Кача - Школа асов

               
                "Со светлым будущим проблемы.
                Придётся славным прошлым жить"       

                Привет, читатель…
   Не знаю, оправдаю ли я твоё доверие потратить время своей жизни на чтиво дилетанта, но у меня есть «отмазка»: меня попросили ЭТО написать о своей юности…    Тем более в сапогах… Сейчас многие из категории 65+  вспоминают «СССР»овские времена, приукрашивая как себя, так и время своей молодости…  Молодость - даже во время войны - молодость…

   В 1970м году, после Ленинградского аэроклуба, где ещё в десятом классе, имея несколько прыжков с парашютом и налёт на Як-18А, я уверенно поступал в Ейское училище лётчиков. Но не зря говорят: «Расскажи Богу о своих планах, пусть Он  посмеётся!» Забраковал меня на мед.комиссии даже не терапевт, которого я было побаивался, так как, впервые попав в край жары, солёной воды и пота, у меня пульс ниже 100 уд/мин не опускался, а окулист, которого я оставил в день мед.комиссии на после обеда.
   Послеобеденный десерт оказался с крутым перцем, ибо как раз во время обеда и поступило указание провести прополку нашего отделения «абитуры» - как называли в Кухаривском лагере поступающих. А всё потому, что в нашем отделении собрали отпрысков родителей с уважаемыми погонами… Помню после встречи с начальником училища - он их оставил отдельно, пожав лично руку каждого, а перед этим, по их просьбе, обещал показать не только полёт боевого самолёта, но и пилотаж над лагерем… Позже мне подсказали, что если генерал самолично пилотирует сверхзвуковой аппарат специально для поступающих - это КОМУ-то очень нужно.
   И так как приёмные экзамены у нас принимали гражданские преподаватели, которым не очень-то прикажешь - кому снизить оценку, а кому наоборот, решили проредить отделение до экзаменов, на мед.комиссии… Военврачи  приказам таки поддаются…  Тогда я, конечно, об этом и не подозревал и, прибыв к окулисту, ясно-спокойно смотрел ему в глаза, пока не услышал:
 - А ДНО левого глаза мне не нравится!.. Вы чем-то болели?
 - Глазами?- никогда…
 - Но гриппом то хоть раз болели?..
 - Гриппом... да, болел… давно…
 - Ну вот… и это могло дать осложнение на глаза… Ладно сейчас разберёмся.
   И  он сказал солдатику-ассистенту завязать мне левый глаз, посадить меня перед чёрным ящиком, уткнув в тубус-окуляр…
 - Что видите?
 - Свет от лампы…
 - Сейчас он погаснет, и начнут проступать силуэты самолётов и кольца с разрезами… Как глаз адаптируется: сразу скажите: куда летят самолёты, куда разрезаны кольца…
   Погасла лампа.. щёлкнул секундомер….в сумерках постепенно стали проступать силуэты…
 - Левый самолёт направлен вверх, средний - вправо-вниз… Правый - влево-вверх…
Кольцо верхнее большое разрезано слева, ниже - разрез… вниз… Ещё ниже - влево-вверх… Всё!               
   Щёлкнул секундомер…
 - Всё в пределах нормы. Теперь завяжем правый глаз…
   Опять всё повторилось, НО ЗНАЯ, что подозревают ЛЕВЫЙ глаз, я отвечал только наверняка, когда уверенно видел и силуэты, и разрезы…  Когда секундомер щёлкнул, я стянул повязку:
 - Уложился?!
 - В допустимую норму да, НО! РАЗНИЦА во времени адаптации между правым и левым глазом подтверждает мой диагноз: «Неврит зрительного нерва». Вы НЕ ГОДНЫ к лётному обучению!
 - Доктор! Да вы что?! Да у меня глаза никогда не болели... да я специально тянул время с левым глазом, чтобы наверняка, да я... да мне…
 - Послушайте… Если я вас допущу… Представьте: вы взлетаете… И с задания возвращаетесь с раненым правым глазом. На посадке ваш левый глаз не может определить точное расстояние до земли, и вы разбиваетесь!?! На чьей совести будет ваша гибель?! Моё решение окончательно, можете его обжаловать у председателя мед.комиссии.

   Я ходил, клянчил… хотелось застрелиться… Но мне вернули документы и  вещи… Катастрофа сознания была для меня так разрушительна, что на выходе из училища мне «заплохело»… Да так, что меня с температурой выше 39° уложили в стационар, почему-то в инфекционное отделение к дизентерийным «засранцам»… 
   Внутренне я рыдал весь карантинный период, а судьба продолжала улыбаться: я вернулся в Ленинград ровно первого сентября, когда поступать куда-либо ещё было уже поздно…
   Отца, подполковника милиции, я просил только об одном: найти крутого окулиста!
И он сделал всё, что мог. Отвёз меня в «глазную» поликлинику на Моховой улице … Там мне меряли поле зрения, проверяли ночное видение и вынесли резюме: «С точки зрения зрения - хоть в космонавты!»
На вопрос: «А чего ж… военный… «глазнюк»…?»
Ответили скромно: «Ошибиться могут все. У вас край левого глазного дна чуть расплывчат, но этот ПСЕВДОневрит  на остроту зрения НЕ ВЛИЯЕТ!»
   Не успокоившись, я написал товарищу по аэроклубу, Андрею Валикову, который  в это училище поступил, чтобы подошёл к «глазнику» на предмет совести… Андрей прямо спросил, тот прямо по-военному ответил:
 - Если я его в лицо не узнаю, вспомню, когда увижу его глаз, и забракую СНОВА! Сюда ему лучше и не соваться… Если здоров - пусть поступает в другое училище!
   
