Ротвейлер. Ру

(Или злость на вынос)
С наступлением осени Тихон все чаще наведывался в сарай. Там среди обломков прошлого, в углу на старом ватнике жила Дора. Но интересовался Тихон не ею, а её щенками. Они обитали тут же на ватнике: или совались в мягкий живот мамаши, или учиняли неуклюжую свалку, а то сытно спали, сморщив носы. Дора нежно облизывала их, но при виде скабрезной физиономии Тихона она скалилась, и глаза её наполнялись невыразимой материнской тоской. В такие минуты Цезарь, папаша щенят, чуя недоброе, метался у калитки, тетивой натягивал цепь и в ярости рвал глотку.
Тихон грозил ему кулаком, отходя от перекошенной двери сарая.
- Цыц, боссота.
Затем в течение нескольких вечеров подряд он оставлял на попечение Цезаря своё замшелое жилище, пристроившееся на Индустриальной улице, не имеющей, кстати сказать, ни одного индустриального объекта, кроме двухэтажного общежития местной типографии. После этого в дальних и ближних посёлках, на станциях и столбах, на заборах и других очевидных местах появлялись белые листки бумаги с жирными каракулями следующего содержания:
“ПРОДАЮТСЯ ЩЕНКИ РОТВЕЙЛЕРЫ НАСТОЯЩИЕ ЗВЕРИ ОТЛИЧАЮТСЯ ОСОБЕННОЙ ЗЛОБНОСТЬЮ К ОКРУЖАЮЩИМ НЕПРИХОТЛИВЫ К ПИЩЕ МОГУТ ЕСТЬ ВСЁ ЧТО ПОДАДУТ ЖИТЬ МОГУТ КАК В КВАРТИРЕ ТАК И ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ. Была и подпись "РотвейлерТчк.Ру"
В  конце следовал его, Тихона, адрес на Индустриальной улице.
И вскоре у калитки с табличкой “Осторожно, злая собака” стали появляться первые покупатели. Однако многих из них ожидало разочарование. Цезарь в качестве товарного образца был выше всяких похвал, а вот щенки: смущал в них игривый и приветливый нрав (дети есть дети - человечьи ли, сучьи, одинаково не ведают свою долю). И задавались клиенты вопросом - зачем, мол, платить за то, что обычно получают даром? За такую сумму, полагали они, можно иметь злости немедленно и полною мерой. В свою очередь Тихон заверял, что после несложной тренировки (к щенку прилагалась инструкция) они вполне озвереют, и “не будет им в том удержу”. Почему-то многие покупатели стыдливо опускали глаза и уходили, оставив себе свои деньги.
Но Тихон цены не снижал. Еще бы: за другую цену эта шушера вмиг растащит его собачек по своим драным скворечникам сторожить выгребные клозеты. Он ждал другую публику, отборную, которая понимает собственность и  мелочиться не станет. И дожидался: за несколько сезонов к его услугам прибегли отставной генерал, партийный функционер, академик, несколько коммерсантов, модный скульптор, композитор-песенник, гроссмейстер, эстрадная певица и другие обладатели широких купеческих привычек. Они не торговались и внимали Тихону как спецу. Потом расставались лучшими друзьями и, хотя связи на том обрывались, вспоминал их Тихон как свой звездный час.
Естественно, мечталось ему между делом связи эти восстановить, тем более что пёсики подросли и будет о чем поговорить. Первым в списке значился Михал Ефимыч. Два года прошло со дня того волнительного знакомства. Должность его осталась для собачника тайной, но увидев его дачу (Михал Ефимыч привёз его на автомобиле к себе для расчёта), он понял - человек этот куда важнее многих. Трехэтажный дом неведомого Тихону колониального  стиля вздул видения о некоей дивной жизни на южных берегах, с неведомыми закусками, напитками и красотками. Южные берега, понятно, находились далеко, а вот красотки - цветные стекла веранды слагались в их щекотливые силуэты.
