Уругвайская история. Выбор-часть V

ТРЕТЬЯ  УРУГВАЙСКАЯ  СТРАНИЦА

                ***

   Кончился тысяча девятьсот шестидесятый год.
И,конечно же, для Агнешки и Альваро он был ознаменован главным в их жизни событием – рождением Мигеля. Мальчик рос здоровеньким. А что ещё нужно родителям? И они радовались, как умеют радоваться только счастливые родители и… дети.
Альваро,пользуясь своими возможностями, нанял няню. И то,правда:Агнешка была деятельна,непоседлива.И чуть ли не с первых дней после рождения Мигеля снова стала активно заниматься делами в импровизированном штабе Рауля Сендика.
Но Аги,ни на минуту не забывала своих материнских обязанностей: этого не давали ей сделать не только природные материнские инстинкты,но и врождённое чувства любви к детям, и  воспитанное родителями и францисканской школой чувство человеческого долга. Так они и прожили этот более-менее спокойный год. Как оказалось позже – он был самым спокойным в их семейной жизни. Хотя…Покой тоже понятие относительное…


ЗА ЗЕМЛЮ С СЕНДИКОМ.
ЗАРОЖДЕНИЕ

   Когда Альваро рассказывал мне о том, как они жили, и что происходило в шестьдесят первом  и в первой половине шестьдесят второго, я ничего не понимал. И только через годы, найдя материалы по истории политических течений в Уругвае того времени, я немного разобрался. А тогда…

  Альваро, конечно, помогал Сендику и его товарищам всем, чем мог. Но пока это была неосознанная в политическом плане помощь: он помогал потому, что с Эль Бебе работала Агнешка. И он совсем не знал, какую роль в этой  компании играла его молодая умница-жена.

   Однажды вечером, когда они, наконец, добрались до своей квартиры и отпустили няню Мигеля,  они по-семейному разговорились. И Альваро спросил Аги:

- Скажи, радость моя, что происходит? Я никак не пойму: что-то плохое витает в воздухе над Уругваем, я это чувствую. Но что – понять не могу! Аги, ты умная, я это знаю, образованная, не мне чета. Ну, объясни мне, что происходит? Весь Монтевидео гудит и бубнит: «Сендик…Сендик…Земля…Земля…».

- Ах, Альваро, дорогой мой… - Агнешка явно жалела его, осознавая, что он в другой среде и пока не может до конца понять того, что они с Эль Бебе пытаются сделать. – Ты ведь знаешь, как живёт народ. Плохо, всё очень плохо! Понимаешь, раньше мы от имени молодых  рабочих  северных провинций Сальто и Артигас выдвигали обычные требования об улучшении условий труда. Но кто нас слушал?

- Так понятно, что никто! Вы-то сами кто? Чего выступаете от имени этих самых рабочих? Да, и вообще, стоит ли разговаривать с богатеями? Они сами ничего не отдадут. И отвечать вам не станут. Я малообразованный человек, но даже я это понимаю.

- Да, да. Именно поэтому ты занимаешься экспроприациями, - язвительно заметила Агнешка и тут же пожалела о своей несдержанности: ведь они жили на средства, которые, праведно или неправедно – другой вопрос, добывал Альваро.

   Она присела к Алваро на колени и поцеловала его в лоб, а он – ну, какой мужчина удержится от женской нежности – стал целовать её в губы, да так страстно, что всё закончилось постелью.
Они лежали и разговаривали. Странно это: постель, любовь, секс и… политика.
Агнешка пыталась объяснить Альваро, почему они с Эль Бебе хотят возбудить в Сальто и Артигасе волнения.

- Понимаешь, земля должна принадлежать тем, кто её обрабатывает. Латифундисты нас не слышат. Завтра мы едем с Сендиком в Сальто, собираем там колонну демонстрантов и ведём её на Монтевидео. Это будет марш под лозунгами «Земля тем, кто её обрабатывает» и «За землю и Сендика».

- Вы совсем вздурели, Аги? Это же триста пятьдесят километров! Вы что, железные?

