Жало

Текст написан для творческого проекта, состоявшемся на http://lgbtkvartal.com

***

Сегодня не везло с самого утра. Сначала не встал сразу после того, как выключил будильник, из-за чего, разумеется, проспал. Затем в спешке пролил кофе на любимые джинсы, первые по счету, поэтому пришлось одеть другие любимые джинсы, но вся фигня заключалась в том, что они были гораздо уже — летние же. В общем, пока добирался, замерз, как страшная девчуля на Тверской. А тут еще у входа этот козел козлов — Гриша Козлов. Есть, спрашивает, курить? Хотя прекрасно знает, что не курю, но, очевидно, я его нереально завожу, поэтому он таким методом пытается подкатить. Сорри, Гриш, не в настроении я, да и интеллект у тебя непривлекательный. А вообще, учиться по субботам — это полный трэш без угара. Да и было бы что-то нормальное, а то — пара литры и пара физры. И классическая Марьванна заставляет учить Шыкспера наизусть. Мучает нас, особенно, тех, кто тихо-мирно пытается отоспаться на камчатке.
— Тамашевский, если ты сейчас же не поднимешь голову, досыпать будешь в коридоре.
— А я все равно не учил, — нагло пробубнил я в локацию сложенных рук на парте.
— Вставай, Тамашевский, — уже не шутила Марьванна. — Ты слышал, что я только что прочитала?
Я нехотя, но резко встал, слегка задев стол, ручки покатились и одна за другой попадали вниз. По аудитории прокатился сдержанный смешок.
— Слышал, — буркнул я. — Но не помню.
— «Проснись, любовь! Твое ли острие тупей, чем жало»…
— Ах да, — беспардонно перебил я преподавателя. — Я вспомнил.
— Ну, и о чём, по-твоему, здесь говорится? Напрягись, Тамашевский, образ, в котором ты покидаешь мою аудиторию, так и просит воплотиться в реальность.
— Да я бы с радостью, — выпалил я, но, не дав Марьванне открыть рта, тут же продолжил. — Я слышу в этих строках, что перед смертью, блин, не надышишься, любимым наперед не насладишься и впрок не натрахаешься! Всегда будет мало.
Под дикий ржач моих одногруппников Марьванна сотворила стандартный фейспалм, затем открыла журнал одним яростным движением, вписала жирную двойку и гаркнула:
— Два! Можешь быть свободен. Твой понедельник начнется со встречи с деканом!
Я подобрал ручки с пола, запихал книгу и тетрадь в сумку и… уселся на свое место. Преподаватель кипела и желала мести за оскорбление великой литературы. Она пробежалась глазами по списку, потом по лицам студентов и решила остановиться на Игоряне. Ничо такой парниша, скромняга, но не задрот, просто спокойный. Не то что, блин, я. Он один почему-то не смеялся над моим клоунским ответом. Наверное, потому что я реально дурацкий клоун.
— Лозбенев, я надеюсь, что вы меня не разочаруете.
Игорь только кивнул.
— Итак, что вы слышите в этих строках?
Секунды молчания длились слишком долго, все начали поворачиваться в его сторону, и, заметив это, у Игоряна покраснели уши. Так мило, черт. Внутри меня разлилось что-то теплое. А, нет, это просто беспощадное весеннее солнце хочет выжечь свои инициалы на моей щеке.
Наконец-то Лозбенев заговорил… И тут я впервые обратил внимание на его голос. Госпадебоже, уже только от этого можно кончить прям щас. Почему я раньше не замечал, не слышал его так, как слышу сейчас? Уставившись на Игоря в этом оцепенении, я даже не сразу понял, что именно он ответил.
— Я прочитал в сонете, что у него угасла любовь, но он не может без любви, как без еды, — смущенная пауза. — И он хочет опять любить.
Преподаватель молча смотрела на него, ее лицо разгладилось.
— Всем брать пример с Лозбенева, — довольно проговорила Марьванна. — Ты слышал, Тамашевский?
