Последний подвиг ветерана

               

                рассказ - быль

      Однажды в самой середине зимы я  оказался на больничной койке. Мне была сделана не сложная операция, я быстро поправился и готовился к выписке. За время пребывания в больнице довелось увидеть и услышать не мало человеческих историй, по большей части трагических. А судьба одного старика так меня потрясла, что по прошествии нескольких лет не только не забывается, но до сих пор не даёт мне покоя. О нём я и хочу вам поведать.
    Как-то после врачебного обхода сестра привела к нам в палату высокого худощавого, преклонных лет мужчину. Из  под густых черных бровей нас, обитальцев тесной палаты, оглядели тёмные добрые глаза человека, многое повидавшего на своём веку. Поставив возле указанной ему койки не большую сумку, новенький представился: «Иван Васильевич». Каждый из нас назвал своё имя тоже. Расположившись, Иван Васильевич, как это всегда и бывает,  стал расспрашивать нас о больничных порядках, о наших болячках и результатах лечения, о докторах. Кто-то из мужиков спросил и его, с чем  пожаловал. Иван Васильевич немного помолчал,  потом  ответил, что толком ещё и сам не знает. Будут обследовать.
    Три последующих дня Иван Васильевич сдавал различные анализы, прошел  УЗИ и рентгеноскопию, сделал кардиограмму. Посетил кабинеты разных узких специалистов. В субботу выписался мой сосед, и Иван Васильевич перебрался на его место. В понедельник во время обхода врачей, мне было объявлено, что назавтра я выписываюсь, а Ивану Васильевичу велели после обхода явиться в ординаторскую.
       Вернулся Иван Васильевич не скоро. Его морщинистое лицо осунулось, сам он выглядел посуровевшим и расстроенным. Все мы поняли, что разговор с врачами состоялся не из приятных, и ни кто не стал,  ни о чём расспрашивать старика.
     После обеда, во время тихого часа,  Иван Васильевич  неподвижно лежал на спине,  уставившись в потолок. Ближе к семнадцати, времени для свиданий, он вышел в коридор и стоял у окна, пока не появилась высокая уже не молодая женщина и лет двадцати юноша.
      В палате Иван Васильевич, с небольшим пакетом, объявился перед самым ужином. Содержимое пакета он молча переложил в свою тумбочку, спросил меня, что сегодня на ужин. Услышав ответ, попросил предупредить, что на ужин он не пойдёт, перекусит из принесенного дочерью.
    После ужина я прошел в холл к телевизору. А когда началась демонстрация какого-то сериала,  я вернулся в палату. Там находился один Иван Васильевич. Он опять неподвижно лежал на своей кровати. 
   - У вас какие-то проблемы? - Спросил я осторожно.      
   - Проблемы? – оживившись, вопросом на вопрос ответил Иван Васильевич, поворачиваясь в мою сторону. Они, очевидно, одинаковы у всех, кто здесь  находится.
   - Так мы и находимся здесь, чтобы от наших проблем избавиться. Я вот, например, завтра уезжаю домой. От своей болячки, кажется, избавился. Но вы правы. У многих мужиков проблемы серьёзные.
  - Мне  уже восемьдесят один. Так и так пребывать на этом свете осталось не долго. По молодости не единожды приходилось прощаться с жизнью, а сейчас что? Вот сказали мне сегодня доктора, что если не делать операцию протяну два, от силы три месяца. Не больше. Операция сложная, а здоровьишко уже слабое. Могу не выдержать. А надо, обязательно надо протянуть хотя бы с полгода, – как-то по деловому, рассудительно сказал Иван Васильевич и его добрые, стариковские глаза, глянули мне в самую мою душу.
    Я, было, собрался сказать что-то  собеседнику, но Иван Васильевич, мягко и тактично упредил меня и продолжил:
    -Старшая дочь живёт одна. Её сынишка заканчивает платное отделение института. Этим летом уже диплом. С завода дочь сократили. Пол года получала по безработице. Сейчас устроилась на три тыщи. Как жить? Вся надежда на мою пенсию. Я ведь участник войны. Получаю более шести тысяч. А если я помру? Внуку придётся бросать учёбу. За последний семестр ещё ж не платили. Вот я и ломаю голову – как быть.  Помирать-то всё равно когда. А надо во что бы то ни стало месяцев пять - шесть протянуть. Получит Димка диплом, пойдёт работать, там уж как-нибудь проживут. А ты подумал, что я диагноза испугался?