- Послушай, Альваро! Но если мы не выразим свои требования этим способом – кто будет о них знать?

- Ай, Аги, перестань! Я знаю латифундистов и промышленников, торговцев и банкиров. Они никогда вас не услышат! Никогда, понимаешь?! – горячился Альваро.

- Ну, что ж, возможно, - задумчиво произнесла Агнешка. – Тогда нам придётся идти другим путём…
                ***
   Утром пришла няня. Альваро поцеловал сына и убежал по своим криминальным делам. Агнешка ещё немного побыла с Мигелем, поласкала его и поиграла с ним, посмотрела, как няня кормит ребёнка и убежала: ждал Сендик, ждали дела…


                ***
   Люди из рабочих сахарных плантаций собрались быстро. Немного пришлось ждать товарищей из Артигаса, но это ничего: в итоге пришли все. Над сводной колонной демонстрантов были растянуты лозунги: «Земля тем, кто её обрабатывает» и «За землю и Сендика», «Хватит над нами издеваться!», «За улучшение условий труда!», «Экспроприировать и перераспределить земли!», «Долой богатеев и латифундистов!». Предпоследний лозунг полицейским обосновано показался самым опасным…
С этими транспарантами колонна и вошла в Монтевидео, идя пешком даже в небольших селениях, расположенных по пути движения и пересаживаясь на автобусы и собранный с миру по нитке транспорт, чтобы преодолеть безлюдные участки и перегоны.
   А дальше… Дальше произошло то, чего, в общем-то,ни Сендик,ни другие руководители этого, пока ещё не очень организованного выступления, не предполагали. Навстречу манифестации вышли вооруженные отряды полиции и, не хуже вооружённые и поддерживаемые полицией, фашиствующие молодчики.
К сожалению, их было больше, чем манифестантов. Многие рабочие были избиты. Некоторые изымались из толпы и незамедлительно отправлялись в полицейские участки, где арестовывались по обвинению в участии или организации массовых беспорядков. Не избежал ареста и Сендик. Агнешку спасли активисты колонны, которые прикрыли её собой и по людскому коридору вывели в безопасное место, откуда она на машине сумела выехать в один из районов Монтевидео.

Что получилось в итоге? А ничего, кроме огромного разочарования людей властью, оставшейся глухой к справедливым требованиям народа. Ничего, кроме разочарования такими вот, «беззубыми», формами протеста против  несправедливости.Хотя, и это уже было кое-чем!
На какое-то время, Агнешка осталась практически одна, в импровизированном и каждый день меняющем своё местоположение штабе Эль Бебе.
Но постепенно всё стало налаживаться, и те, кто отошёл от шока, вызванного разгоном  манифестации, стали появляться и в штабе, и на квартирах друг у друга. Однако Сендик и многие  другие активисты марша протеста были ещё в тюрьме…
                ***
- Аги, что там у вас произошло? По радио передают какие-то  страшные новости? Ты всё время молчишь, ничего не рассказываешь мне. Но  я-то знаю, что  вы с Сендиком ввязались в дела, за которые правительство по головке не гладит. Я боюсь за тебя.

- Можно подумать за твои дела правительство хвалит. Лучше скажи мне, ты не забыл, когда в  последний раз, ходил по улицам Монтевидео, без опаски, не оглядываясь? – Агнешка пока ещё не всё рассказывала мужу о делах, которыми занималась. Но медленно и верно старалась его просвещать. – Ты бы лучше, любимый, нам больше помогал! Давай, дорогой, выбирай уже дорогу, хватит просто так, от нечего делать, деньгами швыряться! Ну, называют тебя Уругвайским Робин Гудом. И что? Всех не накормишь и всех не обогреешь, ты не солнышко! Пора выбирать те пути, которые будут людям более полезны…
   Альваро стиснул зубы. Он обиделся. Но молчал. Молчал и думал. Он давно хотел примкнуть к Организации. Сначала потому, что верил умной Агнешке, а потом - потому, что понял, что они на лучшем, как ему тогда показалось, пути, чем он. Но его до сих пор к делам Движения особо близко не допускали. Лишь благосклонно принимали его помощь в виде пожертвований в Организацию, да иногда привлекали в качестве охранных сил его «стаю».