Тогда, два года назад, за этими стеклышками распорядился хозяин накрыть стол. Служила им женщина отменной породы: кожа ее лица, шеи и рук была искусно возделана, а фигура мешала Тихону сосредоточиться. Жадно глотая коньяк, он бубнил - мол, встреча двух деловых людей, знающих всему цену, создаёт только пользу. Потом он наставлял Михал Ефимыча, как в щенке растить лютую злость.
- Это дворняжки растут сами, а породе шлифовка нужна. У вас это пойдет, - льстиво заглядывал он в темные немые очки хозяина. - В вас воля есть. Только делайте по инструкции.
Тот кивал, свободно разложив в плетёном  кресле свое откормленное тело.
- А на злых нынче особый спрос, - продолжал Тихон, поддевая вилкой ветчину. - Сами понимаете, у народа возможности нулевые, а жить хочется неповторимо. Живём в пяти минутах от гражданской войны. Весело!
- Почему так думаешь? - спросил Михал Ефимыч.
Тихон хитро подмигнул, приблизился к уху хозяина и шепнул:
- Большевики никуда ведь не ушли, - и радостно засмеялся.
- А то придут и таращатся, - гугнил через промежуток совеющий Тихон, и язык нежно заплетался, - почему так дорого? Вы ничего не понимаете - говорю. Вы тени и сквозняки. Вы думаете - собаку торгуете? - Вы покой торгуете и прохладу. Не понимают. Вы здоровье берёте. Поди купи его... Обижаются... Живешь один раз, потому не скупись...
Михал Ефимыч был само дружелюбие.
Еще Тихон помнил, как брел потом по дачной аллее к станции. Обидно было, что хозяин не захотел отвезти его домой на своём авто. Мочевой пузырь набряк и камнем тянул к земле. И приник Тихон к сосне и ошпарил ей ствол как слезами, а душа воспаряла когтистой птицей, унося обиду к небесным звездам, и кишела грудь стонами:  всё равно!.. хорошо-то как!.. хорошо...
Уважал себя Тихон за то, что принимает такое важное участие в этом празднике жизни. И теперь, собираясь к Михал Ефимычу, он предвкушал себя на веселой веранде в обществе образцовой самки и с посудинкой густого пахучего коньяку.
Всю зиму собирался Тихон, но отправился только по весне. Была суббота. Голубым дымом стелили по дачным улицам бивуачные запахи: курил посёлок мусором, осевшим в дачах за осень и зиму. В канавах, под мшистыми стенами сараев залёг, маскируясь под землю, последний снег. Дачники драяли свои халупы, латали изгороди и готовили грядки к плодоношению.
Шествуя знакомой аллеей, Тихон с презрением озирал заборы и распахнутые калитки - ну хоть бы одна приличная сторожевая собака. В его глазах это значило, что живут люди понарошку и напрасно наводят блеск, ибо блестеть нечему: ни собственности, ни охраны, ни достоинства. Из ближайшей калитки ему под ноги бросилась глупая дворняжка и радостно его облаяла. Тихон заглянул во двор.
- Эй! Волкодава убери! Страшно! - и осклабившись, важно шел дальше.
Знакомая дача выглядела чужой и непривычно голой, без кожуры будто. Помнивший её букеты и дивные кущи, Тихон встревожился - не замели ли хозяина? Но в весёлых стеклышках веранды кувыркалось солнце, и ходили по двору рабочие. В стороне от штабеля свежих пахучих досок утвердился стол. Между закусками латунно дышал самовар. Благостный штиль обласкал тихонов пищевод.
Он тронул зеленую сетку ограды, и из конуры выбрался крепко сбитый молодой кобель. Густой, плотный и утробный рык задел уши и сердце заводчика. От щенка, что когда-то нежно совался в его ладони, ничего не осталось.
- Быстро же ты, братец, - одобрил Тихон.
Кобель прогнулся - лапы вперёд, грудь к земле, к зениту зад - и порвал идиллию сухим злобным лаем. Тихон ухмыльнулся - до старика Цезаря ему далеко ещё, но задатки фамильные. От группы рабочих отделился человек в камуфляже и осадил пса окриком. Тот замолк, но внутри у него клокотало как в закрытом паровом котле. Зло и враждебно следил он за гостем.