   - Так я ж не знал всех ваших обстоятельств. Вижу - переживаете. Все тут при поступлении переживают. Дело-то серьёзное, – ответил я.
   - Это так. Я тебя понимаю. На фронте, уже и не помню сколько раз, прощался с жизнью. Только в Сталинграде дважды. Первый раз дело было, когда рядовым сорок пятой дивизии переправлялся через Волгу. Очень много ребят из нашего полка тогда погибло! Плыли на баржах и на не больших катерах. Обстрел был такой, что вода, казалось, кипит. Как я тогда уцелел, не знаю. Снаряд  большого калибра накрыл нашу баржу уже у правого берега. Я очнулся от холодной воды, стал барахтаться и неожиданно ощутил под ногами землю. Обрадовался. Рванул на берег. На другой день, под шквальным огнём пришлось идти в атаку. Надо было отбросить немцев хотя бы метров на сто. Они накануне вклинились в нашу оборону, закрепились почти на расстоянии броска гранаты.
   - Отбросили? – спросил я.
   - Не знаю. Меня ранило. Очнулся в полевом госпитале. Прямо там сделали операцию. Долечивался в Саратове. После госпиталя снова на фронт. Попал в механизированную бригаду.  На фронте, практически, в любой день можно было погибнуть. Мы ж всегда на главном направлении, постоянно в самом пекле.
    После войны меня постоянно беспокоил кишечник. В Сталинграде я ведь был ранен в живот. Врачи предложили делать  операцию. Как и сейчас, сказали прямо, что операция сложная, рискованная. Мне к тому времени уже изрядно надоело таскаться по больницам, и я согласился. Жена покойница согласия не давала, как и дочь теперича. Но решать-то мне. Тот раз всё прошло прекрасно. До семидесяти работал на заводе. А сейчас всё сложнее. Понимаешь, какая ситуация? Если после операции слягу, ухаживать-то за мной придётся дочери. Значит, её мнение надо учитывать. Не делать операцию – внук не закончит институт. Кто ж ему поможет кроме меня? Вот тебе и задачка.
     Закончилось кино, по коридору зашаркали, расходясь  по палатам, больные. Наши соседи стали готовиться ко сну. Мы с Иваном Васильевичем, не сговариваясь,  развернулись головами в угол, разобрали кровати, легли поближе друг к другу и тихонько продолжили наш разговор. Один случай из военной биографии Ивана Васильевича сменялся другим. Вспоминал он уцелевших и погибших боевых товарищей, трудности и радости окопной жизни, безграничную радость окончания войны и возвращения домой, трудности первых послевоенных лет.
    Так за рассказами Ивана Васильевича, незаметно и прошла та памятная мне ночь. Поутру мой сосед чисто выбрился, с какой-то особой аккуратностью заправил кровать, навёл порядок в тумбочке. А когда сестра попросила всех приготовиться к утреннему обходу, Иван Васильевич мельком взглянул в маленькое карманное зеркальце, поправил ладонью волосы и молодцевато вышел из палаты. Вернулся  он через  несколько минут. Вид у старика был таким, словно ему сообщили какую-то очень приятную весть. Обрадованный его хорошим настроением, как только тот подошел к своей кровати, я  спросил:
   - Вас чем-то обрадовал доктор?
     Иван Васильевич присел ко мне на кровать и почти шепотом ответил:
    - Я дал согласие на операцию. Спасибо тебе. Ты мне здорово помог.
    - Как помог? Чем? – изумлённо произнёс я.
    - Понимаешь? Во-первых, я не маялся всю ночь в размышлениях. А главное, сегодня я как будто  пролистал всю свою жизнь, и в результате у меня легко и просто созрело решение – операцию я запросто перенесу. Видали в жизни и не такое. Завтра, сказали, сделают.
     К вечеру следующего дня я позвонил в  клинику. Наша всеобщая любимица Наташа, поведала мне, что операцию Иван Васильевич перенёс молодцом. Пока в реанимации, его состояние тревоги не вызывает.
    Несколько раз я звонил Ивану Васильевичу домой. Ко дню победы он уже выходил на прогулки, а летом несколько месяцев жил на даче. На следующее лето, к сожалению, его не стало.
                2007г.