- Послушай, Альваро. Для уругвайцев наступают сложные времена. Понимаешь? Ну, как бы тебе это объяснить? В общем, надо признать, что в разговорах со мной ты частично был прав. После марша на Монтевидео, мы разочаровались в традиционных легальных способах достижения наших целей, поняли, что «система» неспособна выслушивать народ, а тем паче идти ему навстречу хоть в чём-то! И тратить силы, я думаю, бессмысленно. Наши информаторы сообщили, что послезавтра Сендик выходит из тюрьмы. И мы будем говорить о дальнейшей  стратегии и тактике нашего Движения. Думаю, надо создавать более серьёзную организацию, чем  Движение «За землю и Сендика»…

- Ты хочешь сказать… Но ведь это же…

- Не более опасно, чем то, чем занимаешься сегодня ты, родной мой! Не более.

- Я люблю тебя, Аги! Как же я могу остаться в стороне от того, что ты делаешь? Да, я сто раз согласен служить тому, чему служишь ты! Если бы я не был в тебе уверен, если бы не чувствовал в тебе правоты – никогда бы не женился на тебе!

- Ах… Ах, ты, поросёнок!- Агнешка перешла на шутливый тон и с руками, имитирующими удушающее нападение на шею, пошла на Альваро. – Я тебя сейчас задушу!..

   Кончилось тем, что они нежно поцеловались.
   Потом был ужин. И уже  часам к двадцати трём раздался стук в дверь. Альваро вытащил из ящика комода P-38 и тихонько проскользнул к правой стороне от входной двери в квартиру. Они переглянулись с Агнешкой, и он кивнул, мол, готов, можно. 16
Аги открыла дверь, и на пороге появился… Рауль Сендик!

- Господи! Рауль! Как ты нас напугал! Каким образом тебе удалось выйти? Нам сообщили, что тебя освободят только послезавтра!

- Так случилось, - тихим голосом, как и всегда, произнёс Эль Бебе. – Переночевать пустите? Хвостов нет, я проверял.

- О чём ты просишь, Рауль, конечно, разве у тебя есть сомнения в нашей преданности? Проходи, располагайся! – Альваро сунул пистолет в ящик комода. Но Сендик это заметил.

- Скажи, Альваро, а ты  мог бы нам помочь достать оружие? Ну, для начала, хотя бы несколько стволов?

Эль Бебе и Альваро обсуждали оружейный вопрос, а Агнешка расставляла на стол еду – всё, что было в доме: Рауль, вероятно, не ел нормально, как минимум, пару-тройку суток.

- Знаешь, Бебе, я всегда готов тебе помогать. Ведь я люблю Аги, ты понимаешь меня?

- И что, только потому, что любишь? А сам-то ты, что думаешь обо всём, что произошло на марше?

- Думаю, что такие марши не помогут улучшить жизнь людей. От моего промысла и то больше помощи народу, чем от таких ваших маршей.

Сендик почесал затылок, немного помолчал и ответил.

- Да, я знаю. Теперь знаю. И я сделал вывод. Система не способна не то, что отреагировать на такие мероприятия, но даже просто выслушать народ. И мы не станем больше тратить силы на бессмысленные просьбы. Я решил организовать более действенное Движение. Но мне нужны единомышленники. И я думаю, что они у меня есть.Ну, в Агнешке я не сомневаюсь! Кстати,её светлая голова и образованность помогут нам определиться с идеологией нашего союза. Она у нас идеолог! А ты? Кто ты? Чем ты сможешь быть нам полезен? И хочешь ли? С нами ли ты, Альваро?

- Знаешь, Бебе, я, конечно, не всё понимаю из того, чего вы хотите и что собираетесь делать. Но сердцем я чувствую, что  вы правы. Мой отец всегда говорил мне: «Слушай, сынок, сердце своё! Оно не обманет!». Другое дело, что не все, кто сейчас со мной, со мной и останутся, узнав о том, что мы меняем  наш  курс. Не все мои люди захотят заниматься политикой.

