметил на его лице признаков тревоги. Он держал в согнутой руке неизменную подзорную трубу и как-то, как мне показалось, отрешенно смотрел вперёд, туда, где разворачивались для атаки уланы и гусары генерала Юбера.
  За спиной у нас чуть задрожала земля, это драгуны Королевского Германского Легиона пылили в походных колоннах, стараясь поскорее занять предписанное им по диспозиции место на левом фланге.
  Правый наш фланг уже поддался назад. С фермы Гутен Ле Мон их выбили «легкачи» 14-ого полка в синих мундирах и панталонах и рота пешей французской артиллерии. Я видел, как вдоль кромки леса бегут солдаты в красных куртках, и как офицеры пытаются их остановить.
  Чуть левее фермы в пшеничном поле засели стрелки из 60-ого Американского полка. Их чёрные фетровые кивера и тёмно-зелёные морковки султанов едва торчали над колышущемся светло-бежевым полотном.
  Впрочем, и полки моей родной бригады так же уже вступили в стрелковый бой со швейцарцами и голландцами. Преимущество противника было столь подавляющим, что мой полк, 44-ый «Восточно-Эссекский» не выдержал такого напора огня и опрометчиво поддался назад, оголяя левый фланг своих соседей по бригаде.
  Генерал-лейтенант Бинг, выполнявший в тот день обязанности дежурного генерала, подозвал меня к себе и,  указав рукой на одного из адъютантов, слегка надменного ганноверца с золотыми эполетами, приказал тут же отправляться к мистеру Ансону со всей возможной поспешностью, и обязательно убедить его остановить 44-ый полк и вернуть его обратно в первую линию.
 Мы сорвались в галоп почти одновременно с ганноверским полковником. Мой мерин, гнедой трёхлетка по прозвищу «BALL» (мячик), чуть подотстал на спуске. А так как бригада стояла почти у самого основания холма, то к моему неудовольствию, к генералу я подъехал вторым. Немец в синем сюртуке пытался что-то объяснить мистеру Ансону на ломанном английском, но наш «Пастор», как мы за глаза называли командира бригады, ничего не мог понять.
  Мои знания немецкого оказались очень кстати, и я тут же перевёл довольно эмоциональную тираду полковника.
 Генерал Ансон коротко кивнул и поманил меня пальцем.
- Роберт, скачи к полковнику Скиллу и передай ему мой приказ на словах - Как можно быстрее привести полк в порядок и вернуться в первую линию.
 Затем он взглянул на адъютанта командующего.
- А мистера Фон Дер Декена можно отпустить.
  Я удивился, услышав эту фамилию, и с интресесом посмотрел на полковника штаба.
  Тот в свою очередь вопросительно уставился на меня. Его губы были плотно сжаты, а подбородок чуть вздёрнут вверх.
 «Ни дать, ни взять, барон фон Мюнхгаузен» - подумал я и невольно улыбнулся.
- Генерал Ансон говорит, что понял переданный вами приказ и более не намерен вас задерживать.
  Мой немецкий так же был далёк от совершенства, но полковник понял меня и коротко кивнув, умудрившись при этом не растерять своего надменного вида, довольно грациозно поворотил свою серую в яблоках кобылу вправо и тут же умчался к Командирскому холму, выполнять следующее задание главнокомандующего.
  Он был довольно известным писателем и мемуриаристом, этот полковник ганноверской службы, барон фон Дер Декен. Правда в узком кругу библиофилов и любителей чтения, к которому я к счастью относился.
  Барон ускакал, и я тут же приступил к выполнению возложенной на меня задачи, направившись лёгкой рысью к родному полку.
  Надменного полковника я видел тогда в последний раз живым.
  Когда через четверть часа я вернулся в штаб, конноартиллерийская рота французов, подобравшись к нам непростительно близко, уже открыла убийственный огонь из всех своих шести орудий.
  Барон фон Дер Декен был сражён одним из ядер и тут же испустил дух, спустя несколько минут после ранения так и не приходя в сознание.
 Я только что вернулся на Командирский холм и видел склонившихся над ним королевского хирурга, дежурного генерала Бинга и нескольких ординарцев. «Дядюшка» Хилл оставался в седле и был мрачнее тучи. Я, набравшись смелости, хотел было спросить его о произошедшем, но в этот миг с юга от моста через ручей донеслось громкое и яростное «Viv lemeperor!» и сразу за ним «En avant!» и огромная масса пёстрой конницы ринулась на наши ряды.
  Я замер, словно громом поражённый.
  Справа наступали гусары в BRAUN-BLUE, прямо на нас неслись уланы в красных уланках, а на пиках у них развевались жёлтые флюгера. Левее атаковали конные егеря, их я узнал по характерным тёмно-зелёным курткам.
  Американских стрелков справа, будто ветром сдуло. Гусары даже не замедлили своего движения.
  Всадники в голубом, с налёта врубились в ряды 88-ого полка, но дальше я уже не следил за боем у подножия. Нужно было подумать о собственном спасении, ведь уланы и егеря накатывались на Командирский холм неудержимой приливной волной.
  Все штабные офицеры, в том числе и генерал Хилл, замерли на своих местах, будто бы копыта их коней приросли к густой изумрудной траве. Я тоже стоял, держа в поводу своего мерина, и тоже смотрел на приближающихся всадников.
  Это было грандиозно и захватывающе. Они неслись вперёд, а перед ними плыло это мощное - «Viv lemeperor!»
- Чёрт побери, - теперь ругался уже 1-ый граф Страффорт, генерал Бинг, - нас же сейчас снесёт!
 Слева бухнула пушка, затем ещё одна и ещё. Это «шестифунтовки» батареи капитана Дугласа плюнули картечью во французских конных егерей.