   Отец, искренне желая мне добра, предлагал поступать в Высшее училище МВД:
 - Я тебя не буду толкать, ты и сам в милиции полковником станешь раньше, чем в своей авиации!..   
 - Я летать хочу!.. Понимаешь: летать!

   Смирившись с окончанием милицейской династии, отец предлагал мне поступать в Академию Гражданской авиации на Литейном проспекте, но там было - для поступающих после школы - только штурманское отделение, а я рвался исключительно на лётную специальность… Развороты «сараев» - так уничижительно большие самолёты называли истребители - с креном до 40° меня не вдохновляли.. Я же успел в аэроклубе покрутиться вверх задницей и даже умел выводить Як-18й из штопора… А тут - автобус с крыльями…
   
   Хотя позже, потея в высотно компенсирующем костюме и гермошлеме в сорокаградусной жаре кабины после закрытия фонаря на выруливании, я не раз вспоминал белые рубашки лётчиков гражданской авиации, их просторные кабины с кондиционерами и стюардесс, мечтающих угостить пилотов кофе со сливками…
   Ну а в 1970м, видя, что я, игнорируя  все предупреждения, упрямо лезу в атмосферу, Высшие Небеса на меня махнули рукой…
   В 1971-м я засобирался в Качинское училище №1, девизом которого, по словам моего инструктора аэроклуба ДОСААФ тов.Шамарина, когда-то было - «Кача - Школа асов»
 
   Качинское высшее военное училище лётчиков им. Мясникова, которое недалёкие шутники сокращали до «училище лётчиков-мясников», было по моим расчётам где-то под Волгоградом… Поэтому, прибыв на железнодорожный вокзал города-героя, я было сунулся в окно кассы взять билет до Качи, и на вопрос: « Куда-куда??» Удивлённо пояснил: «Туда, где училище лётчиков!» На что получил обескураживающий ответ: «Через вокзальную площадь - трамвайная остановка, там почти все вагоны до Качи…»

   В трамвае меня - с чемоданом, спрашивающего сколько остановок до училища, одна девушка стала расспрашивать - откуда я приехал поступать, и прочее, а потом показала в окно: «Вот твоя остановка… запоминай, мы как раз её проезжаем…»
   Ожидая обратный трамвай, я заценил юмор волгоградских девчонок: сначала надо спрашивать их имя и телефон…

  Так в Качу, её траверз почти сразу виден по самолёту на постаменте, я добрался к вечеру…  Военные с песнями как раз возвращались с ужина. Счастливые… Меня же вместо ужина уже ждал главный сюрприз моего раннего прибытия в училище…
 В казарме «кандеев», так здесь называли кандидатов на поступление, после штаба приёма, где я сдал свои документы, меня повторно регистрировал длинный солдат-очкарик с ВУЗовским ромбиком, той национальности, которую называют «французские цыгане». В СССР после ВУЗа предлагали отдать Родине или 2 года офицером, или 1 год солдатом, мой новый знакомый выбрал вариант «быстрый».

   Записывая мой уже бывший адрес, он улыбнулся: «Узнаю Питер: один дом - пять корпусов..»   
   Естественно, я его сразу зауважал. Он же отвёл меня к койке на 2-м ярусе и солдатику-танкисту, которому я должен теперь подчиняться, как командиру отделения… Не успел я рассовать свои оставшиеся вещички по тумбочке, прозвучала команда: «Взвод, выходи строиться!»
   Все заторопилсь на улицу, я понял, что отныне это касается и меня…
    
   По росту меня в сумерках не равняли, и я скромно стал в последней шеренге.
   Команды «Равняйсь! Смирно!» я знал с уроков физкультуры, но…  что такое «Строевым!..», когда все начинали топать сапогами из всех сил, я, обутый в кеды, не мог понять. Кроме меня была еще пара гражданских лиц, закончивших школу раньше этого года, все остальные «кандеи» были из солдат, матросов и даже двоих десантников. Командир отряда, бравый моряк с нашивками, как позже я узнал, «глав-старшины», призывно рявкнул: «Запевай!», и все дружно, невпопад, начали орать что-то патриотическое… Я телепался сзади и отчаянно жалел, что после поезда не зашёл в кафешку. Сразу замечу: чувство голода мне было обеспечено на ближайших два года. Пока не стали кормить по лётной норме после начала полётов…