- Альваро, пойми, потери  неизбежны, как и жертвы: единомышленники рождаются в деле, в борьбе, а не в дискуссиях. Пока те, кто разводит дискуссии, болтают – другие дело делают! Дело! И я хочу создать именно такую организацию! Ты со мной? Ты с нами? Или…

- Несомненно, Бебе, несомненно, я с вами!

- Спасибо, дружище! Ты знаешь, я даже как-то и не сомневался. А спросил, так, для порядка, убедиться ещё раз, что не ошибся в тебе.

Альваро посмотрел на Агнешку и сказал:

- Послушай Бебе! Мог бы этого и не говорить, раз во мне не сомневается Аги.

Оба рассмеялись. За всё время разговора Сендика с Альваро, Агнешка ни разу их не прервала и только поглядывала то на Рауля, то на мужа. И в глазах её светился тёплый огонёк одобрения позиции её любимого мужчины.
Потом, они втроём ещё долго  говорили о том, каким они видят новое Движение на первоначальном этапе. Это были штрихи, наброски, ещё пока мечты, представления. Но для них, как для будущих инициаторов вооружённых действий части народа против власти, беспомощный и бессмысленный крестьянский «Марш на Монтевидео» стал доказательством того, насколько бесполезными оказались каналы обычного правового политического участия масс в протестных выступлениях такого рода. Свидетельством того, что политические партии не желали слушать и слышать просьбы и даже стоны своих избирателей, не желали вникать в проблемы тысяч крестьян, лишённых земли, в то время как огромные территории - зачастую заброшенные - принадлежали горстке латифундистов, приближённых к власти.

   Так зародился партизанский протест, городская партизанская организация. Пока только в умах её организаторов. Но, как говорится, скоро слово сказывается, да не скоро дело делается…

                ***
   Уже позже, в декабре тысяча девятьсот шестьдесят  седьмого - в январе шестьдесят восьмого - Альваро точно этого не помнил – оправдывая  решение поставить себя вне правовой системы созданием Движения «Тупамарос», Аги с трибуны Второй Конференции Движения говорила:
«Мы поставили себя вне закона потому, что это единственная честная позиция в ситуации, когда закон не равен для всех. Когда закон защищает ложные интересы меньшинства, игнорируя большинство, когда закон направлен против прогресса страны, и когда даже те, кто создал закон, ставят себя вне его рамок в любое удобное для себя время. Анализируя методы нашей вооружённой борьбы, программу, политико-пропагандистские операции, мы уверены, что все они занимают достойное место в идеологической структуре организации, основанной на марксизме-ленинизме и методологии, предложенной Режи Дебре.17
И я предлагаю  подготовить Открытое письмо полиции Монтевидео, дабы ими было чётко и ясно  понято: мы не отступим».

   Вспомнив Агнешу на трибуне Второй Конференции Движения, Альваро надолго задумался.Так ли всё это было, как говорила его жена? Чего они добились? Того, что диктатура «закрутила в стране гайки» настолько, что людям стало не продохнуть? Сколько погибло невинных людей, сколько народу замучено в тюрьмах и полицейских участках! А они, они сами? Разве мало они погубили жизней, мало натворили дел, за которые сегодня не просто стыдно и обидно, но и надо бы покаяться? Почему они выбрали такой путь? Зачем? Хотели помочь людям? Помогли… Хотели… Но, сколько горя и страдания потащили за собой их мечты, убеждения, их выбор? Да, это сейчас, в начале восьмидесятых, Альваро понимал всё происходившее в те годы вполне отчётливо. А тогда? Разве думал он о людях? Думал ли о своей судьбе, судьбе жены, судьбе сына?