- Не узнает, стервец, - лучезарно отнёсся Тихон к приблизившемуся Михал Ефимычу. За два года прибыло в нём осанки и весу.
- Хороший пёс, - согласился он, с недоумением изучая гостя.
Сообразил Тихон, что не узнан: ещё бы - дядя солидный, и за два-то года много людишек засорили ему глаза. Тут свою рожу иной раз примешь за соседскую, не то что чужую.
- Не узнаёт... или притворяется, - кивнул Тихон в сторону кобеля.
Тот на фамильярность оскалился. Хозяин перевёл на него взгляд за разъяснениями.
- Удачный экземпляр. Проблем нет? - намекал собачник.
- С таким какие проблемы? - хмыкнул Михал Ефимыч.
- У меня ещё щенки есть - вылитые ваш, - совсем напрямик заявил Тихон, но память клиента была мертва.
- Если вашим друзьям надо, присылайте. Помните, где живу?
- Помню, - неожиданно ответил Михал Ефимыч и пошёл к дому.
- Если забыли, адрес на столбе! - крикнул ему в спину Тихон и растерянно отошёл от сетки.
Истеричные мысли цеплялись за окаянную сетку и зашторенную физиономию Михал Ефимыча, пока он возвращался домой. Не ожидал он такого приёма. Значит тогда, два года назад, на веранде не было слияния душ? Понарошку было? Не потчевали его тогда сердечно, а харкали в душу? Значит, не соучастник он? Не коллега? Несколько раз набегали злые слёзы, что за его собаками эти заевшиеся упыри берегут себе нервы и добро, тешатся разными штуками вроде дровяного самовара в эпоху газа и электричества. И что? Такая плата? Разве не заслужил он уважения? Разве оно стоит чего-нибудь? Кто разорился на почтении? Решил Тихон, что люди эти тоже - тени и сквозняки, цена которым без его собак - стеклотара.
Несколько дней он пребывал в готовности простить Михал Ефимыча, если явится с повинной и увлажнит его недра благородным напитком. Но увы - некому было проявить свою широкую натуру и покладистый нрав. Желание инспектировать бывших клиентов пропало, а цена за щенков ощутимо возросла.
И снова наступала хлопотливая осень с объявлениями на столбах, покупателями, многие из которых, опозоренные ценой, исчезали в безвестности. По обыкновению Тихон не тратил на них эмоций. Им не собака нужна была, а экономия. Впрочем, экономия тоже была им не нужна. Им нужна была халява. Но покой и уверенность в завтрашнем дне не даются на халяву. Только унижения и оплеухи. И пустота. В такие минуты обычно высохшая душа Тихона обретала вдруг подозрительную подвижность и влажность.
Но щенки всё же убывали благодаря тем, уважение к которым из-за Михал Ефимыча померкло и обветшало. Они по прежнему не держались судорожно за свой карман, но, получив рекомендации, растворялись в своём празднике жизни без Тихона. То давало ему повод заявлять, что мельчает человек.
Раз в одну из ночей вконец ослепшей осени нежданно грянула гроза. Проснувшийся Тихон испугался, но в следующую минуту успокоился: чего бояться-то? Цезарь начеку, сам ничего не украл и накануне не пил. Щенки? Так ведь проданы уже. Один остался. Здесь Тихон подумал - за этого последнего можно вообще поднять цену - для хохмы. Он улёгся поудобнее, но мелкий липучий страх хоронился где-то близко. Он решил, что именно так приходит старость.
Тихон встал, зажег свет и какое-то время мыкался между кроватью и крыльцом. Гроза не утихала. Вот дура, думал Тихон, тоже ведь заплутала и опросталась, где не надо. Ей бы это - на южные берега, где влажно и пахнет... в субтропики, во.
Внезапно как дно, обнажилась причина тоски. Гроза-бродяга, сама того не ведая, скрутила Тихону ясный и неотвратимый кукиш: уж ему-то на шестом десятке не видать субтропиков как собственной изнанки. Да что субтропиков - многие прекрасные вещи прошествовали мимо, а он так и не собрался начать новую жизнь.