   На югах темнеет быстро, в чернильной, после белых ночей, темноте мы допели до места, где все, потопав, резко встали…
   «Вольно! Перекурить, оправиться - разойдись!». Я скромно спросил гражданского соседа: «И куда нас привели?» Он откликнулся: «В сортир,- не видишь что-ли…»
   В темноте и в самом деле белел покрытый известью сарайчик со своеобразным запахом хлорки. Я ужаснулся: И в сортир строем?! Хотел было переспросить: нельзя ли оправляться где-нибудь поближе к казарме? Но мрачные, как мне показалось, лица молча куривших военных «кандеев» не располагали к бесплатным консультациям…
  Через несколько минут мы бодро-весело дотопали до казармы, разошлись, но стоило подняться поближе к кровати, опять проорали: «На вечернюю поверку становись!» Стали читать фамильный список. Каждый, услышав своё, отвечал: «Я»! После некоторых фамилий, была пауза, пока кто-то весело не кричал: «Наряд!» Я решил, что это опоздавшим на проверку сразу накидывают этот наряд, чтобы не опаздывали.
 А дальше начался главный сюрприз знакомства с армией. Бывший танкист, а ныне мой командир отделения, подошёл ко мне, когда я разделся, чтобы уже наконец-то лечь спать и… приказал вымыть полы в коридоре… И это после отбоя… Я и тогда понимал, что это был беспредел: гражданских в наряды ставить было нельзя, но солдатам за год-полтора это мытьё полов надоело ещё в войсках, и они просто ждали «штатских», чтобы поучить «молодых», как их когда-то учили. Ну а тогда этого чёрнопогонника Кумскова хотелось просто размазать: первый разряд по боксу и 20 см преимущества в росте прямо рвались наказать «чморилу»… Но я тихо лёг в койку. Хотя Кумсков упрямо мне гнусавил почти в ухо: «Товарищ кандидат! Я вам приказываю вымыть полы!..  Товарищ, кандидат! Я вам приказываю…»
   Потом вроде исчез, зато появился инженер-каптёрщик и тоном закадычного дружбана пригласил:
 - Серёга, пошли поговорим.
   В каптёрке с интересом взглянув на меня, он задушевно начал с увертюры:
 - Солдаты здесь многие от службы косят, но ты-то сюда вроде по мечте? А?!
   Я молча соглашался…
 - А если Кумсков напишет рапорт о твоём неподчинении, заметь, в первый день твоего пребывания - в Штабе приёма никто разбираться не будет. Сержанты нарушение подтвердят, и тебя завтра же отправят обратно… Ты этого хочешь?
   Я это знакомство с военно-тюремным дебилизмом УЖЕ и не прочь бы прервать, но и возвращаться, понюхав сортир вместо бескрайних просторов неба, не хотелось...
 - Тогда иди и вымой полы. Шваброй это пять минут, а как приедут выпускники,  пахать будут уже они.
  Я вымыл, как для родной мамы… Доложил лично Кумскову, запомнив его на 50 лет. Если жив - обиды больше не держу, если нет - тем более…
  Архангел Михаил только начал испытывать меня для службы в авиации, где самое сложное - отнюдь не в воздухе, а как раз здесь - на паркете казарм и кабинетов.
   
    Больше стрессов, не считая солдатской перловой каши в рационе питания, у меня не было. А когда через пару дней, проходя мед. комиссию, я рванул сначала к окулисту и счастливо прошёл его, то выйдя из кабинета гордо заявил: « Мужики, а я в Качу ПОСТУПИЛ!» Меня не поняли, но я особо и не объяснялся: что ещё могло остановить меня?..
«Кандейство» было не утомительным, тем более здесь на ЦБ(центральной базе) я нашёл своего товарища по аэроклубу Женю Яковлева, который, поступив в 1970-м, летом 71-го заканчивал первый курс. Через него познакомился и ещё с одним земляком - Саней Кольцовым.
   
  Помню суворовца, который навзрыд рыдал после того, как не прошёл барокамеру. Я его пытался утешить тем, что он, будучи обязанным поступать в военные училища, теперь может поступить и в гражданский ВУЗ. А он, глядя на меня сквозь слёзы, твердил, что он с детства - воспитанник музыкального взвода, без казармы не может! Я с состраданием смотрел на него, а он, так же - на меня, не понимающего, какое это счастье: «Ать, два, левой! Левой!..»
 
   После экзаменов полулёгкой сложности мы проходили психоотбор… Об этой селекции будущих пилотяг ходили зловещие слухи.
Но я, как Штирлиц, выведал главные секреты у своих земляков. Успев даже потренироваться, я получил первую группу с плюсом и был обречён на поступление даже с тройками, которых у меня, после Ленинградской школы, не было.
   На психоотборе были разные задания, в том числе и с ударом слабого тока за ошибку, которую ты допускал, а если и не допускал - всё равно удар тока тебя настигал, проверяя на стрессоустойчивость. Кстати, все эти методики себя полностью оправдали: с первой -высшей группой психоотбора- курсанты учились летать быстрее других, в том числе, и круглых отличников…