- Выбор - вот что определяет судьбу, Володя! Твой выбор! Да, я убивал людей, да, я их грабил! Да, я думал, что помогаю людям! А на самом деле приносил им только боль и страдания. Вы молодой и у вас всё ещё впереди. Думайте об этом, Володя, думайте…

БЕСЕДЫ С ДРУГОМ

   На выходных мы с Анатолием решили заняться рыбалкой. Толя договорился с одним бизнесменом, и в пять утра, на прекрасном белом катере, мы отчалили от пирса гостевого причала в Амурском заливе, что недалеко от бухты Фёдорова.
Ходу до места рыбалки было около двух часов, и мы с Толей с удовольствием расселись в небольшой, но уютной кают-компании. Ещё четверо знакомых нам рыбаков за одним из столиков «дулись» в карты, а мы с Анатолием, как водится, разговаривали о том, да, о сём.
Но я знал: наш разговор неизбежно скатится к моим «Уругвайцам». Да и о чём нам было ещё говорить? Работа у нас разная. О семье и войне Толя говорить никогда не хотел. Оставались литература и искусство. Но говорить с ним о Рембранте или Франсиско Гойе, о джазе или о творчестве Гершвина, было бесполезно. Он ведь никогда, по его же признанию, не видел ни одного оригинала картин-шедевров. Ну, а в смысле слуха – тут, как говорится, Толику  «медведь на ухо наступил».
И я не ошибся. Не прошло и пары минут, как мы присели, а Анатоль уже  «вертелся на пупе» и домогался новых комментариев к главам моей повести.

- А вот, ты мне скажи, Володь, ты знаешь, что означает слово «терроризм»?

- Ну, положим, в переводе с латинского это означает «страх», «ужас». А что тебя так смутило? Ты предположил, что я, описывая судьбу левых радикалов и террористов, не имею понятия, что такое терроризм?

- Ну, нет, я так не думал. Ты, давай, на меня «не кати». Просто многие не знают значения этого слова, вот я и спросил. Некоторые отождествляют радикализм и экстремизм, не понимая, что это отличающиеся кое-чем друг от друга вещи. Хотя, «хрен редьки не слаще»…

- Ну, наверное, это можно отнести к большинству обывателей. Это тонкости. Только слово «обыватель» я применяю здесь не в презрительно-уничижительном смысле, а в том смысле, что это тот, кто живёт, «бытует». От слова «быть». Ведь нельзя же требовать от всех одинакового уровня образованности и интеллекта. Хотя, хорошо бы.

- Конечно. Но плохо, когда люди не понимают о ком или о чём речь. И уж совсем плохо, когда народ, слушая радио и смотря телевизор, не знает, что ноги терроризма растут из попы Великой французской революции, что с его помощью тогда репрессировали политических противников. И что сегодня терроризм – способ решения политических проблем методом насилия.

- Толян, а тебе не кажется, что ты «лезешь в дебри» и что плохо думаешь о народе? Ну, есть, конечно, те, у кого интеллект на уровне желудочно-кишечного тракта. Но в основном, народ-то у нас довольно грамотный.

- Да, грамотный, грамотный. Я вот тут, намедни, говорил с одним бизнесменом. Так он мне байку рассказал, что радикализм - это  вовсе не принцип решительных действий и взглядов, а просто, мол, система существования некоторых партий.

- Ну, он, в общем-то, не далёк был от правды.

- Да, но я-то имел в виду истинное значение этого слова.

- Брось, Толя! Не все энциклопедисты. И даже мало их, знатоков, таких, как ты. Вот такие, как ты и должны просвещать людей, а не хаять и не критиковать их за то, чего они попросту не знают, или не смоги получить знания. Критиковать и хаять народ, это, как раз приверженность к крайним взглядам. А это, Толик – экстремизм! – повернул я тему в русло софизма и шутки.- И вообще, перестань быть частью нарастания народного радикализма!

- О-о-о! Так ты меня и во всех смертных грехах обвинишь! Давай, лучше колись, что нового в повести?

- Ну, я же тебе давал читать очередную главу. И что, ты не понял, что нового? Вот, довёл моих героев до понимания того, что необходимо создавать Движение «Тупамарос»!

- Да, это я понял. Но у меня такое ощущение, что ты романтизируешь то, чем они занимались? Нет?