Студенты опять захихикали, а Игорь кинул на меня быстрый взгляд. О, да, Марьванна, я слышал! Я слышал сейчас такое, что вам и не снилось в самом развратном сне. Слышал его тихий голос, льющийся в меня светящимся потоком, чувствовал его губы на своем лице, рваное горячее дыхание и бит нашего бешеного пульса. Все это пронеслось одной вспышкой, и не было ни единого шанса укрыться от этого молниеносного удара.
Я улыбнулся ему. Кажется, он улыбнулся в ответ. Прости, Игорян, знал бы ты, о чем я только что думал, то, наверное, врезал бы хорошенько.
Остаток пары я едва ли мог удержаться от того, чтобы не глазеть на него, не рассматривать, чтобы не обнимать со спины, не целовать в шею. И вот я уже оттягиваю ворот его футболки и целую-кусаю в плечо… Наконец-то звонок!
Первым вылетел в коридор, запнувшись у порога, врезался в толпу других студентов, бегом отправился на четвертый этаж — там туалеты почти всегда пустые. Можно закрыться в кабинке и сидеть, пока запах разлагающегося трупа не начнет беспокоить мирных граждан. Или можно просто отдышаться, очухаться от нахлынувшего наваждения, выбросить все мысли и образы из головы. А, может, нахрен эту физру? Я в отличной форме, я б даже сказал чересчур. Вон как быстро со второго на четвертый через весь корпус ломанулся и даже не…
— Илья…
Что! Он не мог меня найти! Не так быстро, по крайней мере.
— Я знаю, что ты тут, — кажется, Лозбенев смеется надо мной. — Выходи.
Блин, может, притвориться, что это не я? Или вообще не отвечать. Не будет же он вечно торчать в этом туалете, верно? Он прилежный студент, не пропускает занятия, звонок прозвенит и он уйдет на физру.
— Я не уйду, — говорит (черт, телепат что ли?). — Ты там как? Порядок?
Вот настырный!
— Да в порядке я.
Разумеется, я в порядке. Сразу после того, как мы оба кончим и даже в душ не пойдем, потому что всё это — начало следующего раза. Но разве ты поймешь меня, Лозбенев?
— Тогда выходи давай, — по голосу слышу, что улыбается. — На физру не пойдешь?
— Нет.
— Так и будем через дверь разговаривать?
— Может, я вообще не хочу разговаривать.
— Ну ок, можно и помолчать…
Да, было бы замечательно, если бы ничего не пришлось объяснять, отвечать, смущенно сбиваться на полуслове, как мальчишка, пытаться выглядеть нормальным, не выдавая эмоций.
— А ты на физру пойдешь?
— Не знаю, — честно ответил Игорь. — Я бы не хотел пропускать, но…
— Что?
Ну, скажи, давай! Хочу это услышать.
— Но если ты не пойдешь, то и я тоже.
Не раздумывая больше ни секунды, я открыл дверь.
— Почему?
— Ну, может, я не хочу…
Я продолжал молча смотреть на него, то и дело задерживая взгляд на губах.
Скажи что-нибудь еще. Хочу окончательно потерять рассудок.
— Пойдем куда-нибудь? — Игорь быстро улыбнулся, словно смеялся над собственным предложением.
— Мы…
Боже, как же это вынести? А вдруг я всё понимаю неправильно? И он потом меня возненавидит. Как мне потом с этим жить? Мне же, придурку, надо всё и сразу, чтобы до дна, до конца…
— Мы можем пойти ко мне, — договорил я, сделал равнодушный вид, повесил сумку через плечо и, не глядя на него, направился в сторону выхода. Но он не дал мне уйти. Не дал остыть хотя бы на минуту. Сначала преградив мне путь, потом положив обе руки на плечи, Игорь пытался поймать мой бегающий взгляд. Я отворачивался, не хотел смотреть на него, потому что понимал — не сдержусь. Губы жгло, дыхание вырывалось толчками, в голове плыл сиреневый туман, кондуктор, не спеши…
— Илья.
Он не сказал это. Он тихо пропел, так, что его голос просто упал в меня, проник через кожу, пророс внутри побегами, сверкая солнечными бликами на волне, накрывшей мой разум. И у меня больше не осталось причин сопротивляться этому. Я впился в его губы. А очнулся только ранним утром, сразу после того, как выключил будильник, чтобы не разбудить его и никуда не отпустить. В понедельник.