Гроза ушла. За нею серым шлейфом втянулся долгожданный рассвет, за руку волоча депрессию. С крыльца наблюдал Тихон, как сырое субботнее утро оседает в посёлке и думал, что если не начать день как-нибудь ярко и деятельно, кончится он калом.
Тихон затеял стирку. Принёс от уличной колонки два ведра воды, одно поставил на плиту, другое слил в цинковое корыто с бельём, которое почему-то сразу приобрело исключительно поганый вид. Через пол часа, оглядев залитый пол, Тихону захотелось уйти отсюда, куда глаза глядят.
С ненавистью шлёпал Тихон по лужам и кормил тоску. Она рыпалась в одну точку: он мог позволить себе нанять соседку или на электричке отвезти бельё в городскую прачечную. Значит, он тоже - чьи-то подмостки, раз оставляет настоящую жизнь на потом. А она от того и настоящая, что не ждёт и уходит к другим - решительным и хватким. Они и разобрали дачи с верандами и самками, которые теперь охраняются его собаками. В грязной луже отражались убогие своды тихонова жилища и веревки с серыми оболочками белья. Смертоносные мысли были скомканы грозным лаем Цезаря. Кто-то скрёбся у калитки. С крыльца Тихон крикнул:
- Не заперто!
Калитка опасливо тронулась - короткотелый и широкий в талии гость боком втёрся в проём. Цезарь смолк по команде, но пружинисто и рьяно рыл землю. Со страхом следя за ним и одновременно любуясь людоедским оскалом, гость вдоль забора переместился к крыльцу.
- Я сюда? - гость показал обрывок объявления
Тихон кивнул - проходите.
В комнате гость поставил под себя стул, основательно уселся на нем и по хозяйски оглядел стирку и гиблое нутро дома.
- Это папаша? - кивнул он в сторону крыльца.
- Племенной, - поправил Тихон и вынес из спальни коробку с последним кобелем, по окрасу бывшим точной копией Цезаря. Тихон опустил его на пол. Тот тыкался в пол, искал мамку и скулил.
Клиент бегло глянул на щенка.
- И сколько же ты хочешь за этого котёнка?, - и, получив ответ, произнёс, - Он ничего не стоит.
Тихон собрал щенка с пола и унёс его в спальню. Этот клиент, видимо, заплутал, как давешняя гроза, и промахнулся. Гость, однако, не уходил.
- Я тебе честно говорю, по дружески, он ничего не стоит, - продолжал он тоном эксперта. - Тебе за него и половины не дадут.
- А куда же я остальных девал? - не без яда отозвался от корыта Тихон, сворачивая стирку. - Можете не брать. Дворняжек вон сколько, и даром.
- Если бы ты продавал их по такой цене, ты давно стирал бы свои тряпки не здесь, а в Средиземном море, - хохотнул гость и назвал свою цену.
- Вам ещё благодарность объявят, за дворняжек, - сказал Тихон, мимо ушей пропуская цифру.
- Тебе бы кроликов разводить, - пошутил гость.
В рыхлых щеках субъекта, в губах, от которых по карте его лица разъехалось пренебрежение, жила привычка властвовать. Тихон почувствовал неприятную перед ним робость.
- Злыми никто не родится, даже люди. А породу надо воспитывать, - квалифицированно заявил он.
- Ну так и воспитывай, а потом продавай. 
Это было резонно, и Тихон даже растерялся. Но ведь другие-то покупали! Ведь если станет он доводить щенят до сторожевого сорта, они же сожрут его прежде, нежели оправдают расходы.
- Я не сбавлю ни рубля, - обречённо произнёс Тихон.
- Да пойми же, мне не туалет охранять. Собственность!
В сердцах Тихон швырнул бельё в таз.
- Дак если вы станете кормить его мармеладом и сосисками, если он будет спать в вашей кровати, он вам и туалета не убережёт. Ему нужны гладиаторские условия.
Гость критически оглядел тихоновы покои.
- Идеальная теплица для выращивания людоедов, между прочим.