- Нет. Ни в коем случае. Я просто рассказываю быль о том, как люди сделали неправильный, вредный для остальных выбор и как опасно к такому выбору приходить.

- Да, я и это, собственно, понимаю. Но ты мне скажи, а как быть людям в стране, где их никто не слышит и никто им не даёт слова? Если даже о них, как о политическом течении, запрещают упоминать в прессе? Как? Что делать?

- Ну, вообще-то трудно заставить слышать того, кто слышать и слушать не  хочет, того, кто не чувствует чужую боль, не понимает и не ощущает чужого горя. Наверное, от того-то, люди и вступают на тропу ошибок, тревог, преступлений, на путь террора? Скорее всего…

- Да-да-да, Володенька, да! Во всех странах мира и при всех властях боятся бунтов, измен, крови. Народ боится подлой власти, ненавидит её. И мы все живём в этой боязни, прозябая в грехах. И чем суровее и подлее по отношению к нам, к народу, поступает  власть – тем меньше нас грызёт обывательский страх. Тем больше у нас вырабатывается протеста и стремления к свободам. К настоящим свободам, а не к тем, которые нам декларируют в средствах массовой информации.

- Всё, так, Толя. Но из этого не следует, что бороться с подлостями мира нужно методами террора. Люди на то и люди, чтобы договариваться. А террор…Террор это страшно. Да и что я тебя тут агитирую? Ты это и сам знаешь, на собственно шкуре ощутил, что такое террористы, и не раз. Так, что ты не прав: никаких гимнов «Тупамарос»!

   Анатолий как-то зябко поёжился, как будто по его спине пробежали холодные мурашки.

- Нет, Володь, я просто хочу понять, понять не на том уровне, на котором нам поясняют политологи, СМИ и прочие «машины», а на уровне человеческом: почему террор? Безысходность? Но ведь есть всегда другие пути. Или они кажутся малоэффективными?

- Ну, наверное… Не знаю… Хотя… Терроризм… Ну, знаешь, Толя, я бы даже и не стал называть уругвайских тупамарос террористами в том понимании этого слова, которое мы имеем в сегодняшнем мире. В наше время  существует и религиозный терроризм, и государственный. И левый, и правый, и уголовный, и политический, и ядерный! Каких только его разновидностей и форм ныне не развелось! Говорят, что есть даже патологический! Во, как! Но, думаю, что уругвайские тупамарос, как террористы, - ягнята по сравнению с нынешними, например, исламскими  террористами. Но вопрос другой: почему терроризм возник и расцвёл в нашей жизни таким пышным цветом? Этот проклятый «изм»? Я, конечно же, понимаю, что не в литературных повестях это пояснять людям. Но вот так, по-простому, Толя, скажи мне, откуда взялась эта зараза, почему она растёт, как страшный сорняк в полях человечества?

- Да… Нынешние коварнее будут, потрепал ладошкой свой затылок Анатоль. Его масштабы – вся планета. А во главе угла Коран? Нет, не он. Люди, а вернее не;люди, стремящиеся к власти над другими людьми, к деньгам, прибылям. Кровь, кровь и кровь! Фанатизм террора, как  навязчивый мотив. Знаешь, есть мелодии, которые не нравятся, но они непроизвольно крутятся в голове…

   Помня о том, что Толяну «Потапыч на ухо наступил», я внутренне улыбнулся. А Анатолий продолжал.

- Мне иногда кажется, что ряды терроризма настолько велики, что уже и небо от этого хмурится, потому, что в небесах от этого стало и тесно, и страшно. И правильно, что ты об этом пишешь. Только чётче пиши, острее акцентируя внимание читателей на том, что терроризм – это беда человечества. К тому же, мне кажется, что сегодня это, как никогда, необходимо людям. Особенно, мне кажется важным то, Володя, что все мы в мире во властной воле тех людей, у которых много хитрости, коварства, которые навязывают всем свои, часто неприемлемые, идеи. Нет, я не самый умный на земле – этого ещё не хватало! Но я вижу  экстремистский психоз, в котором гибнут заблудшие души. Взрывают станции метро, поезда, режут горло старикам женщинам, детям, журналистам. Кто-то хитро и коварно манипулирует сознанием мирного населения, заставляет его становится на путь мести, вражды, войны! А как было бы хорошо, насколько было бы проще, если бы можно было дать людям то, чего они хотят! Каждому!
Да-а… К сожалению, это невозможно… Христос хотел – не получилось. Коммунисты хотели – не вышло. Идея жива. Но она опорочена…