  На какой-то миг весь холм заволокло дымом, а когда он развеялся, снесённый вправо порывом восточного ветра, я увидел, что вражеские всадники уже совсем близко. Их искажённые в яростных гримасах лица, мельтешение жёлтых выцветших флажков на их пиках, лошади с вытянутыми шеями и клочьями пену возле удил.
  Ещё миг и первые нестройные шеренги врезались в слабый заслон из адъютантов и ординарцев штаба. Разметав их, словно кегли, уланы устремились дальше, к главкому и тому месту, где стоял я и генерал Бинг.
  Мой мерин заржал, толи от испуга, толи приветствую других коней, бестолковое животное, а затем меня развернуло, закрутило в водовороте хаоса, что образовался вокруг.
  Я успел выхватить саблю из ножен, но вот применить её уже не смог. Какой-то улан врезался крупом своей лошади в моего «Мячика», и мы повалились вместе с конём на яркую и сочную траву Командирского холма.
  На какое-то мгновение я лишился чувств, а когда очнулся, то увидел двоих склоняющихся надо мной всадников в красных уланках. Их высеченные словно из камня лица были хмурыми и злобными. Я откатился в сторону, всё ещё держа в руке поводья своего мерина. Один из немцев, это я уже потом узнал, что наш штаб атаковали земляки наших союзников из  Королевского Германского Легиона, воинственно поднял горизонтально пику и что-то крикнул мне.
  Не реагируя на окрик, я дёрнул «Мячика» и одним ловким движением вскочив в седло, ринулся вниз с горы к спасительным шеренгам родного 44-ого полка.
  Сзади я услышал гневный окрик, по всей видимости, какое-то ругательство, а затем топот. Меня явно решили преследовать.
  Я не смел оглянуться, чувствуя, как душа ушла в пятки. Никогда я не был трусом, но сейчас испытывал такой неподдельный и первобытный ужас, что ничего не мог с собой поделать, а просто «улепётывал» со всех ног от грозных улан.
  Мерин мой чуть заупрямился перед резким склоном, но затем смело и как-то обречённо скакнул вниз, будто бы понимая, что от его решения зависела жизнь его седока.
  Ветер свистел у меня в ушах, и я где-то потерял шляпу. Сабля всё ещё была у меня в руке и, спустившись с возвышенности, я рискнул оглянуться назад.
  Мои визави спускались вслед за мной, явно намереваясь меня схватить, а возможно даже убить.
  Не раздумывая ни секунды, я бросил «Мячика» в отчаянный карьер и через минуту уже был подле спасительных рядов второго полка из нашей бригады, а именно 69-ого «Южно-Линкольнширского».
  Резко развернувшись перед первой шеренгой ощетинившегося мушкетами подразделения, я посмотрел на своих преследователей и позволил себе улыбнуться. Улыбка явно вышла вымученной и вялой, но это была улыбка спасённого.
  Двое улан придержали коней на некотором расстоянии от нас, не более чем в двадцати ярдах.
  Они как будто ещё какое-то время раздумывали, стоит ли и дальше продолжать преследование, совсем не обращая внимания на сотни мушкетов, направленных в их сторону.
  Затем видимо решив не испытывать судьбу столь очевидным способом, уланы не спешно развернулись на виду у всех и также медленно, и даже степенно поднялись обратно на холм, оставив меня в покое.
  Не смотря на мандраж и всё ещё присутствующий внутри страх, я не мог не восхититься поведением этих немцев. Перед лицом смерти они были так спокойны, что заслуживали уважения и даже некоторого почтения от своих врагов.
  Я же развернувшись к строю пехоты, коротко кивнул головой, благодаря их за своё спасение, а затем направил мерина к знакомому лейтенанту, молодому Гарри Симпсону, которого я знал ещё по военному училищу в Санхерсте.
  И только сделав изрядный глоток из щедро предложенной лейтенантом фляжки с джином, я наконец-то успокоился и пришёл в себя.
  Несколько позже я узнал, что безумная атака французской кавалерии на союзнический штаб стоила нам нескольких убитых штабных офицеров и тяжёлого ранения генерал-лейтенанта Бинга.
  Слава богу, «дядюшка» Хилл остался в живых. Но он потерял коня и был им придавлен, а в суматохе боя его не заметили уланы и не смогли пленить.
  Потом эти «демоны», как прозвали мы Гамбургских улан, после того, как разогнали штаб командующего, на всём скаку атаковали неспешно перебирающихся через Командирский холм драгун 2-ого лёгкого полка КГЛ и вмиг рассеяли его, ударив точно по незащищённому флангу.
  То, что творилось дальше сложно описать. Немцы в красно-зелёном умудрились продолжить своё победное движение и после.
  Следующие на очереди были прославленные гайлендеры из «BLACK WATCH».
 Бригада уважаемого Денниса Пака только-только показалась на поле боя, подходя по дороге из Женаппа. Впереди в ротных колоннах двигался 42-ой полк.
  Когда с Командирского холма, словно нечисть, налетели эти «демоны», шотландцы, те самые закалённые в горнилах многих кампаний и сражений последнего десятилетия ветераны, так же оказались безоружны перед вражескими уланами.
  Было взято до сотни пленных. Остальные, кто остался в живых и умудрился не попасть в ловкие сети врага, бежали с поля боя, чтобы покрыть себя ужасным позором, который прочем  был в скорости смыт на холмистой равнине при Ватерлоо.
  Лишь через час с небольшим, генерал Хилл смог собрать остатки разбитого и разогнанного штаба, и вновь возобновить командование вверенными ему войсками.
  Но все последующие часы до отступления, «дядюшка» Хилл уже не был прежним. Он как будто потерял стержень, ту самую силу и волю к победе, за что его и любил «железный» герцог и его подчинённые…»