- Я вас не держу, - почему-то обиделся Тихон.
- Опять за своё. Зачем же деньги платить, чтобы создавать условия?
- Да никаких условий! - вскипел заводчик. - Суровая пища, жесткость в обращении и исключить удобства. - Тихон мотнул головой в сторону двора, где всё ещё лютовал Цезарь. - Он, между прочим, тоже котёнком родился.
Клиент упёрся руками в ляжки.
- Как говоришь - гладиаторские?
- В памятке всё изложено - режим, рацион, - поспешно отозвался Тихон.
- Памятка, гарантийный паспорт... Это всё пустой звук! - ворчал гость, но уходить не собирался.
Тихон подумал, что если сделка и состоится, этот боров не пригласит его к себе на веранду. Поэтому не видать ему щенка. Тихон распахнул дверь, через сенцы ведущую на крыльцо.
- Я потратил на вас целый час.
- Ничего, не министр, - последовал ответ.
Тихон горестно подумал, что он может отцепить кобеля, хотя гость из тех, кто с милицией говорит как со слугами. Но тут его осенило.
- А чего бы вам не посмотреть товар в деле?
- Пустое.
От остроумной идеи Тихон радостно заматерился.
- Я вам дам адрес, на электричке полчаса, - сказал он, имея в виду Михал Ефимыча. - Посмотрите, как работает моя двухлетка.
- Вместе поедем, я на машине, - неожиданно распорядился гость и встал.
Машиной оказался БМВ редкого кирпичного цвета. Тихон мрачно следил за набегающей чередой сосен, берез, дачек и столбов с проводами и удивлялся. Обычно жадный клиент презирает себя, а этот презирает его, Тихона. Сразу видать человека полёта. Пёс ему, конечно же, понравится, но Тихон теперь не уступит - для хохмы. Он не лопух и с точки его никто не собьёт. Тихон покосился на его уверенный командный профиль и недоумевал: почему он не сбивает цену как-нибудь иначе - уважением, застольем или разговором душевным.
И очень хорошо: сейчас кобель облает эту тушу с ног до головы, и у него навсегда пропадёт интерес к собакам и он заведёт себе хомячка. А понравится, Тихон пол сотни накинет, для хохмы накинет, для куража. К моменту въезда в посёлок на душе Тихона распогодилось.
Автомобиль остановился под соснами.
- Прошу, - Тихон указал клиенту на знакомую изгородь.
Тот сытно закурил, опустил стекло и удобно откинулся на сидении.
- Ты иди, я отсюда погляжу.
Тихон почувствовал себя неуютно, но клиент всегда прав. Он выкарабкался из машины и уверенно двинул к изгороди. Всё пространство между изгородью и домом занимали пышные кусты хризантем. Уложенные тропинкой плиты вели к заветной веранде, цветные девушки которой стали еще желанней. У крыльца стоял шезлонг с полотенцем на спинке. И это пижонство с полотенцем на холодном дворе пронзило Тихона. Дескать, ещё одна осень окружила его, а он так и не может позволить себе глупости - мочить дорогое кресло в непогоду.
За изгородью Тихона как будто ждали. Гремя цепью как кандалами, из конуры выбрался пёс и, став к Тихону боком, без раскачки залаял. Именно так, адресуясь к смежной стороне, он выказывал своё пренебрежение.
- Хорошо, лишенец, - похвалил Тихон.
Тот не удостоил его взглядом - отрывисто и грубо лаял, словно рубил воздух на огромные куски.
- Ну, молодец, поработай.
Речь гостя распалила зверя. Он косил на пришельца и стегал его безбожным непотребным лаем. Победно Тихон обернулся - толстяк выглядывал из машины и равнодушно стряхивал пепел на песок. Деловым шагом Тихон проследовал вдоль сетки к железной калитке, на которой держалась жестянка с художественной вязью “Осторожно, злая собака”, изготовленная Тихоном собственноручно. Подёргал - калитка не поддалась. Дверь веранды была отворена, за нею за накрытым столом сидел Михал Ефимыч. Тихону показалось, что он улыбается. Он махнул ему рукой. Тот не отреагировал. Тихон вернулся на прежнее место. Кобель аккуратно проводил его, продолжая истязать.