- Не знаю, Толя, не знаю. Но думаю, что если бы каждый дилетант, такой, как я, вылез бы из занудных маргинальных слоёв, в коих мы все прозябаем, то в мире всё стало бы лучше. Да учился бы хорошо, да не проклинал бы всё подряд - от коммунизма до звёздулек эстрады - а понимал бы, что и в том, и в другом есть нужное, хорошее, и есть  неимоверная плесень и дурно пахнущая дрянь! Работал бы честно и добросовестно - каждый на своём участке. Может быть, тогда полноценное социальное государство и возникло бы  где-нибудь в мире, как пример для других стран. Но знаю одно: социальное государство не может возникнуть на пустом месте, да ещё без сильной экономики. А пока её нет – нет ничего! Мы все вопрошаем: «А кто виноват»? Ответы есть, есть, Толя, есть! И все власти, в разных странах, эти ответы знают. Но вот беда: ресурса не хватает всем сделать хорошо. А порой, просто совести и культуры…

- Да? Ты действительно полагаешь, что культура спасёт мир?

- Да, Толя, полагаю! Только не одна культура, а вкупе с сильной экономикой! Но это всё взаимосвязано! А ещё  - веротерпимость, толерантность, честь, достоинство! Ну, да собственно, это всё и есть от культуры! Можно спорить соглашаться или не соглашаться, но без этого – никуда! Только вот…толерантность не та, которая в Европе. Но это разговор совсем уж отдельный…
И мне очень жаль, что такие мысли не для маргиналов. Они вообще не для тех, кто просто «живёт и кушает», прозябает. И власть часто плюёт на такие мысли и на таких мыслителей. Она вообще на мыслителей плюёт! А зря, я уверен - зря! Терроризм… Он многим кажется самым коротким путём к решению всех насущных вопросов. И с виду, для многих, недалёких, с симпатичным «флагом». Но,разве кто-то, находясь в начале пути, понимает, что терроризм – язык господства силы, страха, репрессий, ужас и паралич всех волевых надстроек?
И ещё: занимаясь терроризмом сохранить лицо невозможно, потому, что страх не проходит, он остаётся в генетической памяти. Разве, кто-нибудь не помнит  сегодня в Уругвае, кем был Уидобро, нынешний министр обороны этой страны. Или тот же Мухика, бывший президент Уругвая? Кем бы они ни были сегодня – на них ярлык ошибочных убеждений и кровь других людей, бирка: «Террорист». Любые радикальные адепты, лелея только собственную идею и идя к своей цели через терроризм, льют чужую кровь, творят ужасающие вендетты. Но они не понимают, что чужой крови не бывает. А это и есть политическая мель.
Надо знать и помнить всем: и тем, кто у власти, и тем, кто планирует к ней прийти, что нельзя нести в массы политику и практику террора. Путь этот – тупиковый. А потому, находясь у власти, не надо злить людей, доводить их до состояния безысходности, состояния полного недоверия к этой самой власти. Как говорится, дайте людям то, за что они вас, если не полюбят, то хотя бы будут терпеть…
                ***
- Ох, Володь! Мы с тобой располитизировались, расфилософствовались! А ты не заметил, что мы уже встали на якорёк? Вон, мужики уже по камбалёхе вытащили! А мы тут разглагольствуем!

- Да, уж, разглагольствуем! Вот, у тебя сухожилие на руке перебито, и осколок… А пулевые ранения не болят ночами? -  жёстко осадил я Анатолия.

Тот, поморщился:

- Ладно, Володя, просто всему своё время. А вообще, ты прав, во всём прав...