Возле Михал Ефимыча появилась женщина, однажды уже взволновавшая собачника. Тихон снова призывно махнул. Кобель трактовал эти опыты, как агрессию: лупил наотмашь и всё куда-то в бок, и Тихону хотелось думать - стыдится мол, что вынужден справлять свой долг на человеке, которому обязан рождением и чином.
- Замолчи, - нахмурился Тихон.- Замолчи, говорю, хватит. Кишки простудишь,  глотку сотрёшь.
Методично и остервенело кобель убивал странного пришельца.
- Замолчи, гад, - Тихон скрипнул зубами. - Стараешься, падла... Это же я тебя сюда поставил. - Что-то в Тихоне стронулось и пошло ходуном. - Такая твоя благодарность, гнида... Зверюга, тварь продажная. Я мог утопить тебя или удушить. А ты вон как живёшь - лучше меня живёшь, - он оглядел ненавистный ему двор, - как зовут тебя, душегуб? Морду-то поверни, поверни рыло-то, глаза твои видеть хочу, паскуда.
Неожиданно кобель развернулся: белая ярость глаз животного ничего хорошего Тихону не сулила. Вражеские глаза были, чужие. Тихон с отвращением плюнул в неприятельскую морду. Безе плевка застыло в ячейках сетки. Пёс взвился на задние лапы и натянул цепь так, что на ней можно было балансировать. Ярость его оголилась словно электрический провод. Тихон пнул сетку и пошёл прочь к станции. Клиент выкарабкался из машины и двинул вдогонку.
- Эй! Нормально! Согласен я!
Тихон влёкся вдоль забора, а спутник беспокойно заглядывал в замкнутое лицо как в замочную скважину.
- Эй! Я согласен! Поехали за товаром.
Собачник мерно вышагивал.
- Я прибавлю - червонец.
Тихон молча посторонился.
- Хорошо, четвертной, - накинул толстяк!
Тихон остановился и впёр в покупателя невидящий взор.
- Послушай, так дела не делаются, - произнёс толстяк недовольно.
Тихон смотрел так, словно ему защемили мошонку. Он резко повернулся и быстро пошёл назад к изгороди. Толстяк хотел удержать его, но вдруг вернулся к машине и занял прежнее место. Кобель тем временем отдохнул и встретил чужака свежей порцией неистовой собачьей брани. Уже в соседних калитках и окошках застыли зрители. Михал Ефимыч стоял на пороге веранды, скрестивши руки. Но лицо в дымчатых очках ничего не выражало. Ощерив зверскую пасть, пёс откровенно и люто кидался на Тихона.
- По твоему следует, что я бродяга и проходимец? - вопрошал  Тихон сквозь спазмы истерики. - А запах тебе от меня ничего не говорит? О твоих родителях, например? Вот скажи, на хрена мне твоё добро... Ради чего ты из кожи лезешь? Ради кого? Не унижайся... Он тебя не стоит... он козёл, я верну ему деньги, и мы пойдём домой. Как тебя зовут? Дома твои папаша и мамка. - По небритым щекам Тихона текли слёзы. - Он погубил тебя. Пойдём, пусть ищет себе другого волкодава. Эта работа не для тебя. Пусть сам кидается на людей. А ты... ты болезнь налаешь... У таких как ты бывает инфаркт. Ты у меня был самый шустрый. - Последнюю фразу он произнёс навзрыд.
Свирепый кобель словно не ведал усталости, оскаленную пасть туго словно навсегда сковала судорога. Он дошёл до полной невменяемости - сильное нутро его рвалось в клочья. Тихон страдал. Он огляделся и увидел неподалёку дощатый ящик. Подтащить его к изгороди и взгромоздиться - минутное дело. Но в этот момент руки толстяка вцепились ему в штаны и повергли вниз.
- Мы же пошутили, мудило. Не допёр, что ли? - клиент подталкивал Тихона к машине. - Мы же специально - посмотреть - станет на тебя лаять или нет?
- Не допёр, - бормотал Тихон растерянно, - зачем такие шутки... только животное истязать.
Но в машину он влез. Несмотря на полноту, клиент проворно обежал капот и забрался на водительское место.
- Сейчас приедем, заберём щенка, а? - утешал он Тихона. - А Мишка нам стол накроет - водочки, коньяку. Реальный кобелюка, крокодил.
Пёс умолк и грустно следил за отъезжающей машиной. Тихон изображал смертельную обиду, хотя  целебный ужин, так неожиданно выпавший, уже лечил его душевные раны.
Перед тем как ехать к Михал Ефимычу, Тихон стребовал с пузатого обещанные двадцать пять баксов. На заднем сидении из картонной коробки с любопытством взирали табачные глазёнки. Машина рванулась и через полчаса уткнулась в тормоза возле зелёной сетки. Кобель, до этого  скучавший, молодо взвился на дыбы, но хозяин, спустившись с веранды, погасил его. Тот виновато заскулил, и Тихон даже огорчился за своего гордого и униженного питомца. Увидев же щенка в картонной коробке, кобель завертелся, и под соснами раздался просительный визг.
Михал Ефимыч держался, как ни в чем ни бывало, учтиво пропуская гостей на веранду. Стол уже был накрыт. Сразу уселись, хозяин разлил водку и коньяк - прошу! - выпили разом. Пошло хорошо, просто отлично. Налили по второй. Потом заговорили. Толстяк хвалил собаку, но дивился тихонову простодушию. Хозяин сдержанно похохатывал - хорошо мы тебя подставили - и подливал Тихону в стакан.
Веки теплели, он быстро хмелел и плыл и наконец расплакался из-за того, что у него хорошие собаки и душевные клиенты. Еще он порывался спросить - узнал ли его Михал Ефимыч тогда весной? Но на пути властно вставало хмельное безразличие.
Потом была тёмная улица и яркое сияние цветных стёкол веранды. Возле сетки темнел силуэт кобеля. Он поскуливал, словно просил прощения и приглашал Тихона к себе в гости. Тихон продул мозговые пути сырым ноябрьским воздухом и ощутил тягостно набрякший мочевой пузырь. Струя жарко поливала ствол сосны, а тихоновы глаза шарили по заволоченному, едва подсвеченному небу.
- Хорошо-то как, - стонал он, - м...м...м... хорошо-то как...
Потом он шёл к станции, но, не одолев и десятка шагов, вернулся. Вцепившись в ячейки сетки, некоторое время вглядывался в диковинную мозаику витражей веранды. Кобель с молчаливой страстностью обнюхивал его штаны. Собачник опустился на колени - пёс горячо дышал, облизывая сквозь проволоку изгороди его нос, губы. И не было у Тихона сил отвалиться.
Наконец грузно поднявшись, Тихон уставился на БМВ, которая так и стояла, уткнувшись капотом в сосну. Чем-то машина заинтересовала его. Он приблизился, оглядел её и с силой стукнул рукой по капоту. В ответ - обиженный вой сигнализации. Тихон поднял давешний дощатый ящик и саданул им по ветровому стеклу. Оно вмялось и заморозилось сетью трещин. Откуда-то в дерзновенной руке взялся камень, который в следующий миг улетел в сторону дома Михал Ефимыча. Стёкла веранды разлетелись с чудным цветным звоном.
Двинув к станции, Тихон не видел, как кобель порвал цепь и перемахнул через забор...
Микроавтобус скорой помощи отъехал, фарами раздвигая темноту и увозя растерзанное мужское тело. Милиционер остался опрашивать свидетелей. Главным образом интересовало его - куда исчез пёс. При этом он нервно озирался, сжимая в руке табельный ПМ. Информация была скудная и путанная. Кто-то неуверенно сказал, что как будто  два силуэта - пса и мужика - двигались в сторону станции. Остальные не подтвердили эти слова, но и не опровергли. Темно было.

© Copyright: Никей, 2002
Свидетельство о публикации №202020600101